***
Удар об утрамбованную землю, едва не вышибает из меня дух. Рюкзак лишь немного смягчил падение. К счастью, колчан каким-то образом оказался зажат у меня под мышкой, благодаря чему и он, и мое плечо остались целы. Лук из рук я тоже не выпустила. Земля подо мной все еще сотрясается от взрывов, но я их не слышу. Не слышу совсем ничего. Как бы то ни было, яблоки, очевидно, подорвали достаточно мин, чтобы остальные взорвались от осколков. Я закрываю лицо ладонями, пока сверху дождем падают горящие обрывки и ошметки. Воздух наполняется едким дымом – не самое приятное для того, кто пытается снова научиться дышать. Скоро вибрация прекращается. Я перекатываюсь на бок и наслаждаюсь видом дымящихся обломков, бывших только что аккуратной пирамидой. Едва ли профи смогут что-то спасти. Пора убираться. Лучше быть подальше, когда они примчатся сюда. Встав на ноги, я понимаю, что бегство будет нелегким делом. Кружится голова. И это не заурядное недомогание, а кое-что похлеще: деревья вихрем проносятся вокруг меня, земля ходит ходуном. Делаю несколько шагов и, сама не понимаю как, оказываюсь на четвереньках. Жду несколько минут в надежде, что все пройдет. Ничего не проходит. Меня охватывает паника. Нельзя оставаться здесь. Бегство – вопрос жизни. Но я не в состоянии идти и вдобавок ничего не слышу. Прижимаю ладонь к левому уху – тому, что было обращено в сторону взрыва, – на ладони появляется кровь. Вдруг я оглохла насовсем? Какой ужас! Для охотника слух важен так же, как и зрение, иногда даже важнее. Плюс ни в коем случае я не должна показывать страх. Вне всякого сомнения, меня сейчас показывают в прямом эфире на всех телеэкранах Панема. Еще один взрыв, и я въезжаю лицом в землю. Видимо, одна из мин находилась дальше других, а теперь сработала от какого-нибудь упавшего ящика. Это повторяется еще два раза, напоминая о последних лопающихся зернышках кукурузы, когда ее поджариваешь на огне, как мы делали с Прим дома. Сказать, что я успеваю спрятаться в последний момент– это ничего не сказать. Только я вползаю в гущу кустарника, как на площадку вылетает Катон, а следом вся компания. Его ярость настолько неистова, что почти комична – оказывается, люди на самом деле рвут на себе волосы и бьют кулаками землю. Я бы рассмеялась, если бы не знала, на кого направлена эта буря негодования. Мне страшно. Мало того, что я рядом, так еще не способна ни бежать, ни защищаться. Хорошо еще, кустарник не позволит камерам показать крупным планом, как я почем зря грызу ногти, обкусывая последние пятнышки лака, лишь бы не стучать зубами на весь лес. Мальчик из Дистрикта-3 бросает камнями в руины, проверяя, все ли мины взорвались, профи подходят к жалким остаткам изобилия. Первый мощный шквал гнева утих, и Катон теперь вымещает злость, пиная искореженные ящики и контейнеры. Другие трибуты ковыряются в кучках мусора, безуспешно пытаясь отыскать что-нибудь целое. Парень из Третьего дистрикта слишком хорошо сделал свое дело. Видимо, эта же мысль осеняет Катона, который поворачивается к нему и, кажется, ругается. Паренек едва успевает побежать, как профи настигает его и хватает за шею. По мускулам Катона пробегает рябь, когда он сворачивает мальчишке голову. Вот так вот. Будто муху прихлопнул. Двое других профи пытаются успокоить Катона. Насколько я понимаю, он хочет вернуться в лес, а те удерживают его и почему-то показывают на небо. Ну конечно же. Они уверены, что виновник взрывов погиб. Откуда им знать про стрелы и яблоки. Во всем винят неправильно