Странники

      В оговоренное время странники прибыли в Кораве-Эйрини. При дневном солнце ущелье больше не казалось таким устрашающим, но выглядело не менее удручённо, чем им показалось при первом появлении. Чёрный обветшалый замок возвышался над усыпанной гнётом землёй, отпуская мрачную тень на острый каменный выступ горы. От одного его вида хотелось бежать в противоположную сторону. Невольно вспоминались события прошлого появления странников в обители Грехов: то, как в его стенах они оставили свою свободу и со связанными руками подчинились чужой воле; то, как под смех Самигины, рискнули оставить в той зале свою надежду на мирное существование без риска для жизни. Отчасти они теперь понимали слова Малле о желанной свободе. Однажды войдя в обитель Эйрены, никто не может покинуть её.       Астарот и Ситри встретили их на покрытых трещинами и сколами ступенях. Грех Лени закинула ногу на ногу и, подперев подбородок ладонью, барабанила длинными ногтями по щеке. Неясно по какому случаю, но она сменила свои привычные чересчур открытые чёрные платья на кроваво-алое с закрытыми плечами и высоким воротником. Если бы не откровенный разрез на юбке, оголяющий бледные худые ноги в чулках, платье смело можно было назвать скромным и приличным.       Как и полагается детям Астарот, близнецы были одеты в такого же цвета костюмчики, как у названной матери. Мальчик щеголял в никербокерах, белой рубашке и алой жилетке с цветочной вышивкой по лацкану, а девочка в коротком платье с таким же узором и длинных шортах. На обоих были высокие тёмно-коричневые сапоги со шнуровкой. Близнецы бездельно валялись на обшарпанных широких перилах и обменивались жестами, но, завидев гостей, вскочили и, перепрыгнув через столбик с каменным шаром, игриво стали носиться вокруг Николь и Джоанны.       – Они вас ждали, – пояснила Астарот и потрепала детей по светлым волосам. – Кажется, после поездки на Инмин ан Веле вы начали им нравиться.       – Это всяко лучше, чем помнить о том, как мы пытались друг друга убить, – натянуто улыбнулась Джоанна.       – Не стоит из-за этого переживать. Они по натуре вспыльчивы, но не мстительны.       – Морбелль с тобой не согласится, – но видя непонимание в глазах Астарот, Леон пояснил: – Чёрный лекарь из Вейн-Адэра. Ситри изуродовали его до неузнаваемости.       – А-а-а, кажется, припоминаю, – протянула Астарот и повела плечами, будто действие её детей – это какая-то мелкая шалость, – Ну что ж, не повезло бедолаге. Ситри не любят чувствовать влечение к кому-то.       – Хочешь сказаться, что Ситри влюбились в него и потому пытали? – нервно хохотнул Викери. – Вот уж любовь!       – О нет, тигрёнок, это отнюдь не любовь. Ситри – даймоны страсти, олицетворение женской и мужской похоти. Они очаровываются внешностью человека, а не его душой, но так как само осознание влечения им противно, они уничтожают то, что заставляет их чувствовать, – красоту человека. Лекарю просто не повезло оказаться красивым и к тому же странником, отказавшим нам во время Великой охоты. Искренне сочувствую.       Её тон не содержал никакого раскаяния. Ей было абсолютно всё равно, что они уничтожили чью-то жизнь, и не пыталась этого скрывать.       – Все уже собрались? – спросил Рэйден, игнорируя то, что внимание Ситри уже переключилось на него.       – Не терпится увидеть сестрёнку? – хохотнула Аста и открыла перед ними двери. – Все уже ждут в главном зале.       – Семьсот лет не видел и ещё бы столько же не видел, – пробурчал Рэйден и двинулся следом за ней.       Как и сказала Астарот, Грехи ждали их появления. Кто-то изводил себя от нетерпения, а кто-то лениво рассматривал узор на стенах, но, когда двери в главный зал отворились, все синхронно повернули головы на вошедших. Они желали знать, кого выберет спутником ипостась Кроцелл, кто из них первым удостоится чести переродиться новым божеством. И только Эйрена равнодушно глядела, как странники занимают свои места перед ступенями.       Поравнявшись с остальными, Джоанна бросила спешный взгляд на притаившегося у стены Малле. Заметив её, он перестал крутить нож. Произошедшее вчера взволновало их обоих, но они решили не показывать одолевавшего их чувства, лишь обменялись короткими кивками и смущенно отвернулись.       – Полагаю, что Гремори уже донесла мои слова до всех вас? – начала Николь, не удостоив вежливым приветствием.       – Весьма подробно ввела в курс дела, – усмехнулась Эйрена, сверкнув голубыми глазами из-под маски. – И не сказать, что я ожидала чего-то другого. Ты, как и раньше, не очень-то откровенна, ипостась Кроцелл.       – Откровенность не входит в условия нашего договора, – сурово оборвала Николь. – Я уже уступила вам, разрешив одному из Грехов отправиться с нами в священную обитель. На большее рассчитывать не стоит.       – И кто же удостоился столь огромной чести? – поинтересовалась Эйрена.       Николь обвела взглядом Грехов. Никому из них она не доверяла. Все они были убийцами и лжецами, но лишь от одного она не боялась получить нож в спину. От того, кто чувствовал вину за содеянное и желал искупить свои грехи.       – Андра отправится с нами. Мне ведомо, что он выходец из южных пустынь, а значит, принесёт пользу своими знаниями.       – Южные пустыни? До чего ж интересно, – протянула с хитрой улыбкой Эйрена, и Николь осознала, что сболтнула лишнее. – Пусть так! Андра действительно может пригодиться. Ему известно о пустыне больше, чем кому-либо из нас.       – Не обольщайся, – одёрнула её Николь. – Это знание нисколько не поможет вам найти Святыню самостоятельно.       – Нам нет нужды искать её, ипостась Кроцелл. Можешь быть спокойна. Я уважаю твоё решение и понимаю причину недоверия. Никто из нас не смеет пренебречь волей Создателя и Небесной матери.       – Ты уже пренебрегла их волей, когда обрушила клинок «Слёзы небожителей» на избранных ими богов. – В тоне Николь чувствовалось обвинение.       – Так же, как они пренебрегли их волей, обрушив свой гнев на Элеттель, – с безразличием парировала Эйрена. – За жизнь платят жизнью – таков закон этого мира. Не растрачивай понапрасну злость, юная ипостась Кроцелл. Я не сожалею о своём поступке и готова понести заслуженную кару, но лишь тогда, когда воля Создателя и Небесной матери будет исполнена.       – Откуда тебе знать, что помыслы, что ты несёшь, – есть воля прародителей? – Викери со звучным негодованием втянул носом воздух. – Они уже тысячи лет как исчезли, позабыв о своих детях. Им плевать, что творится на этой земле, иначе они бы не позволили проливать на ней кровь!       – О! – удивилась Эйрена скрежету в его голосе. – Им никогда не было плевать. Будь оно так, они бы не позволили мне разрушить печать, сдерживающую клинок.       – Как тебе удалось разрушить Цепи алого писания? – поинтересовался Леон, вспомнив свой разговор с Гастионом. – Насколько мне известно, печать может снять только тот, кто наложил её, или тот, кто обладает силой, превозмогающей силу наложившего её. Прошу прощения за прямолинейность, но твоя сила не идёт ни в какой счёт с силой Дардариэль.       – Разве ответ не очевиден с самого начала? Я никогда не была одинока в своих убеждениях.       – Хочешь сказать, что тебя надоумили прародители или кто-то из Первородных богинь? – Рэйден раздражённо вздохнул, проводя рукой по волосам. – Это нелепо! Зачем им это?       – Великая Фуркас не прощает нарочного вмешательства. Как и Самигина, у которой отняли предназначенные ей души и обрекли на преследование одной проклятой. Своим неуважением Дардариэль оскорбила Первородных богинь, вот почему они отвели мне роль карателя в этом драматичном представлении. Как и тогда, я намерена исполнить их волю, чего бы это мне не стоило.       – Прошло столько лет, а ты по-прежнему мнишь себя уподобленной Создателю и Небесной матери, раз смеешь раскидываться столь громкими словами, Мариас?       Холодная усмешка повисла тяжестью в воздухе. Голос не принадлежал никому из присутствующих, но все точно знали, кем был его обладатель. И если на лицах ребят застыло недоумение, то Рэйден и Грехи в раз побледнели и мгновенно схватились за оружие. Даже Эйрена избавилась от своей ухмылки и подскочила с трона, пытаясь найти незримую собеседницу. Впервые за недолгое знакомство, Леон увидел в её взгляде испуг.       Порыв сильного ветра выбил стёкла из рам, обрушивая на пол дождь из осколков. Все бросились врассыпную, прикрывая головы руками, и своды зала заполонило эхо криков. Викери тут же обхватил Николь и Джоанну руками, заставляя пригнуться, а Рэйден утянул Леона в сторону, закрывая собой от стеклянных кольев. Но те не долетели – со звоном упали в ярде от них, разбиваясь о каменный пол. Гремори, стоящая ближе всех к окнам, истошно завопила – несколько осколков вонзились в ноги и руки. Она упала на битое стекло и превозмогая боль поползла в середину зала. Кровь из ран оставляла на полу тянущиеся разводы. Андра кинулся к соратнице и подхватил на руки, не обращая внимания на грязную брань, потоком льющуюся из её рта.       – Поможешь? – Его голос вывел Николь из оцепенения.       Николь оторопело кивнула и склонилась над корчащейся Гремори. Дрожащими руками она вырвала большой кусок стекла из окровавленной плоти, и Грех, стиснув зубы, гортанно застонала, мысленно проклиная весь небесный пантеон, который только смогла припомнить. Остальные обступили их плотным кольцом и выставили оружие перед собой. Как гласило одно из главных правил войны: «Лекарей стоит защищать в первую очередь. Без них война заведомо проиграна!».       