Странники

      В величественной обители Мастера Валюты стояла непривычная тишина. Зал, в котором обычно по вечерам звучали музыка и смех танцующих фейри, теперь казался холодным и несколько мрачным даже при всём своём обрамлении из золота и камней. Только мерные шаги разбивали вдребезги эту тишину. Заган ходил вокруг круглого бассейна в центре зала с заведёнными за спину руками и изредка бросал взгляд на подсвеченную из глубины гладь воды, на которой плавали розовые почти прозрачные лепестки. Они покорно покачивались в голубом свечении, когда очередной лепесток, упавший с цветущего рядом с бассейном дерева, покрывал рябью спокойную воду.       Заган знал, как ему нравится это дерево, помнил, как он любил сидеть на краю этого бассейна, спустив ноги в прохладную воду и невнятно напевая какой-то мотив, как вздрагивал, когда Высший бог имел неосторожность подойти ближе и напомнить о своём присутствии.       Прислонившись к кривому тонкому стволу, Заган прикрыл глаза и вдохнул аромат. Он звучал на каждом его чувстве тяжёлой нотой, словно кто-то намеренно ударил по клавишам пианино, а потом резко захлопнул крышку. Он сотни раз хотел избавиться от этого дерева, вырвать его с корнями, что ползли вглубь воды толстыми цепочками, но так и не смог этого сделать.       – Почему ты здесь? Разве ты не должен навёрстывать упущенное со своим сыном? – поинтересовался усталый голос.       Заган лениво приоткрыл веки. Вепар глядел на него равнодушно, впрочем, как и всегда. Заган давно привык к этому. Уткнув острый подбородок в сложенные на бортике руки, он надеялся услышать ответ, но что он мог ему ответить? Конечно, он ждал его, разве могло быть иначе? Он всегда его ждал, тысячи лет ждал, и сейчас не было исключением.       Быстрый оценивающий взгляд пробежался по обнажённой до пояса фигуре. Стекающие по бледной коже капли сводили с ума своим соблазнительным блеском, а его чёрные длинные волосы... Они были прекрасны в переливе проникающих сквозь окна лучей. Они расплывались по воде шёлковыми нитями, изгибались тонкими змейками, и Заган чувствовал, как их очарование впивается в него ядовитыми клыками.       Видя его красноречивый вспыхнувший золотым ажуром взгляд, Вепар немного коварно улыбнулся и хлопнул чёрным хвостом по воде. Именно эти хищные клыки, что выступали в ряду ровных зубов, так и норовили вонзиться. Откинув вздорные мысли, Заган ответил, стараясь выглядеть как можно более непоколебимо:       – Ему сейчас не до меня, – покачал головой, но всё же честно добавил: – К тому же почему бы мне не быть здесь? Всё-таки это моя обитель, а своих гостей я предпочитаю встречать лично.       – Точно, я ведь гость, – лукаво протянул Вепар, словно слова Загана заставили его об этом вспомнить.       Подтянув себя на руках, он уселся на борт бассейна, смахнул капли с серой кожи и провёл острым ногтем по чешуйчатому бедру. Острая чешуя вросла внутрь, а раздвоившийся хвост приобрёл очертания человеческих ног. Вепар вытянул их, размял, проверяя, не атрофировались ли они за месяцы в неявских пучинах, и вновь поглядел на Мастера Валюты.       – Оставишь меня сидеть так или подашь одежду? – с издёвкой вопросил он и изогнул бровь.       Будь возможна такая воля, Заган бы только так и заставил его ходить, чтобы радовать себя видом обнажённого тела, но собственническая жилка не позволила бы. Бросив бесстыдный взгляд на оголённые бёдра, он обломал ветвь дерева вместе с розовыми цветами, и та в его руках расползлась мягкой тканью.       – Спасибо, – бросил Вепар, когда Заган накинул самодельный халат ему на плечи. Он закутался в него, и Заган мысленно взвыл, раздосадованный тем, что ему не дали чуть больше времени насладиться. А Вепар, словно, не замечая блеклости в позолоте глаз, продолжил: – Значит, он всё-таки решился?       – О ком ты?       – О Данталионе, – так же спокойно пояснил Владыка Вод.       Заган передёрнул плечами.       – Зависит от того, что ты подразумеваешь под «решился». Если речь о противостоянии Дардариэль, то нисколько.       – Но как же? Он ведь возжелал вернуть себе полную силу божества...       – Дардариэль сейчас его волнует меньше всего. Этот упрямец желает бороться с самой смертью, чтобы защитить своего анхеле.       – Кого-то мне это напоминает... – хитро протянул Вепар. – Тебе не нравится, что сын похож на тебя больше, чем ты бы того хотел?       – Я никогда не давал никому клятву, – напомнил Заган.       – Но очень желал, – с той же ухмылкой ответил Вепар и провёл длинным ногтем по изгибу челюсти Высшего бога.       Именно эта черта в характере Владыки Вод порой раздражала Загана – желание преподносить всё так, будто это было игрой, – но сам же иногда поддавался искушению подыграть. Однако сейчас Заган был серьёзен. Он потерял своего старшего сына Барбатоса в день падения небес, его дочь водрузила на себя титул убийцы и мстителя, а теперь и Данталион... Неужели всем его детям уготованы столь непростые судьбы?       – Так зачем ты здесь? – поинтересовался Заган.       Он уже рефлекторно подал Вепару руку и придержал за талию, когда тот неловко покачнулся, сделав первые шаги на своих человеческих ногах. Явно отвык от них.       – Разве я не могу навестить старого друга? – поднял на него глаза Вепар. – К тому же будет неправильно пропустить день, когда помимо нас на небе засияет звезда прежнего божества.       – Жаль, а хотелось верить, что ты здесь из-за меня, – шутливо отозвался Заган.       – Верить никто тебе не запрещает, – пожал плечами Вепар. – Когда они придут?       Заган поднял глаза и вгляделся в стеклянный купол потолка, за которым расползлось золотыми нитями по небу солнце.       – Сейчас, – уверенно заявил он.       Вепар скептично изогнул бровь. Либо Мастер Валюты был излишне самоуверен, либо действительно чувствовал каждый чужой шаг в своей обители. Но так или иначе он оказался прав. Уже через минуту двери распахнулись, пропуская в зал гостей. Но заметив хозяина, обнимающего за талию какого-то мужчину, те застыли и смущённо отвернулись – не ожидали застать его в чьей-то компании, особенно когда один из них был почти обнажён.       – Ты мог бы предупредить раньше! – прошипел Вепар и принялся затягивать пояс халата.       – Зачем? – расхохотался Заган. – Так ведь интереснее.       – Вепар? – удивлённо вскинул брови Леон. – Какими судьбами?       – Одной и той же с вами, – отмахнулся Владыка Вод. – У сирен любовное помешательство началось, вот и сбежал сюда, чтобы поглядеть на возвращение божественности Данталиона.       – Использовал меня как повод? – усмехнулся Рэйден и первым подошёл к Вепару для рукопожатия.       – Как стратегическое отступление, – поправил Высший бог.       – А здесь как очутился? Глаз Миров или же?..       Но Вепар договорил за ним:       – Приплыл, – он отошёл в сторону, давая понять, что вот он – путь от Неяви в Инмин ан Веле – за его спиной.       – Мастер Заган вам целый туннель в свои владения отстроил? – удивился Викери и подозрительно покосился на парочку Высших богов. – Нет, я не удивлён! Нисколько! И знать не желаю!       Вепар равнодушно пожал плечами. Он и не собирался отвечать, а вот Заган уже раскрыл рот, чтобы извергнуть очередную двусмысленную шутку, но увидев бурлящую чернь в глазах Владыки Вод, снова закрыл.       – А тебе бы никто честно и не ответил, – закончил мысль за Высших богов Рэйден.       – Готов? – спросил Заган и с отцовской заботой погладил сына по плечу. – Возвращение божественности – процесс неприятный.       – Так и отринуть её было делом непростым, – покачал головой даймон.       – Тогда ты знаешь, что нужно делать.       Рэйден молча кивнул. Чтобы создать амон, Загану пришлось отнять часть его жизненной силы, обратить в пепел частичку его плоти и крови, а теперь придётся всё это вернуть. Он отчётливо помнил ту боль – будто ломает кости и выворачивает наизнанку, как каждый дюйм кожи пожирает агония.       Рэйден поднял руку, взывая к амону. Тонкая карта воспарила, ослепляя своим сиянием, словно звезда, что предчувствовала свою кончину. Пальцы Загана осторожно коснулись амона, поглаживая серебристый узор.       – Маš pula gelareto, cevro muro äntâĺto¹, – проговорил он.       Амон задрожал, и на его поверхности проявились алые письмена – печать Загана. Но нежность голоса внезапно приобрела уверенную сталь.       – Ustoĺma².       Красные письмена вспыхнули и развеялись дымкой, отпуская амон из своих оков.       Стоило Рэйдену подойти к краю бассейна, как воспоминания встрепенули старый страх. Он глубоко вздохнул, чтобы перебороть дрожь, и принялся стягивать рубашку. Ткань с шелестом упала к ногам, и даймон опустился в светящиеся воды по пояс. Ледяная вода сковала по рукам и ногам, но он упрямо заставлял себя идти в самый центр.       – Начинай, – скомандовал Рэйден, крепко сжав челюсти, чтобы не было видно, как стучат его зубы.       Заган сложил охваченные рунами руки. Следуя его немому приказу, цветущее древо оживилось и пустило корни по воде. Те крепкими цепями оплелись вокруг рук Рэйдена, растягивая в стороны, и сжались вокруг талии. Жёсткая мокрая древесина царапала кожу.       – Это необходимо? – обеспокоенная Николь потянула Загана за рукав.       – Даже больше, чем ты можешь подумать, дорогая, – с сочувствием ответил Мастер Валюты. – Без этого он не сможет стерпеть боль от слияния, а если вырвется, то заточённая в амоне энергия не сможет вернуться к нему и растворится в эфире мира, где и была взята. – Он нервно потёр руки и после недолгого молчания добавил: – Нельзя просто отказаться от дара Создателя и Небесной матери, за этим обязательно последует их немилость.       – Если ты не начнёшь прямо сейчас, я тут подохну! – взревел Рэйден, натягивая корни.       – Даже если бы очень захотел, всё равно не смог бы, – повёл плечами Заган, но видя, как закипает гнев в сыне, примирительно поднял руки: – Хорошо-хорошо! Только не смотри на меня так!       Он стал что-то неразборчиво шептать на высшей энрийской речи. Амон взметнулся в воздух и завис над водой. Свечение разрывало его на части. Он метался, бился, гнулся, словно испытывал живую боль, а потом распался на пепел, из которого был создан. Багряные кусочки закружились и мирно осели на водной глади, расплываясь пятнами. Кровавые ветви расползлись по воде и потянулись к Рэйдену, ударяя в грудь нестерпимой болью. Даймон покрепче стиснул зубы. Ощущалось так, будто его уже с десяток раз пырнули ножом в одно и то же место. Мышцы напряглись как стальные жгуты, и корни дерева затрещали, когда тот сломился под натиском этой боли.       Он больше не мог удерживать свой нынешний облик: медленно каждая его прядь уподобилась лунному сиянию, и только концы ещё хранили темноту. Он видел своё отражение: искажённое страхом, болью и яростью лицо. Алые разводы подползли ближе. Они, словно путы, пустились по его телу, обвязывая бледную кожу жгучим узором.       Дышать стало невыносимо. Рэйден откинул голову и схватил губами воздух, кажущийся невыносимо горячим. Когда очередная кровавая нить пронзила тело, он не сдержал рыка, рванул корни с такой силой, что те едва не оборвались, но к ним тут же присоединились новые и пустились виться по рукам до самых плеч.       – Не сопротивляйся, Данталион, – с укоризной произнёс Вепар.       – Встань на моё место, а потом указывай! – рявкнул Рэйден, вонзая ледяное сияние глаза во Владыку Вод.       – Мне хватило благоразумия не совершать глупость, какую совершил ты, – нахмурился Высший бог, – так что не сопротивляйся пути, который сам избрал.       Рэйден не смог ничего ответить, но не потому что не нашёл верных слов, а потому что его вновь скривило. Тело согнулось в пугающе неестественной позе, и надрывный крик пронзил высокие своды зала.       Ребята вздрогнули и отступили назад. Взгляд Рэйдена, казалось, совсем утратил ясность, в нём была лишь леденящая душу метель. Он метался, пытался оборвать древесные путы, словно безумец. А кровавые разводы всё сильнее обжигали, проникая под кожу.       – Святые боги, – ахнула Николь с испуганными глазами, на ресницах которых уже заблестели слёзы.       Она на ощупь нашла руку Викери и сжала так крепко, что тот скривился. Леону тоже было страшно, но он не мог заставить себя отвернуться или взять кого-то за руку, как это сделала Николь. Он видел, как стоящая рядом Джоанна прижалась плечом к Вепару, который с успокаивающей лаской стал гладить её по волосам. От Высшего бога он не ожидал подобной нежности к бессфере, но втайне завидовал, потому что остался единственным, кто переживал этот ужас в одиночку и смотрел, как дорогой ему человек пытается ради них принять сущность, которую не желал возвращать.       – Есть ли способ облегчить его страдания? – Леон поравнялся с Заганом, что также не сводил взволнованного взгляда с сына.       – Будь у нас вода из источника богов, которой владела Кроцелл, всё было бы легче, – тяжко вздохнул он.       Леон заставил себя вновь посмотреть на Рэйдена. Небесные руны на его теле сияли так ярко, что их свет был заметен даже под водой. Он рычал, вдавливая напряжённые пальцы в толстые корни, царапал их ногтями. Его боль чувствовалась всеми. Но чем сильнее она становилась, чем больше возвращалась божественность, тем более остервенело он пытался сорвать с себя оковы. Он готов был сломать себе руки, чтобы освободиться. Он рванул корни на себя, и несколько толстых гибких лоз порвались.       – Остановись, Данталион! – обеспокоенно вскричал Заган.       Но его крик никак не отрезвил Рэйдена. Он ещё раз дёрнул руками, но новые корни снова вцепились в него мёртвой хваткой.       – Нельзя этого допустить, – стал бубнить себе под нос Заган, обхаживая бортик бассейна с заведёнными за спину руками. – Если так продолжится...       Но Леон и без его слов знал, что случится. Он бросился к Рэйдену раньше, чем его постигла мысль о безрассудности намерений. Прямо в одежде он прыгнул в ледяную воду. За громким шумом в ушах он слышал визг Николь, крики Загана и Викери, но ни их слова, ни вода, ни прилипшая к телу одежда, что мешала идти, не смогли остановить. Лишь оказавшись перед обезумевшим от боли Рэйденом, он почувствовал пронзающую судорогу и метающиеся сомнения. Вот он стоит перед ним всего лишь на расстоянии вытянутой руки, а тот рвётся, как дикий зверь из клетки. Что он вообще вознамерился сделать? Может, он в очередной раз подделся импульсивному порыву, что неминуемо приведёт к провалу?       Однако делать шаг назад было уже поздно. Пять пар глаз следили за каждым его действием, а их владельцы затаили дыхание.       – Рэйден? – Один робкий шаг навстречу. – Я здесь. Ты меня слышишь?       В голубом сиянии глаз блеснуло сознание. Ярость на мгновение поутихла, позволив Леону шагнуть ближе. Где-то в не затуманенном болью разуме его по-прежнему ждал Рэйден. Тонкие губы скривила искажённая полуулыбка – да, он слышал его.       Леон сделал ещё один шаг, и губы Рэйдена приоткрылись. Он словно кричал ему: «Не подходи. Это опасно!», но не мог издать иного звука, кроме надрывного рычания.       – Тебе больно? Да о чём я? Конечно, больно, – растерянно проговорил Леон, касаясь ободранных корнями запястьев.       Он чувствовал необходимость говорить, а Рэйден слушать, чтобы холод воды и запах крови отпустили обоих. Леон шагнул ближе и прижался к холодному мокрому лбу даймона. За шумом воды и тяжёлого дыхания он сумел разобрать стук сердца божества: оно билось быстро, совсем не попадая в привычные ноты.       – Ты не должен... Никто не должен справляться с болью в одиночку, – прошептал ему Леон.       Рэйден зажмурился и прикусил губу. Тонкая хрупкая кожа треснула под натиском клыков.       – Тебе следовало бы прислушаться к собственным словам.       – Ты хочешь поговорить об этом именно сейчас? – Леон отстранился. – Рэйден, тебя буквально ломает сейчас, а ты по-прежнему хочешь говорить обо мне?       – Это помогает отвлечься, – хмыкнул даймон.       – Вот же глупый...       Усмешка вырвалась сама собой. Леон прижался к Рэйдену и, уложив его голову себе на плечо, стал неуверенно поглаживать светлые волосы. Даже мимолётно подумал, что успокаивает его, как маленького ребёнка, но эта мысль тут же исчезла, когда его дыхание опалило кожу и пробрало мурашками. Рэйден снова рванул корни – хотел обнять его, – но те стянулись сильнее.       – Возможно ли, что мой разум совсем помутнён, раз, находясь в болезненных оковах, я желаю овладеть твоими губами? – услышал Леон слабый голос Рэйдена.       – Возможно ли тогда, что я безумен, раз допускаю, что подобное желание имеет место быть и во мне? – ответил тихой усмешкой странник. – Однако ж я не думаю, что данное действо имеет место быть при стольких взглядах.       – Ха!.. А ведь и вправду.       Когда очередная нить крови проскользила по воде и оплела его тело, Рэйден выгнулся и оттолкнул Леона грудью, но тот крепко схватил его за плечи. По вытянутой напряжённой шее стали вскарабкиваться пульсирующие алые вены, а метка странника на его груди размылась, побледнела и исчезла, словно её никогда и не было. Сила божества, что наполняла даймона, вырвалась, сокрушив крепкие оковы. Разорванные корни плюхнулись в воду, поднимая шквал ледяных брызг, но вместо того, чтобы сбежать, Рэйден остался стоять на месте. Он опустил окровавленные руки в воду, впитывая остатки собственной магии, а когда последняя алая капля растворилась в нём, упал в воду без сил. Леон в последний момент успел перехватить его себе на грудь.       – Эй, может, кто-то поможет? – закричал он и, перехватив Рэйдена под руки, потащил к краю бассейна.       Освободившись из растерянного оцепенения, Заган повелел корням вновь метнуться к юношам и обвязаться вокруг них спасительными верёвками, а Вепар ударил по толще воды, и сильная волна из глубины вытолкнула их на каменные полы зала.       – Опрометчивый поступок, Леон, – хмуро проговорил Заган, набрасывая на мокрого продрогшего странника свою накидку.       – Разочарованы или удивлены, что кто-то настолько же чокнутый, как ваш сын? – простучал зубами Леон.       Заган ничего не ответил, только довольно подёрнул плечами и, кажется, сделал какие-то выводы.       – Привыкайте, – бросил Высшему богу Викери и, стянув собственные одежды, стал заматывать в них потерявшего сознание Рэйдена. – Леон у нас совсем с рассудком не дружит. И не такое вытворить может.       – Это я уже заметил, – усмехнулся Заган.       – Что будет с Рэйденом? – взволнованно поинтересовалась Николь и взяла даймона за руку, чтобы залечить раны, но не успела даже призвать небесные руны, как кровавые полосы на запястьях стали затягиваться сами собой. – Ой!       – Ночи хватит, чтобы оправиться. Фейри отнесут Данталиона в его покои и проследят за состоянием. К слову, и вам тоже следует отправиться в свои. Моей сумасбродной невестке так и вовсе не помешает горячая ванна, – с явным намерением поиграть у Леона на нервах произнёс Заган.       