установленные мины и думают, что незадачливый воришка подорвался сам. Выстрел пушки запросто можно было не услышать за взрывами, а тело, или то, что от него осталось, забрал планолет. Профи отходят подальше к озеру, чтобы распорядители прислали за убитым мальчиком. Ждут. Вот, кажется, выстрелила пушка. Появляется планолет и забирает труп. Солнце опускается за горизонт. Наступает ночь. Высоко в небе появляется герб, и должен играть гимн. Мгновение темноты, потом высвечивают лицо мальчика из Дистрикта-3 и следом еще одного – из Дистрикта-10. Того, что погиб утром. Снова герб. Теперь они знают: их враг жив. В свете герба я замечаю, что Катон и девушка из Второго дистрикта надевают очки ночного видения. Мальчик из Первого зажигает древесный сук вместо факела; огонь высвечивает суровую решимость на их лицах. Профи углубляются в лес. Охота началась. Пересчитываю на пальцах оставшихся трибутов. Из Первого только парень, из Второго оба, Лиса и две пары из Одиннадцатого и Двенадцатого. Всего лишь восемь. В Капитолии теперь вовсю делают ставки и заключают пари. На телевидении каждому трибуту посвящают специальные выпуски, проводят интервью с друзьями и родственниками. Уже давно никто из Двенадцатого дистрикта не попадал в восьмерку. А сейчас нас даже двое. Хотя, если верить Катону, Пит скоро умрет. С другой стороны, слово Катона не приговор. Разве он не был уверен, что его запасы в полной безопасности? Семьдесят четвертые Голодные игры объявляются открытыми, Катон. Для тебя они только начинаются.***
Трибут из Дистрикта-1 умирает, не успев вернуть себе оружие. Моя стрела глубоко вонзается ему в середину шеи. Он падает на колени и истекает кровью, пытаясь вырвать стрелу. Я уже зарядила вторую и верчусь с луком из стороны в сторону, крича Руте: – Он один? Один? Рута несколько раз говорит «да», прежде чем я это осознаю. Она повернулась набок, скорчившись и зажав копье своим телом. Я отталкиваю труп парня и разрезаю ножом сеть. Одного взгляда на рану достаточно, чтобы понять: я ничего не смогу сделать. И никто не смог бы. Острие копья целиком вошло в живот. Я сижу на корточках перед Рутой, бессильно глядя на смертельное оружие. Нет смысла успокаивать ее, говорить, что все будет в порядке. Рута не дурочка. Она протягивает мне ладонь, и я хватаюсь за нее, как утопающий за соломинку. Словно умираю я, а не Рута. – Ты взорвала еду? – шепчет она. – Все до последнего кусочка. – Ты должна победить. – Я сделаю это. За нас обеих, – обещаю я. Пушечный выстрел возвещает о смерти. Парня из Дистрикта-1. Я смотрю вверх. – Не уходи. – Рута крепче сжимает мою ладонь. – Я не ухожу. Я буду с тобой, – говорю я, придвигаясь ближе и кладя голову Руты себе на колени. Ласково глажу ее волосы. Какое-то время я сижу не двигаясь, мои слезы падают на лицо Руты. Гремит пушечный выстрел. Наклоняюсь и прижимаю губы к ее виску. Осторожно, словно боясь разбудить, кладу голову Руты на землю и отпускаю ее руку. Распорядители ждут, когда я уйду, чтобы забрать тела. И мне незачем больше оставаться. Я переворачиваю парня на живот, снимаю рюкзак и вытаскиваю стрелу. Перерезав лямки, забираю рюкзак Руты. Я знаю, она хотела бы, чтобы он был у меня. Копье не трогаю. Его заберут вместе с телом. Я все равно не буду пользоваться копьем, так пусть лучше оно покинет арену навсегда. Я не могу оторвать глаз от Руты. Она такая маленькая, еще меньше, чем всегда. Лежит в сетке, как птенец в гнезде. Как оставить ее здесь. Такую беззащитную. Беззащитную, несмотря на то, что больше