Тяжёлое дыхание смешалось со стонами раненой Гремори. Стоя плечом к плечу, странники слышали биение сердец друг друга. Они сливались в единый глухой рокот во внезапно наступившем затишье. Бегая глазами по заваленному осколками залу, они пытались найти зачинщицу беспорядка, но кроме них в нём никого не было. Тишина продлилась недолго. Злорадный высокомерный хохот обдал странников холодом. Мышцы изнывающе напряглись, но никто не посмел ослабить хватку на оружие.       Появление Дардариэль пробрало каждую клеточку ужасом. От неё веяло такой силой, что ноги против воли желали согнуться. Она была точно такой же, какой предстала в воспоминаниях клинка: невероятной красоты и пышущая неувядающей молодостью. Богиня вышла словно из ниоткуда, угнетающе стуча каблуками по полу, а следом за ней медленно ползло чешуйчатое зелёное чудовище, с виду похожее на огромного крокодила. Перебирая короткими лапами, оно скользило по осколкам стекла, устрашающе разинув смертоносную пасть с острыми клыками.       – Шавка под стать владелице, – с тихой нервной усмешкой съёрничал Викери.       Леон не обернулся на друга, но почувствовал, как дрожит тело, тесно прижатое к его плечу. Он боялся, но попытался заглушить свой страх неуместной шуткой. Это казалось всяко лучше, чем оцепенение, с которым сражался Леон. Он ощутил, как задрожало нутро, но чувство было чуждым. Леон бросил короткий взгляд на призрак Гастиона. Сферон едва держался на ногах. Он хватал губами воздух, сотрясаясь перед Верховной Амаймон, словно смерть, что была предложена ему тогда на небесах, вновь охватила тело.       Дардариэль смерила странников скучающим взглядом и обратила взор к трону, где, словно каменное изваяние, по-прежнему стояла Эйрена, сжимая в руке подаренное прародителями копьё.       – Давно не виделись, – натянуто улыбнулась Дардариэль, не скрывая в тоне презрения. – Как протекает мучительная вечность, Мариас? Вижу, что ты не воспользовалась шансом её оборвать.       – Единственное, что оборвётся, будет твоя жизнь, Дардариэль, – прошипела Эйрена.       Но её угроза уподобилась приятному свисту ветерка, что лишь грозится обратиться ураганом. Это рассмешило Высшую богиню.       – Решила вновь выступить против меня? Ха! Как глупо и самонадеянно с твоей стороны, Мариас! Ты уже пробовала однажды и что из этого вышло? По всей видимости ты так и не поняла свою ошибку. – Она принялась расхаживать с задумчивым видом. – Но мы исправим это. У тебя будет ещё предостаточно времени, чтобы осознать, что моя вера куда сильнее твоей, когда я отберу жизнь ещё одного отпрыска Самаэлисов.       Леон вздрогнул, когда взгляд Дардариэль прицельной стрелой приковался к нему. От страха на шее выступил пот, сползая холодными струйками за воротник. Ему не послышалось. Верховная Амаймон пришла за ним, за его жизнью.       – Ты не посмеешь!       Леон удивился насколько слабым и дребезжаще высоким прозвучал его голос. Дардариэль скептично приподняла брови, мысленно взвешивала, является ли новая ипостась Гастиона такой же наивной и глупой, раз полагает, что у неё не хватит сил на это? Но Леон намеревался цепляться за жизнь, даже если придётся сказать самое глупое оправдание, которое не смогло уберечь его в прошлый раз.       – Я предполагала, что опыт прошлой ипостаси научил тебя, что для меня нет невозможного. Так почему же я не посмею сделать этого, Леон Самаэлис?       – Я дал клятву вечности. Создатель и Небесная матерь обрушат кару на того, кто отнимет жизнь давшего клятву. – Леон попытался выдавить такую же высокомерную улыбку, которой одарила его богиня, но губы так крепко стянулись к друг другу, что едва хватало сил на разговоры.       Заносчивость его речей заставила Дардариэль со вздохом распрямиться. При всём своём невысоком росте и внешней миловидности, теперь она казалась устрашающе внушительной.       – Глупый мальчишка! Я слышала твою клятву! Твоя клятва – это слова отчаяния, нежели любви! Ты не верил в слова, что слагали твои уста!       – Клятва верности – это святость, и неважно с каким умыслом она была дана! – вступилась за него Астарот, но, когда богиня обратила на неё своё внимание, развела руки, закрывая собой Ситри. – Пока она соблюдается, кара неминуемо коснётся того, кто осмелится её нарушить!       – Иного ответа я и не ожидала от даймона любви. Ты, как и раньше, защищаешь то, что не сумела познать сама, Астарот?       Слова Дардариэль колко вонзились в болезненную точку. Астарот поджала пухлые губы и впила в богиню испепеляющий огненный взгляд.       – А ты, как и раньше, упиваешься верой в свой эгоизм, Дардариэль? По-прежнему заставляешь смертных целовать ноги своей статуе, чтобы убедить их в своём величии?       – Всегда находила твоё остроумие забавным, – хохотнула Верховная Амаймон, но тут же её тон переменился, отдавая нескрываемой угрозой, – но не стоит забывать с кем ты имеешь честь говорить. Мне ничего не стоит уничтожить твоё смертное тело, чтобы дождаться другой, более покладистой, ипостаси.       Астарот в сомнениях уступила. Дардариэль права: она смертна, и эта жизнь для неё ценна. Но богиня восприняла её молчание, как подтверждение своего авторитета.       – Я не желаю кровопролития, – громко объявила она, – и готова простить ваше высокомерное выступление против власти Высших богов! Я вижу в вас достойных богов, что поведут народ Энрии в будущем…       – Тебе чуждо прощение, Дардариэль! – рявкнула Эйрена, перебив тираду богини.       – Я дала им переродиться и искупить свои прегрешения перед небесами, не это ли есть прощение? – Глаза Дардариэль негодующе вспыхнули. – И готова простить детей Создателя и Небесной матери вновь, если мои требования будут исполнены!       – Какие требования? – Гремори поднялась, опираясь на плечо Николь. – Разве есть то, что мы можем предложить Верховной Амаймон?       Дардариэль улыбнулась.       – Новые боги должны вознестись на небеса, потому я позволю вам жить, но взамен прошу юную ипостась Кроцелл выдать мне местоположение Святыни Бессмертия. Я даже готова пощадить ипостась Гастиона и позволить ему дожить пригоршни своих лет, покуда за ним не придёт Самигина.       – Так в этом был твой план? – разгорячённо встрял в переговоры Рэйден. – Хочешь уподобиться прародителям и самолично решать, кто достоин вознестись, а кто нет?       – Будь благоразумен, Данталион! Небесная обитель семьсот лет простаивает в одиночестве, люди теряют веру в нас. Я должна это прекратить!       – Ты цепляешься за веру, в которой признаёшь свою силу, Дардариэль. Людям не нужны боги, чтобы жить, им не нужна вера, чтобы находить в чём-то смысл.       Дардариэль потеряла своё высокомерное спокойствие, на мгновения явив настоящее лицо.       – Такова воля прародителей!       – Боги должны направлять, а не править – вот истина той воли! – Эхо крика Рэйдена на мгновение ввергло Дардариэль в оцепенение. – Ты была избрана первой, потому что подарила людям веру в лучшее, когда они утопали в отчаянии, но теперь твою веру перевесила жажда власти. Ты утратила понимание своего предназначения!       – Как смеешь ты, щенок, поучать Высшую богиню? Я своими силами восстановила небесную обитель, я подарила людям мир, когда Энрия увязла в столетней войне, я все эти семьсот лет даровала смертным спокойствие и надежду, пока вы проливали их кровь! Лишь я одна достойна принять это бремя, как старшая из Высших богов! Лишь мне одной под силу править небесами!       – Как смеешь ты оправдывать те злодеяния, что породила сама! – вырвалась из кольца странников Николь и презрительно ткнула пальцем в Верховную Амаймон. – Ты первая, кто пролил кровь невинных, из-за тебя и твоей гордости погибли даймоны и сфероны, и ты смеешь заявлять, что боги должны быть благодарны тебе за перерождение? – Николь вскинула подбородок и поглядела на Дардариэль взглядом, коим смотрела Кроцелл на повинных. – Прародители доверили мне тайну Святыни, и пока жива во мне память Кроцелл, ни одна из ипостасей не сойдёт с уготованного пути! Я ни за что не доверю тебе секрет вознесения!       Дардариэль увлечённо дослушала её слова и, запрокинув голову, разразилась хохотом, похожим на приступ душевнобольной. Она всё смеялась и смеялась, а странники чувствовали, как от её задыхающегося надрывного голоса желудок сворачивается узлом и плавится в кашу. Это было безумие. Безумие человека, что уверовал в собственную безнаказанность.       Отступив несколько шагов, Николь испуганно прижалась к плечу Викери и взяла за руку Леона. Осознание накрыло сметающей метелью: они всегда были и будут в опасности. Только Троица небесного суда стояла на пути к безграничной власти Дардариэль. Только им Создатель и Небесная матерь доверяли больше, чем Высшим богам. Она покарала Мариас за неподчинение своим идеалам, обрекла Данталиона на скитания, заставив уверовать в сочинённую ложь, и она убьёт их, чтобы добиться желаемого.       – Я услышала тебя, ипостась Кроцелл, – объявила Дардариэль, – и раз твоё решения неизменно, я претворю то, зачем пришла изначально, – заберу жизнь в назидание остальным!       Она взмахнула рукой. Длинные перья вырвались из её рукава и вонзились острыми кольями перед ногами странников. Видя испуг в их округлившихся глазах, Дардариэль усмехнулась. Она дала им ещё один шанс принять своё предложение, но странники не воспользовались им. Даже понимая, что их сил ничтожно мало, чтобы победить Высшую богиню, они упёрто наставили оружие на неё.       – Что ж, – подытожила Верховная Амаймон, – это будет забавно.       