Но Леон был слишком измотан, чтобы включиться в обмен язвительными комментариями. Он закутался в накидку Загана и покинул зал, как только фейри унесли Рэйдена. Николь и Викери провожать его не стали: видели, что он о чём-то задумался. Только Джоанна пошла следом, но весь путь молчала, а потом, распрощавшись, скрылась в комнате Рэйдена.       Леон закрыл за собой дверь. Стекающая с одежды вода уже успела образовать на полу лужу и ведущую к ней из коридора дорожку. Странник поёжился и неторопливо поплёлся в ванную комнату, прямо на ходу сбрасывая слои одеяний. Кинув последнее, что на нём оставалось, – нижнее бельё, – он выкрутил вентили на полную и, устроившись на краю ванны, принялся смотреть, как вода быстрым потоком наполняет белоснежную чашу.       – О чём задумался? – невзначай спросил Гастион, наблюдая за тем, как с каждой минутой его лицо становится всё мрачнее.       – Не всё ли равно? – буркнул Леон и, выкрутив обратно краны, запрыгнул в горячую воду. – Я не знаю, имеют ли мои домыслы смысл. Возможно, это напрасные сомнения.       – Ты ведь знаешь, что твои мысли не скрыты от меня? – изогнул бровь Гастион.       – Знаю и всё ещё не понимаю, зачем тогда ты спрашиваешь меня об этом.       – Из вежливости? – предположил сферон. – А может, хочу, чтобы ты начал доверять мудрому божеству в своей голове?       – Мудрому? – усмехнулся Самаэлис. – Хмм, может, и так. Тогда ответь мне, мудрое божество, что происходит со мной? Я всегда продумывал всё наперёд, просчитывал каждый шаг, руководствуясь логикой, так почему сейчас я поступаю иначе?       – Вопрос не в том, почему ты забыл о логике, а в том, почему именно сейчас исходишь из чувств?       Леон откинул голову на край ванны и расслабленно прикрыл глаза.       – Если бы я мог тебя коснуться, тут же утопил бы за размытые ответы.       – Не ждал же ты, что я всё преподнесу тебе на блюдечке? К чему-то нужно прийти самому...       – На кой тогда ты нужен? – уставился на него Леон одним приоткрытым глазом. – Чтобы заставлять мою шизофрению расцветать новыми красками?       Гастион нахмурился. Такая формулировка не пришлась ему по душе.       – Хочешь прямой ответ? Хорошо! – Гастион разозленно махнул рукой. – Потому что ты наконец осознал, что Данталион значит для тебя куда больше, чем ты мог себе представить, но ты настолько закрылся в себе, что не хочешь это признать!       – Но так ли это? Что, если эти чувства не принадлежат мне? Вдруг я путаю собственные чувства с твоими? – Леон закрыл лицо руками и взвыл: – Я не понимаю себя, Гастион!       – Ты начал их испытывать задолго до того, как я открыл тебе своё существование.       – Что ты хочешь этим сказать?       – А разве не очевидно? – развёл руками сферон. – Сколько раз ты жертвовал собой и своими принципами ради него? Ты позволил ему ранить себя, чтобы спасти от наваждения сирен. Ты дал ему клятву, в которую не верил твой разум, но верило сердце. Ты знал, что он бессмертен, и всё равно наставил на себя клинок, чтобы спасти от пыток Валефора. Разве этого мало, чтобы осознать, что эти чувства принадлежат тебе?       – Как ты можешь быть в этом уверен? – разозлился Леон и хлопнул кулаком по воде. – Рэйден говорил, что дух ипостаси может управлять странником в период эмоциональной нестабильности! Откуда мне знать, что это не твои чувства руководили мной в те моменты?       – Мне нет нужны уверять тебя в обратном. – Гастион сложил руки на груди и отвернулся. – Если ты не доверяешь моим словам, следовательно, не веришь самому себе.       – Не верю, – подтвердил Леон пустым голосом. – Чем больше я принимаю тебя, как свою первую ипостась, тем сильнее путаюсь в себе. Я не хочу стать тобой, хочу остаться тем, кем являюсь сам.       – Ты уже не сможешь остаться тем, кем был до этого. Тебя изменил не я, а знание об Энрии. Не случись всех этих событий, ты так бы и остался осиротевшим ребёнком, не знающим своих истоков.       – Да, и меня это пугает. Я сам себя привёл к этому исходу. А самое отвратительное, что на меня возлагают несбыточные надежды, но от которых почему-то страдают мои друзья.       – Ты в этом уверен или хочешь себя убедить, чтобы оправдать груз вины? Я долгое время наблюдал за вами и не заметил, чтобы друзья винили тебя за что-то. Они последовали в этот мир, потому что их, как и тебя, влекло сюда. Это их дом, их история. Даже не будь тебя, они бы всё равно попали сюда, потому что такова судьба странников – быть защитниками Энрии.       – Их дом в Лондоне, где ждут их семьи, – упирался Леон. – Там у них есть счастливое будущее и возможности, там их не преследовали бы опасности, там бы им не пришлось рисковать ради меня.       – Ты слишком эгоистичен, думая, что всё, что они делают, это только ради тебя, – фыркнул Гастион и поправил съехавшие на кончик носа очки. – Они делают это ради себя, ради правды о себе.       – Тогда ты знаешь их лучше, чем я, – уныло отозвался Леон и ушёл с головой под воду, чтобы избежать дальнейшего обсуждения.       «Попытка хорошая, но бессмысленная», – прозвучал в голове голос Гастиона.       «Как же бесит, – прошипел Леон. – Отстань уже!»       Но уже через минуту его бесцеремонно вырвали за волосы из горячих объятий воды.       – Какого дьявола? – закричал Леон, выплёвывая воду, которой с испугу нахлебался, и потёр глаза.       И застыл, увидев перед собой хмурое лицо Джоанны.       – Ты мало наплавался, что ли? – прикрикнула она и отвесила подзатыльник. – Решил утопить себя напоследок?       – Да, очень хотел поскорее отправиться к праотцам, – сострил он и внезапно поймал себя на мысли, что сидит в присутствии дамы абсолютно голый в прозрачной ничего не скрывающей воде. – Та-ак, выйди!       – Уже поздно краснеть, – закатила глаза Джоанна. – Уже всё, что могла, увидела, – и расплылась в ехидной улыбке. – Вид, к слову, порадовал. Даже завидую брату.       – Выйди, Джоанна! – закричал Леон и поджал ноги к груди.       – Ой, ну и ладно! – надула губы она и весьма неохотно вышла в спальню.       Выпрыгивая из ванны, Леон проклинал себя за забывчивость. Надо было хотя бы замок на двери закрыть, прежде чем в воду нырять. Может, тогда этой неловкой ситуации не произошло бы.       – Одежду подай, пожалуйста, – попросил Леон, обернув вокруг бёдер полотенце.       – А что, уже смотреть можно? – рассмеялась она и, не дожидаясь ответа, полезла в комод.       Достав чистые вещи, она с наигранной театральностью приблизилась к порогу ванной комнаты, прикрыв глаза ладошкой. Но всё же не сдержалась и растопырила пальцы, когда передавала юноше одежду, хихикнула, заметив его недовольное раскрасневшееся лицо, вновь захлопнула их и отвернулась.       – Ну хочешь я тоже разденусь, чтобы тебе не так неловко было? Будем квиты, так сказать, – продолжила издеваться она.       – Тогда это быстро перерастёт из неловкой ситуации в крайне смущающую, – ответил Леон, спешно натягивая бельё и брюки на мокрое тело. – Да и чёрт, Джоанна, это неправильно! Какая девушка согласится так просто на подобное бесстыдство?       – А что такого? – искренне удивилась бессфера. – Мы ведь семья. Я вот Рэйдена голым видела.       – Боюсь спросить, в каком возрасте и при каких обстоятельствах...       – Да при разных. Мне ж его пьяного приходилось в себя приводить и из борделей вытаскивать. Он, знаешь ли, не такой стыдливый, как ты.       – Интересно, что сказал бы сам Рэйден, узнав о твоём предложении? – Леон буравил взглядом стоящую в проходе спину.       – Пошутил бы о том, что меж нами исчезла последняя ткань? – предположила девушка и потёрла подбородок. – А может, прочитал бы лекцию о том, что мужчины – зверьё, не способное контролировать свои желания. Всё зависит от его настроения.       – Удивительно, как с таким братом ты ещё не разочаровалась в мужчинах, – хмыкнул Леон и вышел в спальню.       – Ну, не все ж такие, – пожала плечами бессфера и присела на край кровати. – Вы, конечно, все как маленькие дети, за которыми нужен глаз да глаз, но не отпетые козлы, которых он всегда приводит в пример. Даже его друзья из «Рогатого короля» порой весьма приятные в общении люди.       – Когда не пьют, а не пьют они редко, – дополнил Леон. – Так зачем ты пришла?       – Да так, поговорить хотела, – стушевалась она. – Мне всё покоя не даёт тот разговор Рэйдена с Малле. Какие могут быть дела у брата с этим отвратительным типом?       – Так ли он отвратителен, если Рэйден рискнул заключить с ним какую-то сделку?       – Вот это меня и беспокоит, Леон! Сделка! – Джоанна гневно стукнула ладонями по матрасу. – Он же отпетый псих! Как ему вообще можно доверять?       – Так ведь о доверии речи не шло. Конечно, меня это напрягает не меньше твоего, но Рэйден не стал бы поступать опрометчиво, правда ведь? Очевидно у него есть какой-то план, и раз он рискнул связать его с Малле, значит, так нужно.       – Я знаю, но не могу принять тот факт, что он решил заручиться поддержкой Малле. Он ведь... Он ведь наш Орден Странника погубил! Убил стольких хороших ни в чём неповинных людей. Нет, все Грехи – убийцы! И знаешь, что самое страшное, Леон? Я не могу заставить себя возненавидеть их! Я пыталась внушить себе, просыпалась и засыпала с этими мыслями, но всё равно не могу...       Леон притянул бросающуюся в омут тревоги Джоанну к себе и заключил в объятия, ласково поглаживая по спине.       – Люди не бывают однозначно плохими и однозначно хорошими, Джоанна, и нет ничего предосудительного в том, чтобы пытаться увидеть одно за другим, – прошептал он ей, слыша, как она пытается глушить всхлипы в складках его рубашки.       – Но Малле... – она подняла зелёные покрытые каплями влаги глаза, – он ведь чистое зло. Даже у Эйрены больше правильных убеждений, чем у него.       – Ты в этом уверена или хочешь себя убедить? – Леон поймал себя на мысли, что повторяет слова Гастиона. – Даже поступкам Малле можно найти объяснения, если начать искать.       – Ты прав, – неуверенно кивнула Джоанна. – Пожалуй, я просто не хочу искать ему оправдание. Боюсь, что если найду, то не смогу больше презирать.       – Тогда не ищи, – поддержал кроткой улыбкой Леон. – Однажды всё само разрешится.       Джоанна замялась, обдумывая его слова, и стала сминать ткань платья, как делала всегда в порывах волнения.       – Возможно, моя просьба покажется тебе бесстыдной, но могу я остаться с тобой? – неуверенно спросила она. – Не хочу быть одной, а у кровати Рэйдена сидеть сил нет. Больно видеть его в таком состоянии после всего случившегося.       – Конечно, оставайся. Кровать большая, места на двоих хватит.       Джоанна устало кивнула, сбросила туфли и забралась под одеяло, обнимая руками одну из подушек.       – Спасибо, что выслушал, – прошептала она, прислушиваясь, как за её спиной, шурша тканями, Леон прилёг на другую часть кровати.       – Иначе быть не может. Мы же семья.       Джоанна почувствовала, как Леон улыбнулся, говоря эти слова, и тоже улыбнулась. Она прикрыла глаза и провалилась в сладкую дрёму без тревог. Перевод высшей энрийской речи: 1. «Маš pula gelareto, cevro muro äntâĺto». – «То, что скрыто, должно стать явным». 2. «Ustoĺma». – «Исчезни».