ей уже никто не причинит зла. Ненависть к парню из Дистрикта-1 теперь кажется глупой. Мертвый, он выглядит таким же трогательным и уязвимым, как Рута. Не он, а Капитолий виноват во всем. В голове звучит голос Гейла. Теперь его гневные речи против Капитолия для меня не пустые слова. Теперь во мне тоже бурлит ярость. Смерть Руты заставила меня всей кожей ощутить несправедливость, которую творят с нами. Здесь еще сильнее, чем дома, я чувствую свою беспомощность. Капитолию все сходит с рук, ему нельзя отомстить. Вспомнились слова Пита, которые он произнес "Я только… хочу как-то показать Капитолию, что не принадлежу ему. Что я больше чем пешка в их Играх». Я хочу того же. Здесь и сейчас. Хочу обвинить и посрамить их, заставить их понять: что бы они ни делали с нами, что бы ни принуждали делать нас, мы не принадлежим им без остатка. Рута – больше чем фигурка в их игре. И я тоже. Рядом с поляной под деревьями растут дикие цветы. Возможно, просто сорная трава, но все равно красивые, с фиолетовыми, желтыми и белыми лепестками. Я нарываю охапку и возвращаюсь обратно к Руте. Украшаю ее тело цветами. Не торопясь, укладываю их один за другим. Прикрываю страшную рану. Обрамляю венком ее лицо. Самые яркие вплетаю в волосы. Им придется это показать. Даже если сейчас они переключились на другую часть арены, они включат камеры, когда будут забирать тела. Все увидят Руту в цветах и поймут, что это сделала я. Отступаю назад и смотрю на нее в последний раз. Кажется, будто она и вправду уснула. – Прощай, – шепчу я. Касаюсь губ тремя пальцами левой руки и протягиваю их в ее сторону. Потом ухожу, не оборачиваясь. Складываю нужные вещи в свой рюкзак, потом слезаю с дерева и прячу ножи и наконечники копий среди камней, чтобы никто, кроме меня, их не нашел. После вчерашних блужданий я понятия не имею, где нахожусь. Просто иду приблизительно в том направлении, где должен быть ручей. Я не ошиблась: этот путь приводит меня к третьему костру, который Рута так и не зажгла. Пройдя еще немного, натыкаюсь на стайку гусят, сидящих на ветках. Я успеваю убить трех, прежде чем птицы спохватываются и улетают. Возвращаюсь назад к сигнальному костру и разжигаю его, не заботясь о дыме. «Где ты, Катон? Я жду тебя», – думаю я, поджаривая птиц и коренья.***
Катон Конченные правила, я понимал, что мне нужно вытащить себя и Мирту живыми. Мне нужно вернуться домой. Ради Энди и Эрика. Я обещал. Я не позволю чтобы отец отправил брата в Академию. Он не выдержит того, что там происходит. Я не хочу, чтобы он становился такой же, как и я. Машиной для убийств. Чтобы его руки не были запачканы в крови. Невольно мне в голову пришла мысль, что Китнисс по той же причине здесь. Я помнил, как она вызвалась добровольцем. Она и вправду способна победить. Я это уже давно понял. В ней ещё остался человек. Даже то как она оплакивала ту девочку, вызвали у меня непонятные чувства. Мне хотелось... Хотелось обнять её... Как-то помочь ей. Но я ушел. Ведь понимал, что если останусь, то не смогу справиться. Не смогу её убить, как и хотел. Я уверен, что смерть Марвела, было её первым убийством. То, как она пыталась оттереть себе руки, шепча что она убийца. Я знаю, что игры сломают её. Я уверен. — Нужно идти — встав на ноги, я взял в руки рюкзак и меч. — Куда? — Мирта удивлённо на меня посмотрела. — Пойдем к Рогу изобилия возьмём то, что на нужно, и то что осталось после взрыва. А потом направимся ближе к озеру. — Мирта уже поднялась на ноги и направлялась вслед за мной. Увидев её