Кольцо на безымянном пальце богини заискрило ослепительной вспышкой и превратилось в копьё с длинным круглым наконечником. Толстая цепь, что сдерживала жаждущего крови крокодила, рухнула на пол, и сильная вибрация разошлась волной до самых стен зала, дробя плиты острыми изгибами трещин. Земля задрожала. Каменная кладка искривилась, выбрасывая расколотые плиты вверх остриями.       Леон отпрыгнул в сторону в тот самый момент, когда плита опасно выгнулась, едва не проткнув сколом ботинок. Но удержаться на дрожащей поверхности оказалось нелегко. Вибрация от удара копья богини болезненно вдавилась в грудь, выбивая сделанный с такой тяжестью вдох, и повалила Самаэлиса на пол. Позвоночник вдавило в широкую трещину на каменной плите, и Леон глухо застонал, чувствуя, как острые края впиваются и царапают кожу через ткань рубашки.       – Вставай!       Кассерген ухватил его за руку и рывком поставил на ноги, но взгляд Леона был прикован к битве. Выставив перед собой копьё, Эйрена остервенело бросилась на Дардариэль. Белое и чёрное смешалось в безудержном сражении. Ярость Эйрены рассекала воздух вместе с остриём копья, но Дардариэль искусно уходила от атак, отбивая каждый занесённый с пожеланием смерти удар.       Питомец Дардариэль, наконец дождавшийся освобождения, быстрым прорывным движением понёсся на Грехов, таща тяжёлую цепь за собой. Оглушающий звон звеньев по кладке пола ударил по ушам. Астарот отпрыгнула в сторону за секунду, как крепкая пасть сомкнулась бы на её голени, но зубы твари ухватили лишь ткань платья, разрывая подол в клочья.       Ситри бросились защищать мать. Они вонзили металлические когти в толстую зелёную кожу, оставляя глубокие рваные раны на спине животного, а Гремори метнулась к цепи в надежде удержать крокодила. Но цепь оказалась слишком тяжёлой. Покрытые взбухшими венами руки напряженно тянули плетение металла, что было силы, но не смогли даже приподнять. Тело зверюги изогнулось. Оно попыталось схватить скачущих над ней близнецов, но лишь остервенело хватало пастью воздух. Крокодил сделал прыжок вперёд, и Гремори, тянущую за цепь, поволокло следом по осколкам и трещинам. Кровавые ссадины вновь исполосили её смуглую кожу, но, противясь боли, она вырвала из волос золотую шпильку, что стала крепким лезвием в её руках, и вонзила в хвост клыкастой твари. Зверь взревел, запрокинув голову, но не от боли, а от ярости, что заволокла туманом зелёные глаза, и извернулся, но Гремори откатилась в сторону, едва клыки замельтешили рядом с её запястьем.       – Когда ж ты сдохнешь, сукина тварь?! – прорычала она, приподнимаясь с груды обломков.       Андра прыжком навалился на крокодила в попытке удержать от повторного нападения на соратницу и крепко сжал пасть руками, объятыми небесными рунами. Но зверюга не сдавалась. Она высоко подпрыгнула, изгибая позвоночник, и хлестанула мужчину по спине тяжёлым хвостом. В крепости Андре нельзя отказать – он был самым крупным и тяжёлым среди Грехов, – но зверюга откинула его в стену, как тряпичную куклу, и злобно зарычала, надсмехаясь над бессмысленной попыткой. Грех пластом развалился на полу, увязая в поднятом пыльном облаке. В попытке подняться он схватился руками за треснутые рёбра. Его скорчило от боли, которая снова напомнила: «Они всего лишь смертные».       Видя это, Леон понял: у них нет никаких шансов против Дардариэль. Они не в силах победить даже ручного динозавра, не говоря уже о богине. От одной только мысли, что все их надежды бессмысленны, у него вновь затряслись поджилки. Глаза быстро метались от одной бойни к другой, пытаясь придумать выход.       – Не влезай! – встряхнул его за плечи Рэйден и заставил посмотреть на себя. – Слышишь? Ей нужен ты, поэтому держись подальше от битвы! Укройтесь у стен. Мы не позволим ей добраться до вас.       – Мы можем сбежать, – предложила Джоанна, крепко сжимая кнут в руках.       – Сделаем, как говорит Рэйден. – Держась за ушибленный бок, к ним подошёл Викери. На его щеке сверкала алым свежая ссадина от неудачного падения, а на губе кровоточила царапина. – Если сбежим, она отправится за нами, и никто уже не сможет защитить Леона. Нужно остаться и попытаться удержать натиск Дардариэль насколько это возможно.       – Мне не нужна защита! – воспротивился Леон. – Ей нужен я! Если вы останетесь, то она убьёт вас… Всех вас!       – Прекрати! – закричал в ответ Викери и вздёрнул Леона за грудки. – Мы уже и так в самом дерьме, и побег этого не изменит!       Леон прекратил сопротивляться. Он понимал, что Викери прав, но не мог перестать паниковать. На глазах разворачивалась битва, что может унести жизни всех из-за того, кто может не дожить до завтрашнего дня. Стоит ли это таких рисков?       – Я так не могу! – завертел головой Леон, хватая губами удушливый воздух. – Если Дардариэль так хочет мою жизнь, то пусть отнимает! Я не достоин того, чтобы за меня проливали кровь!       Внезапная пощёчина отозвалась звоном в ушах. Леон замер с повёрнутой от удара головой. Он не успел понять, что произошло, но шипящая боль в раскрасневшейся щеке напомнила о словах, что сорвались с языка. Стоящий рядом Рэйден вздрогнул и порывисто выбросил руку, но не помешал случившемуся: понимал, что это необходимо. Николь потрясла ушибленной рукой, сбрасывая жар с кожи, и, глядя на Леона, прошипела:       – Закрой свой рот, Леон Самаэлис! Сейчас не время и не место разводить сопли! – Она сжала его челюсть и с силой повернула голову, заставляя виноватый взгляд впиться в себя. – Не смей думать, что мы позволим этому случиться, только потому что ты попросил. Твоя смерть не наступит сегодня, ты меня понял?       Леон неуверенно кивнул под её настойчивым взглядом.       – Я позабочусь о нём, – сказала Николь, поворачиваясь к Кассергену. – Иди!       Что-то внутри Леона сломалось. Страх вновь пустил корни в шатком разуме, и, не помня себя, он вцепился в предплечье Рэйдена. Слова, что рвались из груди в отчаянном крике, утонули в ловушке сжатых губ, но сглотнув вставший поперёк горла комок, Леон поднял взгляд.       – Не уходи… Прошу…       Рэйден улыбнулся – тепло и беспечно, как умел только он, – и шагнул ближе, не оставляя меж ними расстояния. Костяшки пальцев трепетно прикоснулись к алеющей щеке, оставляя тёплый след на коже.       – Каждый из нас сражается за то, во что верит, Леон, а я верю в вечность… В твою вечность. И я не позволю Дардариэль её отнять.       Он высвободил руку из хватки Леона и бросился на помощь сестре. Впервые за много лет он подумал о ней так. Незаметно подобравшись к Дардариэль со спины, он на бегу замахнулся мечом. Сталь рассекла прохладу, просвистев в дюйме от руки богини. Пышные перья взмыли в воздух. Его нападение не стало неожиданностью для Дардариэль. Верховная Амаймон обернулась с кривой ухмылкой, и Рэйден отшатнулся под тяжестью древка, врезавшегося в грудь. Ботинки проскользили по каменной крошке. На мгновение он позавидовал Эйрене: та была в крепких доспехах, чего нельзя было сказать о нём. Рубашка и тонкий жилет никак не спасали от боли в грудной клетке. Лишь фиолетовое золото родных глаз, стоявшее в разуме крепким камнем, возрождало в нём пыл к сражению. Сдув с потного лба прядь, Рэйден снова ринулся на богиню с занесённым мечом.       Три божества схлестнулись в битве, разрывая плоть друг друга острыми лезвиями, и ни один не желал уступать. Двигаясь в стремительном неутомимом танце, они поднимали пыль вокруг себя, сверкая в металле пробравшимися через битые окна лучами солнца. Это завораживало и настолько же сильно пугало Леона. Каждая рана на теле Рэйдена заставляла его вскрикивать и ощущать дребезжащую тяжесть, словно его самого рвали на куски. Даже понимание, что кожа под разорванной тканью быстро восстанавливается, не помогало боли утихнуть. Он рвал жилы, стоя на месте, надрывал голос в смиренном молчании. Всё, что он мог – это молиться. Даже если он не верил, всё равно без устали повторял молитву, словно она их единственное спасение.       Джоанна нащупала его дрожащую руку и крепко сжала в своей, передавая те крохи спокойствия, что с трудом хранила сама.       – Всё будет хорошо, – шептала она, но Леону казалось, что она не верит в свои слова, и потому повторяет.       Она искала кого-то в мечущейся толпе. Леон догадывался кого. Но Малле был слишком далеко от них. Он то рассыпался пеплом в одном краю зала, то возрождался вновь над огромным пресмыкающимся, вонзая в него свои ножи. Но крокодилу было нипочём. Он рвал и метал от сводящей разум звериной ярости, а раны на коже стремительно затягивались. Тонкая леска Гремори обвязалась узлом вокруг шеи существа. Она тянула, что есть мочи, пытаясь вспороть ему глотку, пока Ситри линчевали чудовище.       – Мы должны им помочь, – прорычала Джоанна и сжала кулак.       – Мы помогаем тем, что не вмешиваемся, – мрачно ответила Николь, явно с трудом сдерживающая себя от подобных терзаний.       – Умное замечание, – подметил Гласеа, облокотившийся спиной на стену. – Если вы все будете там, то кто будет удерживать этого безумца, который взглядом уже на поле битвы?       Он стрельнул холодный взгляд на напряжённого Леона. И был прав. Леон мысленно уже возносил клинок над головой Дардариэль, желая, чтобы та мучительно сгнила в багровых полях.       – А почему ты не с ними? Разве ты не должен помогать Грехам?       – Моя сила в мозгах, а не в силе, – дёрнул плечами Грех Гордыни. – Предпочитаю не ввязываться в драку, в которой могу погибнуть.       – Вот же ублюдок! – Викери разгневанно придавил горло Гласеи и прорычал: – Они сражаются, пока ты отстаиваешься в сторонке, будто это тебя никак не касается! Так печёшься о своих мозгах? Тогда напомню тебе, что находиться здесь тебе тоже небезопасно! Я с радостью размозжу тебе голову прямо сейчас!       – Вы поступаете также, так чем я хуже? – прохрипел Грех. – Но в отличии от тебя, идиот, я просчитываю тактику сражения, чтобы выявить более приемлемый исход для нас всех!       Николь положила руку на плечо Викери, вынуждая отпустить Гласею.       – Есть подвижки?       Гласеа откашлялся и по привычке одёрнул испачканный пылью пиджак.       – Дардариэль привязана к своему питомцу. Сможем убить его, и это ослабит её на некоторое время. Этого хватит, чтобы воспользоваться шансом и убить её.       – Если ты не заметил, то эта тварь не убиваема, – скуксилась Джоанна.       – Так только кажется. – Гласеа, распираемый от собственной гордости, ткнул пальцем в изгибающегося под атаками Грехов крокодила. – Он не открывает свой живот. Предполагаю, что это единственное место, которое не защищено чарами Дардариэль.       – Предполагаешь? – усомнился Викери.       – Уверен, – поправил себя Гласеа. – В любых печатях есть слабая точка. Стоит на неё нажать, и всё развалится.       – И что будем делать? – подал голос Леон. – Кому-то придётся ринуться к Грехам, чтобы сказать об этом.       – И это точно будешь не ты, – твёрдо заявил Викери. – Вы с Николь останетесь здесь. Я пойду.       – Нет! – вцепилась мёртвой хваткой Николь. На ресницах заблестели слёзы. – Тебя убьют там!       – Кому-то нужно это сделать. – Викери погладил её по спутанным светлым волосам, стараясь успокоить мягкой уверенностью в голосе. – Вы с Леоном имеете большую ценность для Энрии, чем я. А мне иногда полезно побыть смелым. Я уже умирал за честь в прошлой жизни, и сейчас понимаю, что готов умереть снова ради вас…       – Не говори так… Не говори, что готов умереть! – перебила Николь и заколотила по его груди кулаками. – Может, ты не важен для Энрии, но ты важен для меня! Я не хочу, чтобы ты рисковал собой!       Викери стёр подушечками пальцев слёзы с её щёк. Он улыбался, но от этого Николь только сильнее захлёбывалась рыданиями. Она хотела удержать его силой, мольбами, но понимала, что ничто из этого не остановит. Для себя юноша уже всё решил, и она могла дать ему лишь одно – желание вернуться к ней. Приподнявшись на носочки, она прижалась к нему. Соль от слёз смешалась с привкусом крови на его разбитой губе. Викери оторопел, но Николь уверенно обвила руками его шею и притянула за загривок, целуя с той неумелой нежностью, на которую только оказалась способна. Она решительно отдала ему свой второй в жизни поцелуй, и настроена была отдать все последующие, если он вернётся к ней невредимый и останется навсегда.       Рука Викери сползла с навершия меча, томящегося в ножнах, и обхватила девушку за талию. Пальцы неуверенно проскользили по шёлку блузы. Они давно нарушили грань дозволенных приличий, но юноша всё равно чувствовал, будто порочит юную леди своей безотказностью. Он хотел бы подольше насладиться этим моментом, но звуки близкой битвы заставили его отодвинуться. Он глядел в мокрый янтарь глаз, не веря, что эта красота действительно существует столь близко.       – Кхе-кхе, – деликатно прервал момент Гласеа, состроив такое выражение лица, будто его сейчас вырвет от лицезрения чужой любви, – я напоминаю, что мы посреди битвы, и ваш обмен слюной никак не поможет нам её закончить.       – Гласеа, закрой пасть! – рявкнул Викери.       – Если я её закрою, вы все подохнете, – высокомерно заметил Грех Гордыни и оскорблённо вздёрнул подбородок.       Однако это замечание Викери проигнорировал и повернулся к Николь.       – Я не умру, – пообещал он и легко поцеловал её в лоб. – Мой долг – защищать тебя. Разве могу я погибнуть, не исполнив своего предназначения?       В Николь всё ещё метались сомнения, но она кивнула, позволяя ему уйти.       – Не переживай, – поддержала Джоанна. – Я прикрою его спину. Раз уж двое из рода Кассерген уже сражаются, то и мне не пристало отсиживаться.       – Джоанна, не нужно! – остановил Леон. – Рэйден сказал не влезать в битву.       – Это он сказал тебе, а не мне. К тому же, он слишком увлечён битвой с Дардариэль, чтобы заметить, как его младшая непутёвая сестрица нарушает запрет, – хмыкнула бессфера и махнула Викери. – Пойдём, рыцарь в оборванных тряпках! Будем вершить судьбу мира так, чтобы нас запомнили!       Викери не сдержал смешок. Всё же Джоанна лучше кого-либо могла разбавить гнетущую атмосферу лёгкой остротой. Вынув меч из ножен, странник рванул за бессферой, на бегу перепрыгивая обломки каменного пола. Но не успели они приблизиться, как перед Джоанной появился Малле и крепко вцепился в плечи.       – Какого хрена вы тут забыли? – закричал он, взволнованный их желанием вступить в схватку.       – Гласеа отправил, – вырвалась Джоанна. – Он нашёл уязвимое место у этой твари.       – Будем рады, если поделишься до того, как эта мразь нас прикончит! – прокричала Гремори, натягивая золотую тетиву окровавленными пальцами.       – Живот! – подсказал Викери.       – Сказали? Молодцы! А теперь вон отсюда, пока по шее не перепало! – закричал Малле и подтолкнул бессферу в спину.       Но Джоанна извернулась, впила в Греха негодующий взгляд и, быстро оббежав живую преграду, бросилась к Гремори. Та едва стояла на израненных ногах. Ещё немного и наверняка сломается под натиском монстра. Кнут полоснул крокодила по морде, оставляя внушительную полосу на коже. Он разинул острозубую пасть, содрогая стены замка оглушительным рёвом, но кнут обрушился на него снова десятком тяжёлых взмахов. Крепко сжимая рукоять, Джоанна замахивалась, прикладывая с каждым ударом всё больше силы, а Викери ловко проскальзывал рядом, полося кожу крокодила точными ранами по бокам.       Но существо крепко держалось на своих четырёх лапах, не желая заваливаться от усталости.       – Нужно повалить его! – заорала Астарот и рывком оборвала мешавшиеся ошмётки подола. – Есть идеи как?       – Только безумные, – ответил Малле, с прыжка вонзая ножи между лопаток крокодила.       – Сойдёт!       И прочитав идею Малле меж строк, Астарот схватилась за хвост монстра, выжигая очертания рун адским пламенем. Сила крокодила была невероятна. Он мотал вцепившуюся в него Астарот по каменным обломкам и битому стеклу так, что её вдавливало в треснутый пол, но странница крепко вонзила когти, не желая отпускать добычу. Ситри налетели на питомца Дардариэль, как коршуны, и, усевшись на его спине, стали резво рвать плоть, а Андра одним сильным пинком сломал ему лапу. Но ничто из этого не могло навредить, только удержать на время. Раны быстро затянулись, а кости срослись.       Тело крокодила стало изгибаться быстрее. Он заметался из стороны в сторону, сбрасывая с себя нападающих Грехов один за другим. Астарот и Ситри отбросило на несколько ярдов, а Андру мгновенно ударило крепким хвостом так, что тот вновь схватился за треснутые рёбра. По озлобленному оскалу и пристальному взгляду крокодила стало ясно: ему надоело играть с жертвами. Он ломанулся напрямик через обломки, видя лишь притаившихся у стены Леона и Николь, которых должен был подать своей хозяйке.       Стараясь затормозить зелёную тварь, Гремори сильнее натянула леску, но ноги предательски заскользили по полу. Она споткнулась и упала. Монстр устремил на неё свой хищный взгляд – странница стала лёгкой добычей. Он резво изменил маршрут и на полной скорости понёсся к ней. Гремори испуганно взвизгнула и попыталась отползти, но ноги и руки сковало от напряжения. Кожа взрывалась от дребезжания в растерзанных конечностях. Всё, что она теперь видела, это раскрытую длинную пасть полную острых жёлтых зубов, желающих разорвать её на куски. И она закрыла глаза. Зловонное дыхание полоснуло кожу смрадным запахом смерти и свежей крови. Брызнули тёплые густые капли. Она услышала крики, отчаянные и душераздирающие. Они были далеки, но следом раздался близкий вопль, заставивший распахнуть глаза.       Перед ней замерла напряжённая спина в грязной оборванной рубахе, но лишь по рыжей копне она признала Викери. Стоя на одном колене, он удерживал крокодила, пожертвовав одной рукой, крепко сжатой в острых челюстях. Стиснув зубы, он противился крику, что истошно пожирал его нутро и отнимал сознание. Почувствовал вкус свежей крови, чудовище замотало головой, разрывая плоть и дробя кости крепким хватом. Его истошный вопль собрал воедино охваченное шоком сознание Гремори.       – Отпусти! – приказал Викери, глядя в хищные тонкие зрачки крокодила. Радужка глаз вспыхнула непреклонной синевой.       Крокодил стушевался. С сомнением покривил головой, но не отпустил, лишь чуть ослабил хватку. Способность действовала на него, но не так сильно, как того желал странник.       – Кто-нибудь! Быстрее! – взревел Викери, понимая, что не сможет долго удерживать беснующуюся тварь.       Джоанна бросилась на спину крокодила, затягивая кнут удавкой вокруг его шеи, и рванула на себя. Рукоять обожгла ладони, сдирая кожу до кровавых ожогов. Едва ли она могла оттянуть монстра от друга самостоятельно, но оказалась не одинока в решимости. Грехи схватились за кнут и синхронным рывком потянули на себя. В удушливом забытие крокодил распахнул челюсти и откинулся назад, пытаясь устоять на задних лапах. Растерзанная в клочья рука Викери безвольно повисла. Пальцы коснулись холодного лезвия, окропляя металл стекающей кровью. Помутнённый взор впился в рукоять меча. С такой раной поднять он его не сможет, но промедление стоило бы им шанса на спасение. Юноша напряг мышцы, пытаясь расшевелить обмякшую конечность, но чувствовал лишь острую боль и то, как обломки кости впиваются изнутри.       