***
Китнисс Я в изумлении наблюдала за тем, как Катон возвращался обратно в лагерь. "Что, черт возьми, случилось?" - это единственное, что было у меня в голове на данный момент. - Ты издеваешься надо мной? - крикнула я ему в спину. Он остановился, но не оглянулся.- Опять? Ты опять уходишь? Как тогда в пещере! Он повернулся и в замешательстве посмотрел на меня. - Я... Мне жаль. Я просто не знаю, - ответил Катон. - Ну, тебе лучше узнать это! Потому что я, на хрен, не одна из тех, которых сначала можно поцеловать, а потом развернуться и уйти. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы ты выяснил то, чего ты "не знаешь", и поделился со мной этой конфиденциальной информацией, - прошипела я и попыталась проскочить мимо него. Он схватил меня за руку и грубо поставил перед собой. - Ты действительно думаешь, что это так легко, огненная птичка? Он специально назвал меня так, зная, как раздражает это прозвище. - Я понятия не имею, о чем ты говоришь, гора мышц, - выпалила я. - Меня всю жизнь воспитывали, чтобы убивать таких, как ты! Я должен был убить вас всех! Мне говорили, что моя жизнь будет зависеть именно от этого! Убить всех и остаться одному! И теперь все, что я знал, - полная лажа! Капитолий, на который я всегда мог положиться, пытается меня прикончить! Я никого не убиваю, хотя мои инстинкты кричат об обратном! В любой ситуации я ищу любое оружие, которое смогу использовать, или думаю о том, как сломаю шею тому, кто на меня нападет! А теперь добавь ко всему этому себя. Ты смотришь на меня, как на своего спасителя, и у меня появляются противоречивые чувства, я, черт возьми, запутался окончательно! Я ненавижу это, Китнисс! Я ненавижу эти чувства, потому что они заставляют чувствовать себя слабым! Людей, к которым я не испытывал ненависти, немного! Это моя семья, тренеры, менторы и ты! – от сказанного в конце моё сердце забилось в бешеном ритме. - И даже своей семье я не признаюсь в этом, потому что это заставляет чувствовать себя слабым, - резко бросил Катон. - Ну и почему бы тебе тогда не вернуться назад, чтобы ничего не чувствовать! - выплюнула я, и это был не вопрос. - Я не могу! Поверь мне, я пытался! Если бы я мог, я бы... - закричал он, сжав ее руку. Я вскрикнула, когда боль пронзила меня. - Ты делаешь мне больно, - прошептала я. Он отдернул руку, будто бы обжегся. Я воспользовалась этим шансом и побежала назад к ребятам. Пит сидел около костра, Цеп и Лина наверное пошли уже спать. Заметив меня, Пит похлопал на место рядом с собой, при этом протягивая мою порцию вареного мяса. - Почему вы с Катоном кричали? – спросил Пит. - Ох... Ничего, - пожала плечами я и села рядом с Питом. - Что? - грубо спросил он. - Что с тобой происходит, Пит? Ты не похож на самого себя. - Откуда ты знаешь? - Потому что я знаю Пита, который спас мне жизнь, бросив кусок хлеба, когда я почти умирала. Он хороший человек. Он боролся, чтобы помочь всем. Он мог видеть хорошее в людях. Где этот человек, Пит? - Игры меняют людей, все так говорят, - тихо ответил он. - Ты убил кого-нибудь, Пит? Он странно посмотрел на меня. - Нет, конечно, - ответил парень. В его голосе было только отвращение. - Тогда как Игры изменили тебя? - спросила Китнисс. - Я... Я видел, как они умирают. Дети. Я видел, как профи убивали их. Это было ужасно. И я был частью этого. Я помог профи найти тебя. - Но потом ты помог мне. Ты не сделал ничего, ты просто пытался выжить. Для себя, для своей семьи, для каждого человека, - тихо сказала я. - А для тебя? Я почувствовала, будто сердце останавливается. Я вспомнила слова Диадемы о том, что Пит в меня влюблён. Я не поверила. Но сейчас его отношение ко мне, поступки, шутки. Кажется это и вправду так… - Пит, я... - я осеклась. - Я знаю, что ты не чувствуешь ко мне того же, что я чувствую к тебе. Я выругалась про себя и уронила голову на руки. Все таки я ему нравлюсь… - Я хочу вернуться назад. Когда я не знала, что кто-то думает обо мне, когда я была словно невидимка, - с горечью сказала я. - Ты никогда не была невидимкой, Китнисс. - Почему