вопросительный взгляд. Я издал что-то на подобии рыка. Ну почему всё нужно объяснять? — С озера будет хорошо виден Рог, ты думаешь остальное трибуты не захотят проверить что осталось? И благодаря камышам нас совсем не будет заметно, так что это может сыграть нам на руку. Какое-то время мы шли молча. Меня устраивала эта тишина, а вот Мирту похоже нет: — Как думаешь, эта дура из двенадцатого теперь в союзе со своим пареньком? Блять. Нет. Только не про неё. Я и так целыми днями стараюсь выбросить её из мыслей. Но она, как пиявка всосалась, которую отцепить невозможно. — Мне откуда знать — я хотел ответить более спокойно, показать, что мне все равно, но получилось слишком резко. — Судя по тому, что ты говорил, Меларк долго не проживёт. Он умрет. А у неё не будет шанса на победу. Даже если она выживет до финала. Что мало вероятно — ухмыльнулась Мирта. — Ведь мы её убьём. Я не хотел говорить с Митрой о ней. Мне вообще не хотелось слушать о Китнисс ещё и в комплекте с Мелларком. Я чувствовал, как злость накрывает меня с головой. Я уже не контролировал себя. Быстро развернувшись к девушке ,схватил её за шиворот куртки и прижал к дереву. — Заткнись! — рявкнул я ей прямо в лицо. Её слова вывели меня из себя от этого я ещё сильнее злился. Что блять со мной происходит? — Катон...Ты чего?— трясущимися губами произнесла девушка, я видел что она боялась. И я поглощал этот страх, впитывал его в себя. Мне всегда нравилось, когда меня боятся. Ведь страх, это уважение и сила. Закрыв глаза, я сделал глубокий вдох, нужно успокоиться. А то ещё ненароком прикончу. Более, менее, совладав с собой. Я отпустил, девушку и отступил на шаг. Посмотрел на Мирту. Теперь на её лице не было страха, её глаза блестели от желания, а на губах появилась улыбка. И не успев я даже понять, что с ней, как её губы накрыли мои. Меня это взбесило. Нет злости в её глазах, нет той бури эмоций, что вызывал во мне другой человек, нет желания даже прикасаться к ней, всё не то, не как с Китнисс... Оттолкнув её от себя. Я быстро направился к рогу, слыша позади себя злобное рычание. Не уж то я что-то чувствую к девушке из шлака? Блять. Только не это.***
Китнисс Направившись в сторону ручья, где по словам Руты находился Пит. Я проходила мимо той пещеры, в которой провела двое суток без сознания от укусов ос. Посмотрев на небо я понимала, что скоро начнётся дождь, тучи были темными и страшными, меня пугали мысли о том, что распорядители придумали новое развлечение для нас. Поэтому немного пораздумав я решила остаться в ней на ночь. Положив рюкзак в дальний угол, я решила пойти поохотиться, запасы еды были на исходе. Поэтому покинув пещеру, отправилась на поиски. Искать пришлось недолго. Спустя где-то час времени, я подстрелила зайца. Первые капли дождя упали на лицо, поэтому я поспешила вернуться в пещеру. На улице во всю идёт дождь, от чего я промокла. Не хватало ещё заболеть. Нужно снять шкуру с зайца, и разделать его. Невольно я вспомнила, как взяла Прим на её первую охоту. Я хотела её научить охотиться самостоятельно, если вдруг бы со мной что-то случиться она бы не умерла с голоду. Но Прим была не создана для такого. Всю дорогу она просилась домой, была не внимательна, видя перед собой только цветы которые она собирала для мамы. А когда я на её глазах пристрелила зайца у неё была истерика. Слава богу с нами пошёл Гейл. Он успокоил её, показав как можно сплести венок из цветов. После того раза Прим больше со мной в лес не ходила. В этом наше отличие, она нежная, а