Секреты

Микаса замерла напротив растянутого на перекладине кимоно. Позабыв о накрытом столе и прохладной воде в кувшинах, об опаздывающих к обеду друзьях и собственной усталости после утренней порции работы, она стояла в благоговейной тишине барака — одного из тех, что отвели прибывшей накануне делегации Азумабито, — и со щемящим чувством восторга и грусти не могла оторвать взор от одеяния, так внезапно всколыхнувшего в ней отголоски детских воспоминаний. Как же давно она не видела такой васильковой голубизны, точно весеннее небо над домом, затерянном в лесу. Нежная зелень листьев — первая трава на солнечных проталинах; ломаные изгибы темных ветвей; бледно-розовые и медовые лепестки — отблеск заката на белом снеге… А сам рисунок! Будто ветер качнул ветви распустившейся вишни на подоле, подхватил хрупкие цветки с лепестками и понес их в небо, рассыпав по рукавам. Киеми Азумабито подошла бесшумно. Микаса заметила ее, только когда та остановилась рядом. — Когда выбирают кимоно, то его не примеряют, как платье, его рассматривают, как картину, — сказала она. — Оно очень красивое. — Вам нравится? — Нравится. Я никогда в жизни не видела ничего подобного, — честно ответила Микаса, с трудом оторвав взгляд от вишневых ветвей и возвратившись в неуютные дощатые стены, словно впитавшие в себя жар солнца и красную пыль. Из весны в душное лето. Лицо Киеми тронула довольная улыбка. Она лукаво мазнула взглядом по собеседнице и произнесла с затаенной гордостью: — Леди Микаса, это мой подарок для вас. — Что?! Микаса и подумать не могла, чтобы прикоснуться к этому произведению искусства неведомого заморского мастера, а уж чтобы получить такой дар… Нет. Немыслимо! Незачем. Да и куда ей… — Но… Я… Разве оно не ваше? Киеми отрицательно качнула головой. — В Хидзуру много разновидностей нарядов для разных случаев, — начала объяснять она. — И у каждого из них свой крой, символизм и название. А это кимоно называется хомонги. Обычно его надевают незамужние девушки на церемонии и официальные мероприятия. И мне бы очень хотелось, чтобы вы надели его на торжество по случаю открытия железной дороги. Надеть?! Микасе показалось, что стены барака начали сужаться. Она развернулась к Киеми и по выражению глаз поняла, что та не шутит. Эта женщина со статной осанкой и благородным лицом действительно сейчас видела перед собой ту, кто может вместо рабочей рубашки и штанов облачиться в дорогой шелк и выглядеть так же изысканно? Равную себе? Только вот Микаса сама не была готова к такому повороту. Да и что скажут остальные? А Эрен?.. — Спасибо, госпожа Азумабито, но я не могу принять этот дар. Наверное, такой наряд стоит целое состояние, да и я… — она совсем смешалась, сама себя не понимая. — Я совершенно не умею носить подобное. — У нас достаточно времени, чтобы всему научиться, — не сдавалась Киеми. — Я здесь именно для этого. — Нет. Все равно это как-то… — Микаса в последний раз взглянула на усыпанную цветами синеву и отвернулась, — не для меня. За мутным стеклом раскинулась каменистая пустошь, укрытая желтым небом. Где-то далеко впереди плескалось море, а позади разреза́ла небосвод Стена Мария. Там, за Стенами — клетка, которую Микаса с детства считала домом. За морем — весь мир. Удивительный, неизвестный мир, где есть место не только ненависти и жестокости, но и таким обыденно-прекрасным вещам, как это кимоно, которое ей, конечно, хотелось бы надеть, чтобы почувствовать… нет, прочувствовать и ощутить кожей, каково это — жить иной жизнью, без натирающих ремней и огрубевших от тяжелой работы мозолей на ладонях. Один раз. Хотя бы один раз. Так почему же тогда