***
Он не сдержал обещание, данное Князю, а именно – проникся прототипом своего персонажа настолько, что теперь и сам переживал его состояние. Ментально прочувствовал, допустил слияние со своей личностью, а теперь получал за это не физически, но душевно. Едва его взгляд пересекался со взглядом Влада, он тут же чувствовал необъяснимое ощущение того, что он сделал самое страшное – навредил ему. Хоть Коноплёв и не предпочитал это показывать, но Костя же видит, как Влад увиливает от разговоров, чаще прогуливается по площадке один или в компании других актёров и работников съёмочной площадки и придумывает разные причины, чтобы быть подальше от него. Почему?***
И сейчас, когда парень так близко, Плотников радуется. Ему приятно, что наконец Влад рядом, а не шарахается от него, как от прокажённого. Он даже настолько рядом, что Костя себе и представить не мог. Руки мужчины инстинктивно обнимают друга, Костя, наконец, проникается не чувствами альтер-эго, а ощущениями себя самого. Сейчас он держит в своих руках своего главного спасителя, он чувствует объяснимое счастье, он осознаёт свои ощущения. Всё это сейчас делает Константин Плотников, актёр, муж и отец. Не «Горшок», а он. Прерывают его новые чувства Влад. Тот просыпается, нелепо хмурится, стараясь открыть глаза, а когда, наконец, открывает, видит перед собой обрамлённое мягкой улыбкой лицо Кости. – Тебе лучше? – нарушает он тишину, которая сейчас, в одночасье, перестала быть звенящей. На данный момент эта тишина обволакивает обоих, давая не оплеуху за каждую мысль, а поглаживающая каждого по щекам. – Да, – усмехается Костя, делая свои объятия крепче. – Сломаешь ведь, – хрипит Влад, но в ответ тоже смеётся. Однако улыбка быстро пропадает с его лица. Буквально несколько часов назад они опять позволили друг другу поранить себя. Ударами, словами – били больно. – Костя, мы можем с тобой сейчас серьёзно поговорить? – Конечно, – ослабив хватку и приняв более серьёзный вид, мужчина отпускает Коноплёва и садится на диван, слега разминаясь. Сука, затекло, всё-таки, всё. – Ты о моих истериках? Влад и не знал, как подступиться к этому диалогу, и тут Костя его приятно удивил. – Получается, ты всё это время понимал, что с тобой происходит? – Влад, – тяжело вздохнув, начинает Костя, сцепив руки в замок. – Сейчас не старайся меня поддерживать, не перебивай и слушай внимательно. Мне было больно, когда ты избегал меня в моторе и за ним. Было больно, когда я старался подступиться к тебе, выяснить, что к чему, а ты сбегал от меня. И я искренне не понимал, что такого я натворил. В один момент я становился не собой, а кем-то другим... – Типа биполярка? – хмыкает Влад и тут же замолкает. Договорились же. – Типа, – уточняет вставку Коноплёва Костя. – Как будто Горшенёв мною овладевал. Как будто я становился им и действовал дальше по наитию, как действовал бы сам Миша. И зашёл я слишком далеко, – вместо того, чтобы опять поникнуть головой, он поднимает взгляд на Влада. Изумлён, оно и не удивительно. – Только не делай такое лицо, как будто ты сам этого не понял, – улыбается мужчина. – И все эти ссоры удалось бы избежать, если бы я не погружался в контекст своего персонажа и не становился им. И прошу тебя сейчас меня понять. Эти ощущения и были моей заветной мечтой, – шепчет. Старается достать до разума Влада и дать ему понять, почему он такой. – Я в каком-то смысле и сам наркоман. Я хотел получить эти ощущения, дать себе возможность сыграть своего героя так, как будто я – это он, чтобы зритель поверил, чтобы все на площадке поверили, чтобы поверил ты. И эта мечта – она сбылась, но завела меня в такие дебри... Сука, такие гремучие, блять, дебри, что даже подумать страшно. – Погоди, – до этого находившийся в оцепенении Влад встряхивает головой. – Ты со мной так играл? – Блять, Владос, ни в коем разе, – мотает головой Костя. – Я не хотел тебя ранить, причинить тебе боль. Однако по твоим действиям я начал осознавать, что всё-таки стал «Горшком», который позволяет себе быть взрослым ребёнком. Тут Коноплёва как током ударило, аж мурашки по коже пробежали. Не хуже, когда он позволил себе маленькую слабость в отношении Плотникова. – То есть, ты хочешь сказать... – Я всё понял, всё вспомнил. Как приходил к тебе сюда в состоянии аффекта, как не контролировал свои эмоции, как заставлял тебя успокаивать меня, как истерил и даже посмел себе поднять на тебя руку. И ты делал всё возможное, чтобы меня из этого состояния вытащить, чтобы я перестал быть «Горшком», а вернулся к своему прежнему «Я». К прежнему Косте Плотникову, с которым можно побеситься, с которым можно поподъёбывать друг друга, с которым можно всё. Даже это, – он тянется ко Владу и, запустив руки под руки парня, вновь крепко обнимает его. – Долгие объятия, посиделки в тишине. Всё-всё. Коноплёв оторопел. То есть прав был Князь – взрослого ребёнка и вправду можно было успокоить обычными объятиями. Блять. Обычными, сука, объятиями. Как будто он снимал сразу все чары, всё наваждение, всё, как выразился Костя, состояние аффекта. Истерик, скандалов и ссор можно было избежать одним простым действием. И этого на протяжении столького времени боялся Влад? А чего он боялся? Что их не так поймут? Что он не так поймёт? Что его не так поймёт Костя? Получается, что Влад был полным придурком, боясь, что к ним не так отнесутся? Он аккуратно обнимает Костю в ответ, зарываясь лицом в его шею. Усмехается и начинает глупо улыбаться. Одно простое объятие...