Видя его натужные попытки, Гремори подтолкнула меч к его левой руке. Викери никогда не бился ей и не знал, сколько силы сможет вложить, но вонзил остриё меча в светлое кожаное брюхо. Крокодил надрывно зарычал в тщетной попытке сорваться с клинка, но Викери не выпустил меч из побелевших пальцев. Однако и сил добить существо ему не хватало.       Чужая тяжесть надавила на спину. Уткнув подбородок в плечо, Гремори с тяжёлым вздохом протиснула руки под мышками Викери, сжала рукоять поверх его ладони и потянула вверх, вспарывая брюхо ревущей твари. Это был его последний рёв – прощальный зов перед грядущей смертью. Из глубокой длинной раны вывалились склизкие окровавленные органы, разбрызгивая желчь по полу. Как только Гремори ослабила хватку, меч вывалился из рук Викери, утопая в расплывающейся кровавой луже. От смердящего запаха крокодильей утробы желудок свернуло узлом, и юноша зажал себе рот, подавляя приступ тошноты. Он почувствовал, как кто-то тряхнул его за плечо, как чьи-то пальцы, сорвали прилипший к коже окровавленный рукав.       – Святые боги, – поражённо хлопнула губами Николь, вглядываясь в глубокие следы от зубов.       Судя по тому, как неестественно изогнулась рука Викери, когда она попыталась её поднять, кость там держалась лишь на божьем слове. Выудив из-за пояса склянку, она покрутила содержимым перед глазами. Воды оставалось немного. Откупоренная крышка звучно хлопнула. Пробка покатилась по полу, увязая в крокодильей крови, но Николь, не обращая внимания ни на что, кроме ран Викери, выдернула из бутыля водяной шар и вдавила в руку юноши.       Кости срастались медленно. Каждый кусочек шевелился под кожей, причиняя скребущую боль от соприкосновения с разорванными мышцами. Викери стонал, изгибался, но Леон крепко сжимал плечи, не давая отодвинуться, а Джоанна удерживала вторую руку. Кровь пульсировала в висках, заглушая остальные звуки. Размытым взглядом он увидел, как Астарот, стала что-то говорить Николь, перегнувшись через его ноги. Разглядеть лицо юной Аверлин за опущенными густыми волосами не удавалось, но, когда Грех закончила, та кивнула. Викери не услышал, о чём переговаривались странницы, но не на шутку взбунтовался, когда Астарот уселась к нему на бёдра и крепко сжала челюсть, заставляя посмотреть в ядовитое горящее пламя, беснующееся в радужке. Сладкие пухлые губы распахнулись лишь на мгновение, произнося успокаивающие слова, а следом его пронзила новая боль – она вонзила свои когти ему в грудь.       – Тише-тише, – расслышал её ласковый шёпот Викери.       Чары небесных рун теплом расползлись по телу. Ядовитая магия заставила боль отступить. Викери порывисто схватил губами воздух, словно лёгкие вновь научились дышать. Он услышал лязг мечей, скрежет раздавленных сапогами камней и хруст стеклянных осколков, биение собственного сердца и непрекращающийся плач Николь. Её плечи дрожали, слёзы падали на раны Викери, и соль от них шипела в разорванной плоти. Он поднял здоровую руку, чтобы успокоить её, сказать, что он в порядке, и слёзы ни к чему, но осознал – Николь не желала этого. Она намеренно заставляла себя плакать, потому что капли её печали могли вылечить его.       Викери наблюдал, как раны постепенно затягиваются, возвращая слабую подвижность его руке. Он пошевелил пальцами, напряг мышцы, но предплечье кольнуло. Николь не смогла вылечить её полностью, не хватило сил. Она разъярённо хлопнула себя по коленке, виня за неспособность помочь. Но Викери был уверен – она сделала всё, что смогла.       – Какой же ты… – прорычала она, втягивая воздух через крепко стиснутые зубы.       – Самопожертвование у нашей троицы в крови, не думаешь? – улыбнулся Викери. Он прижал девушку к себе и поцеловал в макушку.       – А ещё отъявленная глупость, но кто сейчас о ней вспомнит? – хмыкнул Леон за его спиной. Он подал Викери руки и помог подняться. – Ты как?       Викери размял правую руку, разглядывая заметные розоватые шрамы на коже. Противясь отвращению, он поднял утопленный в крови чудовища меч и покрутил. Пальцы всё ещё дрожали, пронзённые тянущей болью в мышцах.       – Жить буду, но не уверен, что буду также хорошо владеть мечом, как раньше.       – Главное, что языком ты по-прежнему владеешь отлично, а с мечом как-нибудь приложится, – похлопал друга по плечу Леон.       Ожесточённая схватка всё ещё продолжалась. Грубым натиском Рэйден и Эйрена давили Дардариэль с обеих сторон. Отточенные удары заставляли понять: Белые Волки рода Кассерген вновь воссоединились! Брата и сестру захватили былые времена, когда, стоя плечом к плечу, они сражались за единую цель. На губах обоих замерла азартная улыбка. Они наслаждались видом крови, заливающей небесно-голубые одеяния Дардариэль, взмах за взмахом рвали белоснежные перья рукавов, оставляли глубокие раны на светлой коже. Разъярённые крики Дардариэль звучали усладой для упоённых боем воинов. Может, она и была Высшей богиней, но уступала им в военной подготовке. Кассергенам хватало одного быстрого взгляда, чтобы понять друг друга. Рэйден делал подсечку – Эйрена наносила удар; Дардариэль атаковала – они защищали друг друга.       Лезвие полыхнуло огнём и пронзило бедро Дардариэль, но богиня, игнорируя боль, отпихнула Рэйдена и бросилась на Мариас. Чёрный ворон и белый голубь налетели друг на друга. Эйрена пригнулась от взмаха копья Дардариэль, и облачённый в железо кулак вонзился в раненное бедро. Хруст ломающейся кости повис в воздухе, но Дардариэль не скривилась. Она отбила удар Эйрены древком копья и, прокрутив в ладони, вонзила остриё глубоко в живот, проламывая броню насквозь. Окровавленное остриё пики блеснуло из спины. Но крик был непозволителен для даймона победоносной звезды. Сжав напряжённой рукой наконечник, она стянула себя с лезвия и сплюнула на пол сгусток окровавленной слюны. Кривая обагренная улыбка сверкнула вызовом. Она прожила достаточно долгую жизнь, чтобы не бояться смерти, и отчасти была благодарна Дардариэль за проклятье. Даже если та пожелает её убить, не сможет!       Это кипятило нервы Верховной Амаймон. Она пронзала её снова и снова, ломая кости и превращая плоть в ошмётки, и с ненавистью глядела на то, как те срастаются вновь. А Эйрена смеялась.       – Мари! – Крик Рэйдена ударил в спину, и Дардариэль поздно осознала, что упустила из виду второго Кассергена.       Чеканный лозунг дома Кассерген блеснул в лучах солнца. Эйрена вытянула руку, перехватывая пролетевший над головой Дардариэль меч в свободную руку. Отбив порывистую атаку, даймон пнула богиню по коленям и вонзила наконечник копья в грудную клетку. Дардариэль взвыла и попыталась нанести ответный удар, но Эйрена выбила пику, раздробив пальцы тяжёлым навершием меча.       – Данте!       Пика Дардариэль кручёной подачей взмыла вверх. Ботинки оторвались от пола с глухим ударом. Рэйден в прыжке перехватил копьё и запустил обратно. Но после такого манёвра его ожидало жёсткое приземление: ноги не удержали даймона, и он кубарем пролетел по осколкам. Наконечник копья с угрожающим свистом вонзился в худую спину и уткнулся в пол, застревая в порождённых ударом трещинах – богиню пронзило собственное оружие. Она согнулась в приступе кашля и недоумевающе уставилась на торчащее из живота копьё. Кровь брызнула по побледневшим губам.       – Думаешь, что это меня убьёт? – Глядя на Эйрену, Дардариэль обнажила заляпанные алыми разводами зубы в улыбке.       – Нет, – равнодушно пожала плечами Железная королева, – но твои мучения принесут мне незабываемое удовольствие.       И замахнулась. Лезвие меча рассекло шею богини. Кровь хлынула буйными брызгами. Голова богини отклонилась и повисла на половине натянутых мышц, открывая вид на кровоточащий ровный срез. Странники не сдержали криков. Вид наполовину отрубленной головы испугал даже Грехов. Они разом отшатнулись, а Аста и вовсе подавила крик зажатыми у губ ладонями. Но Эйрену вид нисколько не взбудоражил. Она мрачно щурила ледяные глаза под маской, наблюдая, как алые струи хлыщут из артерии и вен, а разорванные плетения мышц напряжённо сжимаются вокруг оголённых шейных позвонков, не сломанных лезвием меча. Хотелось схватиться за них руками и вырвать вместе с позвоночником из скованного копьями тела, но это было невозможно.       От тихого смеха Дардариэль кровь громко захлюпала и запузырилась. Богиня поставила голову на место и покрутила сросшейся шеей. Неприглядность облика её ни коим образом не смутила, скорее, наоборот, позабавила.       – Что ж, – хрипло протянула она, разминая связки, – как я и предполагала, встреча с тобой занятна, Мариас, но пришло время оставить игры.       Обхватив древко, она резко выдернула копьё Эйрены из груди, а после вырвала своё из каменной темницы и вытянула через живот, обрушивая синхронным взмахом оба оружия на проклятого даймона. Эйрена уклонилась. Наконечники заскрежетали по броне, оставляя глубокие царапины. В попытке уберечь сестру, Рэйден схватился за копьё и рванул на себя. Небесные руны вспыхнули ярким светом, приумножая силу даймона, но этого оказалось недостаточно. Дардариэль извернулась и пронзила его насквозь. В светлых глазах отчётливо отпечатался зов мести. Она сильнее вдавила наконечник в тело Кассергена и рывком приподняла над землёй, наслаждаясь тем, как он, хватаясь за острое лезвие руками, пытается сорваться.       