отказывается? Может, она трусиха, которая просто боится перемен? Возможно, надеть кимоно — сделать шаг навстречу миру? Или предать дом? Легкое прикосновение вывело Микасу из задумчивости. Пальцы Киеми едва коснулись забинтованного запястья и тут же исчезли за спиной женщины, а сама она снова улыбнулась — как-то понимающе сочувственно. Словно ощутила нерешительность своей собеседницы и пыталась ее подбодрить если не словами, то хотя бы теплым взглядом. Может быть, Армин и Эрен, так убежденные в корыстных мотивах Киеми Азумабито, все-таки ошиблись? И ей действительно не безразлична судьба Микасы? — Вы никогда не размышляли о том, почему ваша мама передала вам герб клана Азумабито? Если бы это не было для нее важным, стала бы она причинять боль дочери, делая ей эту татуировку с клинками? — спросила Киеми и, не дав времени на размышление, продолжила: — Я думаю, госпожа Аккерман с гордостью носила в сердце свою принадлежность к нашему клану, — уверенно закончила она. — Не знаю, — засомневалась Микаса. — Она никогда не говорила об этом. И правда, они ни разу не обсуждали метку. Может быть, мама ждала, пока дочь подрастет? Или боялась в открытую говорить о своих азиатских корнях? Однако этого уже никогда не узнать. Мамы давно нет в живых, а Микаса иногда ловила себя на мысли, что начала забывать голос и тепло маминых рук… Коварное время стерло жгучую боль от потери родителей вместе с воспоминаниями о счастливой семье, которой они когда-то были. Одобрили бы они выбор дочери — пойти в разведотряд? Гордились бы ей сейчас, помогающей Парадизу тянуть первую ветку железной дороги? Какой судьбы желали бы для нее? Словно прочитав мысли, Киеми прервала цепочку раздумий. — Думаю, что ваши родители, леди Микаса, были бы рады хоть раз увидеть единственную дочь в подобном наряде, — заверила она без шанса на возражение. — Они бы хотели любоваться вами: такой красивой и милой девушкой, а не сжимать в отчаянии кулаки каждый раз, когда вы отправляетесь рубить хребты титанам. Сделайте приятное и себе, и в память о них. Она была права. Эта женщина из далекой страны, ни разу не видевшая родителей Микасы, наверное, говорила сейчас от лица всех матерей и отцов, которые вряд ли мечтают добровольно отправлять своих дочерей на убой… какими бы сильными эти девочки не были. Микаса с горечью в горле вспомнила свои детские платья и радостную маму с новым отрезом ткани в одной руке и мотком кружев в другой. «Девочка всегда должна оставаться девочкой, Микаса, даже если живет в лесной глуши». Разве не поэтому Микаса до сих пор надевает юбки при любой возможности? Так почему сейчас никак не может решиться принять этот чарующий дар, к которому так тянется ее душа? Да. Решено. Она наденет это кимоно. В память о маме. — Спасибо, госпожа Киеми, — кивнула Микаса с благодарностью, и Киеми Азумабито облегченно выдохнула, а затем процитировала нараспев стихи: — Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки В горах, покрытых дымкою тумана, — Не утомится взор! И ты, как те цветы… И любоваться я тобою не уста… Но закончить не успела, потому что дверь распахнулась и с волной уличной жары в барак втянулись все приглашенные на обед члены сто четвертого в сопровождении Ханджи и Леви. — Вот это да! — тут же завопила Саша, в один прыжок оказавшись рядом с кимоно и Микасой. — Красотища-то какая! Можно потрогать? Даже удивительно, что ее внимание привлек не накрытый к обеду стол. — Если леди Микаса разрешит, — Киеми аккуратно отвела протянутую к шелку девичью руку, — это теперь принадлежит ей. — Микаса! — в глазах Саши вспыхнуло нетерпение. Она чуть ли не подпрыгнула от восторга, но