я жестокая. Она тепло, я холод. Она проявляет жалость ко всему живому, а я считаю жалость слабостью. Поднявшись с колен. Я отбросила нож. Мясо готово, вот только с погодой неувязка. А разжигать костёр в пещере полный абсурд, огонь заберёт весь кислород в помещении. — Не оборачивайся, — прошептал голос, руки обвились вокруг моего тела прижимая к себе. Я онемела от ужаса, если меня сейчас убьют то я больше никогда не увижу дом. Это будет такой нелепой смертью. Я даже не могу побороться за свою жизнь. Проклиная себя за свою собственную неосторожность, я напряглась. Каждый мускул на моём теле, кажется вот-вот лопнет. — Не оборачивайся, — снова повторил голос который я узнала сразу — Иначе мне придется убить тебя Кит-нисс. — последнее слово он сказал, так будто попробовал его на вкус. От чего у меня тело покрылась мурашками. Я вздрогнула, сердце сжалось от страха. — Закрой глаза, — я понимала, что без оружия у меня нет шансов, что я могу сделать? Вдруг накатила дикая усталость, она тяжёлым грузом легла на плечи, склоняя меня к земле. Я понимала, что мне не хочется больше бороться. Пусть я дура. Пусть я больше не смогу увидеть Прим. Пусть. Я закрыла глаза и позволила своим ощущениям решать за меня. Я притихла, прислушиваясь к Катону и готовясь встретить смерть, но, как странно, сама себе удивлялась, я ощущала себя в полной безопасности... Это было так противоестественно: находясь под угрозой смерти, я чувствовала себя до сумасшествия безмятежно. Такое чувство всепоглощающего не смогли бы дать, даже тысячи замков на моей двери. Его тёплые ладони спустились на мои ладони, согревая. Сердце стучало так громко, что я испугалась: вдруг Катон сможет услышать его стук, вдруг он ощутит мой смиренный покой. Затем я почувствовала, как он поднес мои пальцы ко рту, обдавая теплым дыханием. Я покраснела. Я никогда не имела близости с мужчинами, но сейчас я ощущала себя так, будто стою совсем голая. От прикосновений лёгкая дрожь волной прошлась по телу. — Китнисс — прошептал Катон продолжая согревать её руки. Он завет меня, или ему просто нравится произносить моё имя? — Огненная Китнисс. Его голос ласкал моё тело, вызывая ещё большую дрожь. Я забыла обо всём. О том, где я, кто я, зачем я здесь и что будет завтра. Забыла то как презирала парня. Думать не хотелось вообще. Хотели лишь раствориться в теплых объятиях Катона. Я прижалась к нему спиной, ощущая сильную мужскую грудь под своей спиной. Тело Катона продалось на встречу, сильнее обхватывая мои плечи. Губы коснулись моих пальцев. — Китнисс— на выдохе произнес парень. Я снова вздрогнула, приоткрыв рот от волнения, пытаясь схватить то ли воздух, то ли своё имя, произнесённое с такой мягкостью и желанием. Когда я пришла в себя и поняла, что продрогла настолько, не чувствую уже нечего, я оглянулась и поняла, что кроме меня в пещере никого нет. Я была одна. Совсем одна.***
Катон —Китнисс, — Я произнес её имя смакуя на языке, — Кит- нисс. Из головы не выходили тонкие пальцы девушки пахнущие кровью её жертвы. Я видел куда именно прилетела стрела чтобы окончательно убить зайца. В глаз. Точно в глаз. И я уверен что она попала с первого раза. Интересно, как она научилась так стрелять? Внезапно стало так досадно, эту часть Китнисс я никогда не смогу узнать. Мне придется убить её, а как же иначе? Я же хочу вернуться домой, хочу увидеть свою семью, дом. Для этого мне придется убить каждого, кто встанет на моём пути в родной дистрикт. А она моя первая и самая опасная преграда. Я проиграл в