нет? - Ты прекрасный человек. Парни заметили это. Гейл точно заметил. Когда ты вызвалась добровольцем, на нем лица не было. - Гейл и я были... просто друзьями, - сказала я. - Ты... ты была... одной из самых желанных девушек в 12 Дистрикте, - тихо ответил Пит. Я фыркнула и уставилась на огонь. - Ну, я никогда не просила об этом. - Я знаю. - Ты действительно... любишь меня? - спросила я. - Я всегда был немного влюблен в тебя, и меня всегда интересовало, что бы было, если бы ты обратила на меня внимание и мы были бы вместе. Конечно, все рухнуло бы, когда нас отправили на Игры. Хеймитч заметил это. Он предложил признаться тебе в любви перед всем Панемом. Но я отказался, я знал, что ты будешь зла, и я не хочу, чтобы у тебя была какая-то преграда, перед тем, чтобы убить меня - сказал Пит краснея и опустил взгляд. - Буду с тобой откровенна, я размышляла о том, смогу ли я убить кого-нибудь и пришла к выводу, что да, смогу. Если это единственный выход, чтобы остаться в живых. Но двух трибутов я бы не смогла убить никогда. Это ты и Рута. Я никогда не планировала вас убивать, - горько рассмеялась я. - Я не ставил тебя в дурацкое положение. Хеймитч сказал, что я сделаю тебя желанной для всех. - Хеймитч жалкий пьяница. Да, и без признания мы оба смогли стать желанными для спонсоров. Но мы также стали мишенью. Профи знали, что у нас с тобой хорошие отношения. Вот почему профи приняли тебя в свою группу. Они хотели, чтобы я умерла и посчитали, что нашли мою слабую сторону, - объяснила я. - А теперь? Что думает он о тебе сейчас? Китнисс смутилась. Оказалось, что люди обращают больше внимания на нее и Катона, чем она думала. Она решила сделать вид, что не поняла намека Пита. - Я ему безразлична, я полагаю? - спросила я. - Нет, - автоматически ответил Пит. – Он защищает тебя. Я видел ваше объятие, после боя с переродками, то как он смотрит на тебя, я не думаю, что ты ему безразлична. - Пит… - я не успела нечего сказать. - И Катон... - продолжил Пит. Я быстро отвела взгляд. Мне было стыдно перед Питом за то, что я возможно, что-то чувствую к Катону. За то, что я не смогла ответить взаимностью на его чувства. Затем я поняла, что Катон до сих пор не вернулся из леса. - Катон, - прошептала я. - Точно, - пробормотал Пит и пошел в сторону палаток. Я смотрела в ту сторону откуда должен был выйти Катон. Я всегда знала, что Капитолий был жестоким, но я и представить себе не могла, через что проходят их драгоценные профи, чтобы беспрекословно выполнять их приказы. Я думала, что с юных лет их обучают родные. Марвел, Диадема, Мирта... они все подвергались насилию со стороны своих тренеров во имя верности Капитолию. В этот момент из леса вышел Катон, на его лице не было никаких эмоций. Капитолий был гребаным чудовищем. И я сделаю все, чтобы уничтожить это чудовище. Они заплатят за все, что делают с людьми... с детьми... со всеми. *** Я тихо вздохнула и перевернулась на спину. Смотря на темное небо, проклиная себя за то, что не могла уснуть. Почувствовав на себе взгляд, я повернулась на бок и увидела Катона. Помедлив немного, встала и подошла к нему. Он не отрывал от меня глаз все это время. - Не можешь уснуть? - прошептала я. Катон покачал головой, не говоря ни слова. - Понадобилось некоторое время, чтобы отказаться от сна, - сказал он низким голосом и посмотрел на остальных трибутов. - Я не знаю, как они могут делать это. Спать. После всего, что произошло на Арене, все, что мы видели и... все, что я сделал. - Ты сделал так, как тебя учили. Ты не мог иначе, - пробормотала я. После его истории многое встало на свои места. Я подалась вперед и взяла его за руку. Катон отдернул ее назад и нерешительно посмотрел на меня. Его взгляд предупреждал не пересекать эту черту еще раз. Кто знает, чем это может закончиться. Я посмотрела на него и подвинулась ближе, наши колени почти соприкасались. Я снова взяла его за руку и крепко сжала. - Ты не плохой, Катон. Ты был оружием Капитолия. Они использовали тебя, чтобы убивать невинных детей себе на забаву. Но ты