Но зрелище ей быстро наскучило. Брат Мариас казался богине надоедливой жужжащей мухой, что только отвлекала от задуманного. Со следующим взмахом оружие пригвоздило Рэйдена к стене. Казалось, что кости раздробило в порошок. Привкус металла полоснул горло. Пузырящийся горячий сгусток вырвался сквозь сомкнутые губы, стекая по подбородку и шее юноши. Очертания зала поплыли, но даймон резко мотнул головой, собирая дребезжащее сознание воедино.       «Я не имею права проиграть», – повторил он себе.       Даймон сжал кручёные изгибы древка. Руки обожгло холодом небесного железа. Рэйден втянул воздух сдавленными лёгкими. Кольцо напряжённой плоти сжалось, затягивая лезвие обратно, но даймон резким рывком вырвал копьё. Обессиленное тело сползло вниз, харкая вязкой кровью.       В отдалении он услышал крики. Оперевшись на копьё, как на костыль, Рэйден умелым жестом вправил выбитое плечо и обтёр грязным рукавом губы. Взглядом нашёл Леона. Напуганный, в грязи и запёкшихся каплях крови, что не принадлежала ему, но живой. Тот отчаянно рвался к нему, удерживаемый со всех сторон руками, хоть и понимал, как опасно влезать в схватку между богами. Он готов был рискнуть также, как Рэйден рисковал ради него, и в груди против воли полыхнуло горячее чувство, возрождающее на мгновение угасшую решимость.       – Не надо, – прочёл он по губам, но разве мог остановиться? А если мог, то хотел ли?       Они не найдут спокойствия ни в одном из миров, не познают жизни, пока их обоих сковывают кандалы предназначения и нелёгкой судьбы. Рэйден намеревался освободить их, разрубить эти цепи, и потому крепче стиснул копьё в взмокшей ладони. Тонкие губы распахнулись лишь на мгновение, посылая Леону одно уверенное слово. Леон понял его. Он замер, давая ослабевшему разуму осознать его важность, а потом с большим рвением подался вперёд, игнорируя вцепившиеся в плечи руки Андры.       – Не смей! – Своим криком он сорвал голос до хрипоты, но Рэйден уже не слышал.       Кровь ударяла по барабанным перепонкам торжественным маршем, пока он мчался к танцующим гибельный танец богиням. Дардариэль встретила его надменной улыбкой с примесью нескрываемого раздражения. Копьё в пальцах провернулось, и остриё рассекло пространство в дюйме от шеи даймона, но тот проскочил под ним, и выбил землю из-под ног Высшей богини. Верховная Амаймон повалилась на пол, и лишь чудом обострённых божественностью рефлексов увернулась от направленного в лоб удара Эйрены.       – Невероятное притяжение к гибели, – осадила она, поднимаясь на ноги. – Когда же вы поймёте, что эта битва не принесёт вам победы? Вы влезаете в то, что неспособны понять, неразумные детишки!       – Может, мы лишь неразумные дети в сравнении с тобой, – оскалился в ответ Рэйден, – но ты ошибаешься, думая, что победоносная звезда отвернулась от нас.       – Звезда уже отворачивалась от вас перед моим величием и отвернётся снова, если я того пожелаю.       – Тогда смотри, Дардариэль! – окрикнула богиню Астарот и рывком приподняла голову крокодила за верхнюю челюсть. – Звезда уже подарила нам одну победу!       – Вы?!       – Да, кажется, твоя зверушка сдохла, – расхохоталась Астарот и размозжила челюсть крокодила сильным ударом о каменную плиту. – Сочувствую! Я так хотела поиграть с ней подольше! Впрочем, из неё выйдет прекрасная сумочка.       – Если эта тварь сейчас оживёт, я лично оторву тебе голову, Аста, – настороженно проговорила Гремори, отступая под убийственным взглядом Дардариэль.       Светлые глаза, покрытые красной сеткой вен, остекленевши уставились на мёртвую тушу крокодила. Казалось, само время замерло вместе с ней. Лицо Высшей богини побледнело и напрочь утратило разгорячённую розовизну, превратилось в страшную венецианскую маску. Ярость Дардариэль резанула по ушам, слившись со скрежетом металла, и боль потери вырвалась оглушающим визгом. Поток ледяного ветра закружил вокруг богини и раскатился мощным взрывом.       Воздушные колья вонзились в тело. Леона вместе с остальными подбросило и кубарем прокатило по полу. Попавший под ребро кусок камня выдавил на коже рваные очертания, вырывая из утробы протяжный стон. Жгучая боль отозвалась в ушибленном затылке и зазвенела в потемневшем разуме, но тут же отступила перед другой – резкой и яркой, словно вспышка перед неминуемой агонией. Подхваченный порывом осколок стекла вонзился ему в голень, и Леон закричал, чувствуя, как острые края разрезают напряжённую до треска плоть. Холодное дыхание смерти прикоснулось к губам, вытягивая воздух. Тень Самигины пришла на зов, но терпеливо ждала своего часа вмешаться.       Стены задрожали под натиском энергии Дардариэль. Толстый камень, простоявший ни одно столетие, покрылся глубокой сеткой трещин, тянущихся к купольному потолку. Потолок стал стремительно осыпаться. Тёмные кирпичи посыпались вниз, разбиваясь крошкой о пол. На мгновение Леону показалось, что это конец. Он не мог пошевелиться от слабости и безвольно наблюдал, как своды замка погребают их под собой, открывая взору чарующее небо цвета пылающего огня.       «Закат?» – мысленно удивился Леон.       Сколько же длилась их битва, раз небо отпустило золото дневных лучей и обагрилось разводами крови, что проливались на этой бренной земле? Но разве может всё так закончится для них? Леон не намеревался отдать свою жизнь так легко. Дрожащей рукой он резко выдернул осколок, глуша крик в рукаве рубашки, и прихрамывая помчался к стенам, что ещё умудрялись держаться. Упавший камень крепко приложил юношу по спине. Самаэлиса прогнуло от разливающейся по телу вспышкой боли, но до укрытия оставалось совсем немного. Мышцы истошно завопили, когда Леон, избегая следующего камня, отпрыгнул в сторону. Разогретые скольжением подошвы ботинок ошпарили стопы. Леон скривился, но скорости не сбавил. Сапоги жалобно затрещали в попытке затормозить перед стеной. Ободранные руки вдавились в кладку, и Леон обессиленно сполз вниз. Через силу втолкнутый в лёгкие воздух отозвался неприятной клокочущей дрожью в костяной темнице.       Помутнённым взглядом он видел, что битва не остановилась. Дардариэль рвала и метала. Во взгляде цвета ясного неба замерла лютая ненависть. Богиня остервенело бросилась на убегающих Грехов, но ей то и дело преграждали путь Рэйден и Эйрена, отводя остриё копья от соратников. Скрежет металла раздался с новой силой. Амаймон взмахнула рукавом, и острые перья вырвались из одежды, врезаясь в Грехов. Лезвия оказались недостаточно длинными, чтобы убить, но причиняли неимоверную боль, застревая в смертных телах.       – Веселишься смотрю?       С шипящим вздохом рядом повалилась Джоанна. Её штанина была на половину разорвана и держалась на паре ниток, а под ней виднелись открытые глубокие порезы, заполненные свежей кровью. Пальцы скрылись за поясом, выуживая из ножен короткий нож. Ткань затрещала под натиском лезвия. Бессфера отрезала от своей рубашки рукав, крепко затянула на бедре, оставляя болезненный вскрик томиться за поджатыми губами, и устало смахнула прилипшие в разбитому лбу пряди волос. Леон не мог перестать восхищаться ей: Джоанна не обладала каким-либо даром, но бросалась в битву богов вооружённая лишь кнутом и маленьким ножом. Поразительная смелость!       Леон повертел головой в поисках Николь и Викери. Рыжая макушка сверкнула в самой гуще, а рядом и золотые пряди юной Аверлин, покрытые мокрой кровавой гущей. Николь жалобно заскулила. Её ступня застряла меж двух булыжников, и она никак не могла её вытащить. Выламывая руки от напряжения, Викери отпихнул камень в сторону, высвобождая ногу возлюбленной.       – Бежим! – крикнул он и придержал странницу за талию.       Но уловил опасный взгляд за спиной Николь – богиня метнулась к ним, замахиваясь копьём. Николь взвизгнула – Викери оттащил её в сторону. Удар копья расколол булыжник, который ещё несколько мгновений назад крепко удерживал ногу Николь в заточении. Минута промедления, и от них осталось бы столько же сколько от этого камня.       Рыча от досадной оплошности, Амаймон вырвала копьё.       – Скажи, где Святыня, ипостась Кроцелл! – потребовала она.       – Никогда! Лучше с честью погибнуть, чем с бесчестием жить!       – Достойные последние слова.       Она выбросила руку вперед, намереваясь пронзить Николь. Рядом замаячила железная маска. Эйрена схватила Николь за запястье, в повороте оттолкнула за свою спину – прямо в объятия Викери – и скрестила копья с богиней. Николь вскрикнула. Металлические перчатки Железной королевы оставили на нежной коже алеющую ссадину.       – Скорее, Николь! – закричал Викери, перекрикивая звуки бойни, и потащил девушку за собой.       – Мы не можем оставить их сражаться с ней! – закричала Николь, когда они присоединились к соратникам у стены.       – Ещё как можем! – взвизгнула Гремори. – Они бессмертные!       – Как и она! – возмутился Викери.       Астарот, хмуро следящая за ходом битвы, издала звук похожий на утробное рычание и закатила глаза.       – Гори оно всё багровым пламенем! – От её раздражённого крика странники вздрогнули. – Всё равно помру, так чего откладывать веселье?       Она чмокнула каждого из близнецов в макушку и подтолкнула в руки Джоанны и Николь. Видя полнейшее непонимание в глазах девушек, она развела руками.       – Этим я не доверю даже цветы полить, не то, что детей. – Она обвела пальцем всех Грехов. – Отвечаете за них своей головой!       – А нас спросить не пробовала?       – Нет! – рявкнула Астарот.       