своей голове воспоминания о том, как она прижималась ко мне. Податливая, и мягкая. Может она поняла, что это я? Может, она поняла, что имеет надо мной власть? Что это её возможность вывести меня из строя? Даже если так. Пусть. Я всё равно её убью. Даже если это причинит мне ещё большую боль, чем мысль о собранной смерти. Нужно возвращаться в лагерь. Не хватало чтобы Мирта начала разыскивать меня. Будет искать меня, а найдет её. Она помешана на убийстве двенадцатых. И за это я не осуждаю её, ведь сам был таким. Только вот я желал смерти только Китнисс, и сейчас желаю. Только вот что-то не даёт мне окунуться в чувство охоты и наконец-то убрать её из финала. Где-то глубоко в мыслях я знаю, но думать об этом не собираюсь. Дойдя до озера, я не увидел Мирту. Неужто ушла? Решила справляться в одиночку? Шум дождя заглушал все посторонние звуки. Было трудно разобрать есть ли кто поблизости. И как будто кто-то прочитав мои мысли дотронулся ко мне со спины. Не раздумывая, я развернулся, приготовившись убить какого-нибудь трибута, но Мирта вовремя среагировала и отскочила в сторону. — Ты совсем идиотка? Я чуть тебя не убил. — Силенок бы не хватило. — ухмыльнувшись Мирта смотрела мне в глаза, ждала реакцию на сказанное обо мне. И чёрт возьми, она было. Я схватил её за шею, не сжимал, просто решил припугнуть, увидеть страх в её глазах, впитать его в себя. Но его не было, она лишь шире улыбнулась, взгляд был бешеный, страстный. Обхватив мою руку, которое лежало на её шее, он ближе подошла ко мне. Смотря в глаза. — Сильнее — обхватив мои пальцы на шее, она давила на них, причиняя себе боль. Ненормальная. Из-за разницы в росте ей пришлось встать на носочки, чтобы наши лица были в сантиметре друг от друга. — Меня заводит когда ты такой, Катон. — я чувствовал её дыхание на своих губах. — Не в этот раз. Оттолкнув её от себя, я направился в укрытие от дождя. Никакой реакции. Нет того жара, которой окутывал меня, перед тем как раздвинуть ноги какой-нибудь девушки. Единственное, что я чувствовал, так это сырость и холод от дождя. Нет желания. Мирта была мне противна. Всеми силами старается, хоть как-то привлечь моё внимания, не думая о том, как выбраться с этой арены. Если бы не новые правила, убил бы её на месте. Озабоченная дура.***
Китнисс Мне не верилось, что это был Катон. Я была в ужасе, как этот глупый, пугающий меня парень, мог быть, тем кто был с ней в пещере? Я узнала его голос, почувствовала его дыхание, я знала, что это был он. Но как это может быть возможным? Он ненавидел меня, он хотел убить меня. Всё давно началось ещё с парада трибутов. Наша ненависть к друг другу. Желанием перерезать глотки. А сейчас на играх? Осталось ли что-нибудь от ненависти? Я встряхнула головой, стараясь отогнать ненужные мысли. Какая разница одному из нас придется убить другого. Не важно, что он хочет, не важно, что хочу я. Здесь наши желания ничего не значат. Дождь закончился, поэтому закинув лук на плечо, я направилась на поиски Пита. Скоро дохожу до места, где перед этим сворачивала к лагерю профи. Пока никаких следов Пита не обнаружила, однако это меня не удивляет, после нападения ос-убийц я здесь ходила три раза, если бы Пит был где-то рядом, что-нибудь заметила бы раньше. Дальше ручей сворачивает налево, в этой части леса я еще не была. К илистым берегам, густо заросшими водными растениями, уступают каменные глыбы, которые становятся тем крупнее, чем дальше я иду вниз по ручью. Наконец я чувствую себя в ловушке. Если на меня нападет Цеп