передавшаяся было Микасе радость тут же потухла, стоило ей перехватить взор Эрена, направленный на Жана. Молодые люди обменялись такими хмурыми взглядами, будто это им предложили напялить на себя женское кимоно. Что же между ними вчера случилось? Почему оба все утро ходили мрачнее тучи? И отчего Эрен так и не рассказал, зачем Жан искал его накануне вечером? — Как же хочется тебя в нем увидеть! — не унималась тем временем Сашка, но госпожа Азумабито с мягкой улыбкой на лице осадила ее запал: — Потом-потом. Леди Микаса любезно согласилась присутствовать в кимоно на церемонии открытия железной дороги. — Она окинула вновь прибывших благожелательным взглядом и продолжила: — Ну что ж, раз все в сборе, то, пожалуй, можно начинать. — Начинать что? — настороженно спросил Жан. Улыбки и вежливость его не проняли. Впрочем, недовольный тон госпожу Азумабито нисколько не задел. Она все так же с улыбкой на лице посмотрела на Ханджи: — Командор, вы разве не рассказали молодым людям о своей просьбе? Та лишь неуверенно потерла шею и растерянно хохотнула: — Да ежели б я рассказала, разве они бы пришли сюда добровольно. Киеми понимающе кивнула. — Итак, — начала она уже деловым тоном, — вы вскоре отправитесь на материк под видом обычных граждан, поэтому меня попросили посодействовать тому, чтобы вы не смотрелись на фоне других белыми воронами и не вызывали подозрений. — Но элдийский — всеобщий язык, — попытался возразить Армин. — Нас везде поймут и примут за местных. Киеми будто не услышала его и продолжила как ни в чем не бывало: — Во-первых, я привезла с собой портного. Он снимет с каждого из вас мерки, чтобы сшить костюмы для поездки. Мода Парадиза, мягко говоря, немного… винтажна. Во-вторых, с этого момента мы ежедневно будем заниматься. Послышались недовольные вздохи, а бровь капитана Леви удивленно поползла вверх, пока оба глаза косили на Ханджи — видимо, та даже ему ничего не рассказывала. — Ну уж не-е-ет! — наконец выразил всеобщее мнение Конни. — Опять учиться?! И снова полное игнорирование. — Манеры, правила поведения в обществе и общественных местах, этикет и даже танцы — все то, что делает из невежи человека цивилизованного. Вы должны предстать перед миром с улыбкой на лице, а не с раскрытым от удивления ртом, — закончила Киеми. Жан хмыкнул. — И чем же наша лыба поможет доказать всем, что мы не демоны? — спросил он. Ему отчего-то не нравилась затея. Как, впрочем, и Эрену, который молча прожигал взглядом стену перед собой. Даже ни разу не взглянул ни на кимоно, ни на Микасу — будто нарочно игнорировал. — В улыбающееся лицо, молодой человек, стрелу не пускают, — назидательно ответила меж тем госпожа Азумабито. — Чего это она имеет в виду? — послышался громкий шепот Конни, толкнувшего Эрена в бок, но тот ничего не ответил, а Киеми продолжила: — Экзамен состоится на торжестве в честь открытия железной дороги, где будет присутствовать множество людей с материка. Вот и продемонстрируете им свои манеры и умение держаться. Ханджи выступила вперед и встала рядом с госпожой Азумабито. — Кто выставит себя невоспитанным варваром, того в разведку на материк не берем, — подытожила она. — Ясно? Тихое угуканье снова заглушил голос Саши, которая наконец увидела что-то более прекрасное, чем микасин подарок — еду на столе. Не то незатейливое варево, которое им готовили местные повара, а нечто похожее на изысканные блюда от Николо, которыми тот время от времени угощал всех желающих. — О, ну тогда я готова тренироваться, — воодушевленно закивала Саша головой, — особенно бы хотелось уделить внимание приему пищи с дегустацией разных блюд, и как их