не должен больше этого делать. Я посмотрела на его руки. Они были все в шрамах, костяшки пальцев сбиты. Я знала, что шрамы есть и на его теле. Я медленно провела по ним пальцем. - Каждый раз, когда ты думаешь о своих тренировках и о том, что должен нас убить, посмотри на свои руки. Взгляни на все эти шрамы, и вспомни, как они появились. Подумай о том, что делал Капитолий с тобой и остальными профи. О том, как вы были малы, когда они заставили вас держать в руках оружие. Подумай о Мирте, Марвеле и Диадеме, как они пережили все это. Ты не один, Катон. Оглянись назад, вспомни все это, и ты поймешь, кто достоин жить, а кто заслуживает смерти. - Ты действительно, так думаешь? - удивился парень. Я медленно кивнула, ожидая его реакцию. - Я достоин того, чтобы жить? - с сомнением спросил Катон. - Конечно. Каждый заслуживает шанса. Дело в том, что люди, находящиеся у власти, которые сделали из вас своих солдат, они уже упустили этот шанс. Они отправляли детей на Голодные Игры. - Но я... - Я прикоснулась рукой к его губам, заставляя замолчать. - Ты просто хотел жить. Ты боролся за жизнь. Это все Капитолий со своими дифирамбами про удачу и шансы на выживание. Не ты. Ты был их оружием. Теперь, когда ты оказался свободен от них, ты получил возможность сам решать, что хочешь делать. Ты можешь заниматься тем, чему тебя изначально учили или же можешь оказать им сопротивление. Ты можешь быть хорошим. Оружие может быть использовано не только во вред, но и во благо. Это твой выбор, Катон. Никто не скажет, что тебе делать. Катон открыл рот, чтобы что-то сказать, но я подняла руку. - Ты слышишь это? - прошептала я. Он прислушался. Звук стал громче. Очевидно, это был гул от планолета. - Капитолий! - крикнула я. Все ребята повскакивали с мест. Я бросилась к луку. Несколько мгновений спустя все трибуты собрались в группу, в руках каждого было оружие. Мы смотрели в небо, ожидая врага. Я стояла между Цепом и Линой. Катон находился позади нее. Пит стоял с другой стороны. Мы смотрели вверх на планолет. Все были готовы отразить атаку в том случае, если это все-таки были не повстанцы. Грохочет пушка. – Китнисс! – громко взывает Катон. Я вижу звезду. А потом начинаются взрывы.***
Все рушится разом. Из земли бьют фонтаны грязи, корней и обрывков растений. Деревья окутываются пламенем. Даже небо вдруг расцветает яркими всполохами. Его-то зачем забрасывать бомбами? Ах да, это фейерверки. Настоящие взрывы гремят внизу. Должно быть, распорядителям показалось мало уничтожить арену вместе со всеми трибутами. Решили добавить зрелищности нашим кровавым смертям. Позволят ли хоть кому-нибудь выжить? Будет ли в семьдесят пятом сезоне Голодных игр свой победитель? Может, и нет. Прости меня, Прим. Прости, что не смогла вернуться. Планолет появляется надо мной без предупреждения. Была бы сейчас тишина и окажись поблизости пересмешница, я все поняла бы раньше. Деревья умолкли бы, а потом раздался бы голос птицы, предвещающий появление капитолийского летательного аппарата. Но моим ушам никогда не различить подобных тонкостей в разгар бомбежки. Челюсти выпадают из планолета и замирают прямо надо мной. Металлические когти сгребают меня в охапку. Хочется закричать, убежать, вырваться на свободу, но я словно заледенела и не могу ничего поделать. Разве что в отчаянии надеяться умереть, прежде чем надо мной склоняются сумеречные фигуры, ожидающие наверху. Не для того же меня забирают, чтобы короновать. Хотят насладиться моей максимально медленной и публичной казнью. Худшие опасения подтверждаются, когда надо мной первым делом возникает лицо Плутарха Хевенсби, одного из распорядителей. Его рука тянется в мою сторону – чтобы ударить? Нет, гораздо хуже. Большим и указательным пальцем Плутарх закрывает мне веки. Беспомощно погружаюсь в кромешную темноту. Теперь со мной могут сделать все, абсолютно все, а я даже не увижу... Сердце колотится с такой силой, что кровь начинает хлестать из-под самодельной повязки. Мысли туманятся. Медленно прихожу в себя. Чувствую, что лежу на мягком столе. В левой руке покалывает; кажется, в нее вставлены трубочки. Меня намерены оживить. Похоже, тихая смерть, да еще не у всех на виду, сама по себе могла бы стать своеобразной победой. Тело почти не слушается. С трудом разлепляю веки и поднимаю голову. Правая рука кое-как шевелится – словно плавник или, вернее, частично одушевленная дубинка. С моторикой очень плохо. Не могу понять, целы ли мои пальцы. Однако мне удается раскачать руку так, чтобы трубочки отвалились. Аппаратура пищит – вызывает кого-то. Я так и не успеваю увидеть кого, потому что теряю сознание. ...