Все травы мира

Я просто изнываю, когда ничего не происходит. Боль в плече мешает мне жить полной жизнью, и я просто слоняюсь по Ли Юэ целыми днями. Я даже сходил в оперу от скуки, но пение Госпожи Юнь Цзынь нагнало на меня ещё больше тоски. Верно говорят что высокое искусство — не для всех. Мне нравятся шумные фестивали, маскарады и гуляния, но сидеть два часа без движения и слушать завывания певиц — увольте. Оружейный магазин, сувенирная лавка... Я накупил какой-то ерунды только ради того, чтобы чем-то заняться. Возвращаясь в отель, я каждый раз спрашиваю про письма, но Бай Чжу не присылает счёт. Почему меня вообще это беспокоит? Это его проблемы. За два дня можно найти время и отправить мне бумагу. Но чем больше времени проходит, тем отчётливее я понимаю, что надеялся получить счёт и вернуться с ним в Хижину Бу Бу. Просто чтобы уточнить детали. У меня бы появился повод. Я ловлю себя на том, что уже не злюсь на Бай Чжу, но не могу придумать, как мне поговорить с ним. В конце-концов я решаю наведаться в Хижину. Просто приду, и там уже будь что будет. Уже темнеет, и я не знаю, до скольки идёт приём в аптеке, но, надеюсь уточнить на месте. Травник Гуй говорит, что доктор пока не ушёл. Я захожу в кабинет к Бай Чжу, и он сразу поворачивает голову. Он сидит за столом со своей неизменной змеёй на шее. Я отвык от неё, да и от него — тоже. — Здравствуйте, Господин Чайльд, вы сегодня поздновато. — говорит он с грустной улыбкой, как будто бы мы расстались накануне. — Добрый вечер, доктор. — я тоже делаю невинный вид. — Я пришёл уточнить по поводу счёта. Ци Ци передала мою просьбу? — Да. — отвечает он. — Но лечение не закончено. Он встаёт из-за стола, подходит ко мне: — Можно? Бай Чжу берёт меня за правый локоть и поворачивает его в сторону. Я пытаюсь не заорать, но дёргаюсь. — Я... просто был такой день. — отмахиваюсь я, надеясь, что он не станет расспрашивать. — Да, это моя вина. — кивает Бай Чжу. — Простите меня, Господин Чайльд. Я больше не оставлю вас без внимания. Я не знаю, что ответить, мне, почему-то, неловко, как будто бы извиняться на самом деле должен я. — Раз боль снова вернулась в острую фазу, предлагаю продолжить принимать лекарство и прогреть больное место. — говорит Бай Чжу. — Сделаем парафиновый компресс сейчас, чтобы ночью организм восстановил то, что можно. Я киваю, и Бай Чжу направляет меня за ширму, а сам уходит готовить парафин. Я раздеваюсь и ложусь на кушетку, накрыв бёдра полотенцем. Мне так странно, что я не понимаю, доволен я или встревожен. О чём нам теперь говорить? Доктор снова кажется мне расстроенным, но я ни в чём не уверен... Бай Чжу возвращается без змеи и с парафиновой ёмкостью. Он, как и в прошлый раз, берёт кисть и тщательно наносит слой за слоем мне на плечо. Он молчит, и я тоже. Иногда я закрываю глаза: легче притвориться сонным, чем испытывать неловкость. Наконец, он заворачивает меня в плед, но после не уходит, а остаётся рядом. Он просто молча сидит в кресле у кушетки, и мне снова становится не по себе. — Я не хотел вас обидеть. — наконец, говорит он. — Отмена прошлого приёма связана не с вами, а со мной. — Я не в обиде. — нагло вру я. — Просто подумал, что лечение закончено и решил получить счёт. — Я не возьму с вас денег. — отвечает Бай Чжу. Ведь вы и так потратились. Он вытаскивает из волос заколку и показывает мне: — Ведь это ваш подарок? — Ахаха, с чего вы взяли, доктор? — зачем-то, смеюсь я. — Конечно, нет — Так я и думал. — кивает Бай Чжу и внезапно берёт меня за руку. — Так чем же я вас привлекаю, Господин Чайльд? Я не молод и не красив. Не обладаю ни остроумием ни харизмой. Сложно догадаться, что может вами двигать, разве что, кроме коллекционирования. Или же вы влюбились в меня от скуки? Такой откровенный разговор мне в новинку. Мне снова хочется нести какую-то чушь. Я смущён, но нужно как-то перетянуть одеяло на себя. — Ну что вы, доктор, я просто ответил на ваши чувства. — смеюсь я. — Ведь это вы первый влюбились в меня! Ещё у меня в отеле. Бай Чжу тоже смеётся? Кажется, ему нравится моя находчивость и наглость... А после он запускает руку ко мне под плед, и тут мне становится уже не до смеха.