***
— Ну что, в тебя все влюблены? — спросила она, улыбаясь, когда они спрыгнули с крыльца и пошли к калитке. Заросший участок со старыми яблонями, цветущим шиповником, над которым кружили тяжело гудящие осы, и огромным кустом "золотых шаров" казался таким уютным. И пахло тут тоже невозможно хорошо, травами, цветами и нагретой землей, так что хотелось дышать и дышать во всю грудь, выгоняя из себя всю городскую усталость, суету и беспокойство. — Увы. В этом году нет. — Да ладно? — У меня есть соперник. Утонченный. И неженатый. Директор краеведческого музея. Он тут к нам теперь постоянно шляется, там у него одна проблема, вцепился в меня, как клещ… Черт, легок на помине, да что ж такое-то! — Веня оглянулся, и Кира увидела у деревянного штакетника высокую фигуру. — Давай огородами свалим? Но было поздно. — Вениамин Харитонович! — Тут же раздался вежливый голос. — Как хорошо, что вы вышли! Добрый день! — К Кире повернулся… и в самом деле довольно симпатичный молодой мужчина с тонкими чертами лица и большими грустными глазами. Было в его лице что-то трагическое, “на темный жребий мой я больше не в обиде”. — Дмитрий Дорофеевич Митаков, очень приятно. — Кира Павловна Одинцова, — представилась она. — Жена Вениамина Харитоновича. Можно просто Кира. — Очень рад знакомству! — Сложив перед собой изящные нервные руки в умоляющем жесте, Дмитрий Дорофеевич снова посмотрел на Веню: — Мы с вами договаривались! Насчет концепции и плана… Вы обещали составить… — Боже, за что… —пробормотал Веня тихо и добавил уже громче: — Дмитрий Дорофеевич, простите ради бога, у меня тут обстоятельства непреодолимой силы, но в четверг… — Вениамин Харитонович, это в самом деле уже не терпит отлагательств! Вопрос жизни и смерти! Без вас я просто погибну! Под угрозой будущее нашего музея, будущее науки, будущее культуры!.. — Глаза у него как будто стали еще больше и блестели, словно от слез. Веня издал тяжкий вздох. — Вот что, Дмитрий Дорофеевич. Я сегодня займусь этим вопросом. Приходите завтра… Или… у вас же есть электронная почта? Я вам пришлю… концепцию. Вечером, на крайний срок — завтра утром! Если вдруг интернет отвалится. Договорились? — Да, разумеется! — Митаков радостно закивал. — Там есть емейл на сайте музея. Или вам продиктовать? — Нет, спасибо, я все найду. И пришлю. — Благодарю вас! Вы просто мой спаситель! Вы просто… Дверь сзади скрипнула, потом распахнулась, и, обернувшись, Кира увидела, что на крыльцо вылезли девчонки. — Ой! Дмитрий Дорофеевич! — Здравствуйте! — Ой, вы тут у нас! Заходите! У нас чай! — Посидите с нами! — У нас даже обед сейчас бу… — Ну-ка ушли все в дом! — рявкнул Веня, тоже обернувшись к крыльцу. А потом продолжил, глядя на Митакова: — Тогда до встречи, Дмитрий Дорофеевич. — Что там за программа? — спросила Кира тихо, когда утонченный предмет девичьих воздыханий, продолжая рассыпаться в благодарностях, удалился к своей старенькой крошечной машине. — Да это невозможно вообще! Геморрой на мою голову! Этот Митаков! — яростно выдохнул Веня. — Короче, он там… у него музей страдает. Он пытается что-то развивать, поддерживать, в общем, такой мужик в целом, ну… болеет за свое дело. Действительно свой край любит. И специалист вроде неплохой… Но денег нет, само собой. Вот администрация хочет какой-то результат, тогда будет финансирование. А какой результат? Какой результат может быть у музея, что за идиотизм? Он пытался просветительские лекции, и развитие сайта, и интерактив, он сам уже с горя программировать учится! Но… ты же понимаешь. Там областные сидят на деньгах и при этом дуб дубом. Если запрос на любовь к родному краю, значит, фольклор, а фольклор для них значит песни и пляски и чтоб все тупо и понятно. Калинка-малинка в кокошниках, вот это все. И вот он узнал, что мы приехали, и вцепился. Чуть не земные поклоны тут у меня бил, в пыли валялся. Спасите, помогите, подскажите, дайте студентов… А я не могу! Не хочу, чтоб мои в этом трешаке участвовали! Не говоря уже о том, что… это невозможно! Ты на них посмотри, на этих демонов! Я им выкачу сейчас, что надо сплясать, так они же меня сожрут! Это поколение подкованное, все про свои права знает! И про ментальное здоровье, токсичных преподов и экологичный труд! Кира погладила его руку. — А Митаков все равно таскается и ноет? — Естественно! Каждый день тут порог обивает. И такой, понимаешь… отказать невозможно! Вежливый, трепетный! Смотрит полными слез глазами! Руки заламывает! Просто душу всю вынимает!.. И потом… надо поддерживать отношения, тут же все… все по знакомству делается! Официально — сама понимаешь, хрен тебе что дадут. На бумаге все будет, а на деле… А надо чтоб выделяли помещения нормальные! Тут хоть кровати есть и даже постельное белье! А то поселят в следующий раз в конюшне. В диалектологической у одного моего знакомого было. Вот вам старая конюшня, как хотите, так и живите. И где мои девчонки будут в туалет бегать? Спать? Они даже обед приготовить нормально не могут! Воды принести! Ах, ох, мне жареное нельзя, у меня спина болит, тяжелое не могу поднять, жидкость для линз кончилась, очки раздавила… Я с ними как нянька! Воспитатель младшей группы детского сада! Мозгов