или Катон, выбраться из ручья будет непростым делом. И вообще, что толку здесь ходить? Разве сможет тяжело раненный выжить среди этих камней, где ни в воду зайти, ни из воды выйти? И тут я замечаю на одном из валунов полоску крови. Она давно высохла и выглядит размазанной, будто кто-то пытался ее стереть, но не смог. Кто-то очень слабый. Цепляясь за камни, карабкаюсь в том направлении и нахожу пятно крови. Потом еще и еще. К одному из пятен прилип клочок ткани. По-прежнему никаких признаков жизни. Я не выдерживаю и начинаю звать приглушенным голосом: «Пит! Пит!» Скоро на дереве неподалеку сойка-пересмешница начинает мне вторить. Я замолкаю и спускаюсь обратно к ручью. Бесполезно. Должно быть, Пит ушел дальше вниз по течению. Моя нога едва касается поверхности воды, и тут кто-то тихо произносит: — Пришла добить меня, солнышко? Резко поворачиваюсь. Звук пришел слева, и я слышала очень плохо. И голос был хриплый и слабый. Но это сказал Пит. Кто еще на арене стал бы называть меня солнышком? Внимательно просматриваю каждый дюйм берега и никого не вижу. Только ил, растения и камни. — Пит? — шепчу я. — Ты здесь? Нет ответа. Может, мне почудилось? Нет, я уверена, что в самом деле слышала голос, и притом очень близко. — Пит! — повторяю я и крадусь вдоль берега. — Эй, не наступи на меня! Я отскакиваю назад. На этот раз голос прозвучал прямо у меня из-под ног. Но там никого нет. И вдруг посреди коричневой грязи и зеленых стеблей появляются два голубых огонька — его глаза. Я открываю рот от изумления, за что меня вознаграждает белозубая улыбка, прорезавшаяся под ними. Это вершина маскировочного искусства. Что там метание тяжестей! Питу следовало превратить себя на глазах распорядителей в дерево. Или валун. Ну, или в поросший травой берег ручья. — Закрой глаза, — командую я. Пит закрывает глаза, рот и — исчезает. Большая часть его тела, вероятно, покрыта слоем жидкой грязи и травой, лицо и руки, которые должны были остаться на поверхности, невозможно разглядеть точно так же, как и все остальное. Я становлюсь на колени рядом с ним. — Вижу, ты не зря убил кучу времени наразукрашивание пирогов. Пит улыбается: — Да уж, пригодилось перед смертью. — Ты не умрешь, — говорю я твердо. — Кто тебе сказал? Его голос такой изможденный и хриплый. — Я тебе говорю. Теперь мы одна команда. Слышал новость? — Слышал. Спасибо, что нашла мои останки. — Вытаскиваю бутыль с водой и даю ему попить. После того как я вылила на Пита столько воды, он лежит посреди грязной лужи. Так обрабатывать раны бесполезно, поэтому я кое-как прислоняю его к валуну. Пит сидит молча, не жалуется, пока я смываю остатки грязи с волос и кожи. Она очень бледная, и Пит совсем не кажется мускулистым и сильным. Он вскрикивает, когда я вытаскиваю жало из волдырей, и облегченно вздыхает от приложенных листьев. Пока Пит обсыхает на солнце, я стираю его рубашку и куртку и раскладываю их на валунах. Затем обрабатываю мазью ожог на груди. Только теперь я замечаю, какой Пит горячий. У него лихорадка. В аптечке, доставшейся мне от парня из Дистрикта-1, нахожу жаропонижающие таблетки. Мама иногда покупала такие, когда домашние средства не помогали. — Выпей, — приказываю я Питу, и он послушно проглатывает лекарство. — Ты, наверное, голодный. — Нет. Странно, но мне уже несколько дней не хочется есть. Когда я предлагаю ему гусенка, он морщит нос и отворачивается. Тогда я понимаю, насколько все серьезно. — Пит, ты должен что-нибудь съесть, — настаиваю я. — Не надо. Все равно вырвет. В