И снова выныриваю. Тоненькие трубочки на месте, руки привязаны к столу. Можно только открыть глаза и слегка приподнять голову. Я нахожусь в большой комнате с низкими потолками, наполненной серебристым светом. Вижу два ряда кроватей, обращенных друг к другу. До слуха долетает чье-то дыхание – должно быть, других трибутов. Прямо напротив лежит Цеп, подключенный сразу к десятку аппаратов. «Черт, дайте нам умереть спокойно!» – мысленно кричу я. С размаху бьюсь затылком об стол, и перед глазами все гаснет. Когда я окончательно, по-настоящему прихожу в себя, никаких уз нет и в помине. Поднимаю ладонь: пальцы на месте и послушно шевелятся по моей команде. Привожу свое тело в сидячее положение. Какое-то время сижу на столе, дожидаясь, пока комната перестанет качаться. Левая рука перебинтована, однако трубки свисают с прикроватной консоли. Я здесь одна, не считая Цепа, который по-прежнему лежит напротив, под присмотром армии аппаратов. Где же тогда остальные? Пит, Лина, Катон… к началу бомбежки один из них был еще жив. Наверняка распорядители пожелают казнить публично всех, кого смогут. Но куда же делись другие? Переведены из лазарета в тюрьму? – Катон... Пит… Лина…– шепчу я. Осторожно спускаю ноги со стола. Оглядываюсь, подыскивая оружие. На столике возле кровати Цепа лежит прозрачный пакет со стерильными шприцами. Отлично. Наберу воздуха и введу в вену. На мгновение замираю, раздумывая, не прикончить ли заодно и Цепа. Но тогда мониторы начнут пищать, и меня поймают, не дав исполнить задуманное. Мысленно обещаю товарищу вернуться и подарить ему спокойную смерть. На мне почти нет одежды, кроме тонкой ночной сорочки, так что шприц приходится сунуть под повязку на руке. У двери – ни одного охранника. Видимо, я угодила в бункер, выкопанный на много миль глубже Тренировочного центра, либо в одну из крепостей Капитолия, откуда побег немыслим. И ладно. Я ведь собираюсь не бежать, а только закончить свою работу. Крадусь по узкому коридору к металлической двери. Та чуть приоткрыта. За ней кто-то есть. Достаю шприц и прижимаюсь к стене. Прислушиваюсь к долетающим до меня голосам. – В Седьмом, Десятом и Двенадцатом дистриктах нарушены коммуникации. Зато в Одиннадцатом под контролем транспорт. По крайней мере, есть надежда подбросить им немного еды. По-моему, это Плутарх Хевенсби. Впрочем, я лишь однажды с ним разговаривала. Хриплый голос задает какой-то вопрос. – Нет, извини. В Четвертый я тебя переправить не могу. Но я поговорю с президентом чтобы тебе позволили отправиться в часть. Большего я пообещать не могу, Финник. Финник? Вроде это один из победителей. Я судорожно пытаюсь вникнуть в смысл разговора. Точнее, сообразить, почему он происходит между Плутархом Хевенсби и Одэйром. Неужели победители могут принимать решения в делах Капитолия? – Не глупи. Это худшее, что ты мог бы сделать – отвечает Хеймитч. Хеймитч! Я с грохотом распахиваю дверь и нетвердым шагом вхожу. Наш бывший ментор, Плутарх, а также Финник сидят за накрытым столом, однако никто не ест. В изогнутые окна струится дневной свет, вдали можно различить верхушки деревьев. Мы, оказывается, летим. – Что, солнышко, надоело калечить саму себя? – раздраженно бросает Хеймитч. Но тут же подхватывает меня, сильно покачнувшуюся вперед. Ловит за руку, замечает шприц. – Ага, теперь она борется с Капитолием при помощи уколов! Вот почему тебя никто и не допускает к серьезным планам. – Я недоуменно раскрываю глаза. – Ну-ка, брось! Хватка