вкушать… и чем их вкушать… Киеми сделала приглашающий жест рукой в сторону стола: — Обязательно. С этого сегодня и начнем. А с завтрашнего дня вы будете учиться танцевать. И пока Саша первой летела к столу, пока Конни пытался протиснуться между Жаном и Армином, чтобы успеть за подругой и занять место около самых сочных кусков мяса и рыбы, а Леви недовольно ворчал Ханджи: «Даже не надейся втянуть меня в танцульки. Я лучше на Парадизе останусь, чем участвовать в этом балагане», — Микаса впервые поймала на себе взор Эрена. Он смотрел на нее каким-то странным тяжелым взглядом — задумчивым и недовольным, — будто она обидела его или не оправдала ожиданий. Хорошее настроение окончательно улетучилось, а его место заняла тревога, которая через пару секунд только усилилась, потому что Эрен, так и не сдвинувшись с места в сторону стола, вдруг резко развернулся и направился к выходу. — Эрен! Ты куда? — окликнула его Ханджи. — А ну вернись обратно! — Я не голоден, — бросил он и, не обернувшись, вышел вон. И хотя повар госпожи Азумабито постарался на славу, а Киеми не замолкала ни на секунду, рассказывая про блюда, столовые приборы и этикет за столом, Микаса почти ничего не съела. Кусок в горло не лез, а мысли метались в голове в попытке выстроить хоть какие-то предположения насчет странного поведения Эрена. Так и не найдя никаких толковых объяснений, она еле дождалась окончания трапезы и после того, как Киеми выпроводила довольных и сытых гостей за порог, тут же ускользнула от компании друзей. Йегера не оказалось ни в мужском спальном бараке, ни в столовой, и даже на складе — в уютной тени инструментов и относительной прохлады, — было пусто. И только возвращаясь со склада, Микаса наконец увидела, как Эрен тащит бочонок воды к поезду, на котором им вскоре снова нужно будет отправляться на участок пути, чтобы продолжить работу. Она подхватила последнюю бочку, ждущую своей очереди, и понесла ее вслед за Эреном, нагнав того только у пассажирского вагона. — Эрен, что с тобой? — спросила сразу без предисловий. — Почему ты ушел? Эрен даже чертыхнулся от неожиданности. Наверное, не замечал Микасы, пока та не оказалась за его спиной. Судя по резким движениям, настроения у него по-прежнему не было. — Тебе не нужно этого делать! — он выхватил бочонок из ее рук, зыркнул исподлобья и, тут же отвернувшись, с грохотом поставил его в вагон, до упора задвинув под лавку. — Учиться танцевать! Дебильная затея! — бросил сварливо. Микаса даже растерялась. При чем тут вообще она и танцы? Он из-за каких-то дурацких танцев так злится? — Почему? — спросила удивленно, продолжая смотреть Эрену в затылок, так как поворачиваться тот не спешил — поправлял и без того ладно расставленные припасы воды. — Потому что… — начал было порывисто да вдруг замолчал. А потом развернулся и выпалил, глядя прямо в глаза: — Потому что это не для тебя! И то кимоно тебе тоже не нужно! Эта категоричность с упрямством только разозлили Микасу. Она-то думала, что он вырос, оставив в прошлом свою упертость и дурацкий крикливый запал. Но нет, Эрен, оказывается, все тот же напористый мальчишка, который считает правым только себя. А еще думает, что имеет право решать за других. Ну уж нет! С каких это пор он возомнил себя тем, кто может указывать, что ей надевать и чем заниматься? Смех да и только! Сжав губы, Микаса решительно шагнула к Эрену, вынудив того отступить и вжаться в нагретый бок вагона. — Я. Научусь. Танцевать, — произнесла она раздельно и четко. Так, чтобы этот самоуверенный дурак зарубил себе на носу не совать его в чужие дела. Особенно в ее личные дела, если не в состоянии понять, зачем