Всё выглядело так, будто она действительно намеревалась погибнуть в битве, и потому Джоанна не стала продолжать перепалку. Вместо этого она прижала мальчика Ситри и погладила дрожащее тельце по плечам.       – Аста? – позвал Гласеа с явным неодобрением. – Твой порыв иррационален. Ты только временно нарушишь естественный ход битвы, но это не изменит итога. Твоё появление окажет давление на Эйрену и Рэйдена, и они не смогут биться с той же силой, опасаясь зацепить тебя.       – Замолчи! – Астарот схватила его за воротник и встряхнула. – Это я была там, а не ты, трус! Я сражалась за нас, пока ты со своими расчётами отстаивался в сторонке! – Он пожелал возразить, но Астарот угрожающе приблизила лицо и прошипела: – Я сказала тебе молчать, Гласеа! Мне плевать, что ты зовёшься первым из Грехов, плевать, что ты всегда прав. Никто не смеет лишать меня права выбора, и ты не станешь исключением из правил. Скажи ещё хоть слово на своём гениальном языке, и я размажу тебя по стенке, прежде чем ты успеешь договорить.       Она оттолкнула Гласею и развернулась с намереньем уйти, но рука первого из Грехов крепко сжалась на её запястье. Гордость был намерен стоять на своём, и Астарот не удивилась этому – с поворота влепила тому пощёчину. Гремори, стоящая ближе всех к ним, изогнула бровь в молчаливом удивлении. Пожалуй, это был первый раз на памяти Грехов, когда Аста открыто выступила против их лидера.       Но Гласеа остался равнодушен к выходке странницы, однако в сиреневых глазах заискрило какое-то непонятное чувство. Он размял ушибленную щёку изнутри языком и поглядел на тонкое бледное запястье, что так не выпустил из своей хватки. Казалось, его самого удивляло это не меньше, чем остальных. Гласеа порылся в кармане пиджака и вложил в ладонь Асты небольшое устройство.       – В этом устройстве запечатана часть энергии моих небесных рун. Выгадай удачный момент, брось в Дардариэль и беги, а я удалённо сниму печать. Но Аста, – он выдержал паузу, – пожалуйста, не останавливайся. Эйрена и Рэйден переживут, а ты – нет.       От его «пожалуйста» всех Грехов передёрнуло. Гласеа никогда не говорил этого слова никому из них.       Астарот с опаской покосилась на аккуратное устройство в своей руке. Внешне в нём не было ничего примечательного – металлический кубик, как и многие, что Гласеа делал от скуки. Разве может в нём скрываться что-то настолько ужасающее, что сам Грех не рискнул выпустить это раньше?       Она решила не медлить и крепко сжала кубик в руке, но прежде чем уйти, поглядела в мрачные сиреневые разводы глаз. Может, она и не погибнет, но, если это всё же произойдёт, она не могла уйти в багровые поля, оставив недосказанность между ними. Притянув юношу за порванный белый пиджак, она напористо поцеловала его. Гласеа оказался обескуражен выходкой, не ответил на поцелуй, но Астарот это было и не нужно. Грех отпустила его и бросилась в самое пекло, провожаемая взглядом холодной сирени.       На бегу Аста подхватила оброненный Джоанной кнут. Она не владела этим оружием так искусно, как бессфера, но вложила во взмах всю мощь своих рун. Кожаный жгут рассёк грудь Дардариэль и закрутился вокруг руки. Астарот потянула кнут на себя. На длинных ресницах заблестели капли, когда плетение вонзилось в ладонь, отпечатываясь узором на коже. Астарот не теплила надежды удержать Дардариэль, но терпела боль, выжидая подходящий момент для уловки. Она предполагала, чем может обернуться использование устройства Гласеи. Бесконтрольная энергия небесных рун, словно пожар в сухом поле, – легко вспыхивает и всё пожирает.       Вмешательство Астарот взбесило Дардариэль: из-за блокированной руки, Рэйден и Эйрена полоснули оружием по телу. Больше такой оплошности она допустить не могла. Схватившись за кнут, Дардариэль пустила хлёсткую волну в её конец. Рукоять вырвалась из пальцев Греха и, подобно крепкой дубине, стукнула по подбородку. Астарот приложило о камни непредвиденным падением. Пальцы разжались, выпуская серебристый кубик.       – Проклятье! – вскрикнула странница.       Разгребая насыпь, Грех судорожно стала искать пропажу. Металлическая грань блеснула меж тяжёлых камней. Астарот попыталась протиснуть руку в щель, но та оказалась слишком узкой для её ладони. Она не доставала до кубика даже ногтями. Раздражённо втянув носом удушливый пыльный воздух, она призвала небесные руны. Алый узор расползся по белой коже, подобно трещинам на тонком фарфоре. Пылающий пламенем кулак вонзился в глыбу. Астарот отчётливо ощутила, как трескаются фаланги пальцев, разрывая руку острой волной, но не могла не радоваться – кубик снова оказался в руке.       – Бегите! – С надрывным криком она швырнула устройство в Дардариэль в тот момент, когда волна воздуха вновь завилась вокруг неё, и побежала.       Гласеа сложил руки, и за спиной Астарот раздался оглушительный взрыв. Подхваченное воздухом пламя ударило в спину. Ткань платья загорелась, покрывая нежную белую кожу красными волдырями. Астарот не сдержала крик. Тело разрывало на части адской судорогой. Она не добежала считанные ярды – упала на пол, изнывая от боли, стала сбивать пламя руками, срывать с себя горящие куски одежды. Она была способна выдержать любую боль, но эта… Эта была не боль, а мучительная агония. От запаха опалённой плоти и кипящей крови к горлу подступал ком рвоты.       – Держись, Аста, – прошептал появившийся рядом Малле. – Выблюешь желудок на Гласею, когда будем вне зоны риска.       Он подставил ей спину, чтобы та могла забраться, и, превратившись в пепел, перенёс обоих к безопасной стене.       – Сука, не мог подождать, когда она убежит? – разразился бранью Малле прямо в лицо Гласеи. – Если так хотел увидеть её слабую и без одежды, мог бы поискать способ поделикатнее!       – Следи за словами, Малле, – угрожающе прорычал Гласеа, впервые показав хоть какую-то эмоцию помимо равнодушия.       Грех аккуратно укутал Астарот в пиджак, скрывая наготу от лишних глаз, и бережно стал продевать пуговицы в петли. Если бы не поражающее ужасом состояние странницы, при котором она чудом осталась жива, это могло показаться даже очаровательным, но Малле и Гремори, не сговариваясь, закатили глаза. Они то знали, что это никакая не забота, а раздражающая педантичность Греха.       – Неужели это всё сила небесных рун? – ахнула Джоанна, всматриваясь в огненное кольцо, вьющееся в центре зала.       – Накопленная и усиленная в несколько раз, – ответил Гласеа, не отвлекаясь от своего занятия. – Но по большей часть такому порыву мы обязаны самой Дардариэль. Под силой её воздушной материи маленькая искра приобрела подобный масштаб. Аста выждала идеальный момент.       – Она с тобой не согласится.       Леон не осмелился посмотреть на Астарот, лишь краем глаза заметил покрытые кровавой коркой ноги, с которых свисали клочки кожи. Непроизвольно вспомнил управляющую в доме Самаэлисов, но тут же постарался отбросить мысль. Ему нужно забыть о своём страхе, но дрожь не отпускала. Его умывали в ужасе запах палёной горечи и дыма, жар и отбрасывающие блики языки пламени. Ладони взмокли. Леон обтёр их о штаны и поднял глаза на огненную стену. От одного её вида хотелось закричать и сжаться, но Леон заставил себя не сводить взгляда с оранжево-красных переливов. Он искал силуэт Рэйдена, но не находил. Страх сжал сердце с новой силой, но потом Самаэлис услышал надрывный кашель.       Из огненного плена показались Эйрена и Рэйден. Благодаря предупреждению Астарот, они успели убежать в последний момент. Эйрена стащила с головы разогретую пламенем маску и швырнула на пол. Лишь теперь все увидели, что она так тщательно прятала под ней. Это был чёрный символ на лбу – клеймо отступника, оставленное Дардариэль, и вечное напоминание, что она усомнилась в вере.       Стена огня стала медленно утихать, и из пламени показалась Дардариэль. Выглядела она определённо хуже, чем даймоны: конечности и лицо исполосовали разводы ожогов, на тлеющей одежде сияли почерневшие дыры. Она пошатываясь вышла из пламени, волоча копьё за собой. Должно быть, и сама не ожидала подобного исхода. Спасаясь от всеядного пламени, она потратила много энергии, и не нашла сил отбиться, когда Эйрена и Рэйден вновь вонзили оружия. Сдавлено застонав, она опустила голову.       – Это конец, Дардариэль, – объявила Эйрена, шагнув к ней.       – Так ли это? – Сквозь свисающие светлые волосы замаячила самоуверенная улыбка.       Дардариэль сжала лезвие меча в руке. Даже когда казалось, что битва окончена, она не переставала следовать своей вере и цепляться за жизнь. Меч с громким режущим уши лязгом откатился в конец зала.       – Дьявол!       Леон подскочил на ноги и выхватил из ножен клинок. Он хотел броситься к богине, чтобы закончить навсегда кровавую расправу, учинённую ей, но путь преградил Малле.       – Дай мне клинок, – протянул руку Грех. – Ты не успеешь добраться до Дардариэль.       Леон хмуро поглядел на Малле, сомневаясь в его предложении. Причин доверять не было Греху, но, как тот и сказал, он не успеет. Дардариэль уже вознамерилась вырвать копьё Эйрены из груди, попутно пытаясь отбиваться от сильных ударов даймонов.       – Давай же! Никто не убьёт Дардариэль быстрее меня!       И Леон решил ему довериться. Малле перехватил покрепче клинок, ощущая какая чудовищная сила закована в изящном лезвии, и летучим пеплом рассыпался в воздухе, быстро пересекая разделяющее пространство. Металл угрожающе сверкнул в сумеречной тьме. И внезапно наступившую тишину разрезал надрывный смех Дардариэль. Это был конец… конец всему.       – Почему? – прохрипел Рэйден, глядя на торчащий из живота эфес клинка. – Почему ты предал меня снова, после того, как я доверился тебе?       – Хотя бы в последние минуты своей никчёмной жизни не будь глупцом! Чтобы предать, нужно быть на твоей стороне, а я никогда на ней не был, – с довольным оскалом Малле толкнул Кассергена в грудь и возродился из пепла рядом с Дардариэль. – Ты ведь не думал, что я предпочту смерть Верховной Амаймон своему освобождению от клятвы?       Рэйден повалился на пол, хватая губами пропитанный горечью дыма воздух. Яд цветов ирсин мучительно разрывал на части каждую клеточку, заставляя тело изнывающе изгибаться.       – Нет! – Голос Эйрены сорвался на душераздирающий крик.       Вся её бравада разом рухнула. Словно волк, воющий на луну в предсмертный час, она склонилась над телом брата и зарыдала так горько, что сердце рвалось на части, ощущая её боль. Она была суровой воительницей, что не раз отнимала чужие жизни своими руками, но оказалась беззащитной перед видением смерти дорогого человека. Всё было не так, как в тот злополучный день в небесной обители. Тогда она знала, что смерть лишь демонстрация, чтобы уберечь его, но теперь всё было по-настоящему. Теперь он не очнётся с пожирающим чувством ненависти к ней, а погибнет со знанием, что она не смогла его спасти.       Глаза, закованные в северные льды, впились в ухмыляющееся лицо Малле.       – Я убью тебя, – прошипела она и положила руку на эфес клинка, сгорая от желания отправить ублюдка следом за своим братом в багровые поля.       – О нет-нет-нет! – покачал пальцем Малле. – Лучше подумай, как будешь проводить похоронную церемонию. Тебе ведь предстоит написать душещипательную речь о любви к своему брату.       – Не надо, – прохрипел Рэйден, удерживая пальцы Эйрены на клинке. – Яд убьёт меня сразу, как только ты его вытащишь.       Эйрена покорно опустила руку и, склонившись над Рэйденом, запечатлела поцелуй на лбу. Дрожащие пальцы стёрли кровь с его губ и, задыхаясь от беспомощности, даймон отступила.       Обживая горло холодом и разрывая лёгкие, Леон пересёк зал, но рухнул на колени раньше, чем добежал до Рэйдена. Ноги отказывались идти, дрожали, как у новорождённого оленёнка. И всё же Леон заставил себя ползти, невзирая на боль в разбитых коленях. Превратившиеся в чёрные крупинки зрачки лихорадочно забегали от вида расплывающегося пятна. Леон стал беспомощно метаться в попытке найти, чем остановить кровь, хватался за всё, что находилось под рукой, но лишь ранил ладони об острые камни и осколки стекла. Он даже нашёл в себе силы посмотреть на Эйрену с надеждой, что хотя бы она сможет что-то сделать, но был пронзён таким же потерянным взглядом, каким владел сам.       – Нет… Нет… – закрутил головой он. – Это не может быть так!       Но Эйрена лишь опустила голову, пряча лицо за волосами. Когда же осознание всё же добралось, с губ сорвался протяжный вопль. Он прижался к руке даймона губами и взмолился о прощении, слыша, как вторит его словам эхо чужого голоса: сидя рядом, Гастион в который раз переживал ужас прошлого, но уже глядя глазами Леона, и разрывающая паника душила обоих.       – Посмотри на меня, Леон…       Но Леон не мог, как бы сильно не желал. Каждую косточку ломало изнутри в скорбной тьме, что пожирала увядающую душу. Лента, что связывала их, теперь рвалась под натиском смерти, но пыталась удержаться на тонких нитях, оттягивая момент разлуки.       Противясь пожирающему тело яду, Рэйден поднял руку. Холодная ладонь коснулась лица, растирая слёзы по щеке, и ласково надавила, поворачивая к себе. Вечно холодные льды растаяли в его радужке и превратились в мутное тёплое море, в глади которого сияли блики фиолетового золота.       – Я буду ждать тебя в полях Самигины, – прошептал он побледневшими сухими губами.       – Я приду. – Леон склонился и запечатлел на его губах мягкий поцелуй, добавив тихим ласкающим шёпотом: – Обязательно дождись меня.       – Только не торопись, – через боль улыбнулся Рэйден.       – Обещаю.       Это было первое искреннее обещание, что Леон дал за много лет.       В тягостном безмолвии рядом опустилась Джоанна. Её плечи дрожали в слезах, что она не позволила себе пролить. Рэйден бы не хотел, чтобы она плакала. Он всегда говорил, что она прекрасна в улыбке, а не в слезах. Но выдавить даже мимолётную улыбку оказалась неспособна.       – Не дай всему этому сломать тебя, Джоанна. – Рэйден сжал руку бессферы. – Я знаю, что ты сильнее кого-либо, и поэтому могу доверить тебе самое ценное, что есть у меня.       – Если ты о виски тридцатилетней выдержки, то я выпью его, как только окажусь дома, – предупредила она и попыталась усмехнуться, но губы крепко сжались, не желая изгибаться.       Слова рассмешили Рэйдена, но смех отозвался кровавым кашлем. И хотя изнутри всё тело ломало и выворачивало, он продолжал смеяться, потому как это был его последний возможный смех. Джоанна спешно приподняла его голову и уложила себе на колени, утирая губы брата рукавом.       – Он перейдёт тебе по наследству, – поднял на неё глаза даймон и тихо произнёс: – Сбереги их. Не дай покалечить себя скорбью.       – Конечно.       Рэйден судорожно втянул ртом воздух. У него не осталось времени – яд цветов ирсин добрался до сердца. Тело даймона обмякло, и тёмный шёлк волос стремительно растёкся серебряными нитями, являя его истинный облик. Остекленевший глаз уставился в дыру обрушенного свода, через которую виднелась одноглазая луна на синем полотне неба. Замутнённая облаками она походила на глаз Рэйдена, такая же блеклая и утратившая жизнь. Вспышка яркого света осветила погружённый в траурное молчание зал, и под тяжёлый раскат грома закричали вороны, разнося весть, что последний даймон небес навсегда покинул этот мир. Утопая в отчаянном вопле слёзы небес упали на землю белыми ледяными хлопьями.       Джоанна смахнула снег с мёртвого лика божества и прикрыла веко Рэйдена. Казалось, будто он познал сон, который не находил годами. Лицо замерло в умиротворённом спокойствии.       Мёртвый порыв ветра пробежался между окружившими тело людьми. Это Самигина пришла забрать душу, что не ждала в своих владениях. Леон ощутил, как тень богини погладила его по щеке, словно пыталась заставить отпустить почившую душу. Даже той, что заведовала смертью, оказалось не чуждо сочувствие.       Утратив последнюю надежду в тающих на коже снежинках, Леон посмотрел на Гастиона. Как бы не ощущали утрату все остальные, странник знал, что только сферон осознаёт горе таким, каким оно сидело в нём. Тяжесть давила на плечи Леона, пригибая к телу дорогого человека. Он слишком поздно осознал, что любит его. Слишком поздно, чтобы суметь познать кратковременный миг счастья вместе с ним.       Сил бороться больше не осталось. Он сжал утратившую живое тепло руку в своих мокрых ладонях и приложил к губам.       – Убей меня, – дрожащим голосом попросил он, глядя в лицо Дардариэль, и тут же сорвался на вопль: – Убей меня!       Сидящая рядом Эйрена вздрогнула, узнав в его тоне мольбу Гастиона, с которой тот обращался к ней. Но просьба Леона не тронула Дардариэль. Постучав пальцами по щеке, словно обдумывала его слова, та покачала головой.       – Я пришла за одной душой, и, какой бы она не оказалась, я не желаю забирать другие. Живи, Леон Самаэлис, пока в назначенный час твоей душой не завладеет владыка багровых полей. Смерть Данталиона станет вам напоминанием о каре, что ждёт каждого, кто осмелиться пренебречь властью Высших богов.       С каждым угнетающим стуком каблуков, Леона затягивало всё глубже в пучину безволия. Остатки стойкости рассыпались вдребезги, когда тяжёлые ладони богини опустились на его плечи. Щёку обдало ядовитым дыханием.       – Лишь ты один повинен в том, что произошло. Твоя ненависть, твоя любовь, твои боль и страдания – всё несёт в себе смерть, потому, как и ты сам уподоблен её существу… Примкнув к Мариас, ты принял неверное решение и познал последствия. Так живи теперь с этим, живи со знанием, что сей момент – твоё наказание и проклятие.       Её слова натянули жилы Леона. Он резко вырвал клинок из тела Рэйдена и замахнулся на богиню, но та мгновенно выбила его из ослабевших пальцев. Клинок затерялся среди развалин, и с его затихшим лязгом в Леоне порвались последние нити. Руки безвольно повисли вдоль тела. Он дал Дардариэль повод себя убить, но та посмотрела на него с жалостью и неторопливо вернулась к ожидающему Малле.       – Как ты мог? – взвыла Джоанна, глядя в мрачную пучину глаз Малле. – Я поверила тебе!       Всё в ней выражало откровенную ненависть к Греху.       – Ты же не думала, что всё было искренним? – цинично вопросил Малле и отмахнулся. – Ох, маленькая наивная бессфера поверила, что сможет исправить плохого мальчика? Ты ошиблась, не очаровательная мисс. Любовь не входит в список моих качеств. Я всегда был и останусь тем, кому на роду написано лишь предавать.       – Ты рассуждал о свободе, но променял одну клетку на другую!       – Полной свободы не существует, а раз оно так, то лучше жить в той клетке, где можно расправить крылья.       Дардариэль прервала их ударом копья о пол.       – Пойдём, Малле, – изящно протянула ему руку Дардариэль. – Твои крылья более не познают тесноты клетки. Ты расправишь их, как полагается новому божеству.       Богиня вскинула копьё, но прежде чем их силуэты растворились в пустоте, бросила последний взгляд на сгорбившегося юношу.       – Не повтори эту ошибку дважды, Леон Самаэлис, – предупредила она, и сверкающая голубизна глаз исчезла в ветряном порыве.