Странники

      Когда ищешь пути побега, готов перепрыгнуть даже через высокую колючую проволоку, даже если заведомо обречён на провал. Леон понимал это и всё равно сбежал из комнаты, как только тусклые прямые лучи пробрались сквозь щели штор. У него не было никакого желания объясняться и слушать сопереживающие речи. На завтрак он заявляться не планировал, прихватил у шныряющих по коридорам дворца фейри кувшин с медовой водой и пару спелых груш и разлёгся на лавке с отцовским дневником в примеченной прошлым вечером удалённой беседке. Здесь единственными его спутниками оказались пасущиеся на лужайке лани. Те нисколько не боялись незнакомца, чавкали зелёной травой и изредка бросали любопытный взгляд чёрных бусин в оправе из густых ресниц.       Леон опустил дневник на колени и утомлённо потёр веки. Он столько раз читал его, столько раз разбирал размытые временем закорючки на пожелтевшей бумаге, однако постоянно чувствовал, что что-то упускает из виду. Это был лишь обычный исследовательский дневник, ничего личного. Ни одного пророненного вскользь ласкового предложения о нём или Алексис Самаэлис, ни душевных воспоминаний о друзьях, никаких терзаний и сомнений, только голые факты и предположения. Знал ли отец, как ошибочны его суждения о порядочности богов, а если знал, то почему так стремился занять их сторону?       От нервных раздумий у Леона даже в горле засвербело. Он промочил глотку нагло украденным медовым напитком и поморщился – слишком сладко, но лучше, чем иссыхать от жажды, да и всяко приятнее компотов в пансионе. Нет, компоты миссис Биккель всегда были вкусные, но именно те, что подавали в столовой, были водянистые и пресные. Порой, когда случайному пансионеру попадалась сочная ягода в стакане, другие с завистью косились, а особенно смелые даже предлагали обменять её на сладкую булку, лишь бы не пить разбавленную водой бурду.       Леон затряс головой, отбрасывая ностальгичные мысли. И с чего он вдруг вспомнил о тех днях? Может, скучал по тому времени, когда ничего не знал, когда его жизнь не висела на волоске, а его единственной проблемой было не получить по шее от мадам Тулле?       Обтерев грушу о ткань рубахи, он надкусил плоть и облизнул губы от брызнувшего сока. Сладкая, с тянущей кислинкой, такую в Англии не попробуешь. И, подняв дневник с колен, вновь стал вчитываться в страницы. Высшая энрийская речь уже давалась ему легче, он свободно разбирал целые предложения, но некоторые слова всё ещё не поддавались переводу. Хорошо, что хоть говорить на нём не было нужды, а то Леон бы вмиг покрылся красными пятнами от шеи до самого лба. Вот Викери другое дело – тот и говорил на любом языке изящно, словно тот был его родным, и читал без запинки, даже писал без ошибок, – а Леон… Он даже слово «истина» на энрийском говорил так, словно собирался харкнуть в лицо собеседнику.       Леон усмехнулся своим мыслям. Было в них что-то наивное и детское, с тенью малой зависти и даже иронией. Как говорится, куда хотел, туда и попал, а дальше уж сам разбираться изволь. Лучше надо было желания формулировать. А что в его желаниях было не так? Отца ведь нашёл, хоть и не так, как представлял, тайну родительских исследований открыл, только жаль, что о матери ничего не узнал. Может, её и вовсе в живых уже нет? С такой мыслью Леон смирился ещё пару лет назад, потому и не сильно расстраивался.       Пришлось отвлечься, так как шуршание листвы кустов привлекло внимание завтракающих ланей и те принялись настороженно и чуть любопытно гарцевать по лужайке. Послышались возмущённые айканья, шипения, всхлипы, и наконец, ветки раздвинулись. По одной только рыжей макушке, заигравшей в лучах солнца алым заревом, Леон признал Викери. Подталкиваемый в спину настойчивыми ладошками Николь, тот не удержал равновесие, запнулся и плюхнулся на траву, распугав оленей. А следом за ними из кустов с хихиканьем выползла Джоанна.       – Говорил же, что он от нас скрывается! – потёр ушибленную ладонь Вик. – Вон в какие дебри залез!       – А вот и неправда, – хохотнул Леон и спустил ноги с лавки. – А вы что, прям так, через кусты? Тропинку здесь для оленей, что ли, сделали?       – Хорошо, что ты хотя бы осознаёшь, к какому виду животных относишься, – улыбнулся друг, но тут же подавил веселье. Лицо его сделалось наигранно хмурым, неестественным. – Какой дьявол тебя сюда потащил? Завтрак пропустил, а там Заган такие истории занимательные рассказывал…       – Да так, почитать захотелось, подумать, – помахал дневником отца Леон. – А вы зачем тут?       – Беспокоились, – честно ответила Николь и, подобрав полы длинного платья, запрыгнула на лавку и покачала серебряными туфельками. Даже тут она умудрялась не касаться носками пола беседки.       – Напрасно. Всё у меня в порядке.       – Вот же выхухоль мохнатая, – с издёвкой бросила Джоанна и резким движением надавила на голову Леона, взлохмачивая и без того находящиеся в беспорядке волосы. – Ты бы себя вчера со стороны видел! Я чуть душу Самигине задаром не отдала! А Заган, плут божественный, нас даже к тебе не пустил, даже одним глазком взглянуть не дал. Всё о покое болтал.       Леон, впрочем, понимал почему. Наверняка тот тоже уже был в курсе его ситуации, оставалось только понять, рассказал ли он всё своему сыну или решил наблюдать за этим театром со стороны. Но на всякий случай Леон изобразил удивление.       – Как не пустил? Но ведь Рэйден же был...       – Да этот упрямец бы стену проломил насквозь, чтобы к тебе подобраться, – пожала плечами бессфера и печально опустила голову, разглядывая мелкие трещины в каменном полу. – Так ведь он в отчаянии был, как загнанный зверь метался.       – Было бы из-за чего, – потёр макушку Леон. – Всего лишь прошлое вспомнил. Всем однажды пройти через это придётся.       – В том то и дело, Леон, – подсел рядом Викери. – Ты первый из нас, кто прошлое ипостаси вспоминать начинает и к божественности приближается. Страшно всё это. Тебя увидели, так всё желание отпало.       – И что, сдаться решил?       – Нет, конечно, но не по себе от этого. Кто знает, чем для нас это обернётся.       «Ну, видеть свою ипостась не начнёте, и то хорошо», – подумалось Леону, но, чтобы развеять осевшую на ребятах грусть, сменил тему:       – Говоришь, что Заган там истории всякие рассказывает… Может, всё-таки и стоит к нему наведаться. Утром я клинок в сумке не нашёл, надо бы расспросить.       – Так это, забрал он его, – ответил Вик, но от Леона не укрылось, как запылали его уши от собственных мыслей.       – И зачем? – протянул гласные Леон, решив окончательно вывести того на чистую воду.       – Ну, что-то там про подарок говорил… и про свадьбу… и про невестку, – с каждым словом Викери строил всё более возмущённое лицо, но уши его уже раскалились до красноты.       – Хочет, чтобы фейри сделали для него ножны в качестве свадебного подарка для вас с Рэйденом. Чтобы его невестка не смогла себя им поранить, – не брезгуя подробностями, процитировала Джоанна.       – Да где ж это видано, чтобы юношу невесткой называли! – подскочил Викери. – Оскорбительно всё это! Словно за девушку держит!       – А ты-то чего бесишься? Это Леону негодовать положено, а ты кричишь, словно это тебя в свадебное платье утягивать собрались, – недоумевала Джоанна.       Леон и Николь расхохотались, видя, как стыдливо втянул голову в плечи Викери.       – И вправду… А ты чего такой спокойный? Неужто совсем не раздражает? – опомнился он.       Леон неопределённо пожал плечами. Даже если бы он знал, всё равно не сказал бы правды, но только чувствовалась в этом какая-то уверенность, стабильность, которой ему так не хватало. Да и ожидал он чего-то подобного. Раздражало порой, когда шутить начинали всем скопом, но после сплетен Адэра удивление сошло на нет.       – А что плохого? – подыграл он, и Викери позабыл, что рот следует закрывать, чтобы всякая летающая живность не забралась. – Я и так на содержании. Мне ли жаловаться? Ну подумаешь, разок унижусь, надев женское платье, и так унижение большую часть жизни терпел, ничего ведь не изменится.       – Мой Леон так бы не сказал! – плюхнулся обратно на лавку Викери, обиженно сжимая ладонями щёки.       – Твой Леон? – хихикнула Николь. – Только при Рэйдене этого не говори, а то отправит свадебное платье на себе выгуливать и корсет потуже затянет, чтобы дышать разучился. Ты нам ещё живым нужен.       Викери неуютно поёжился, представив сиё неприглядное зрелище.       – Нам? – изогнула бровь Джоанна. – Или под этим словом ты себя в виду имеешь?       – Может, и имею, – надулась Николь.       – Может? – продолжила донимать Джоанна, уже не сдерживая ехидство за зубами.       – Может? – с удивлением вторил Викери.       – Да может-может! – закатила глаза Николь. – Чего удивляетесь? Если бы не он, куковали бы мы по-прежнему в пансионе.       Викери смущённо стал лепетать оправдания, мол, не много-то он и сделал, но Николь ни в какую не принимала, на каждое его слово два других добавляла и сверху решительным взглядом подпинывала, чтоб неповадно было свои заслуги занижать.       – Наверное, стоит сказать Загану, что свадебное платье понадобится не мне, а Николь? – наблюдая за перебранкой, протянул Леон и покосился на едва сдерживающую смех Джоанну.       Викери и Николь замолчали, устремив друг на друга разгорячённые в споре взгляды, а потом так же синхронно повернулись к Леону.       – Что? – и даже голоса у обоих подскочили почти одновременно на тон.       Но Леон подёрнул плечами, делая вид, будто не говорил ничего подобного, но ситуацию выдала Джоанна. Она так упорно пыталась сдержать гогот, что её лицо стало походить на раздутый красный шар. В конечном итоге шар лопнул. Джоанна с хохотом согнулась пополам, так что её надрывный смех перепугал только недавно успокоившихся ланей. Те бросились врассыпную и лишь чуть поодаль, на соседней лужайке, вновь принялись за завтрак. В чёрных глазах так и читалось: «Надо держаться подальше от этих двуногих». А Джоанна так и не перестала смеяться, даже хрюкнула, но тут же удивлённо прикрыла рот рукой, оглядела ребят, и её вновь захватила непонятная им смешинка. Смех, стоило сказать, у неё был заразительный. Все друзья стали смеяться не сколько с ситуации, сколько со звука, что напоминал трение тряпки о стекло.       – Ну что, пойдём? – мгновенно взяла себя в руки Джоанна и сощуренными глазами обвела ребят. – Или, может, желаете продолжить? Я ведь и ещё могу! Но, правда, тогда пропустим ритуал возвращения божественности Рэйдена, но он не в обиде будет.       – Уже? – вытянул губы в удивлении Леон. – Разве Заган не желал его провести лишь через пару дней?       – Передумал, – ответила Николь. – Отчасти поэтому мы тебя и искали. Решили, тебе интересно будет.       – А как же! Конечно интересно, пошли скорее!       Леон бросил несъеденную грушу оленям, подхватил в одну руку недопитый кувшин и, сунув подмышку дневник, поплёлся обратно к дворцу. Кувшин вскоре у него всё равно отобрали: Викери с Джоанной решили, что напитку самое место в желудке.       Они так долго были под гнётом навалившихся проблем, что теперь нашли отдушину в нелепых выходках и смехе. Даже привитые им манеры и сдержанность куда-то исчезли. Шагая вдоль аллеи, они пихались, дурачились, как малые дети. Викери, схватив Леона за шею, принялся тереть костяшками по его макушке, мстя за пережитое вчерашнее, а Николь, желая спасти извивающего друга, прыгнула Викери на спину и повисла, громко хохоча. Она ожидала, что тот растеряется или смутится, но не тут-то было. Викери подхватил её под колени и, устроив поудобнее на спине, помчался по дорожке, рискованно наклоняя на поворотах, отчего юная Аверлин взвизгивала и прижималась сильнее.       – Эй, я тоже хочу! – вскрикнула Джоанна и прыгнула на спину не ожидавшего Леона. Он едва успел перехватить её, прежде чем они оба уткнулись бы носом в каменную кладку.       Но отказывать дамам в развлечении непозволительно. Леон перехватил бессферу покрепче и помчался с Викери наперегонки. Лунные ворота вскоре встретили своего победителя: Викери, ликующе вопя, прорвался сквозь них и, окрылённый победой, закружил Николь.       Леон ворвался полуминутой позже и повалился на лужайку вместе с Джоанной. Он уже на половине дороги выдохся, всё-таки Джоанна была крупнее и тяжелее Николь.       – Плохая из тебя лошадь, – пробурчала Джоанна, поднимаясь с травы.       – Какая есть, – тяжело выдохнул Леон.       Джоанна подала ему руку и рывком подняла на ноги, но вдруг замерла и поглядела куда-то в сторону.       – Слышите? – настороженно поинтересовалась она. – Там кто-то ругается.       Ребята переглянулись и медленно последовали за бессферой в кусты. Двигаться старались бесшумно, осторожно раздвигали ветки, но чем ближе проходили в лабиринт сада, тем очевиднее становились голоса.       Они присели на корточки, вглядываясь сквозь листву в две беседующие фигуры. Те притаились у горной стены, что укрывала обитель Загана, и явно были недовольны обществом друг друга.       – Ты совсем сдурел? – прорычал один из голосов, да так громко, что сидящие на деревьях птицы испуганно захлопали крыльями. – Я, конечно, знал, что с разумом не дружишь, но чтоб настолько… Слушай, может, вместе с глазом я тебе и часть мозга вырвал? Ну, хочешь верну, а? Может, хоть тогда ты поймёшь, насколько глупо это всё звучит!       Рэйден ощутил подкатившее раздражение. Брови хмуро сползли к переносице, подчёркивая острый лёд в потемневшем глазу.       – Я в своём уме. У нас нет иного выбора, Малле. Если не рискнём, то… – и понизил голос, с подозрением озираясь по сторонам.       – Меня напрягает твоё доверие, – буркнул Малле. – Я один раз уже тебя предал, так с чего ты решил, что я не поступлю так снова?       – Не доверяю, но хочу верить, что в тебе ещё осталось что-то от прежнего мужества. Ты ведь и сам должен понимать наше положение…       Дальше они заговорили почти шёпотом. Они долгое время спорили, даже казалось, что подерутся, судя по искажённому негодованием лицу Малле – у того на бледной даже выступили пятна, – но то, что сказал ему Рэйден дальше, окончательно высвободило эмоции Греха.       – Вот же сука!       Малле со всей силы пнул лежащий на траве камень, и тот вонзился пулей в ствол дерева и застрял в коре. Но и на этом гнев не улетучился. Алчность принялся бродить кругами, сбивая ботинками траву, и неразборчиво рычать. Казалось, что, прикрываясь гневным бурчанием, он всерьёз раздумывал над словами Рэйдена. Поуспокоившись, он взлохматил пятернёй смольные волосы и поглядел на даймона с недоверчивым прищуром.       – Ты уверен? – спросил он и тут же равнодушно фыркнул: – Я спрашиваю не потому что мне есть до этого дело, а потому что хочу быть уверен, что ты правда осознаёшь серьёзность своего предложения.       – Я абсолютно серьёзен, – уверил Рэйден.       Малле отвернулся и поморщил нос – явно был не рад, – и всё же кивнул.       – Мне терять нечего, но тебе-то есть…       – С каких пор тебя волнует, что я потеряю? – Губы Рэйдена сжались в злобной усмешке.       – И правда, мне плевать, – отмахнулся Малле. – Будь по-твоему. Хоть я и считаю эту идею абсурдной до безобразия, она по-своему гениальна. Даже жаль, что клятва не даёт нам больше быть друзьями, из нас вышел бы прекрасный дуэт двинутых на голову.       – Говори за себя. Из нас двоих двинутый именно ты.       Малле хохотнул, поймав себя на понятной только ему одному мысли, развернулся на пятках, вдавливая каблуки в рыхлую землю, и неспешно зашагал прочь. Проходя мимо кустов, в которых затаились ребята, он бросил взгляд на густую зелень и усмехнулся. Хотелось верить, что он не увидел их, но даже если и видел, то выдавать чужое присутствие не стал.       – Эй, Кассерген, – невзначай бросил он уходящему в другую сторону Рэйдену, – как насчёт того, чтобы позволить мне поухаживать за твоей сестрой, раз уж я оказал тебе услугу?       – Только через мой труп! – рявкнул Рэйден.       – Через твой труп, значит? Ну как знаешь, – неоднозначно улыбнулся Малле и скрылся в тенистой аллее.       Стоило даймону и Греху уйти, как Джоанна тут же выскочила из укрытия.       – Вот же Самигинина тьма! – Она насупилась. – И хватает же наглости такое Рэйдену говорить. Совсем совести нет!       – Не в совести дело, – выпрямилась Николь и покрутила затёкшей стопой. – Наверное, хотел Рэйдена из себя вывести. Не стоит уделять этому столько внимания…       – Поухаживать он захотел… Ха! Пусть только подойдёт, я ему живот вилкой вскрою, – прорычала Джоанна, и ветка куста, сжатая в руке, жалобно хрустнула, прочувствовав всю злость бессферы на себе.       – Меня больше волнует другое, – потёр подбородок Викери, – когда они стали настолько близки, чтобы о чём-то договариваться?       – Может, когда по пьяни один гамак решили разделить? – на полном серьёзе ответил Леон.       Они с Викери обменялись взглядами и разразились смехом, в то время как Николь и Джоанна смотрели на них с полным отсутствием понимания. Они не говорили им о случившемся на корабле, да и подходящего случая не подворачивалось, а теперь нашли в этой недосказанности какую-то забаву. Было по-мальчишески приятно любоваться их хмурыми бровками, как уголок губы Джоанны нервно подёргивается вместе с щекой, а Николь фырчит и дует розовые губы. Но когда их смех стал затягиваться, а девочки злиться, Джоанна схватила обоих за шиворот и вздёрнула, и уже стало не так весело, когда воротник вдавился удавкой в шею.       – Ну всё, осточертели, а ну брысь! – и толкнула обоих в спину.