ей это все нужно. — И надену кимоно на церемонию открытия. Ясно? — Микаса! — тем не менее не собирался сдаваться Эрен, и она на собственном лице ощутила колыхание воздуха. А может, это был всего лишь порыв ветра? Или они вдруг слишком близко оказались друг к другу? Впрочем, сейчас это было не важно. — Эрен! — рявкнула Микаса в ответ, выместив в звуках его имени все свое негодование и обиду. Казалось, что еще чуть-чуть и они, как в детстве, стукнутся лбами, чтобы продолжить свое противостояние, а выиграет тот, кто сильнее… Возможно, так было бы даже лучше и проще… Но они больше не дети, и несогласие с позицией другого так теперь не решить. И если вдруг Эрен до понимания этого еще не дозрел, то уж Микаса-то давно доросла. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоить свой запал. — Да что в этом такого? Объясни, — сказала уже спокойно, но взгляда не отвела. — Это всего лишь праздник и часть подготовки к поездке на материк. Возможно, что ты в воспоминаниях отца видел ту — другую — жизнь. А мы нет. Мы не знаем, как себя вести и как разговаривать, чтобы в нас не увидели неотесанных деревенщин из прошлого века. Нам нельзя облажаться. Ведь это наш шанс показать миру, что мы… — Все будут на тебя пялиться! — выдохнул вдруг Эрен, прервав поток доводов и взбаламутив мысли и чувства Микасы разом. — Что? Глупости! — выпалила, не думая, и только сейчас ощутила, как непозволительно близко они стоят для такой беседы, как жарко между ними, как нестерпимо ярко зажглись алым щеки Эрена и как горячо стало ее собственному лицу. Микаса в испуге отступила на шаг и опустила взгляд вниз, смешавшись окончательно и не отдавая себе отчета в том, что вслух произносит то, что должно остаться невысказанным. — Тебе-то что? Говоришь так, будто… будто тебе не все рав... — Ничего подобного! — голос Эрена даже взвился выше обычного — так он разволновался. — Вот сама теперь и говоришь глупости! Микаса и сама испугалась от того, что посмела надумать себе какую-то ерунду. — Да. Конечно. Наверное, — пробормотала она, готовая провалиться сквозь землю, лишь бы прекратить этот дурацкий разговор, от которого оба сейчас сгорали от стыда и смущения. Скорей бы все закончилось! Жара стала просто нестерпимой. Микаса смотрела на неподвижное пятно тени, косой полосой растекшееся по боку вагона, потому что взглянуть на Эрена ей храбрости не хватало. Ветер играл с песчинками на шпалах, солнце отражалось в стальной полосе рельсы и где-то высоко над головой протяжно кликала птица. Невзрачная ящерка ползла между камней по своим делам, ловко огибая все препятствия на пути. Мир жил, дышал и даже в этих пустошах не стоял на месте. Только Микаса с Эреном застыли во времени и пространстве — будто внезапно забрели в тупик, из которого и выбираться-то было страшно… а вдруг снова свернут не туда. Первым нарушил молчание Эрен. — Поступай как знаешь, — сказал он ровным голосом, от которого повеяло холодом, а затем обогнул Микасу по широкой дуге и направился прочь от цепочки вагонов. Она развернулась, чтобы следовать за ним. Догнать. Объяснить в конце концов, что кимоно не только ее глупая блажь, что ей хочется надеть его ради памяти мамы… Уж это-то Эрен должен понять… Но первый шаг вдогонку так и остался единственным. Оказывается, они здесь были не одни. На Микасу и Эрена с праздным любопытством пялился Флок. Он стоял, прислонившись спиной к стене ближайшего барака со скрещенными на груди руками и зажатой в зубах травинкой, словно ждал продолжения представления. Эрен двинулся было прямо к нему, но в итоге прошел мимо, а Микаса так и осталась стоять у поезда, проглотив досаду.