на запястье резко усиливается. Наконец ладонь раскрывается, и шприц падает на пол. Хеймитч усаживает меня в кресло рядом с Финником. Плутарх ставит передо мной тарелку с похлебкой. Кладет булочку. Сует в руку ложку. – Поешь. – Его голос звучит куда теплее, чем у Хеймитча. А тот усаживается напротив. – Китнисс, я тебе расскажу, что происходит. Только молчи и не задавай вопросов, пока не разрешу. Поняла? Я тупо киваю. И вот, что мне удается узнать. С первого дня, когда объявили 74-Голодные Игры, мятежники уже планировали напасть на Капитолий. Трибуты из Дистриктов номер три, четыре, шесть, семь, восемь и номер одиннадцать кое-что знали об этом. Хевенсби вот уже несколько лет является членом подпольной группы, готовящейся свергнуть власть Капитолия. Это его стараниями, как я поняла до всех нас доходили послания от умершего Дистрикта-13. Посылку с хлебом, которую я получила от 11-Дистрикта, несли в себе зашифрованное послание. Планолет, который явился за нами из Дистрикта номер тринадцать. Сейчас мы кружным путем направляемся именно туда. В большинстве дистриктов Панема полным ходом идет восстание. Хеймитч умолкает, чтобы дать мне усвоить услышанное. Или чтобы самому перевести дух. Это ужасно. Меня превратили в пешку. Сделали частью хитрого замысла, использовали без моего согласия, даже не предупредив. На арене, по крайней мере, мне было известно, что мной играют. Наши так называемые товарищи оказались чрезвычайно скрытными личностями. – И вы ничего не сказали, – Мой голос звучит сипло. – Ни тебе, ни Питу, ни остальным трибутам. Это было слишком рискованно, – поясняет Плутарх. - Это Капитолий сбросил на нас бомбы? - Да. Больше не кому не было дела до игр, когда в стране шло восстание. Капитолий считает вас опасными. Особенно тебя Китнисс. Ты была их целью. - Но почему? – я была удивлена. - Ты являешься символом восстания. Люди вдохновились твоей силой. Мы обязаны были тебя спасти, Китнисс. Потому что ты Пересмешница. – отвечает Финник. – Пока ты жива, живо и дело революции. Птица, брошка, песня, записка, часы, хлеб, вспыхнувшее платье. Я – пересмешница. Уцелевшая вопреки планам Капитолия. Символ восстания. - - Где остальные трибуты? Катон, Пит, Лина? – с волнением спросила я. Хеймитч улыбнулся. - К счастью они в порядке. Ты и Цеп пострадали сильнее остальных, поэтому ваше лечение затянулось. Поешь,- он кивнул на еду стоящую на столе, - Тебе нужны силы, а потом ты сможешь с ними увидеться. Вернувшись в свою палату я уснула, организм еще не восстановился был сильно истощен, что сил подняться на поиски остальных трибутов нет. Открыв глаза, я вижу перед собой человека, от которого не могу отгородиться. Того, кто не намерен ни заискивать, ни объясняться, ни умолять меня переменится. Ему одному известно, как я устроена. – Гейл, – шепчу я. – Привет, Кискисс. – Он подается вперед и убирает прядку волос, упавшую мне на глаза. Половину лица у него покрывает свежий ожог, одна рука покоится в перевязи, а под шахтерской робой белеют бинты. Что произошло? Откуда Гейл вообще здесь взялся? Похоже, дома стряслось что-то ужасное. Не то чтобы я позабыла о Пите – скорее, вспомнила остальных близких мне людей. Стоило бросить взгляд на Гейла, и они ворвались в мою действительность, настойчиво требуя внимания. – Прим? – выдыхаю я. – Жива. И твоя мама тоже. Я их вовремя вытащил. – Значит, они уже не в Двенадцатом дистрикте? – После Голодных игр появились планолеты. Сыпали зажигательными бомбами. – Гейл запинается. Представляю себе дождь из зажигательных бомб над Шлаком, и внутри поднимается новая волна ужаса. – Они уже не в Двенадцатом дистрикте? – повторяю я. Как будто слова могут защитить от правды. – Китнисс, – ласково произносит Гейл. Точно таким же голосом он обращается к раненому животному, прежде чем нанести смертельный удар. Безотчетно прикрылась рукой, но собеседник перехватывает и крепко сжимает запястье. – Не надо, – шепчу я. Однако Гейл не из тех, кто стал бы хранить от меня секреты. – Китнисс, Дистрикта номер двенадцать больше нет.