конце концов мне удается уговорить его съесть несколько кусочков сушеного яблока. — Спасибо. Мне уже лучше. Правда. Можно я теперь посплю? — говорит он. — Потерпи немного. Сначала я взгляну на твою ногу. Очень осторожно я снимаю с его ног ботинки и носки и медленно стаскиваю штаны. Я видела разрез на штанине там, куда угодил нож Катона, но это совсем не подготовило меня к виду раны. Глубокой, воспаленной, сочащейся кровью и гноем. А хуже всего запах. Запах гниющего мяса. Первый порыв — убежать. Скрыться в лесу, как в тот день, когда к нам в дом принесли парня с ожогами. Охотиться, пока кто-то другой сделает то, на что у меня не хватает ни умения, ни смелости. Вот только здесь я одна. Пытаюсь напустить на себя беспечный вид, как мама, когда ей приходится иметь дело с особенно тяжелыми случаями. — Ужасно, да? — спрашивает Пит, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Так себе. — Я пожимаю плечами. — Придется поэкспериментировать, — признаюсь я. Листья, помогающие от укусов ос-убийц, хорошо борются с воспалением, поэтому я начинаю с них. Жую листья и прикладываю кашицу к ране. Спустя несколько минут по бедру начинает стекать гной. Убеждаю себя, что это хороший знак, и больно прикусываю зубами щеку; мой завтрак явно стремится выскочить наружу. — Китнисс, — зовет Пит. Я смотрю ему в глаза. Лицо у меня сейчас, должно быть, зеленое. — Если ты меня вылечишь, с меня поцелуй? — произносит он одними губами. В этой тошнотворной обстановке предложение кажется настолько несуразным, что я начинаю смеяться. — Что такого? — спрашивает Пит невинным тоном. — Я… я ничего не могу. Не то что моя мама. Делаю сама не знаю что и не выношу вида гноя, — объясняю я. — О-о! А-а! — Из меня вырываются стоны, пока я смываю первую порцию листьев и прикладываю новую. — И как же ты охотишься? — Убивать зверей гораздо легче, чем это. Можешь мне поверить. Хотя тебя я тоже, кажется, убиваю. — А побыстрей убивать нельзя? — Нет. Заткнись и жуй груши. После того как я прикладывала листья три раза, и из раны вытекло, наверное, целое ведро гноя, опухоль спала. Теперь видно, насколько глубоко вошел нож — до самой кости. — Что дальше, доктор Эвердин? — Думаю, можно помазать средством от ожогов. От инфекции оно ведь тоже помогает. Потом забинтуем. Я насыпаю на пол пещеры сосновых иголок, разворачиваю спальный мешок и помогаю Питу в него забраться. Даю ему две таблетки и немного воды, однако от еды он отказывается. Лежит и смотрит на меня, пока я пытаюсь замаскировать вход в пещеру стеблями вьющихся растений. Получается ужасно. Зверя, может, и удастся обмануть, но человек сразу сообразит, что к чему. Злюсь и срываю все обратно. — Китнисс, — зовет Пит. Подхожу, поправляю волосы, падающие ему на глаза. — Спасибо, что нашла меня, Китнисс. — Ты бы тоже меня нашел, если бы мог. Лоб Пита пылает. Лекарства совсем не подействовали. Мне вдруг становится страшно, что он умрет. — Послушай. Если я не вернусь… - Я прерываю его: — Не говори так. Что я, зря выкачивала весь этот гной? — Нет. Но если вдруг… — Никаких вдруг. Это не обсуждается. — Я кладу пальцы ему на губы. — Но я… Я лишь повыше поднимаю край мешка. — Ты не умрешь. Я тебе запрещаю. Ясно? — Ясно, — шепчет он. Выхожу на прохладный вечерний воздух, и к моим ногам тут же опускается парашют. Быстро распутываю узел в надежде на какое-нибудь стоящее лекарство для Пита, но там всего лишь баночка с горячим бульоном и небольшой конверт с запиской. Раскрыв его я впала в ступор. " Не того ты выбрала, солнышко»