при этом нет, гормоны бурлят, гопота какая-то рядом вертится, да и два пацана в нагрузку, еще кто-то залетит у меня тут… А мне отвечать! Кира вздохнула и погладила его по голове. — Бедный… Задолбался тут совсем? — Да вообще. Страдалец безвинный, жена еще тут… мутит что-то одна… Не отвечает на звонки! — Да я просто в маске была. Ну, косметической. Черной. Ты бы испугался! — Как будто я тебя в огурцах не видел! И в клубнике. Придумала отмазу… Все, пойдем. — В магаз? — кокетливо спросила Кира. — В лес за малиной, — он взглянул на нее сверху вниз. — Соскучился. — По малине? — Ага. Он наклонился и поцеловал ее, стиснул крепко, и Кира вся потянулась навстречу, потому что… черт! Она тоже хотела. В лес. За малиной. — Кстати… — вздохнула она, наконец от него оторвавшись. — У вас тут есть монастырь рядом? — Только не говори, что ты решила удалиться от мира, пока меня дома не было! — Нет, куда я удалюсь от своего мужа! — Кира улыбнулась, а потом вздохнула. — Просто… я там, на станции, странного деда встретила. Такой, знаешь… в капюшоне. И в цепях почему-то. Как будто схимник. В веригах? Не знаю. Стоит и молчит… Но как бы… схимники вроде сидят себе в обители и не шляются по дорогам? — Ну… — Веня пожал плечами. — Про обитель я не слышал, но мало ли блаженных и юродивых? Всяких калик перехожих никто не отменял. У нас же даже в метро таких ряженых можно встретить… Не говоря уже о тех, кто сами с собой разговаривают. Просто сумасшедший? Хотя только сумасшедшего мне тут не хватало! — Наверное… — У меня тут и так… — вздохнул Веня. — И даже не знаю, что хуже — дурь Неталовой или умничанье Блиссовой. Это такая, в очках, мрачная. Или пацаны… Один у меня любитель народной эсхатологии, всех бабок уже задолбал вопросами про мытарства и страшный суд. Он материал, понимаешь, собирает для будущей диссертации! С первого курса, ага. — Это такой патлатый? — Нет, пухлый, Векслиев. А патлатый у меня вообще барабанщик. Металлист. В группе своей играет, ну, любительской, понятное дело… — О! Так вам есть о чем поговорить! — Ой, лучше бы нет… Мне еще только дискуссий о правильном металле не хватало после всех этих препирательств с девицами… Все, хватит о грустном, пошли! — Веня решительно потащил ее за руку. Но до леса они так и не дошли. Кажется, у каждого забора выстроилось по любопытной бабульке, и все вопрошали Вениамина Харитоновича, кто же это к нему приехал, и тут же начинали охать и ахать, нахваливать “красавицу”, желать счастья-богатства и любоваться тем, как они вместе прямо голубь с голубицей. (“Так бы лучше девчонкам на диктофон пели! А то вечно только истории про зятьев и пенсию” — пробормотал Веня.) Старушка в очках, которая могла бы быть родной сестрой профессора Канатовой (Веня аж вздрогнул), вручила Кире пакет с пирогами. Другая, с длинными толстыми косами, накрученными под платком на голове, — трехлитровую банку соленых огурцов и малосольных, в отдельном пакете. Потом откуда-то вынесли варенье в банке, творог, простоквашу… Попытались даже подарить ведро картошки, но Веня сказал, что пошлет за ним пацанов, а то уже рук не хватает. Сгрузить все это богатство в доме и снова сбежать тоже не вышло. Едва они дошли до знакомого деревянного забора, как на дорогу упали первые тяжелые капли, резкий порыв ветра рванул старую калитку. Вдали громыхнуло. — Придется малину отложить, — вздохнул Веня, поднимаясь на крыльцо. — Вы так быстро, Вениамин Харитонович? — невинным тоном произнесла Неталова. Остальные снова фыркали и давились смехом за ее спиной. Гречку они худо-бедно сварили и выложили в здоровую эмалированную миску. Но поглядывали на нее печально. Веня со вздохом вывалил на стол дары от бабулек, незаметно сунув Кире пакет с пирогами. Она поняла без слов и, сделав вид, что наклонилась к своему рюкзаку, припрятала их среди вещей. В конце концов, дары предназначались именно ей, красавице и голубушке. И ее голубю, добру молодцу. Так что пироги они сожрут вдвоем, как добродетельные супруги. Ночью. Под одеялом. Она уже подозревала, что у всех этих юных троглодитов отменный аппетит (особенно на свежем воздухе) и если еду вовремя не спасти, то ее просто не будет. — Ой, варенье! И творог! Это от бабы Марфы, да? Она всегда угощает! — И огурцы! Блин, я так давно не ела соленые огурцы! Вот чтоб не корнишоны, а такие… — А грибов не было? — Я люблю грузди! У меня бабушка делала сама… — Еще яблоки моченые вкусные… Мы в ресторан ходили, когда во Владимир ездили! Веня вдохнул. Выдохнул. Снова вдохнул. — Что вы за поколение такое? — спросил он устало. — Поколение тик-тока! Вы же сами нас так зовете! — Вы еще скажите: “Вот я в ваши годы”! — А кстати, что вы делали в наши годы, Вениамин Харитонович? — У вас тогда уже были смартфоны? — Расскажите про первую экспедицию? — А вы лешего видели? Или домового? Кира слушала, как Веню в первой экспедиции приняли за лешего и обложили трехэтажным матом, как и положено при встрече с лешим, а сама вспоминала ту их первую прогулку по Питеру, когда он как раз рассказывал ей эту историю. Какие они были тогда глупые… “На мосту жало поцелуй…”. И как они целовались на этом Поцелуевом мосту потом, когда она в первый раз приехала к нему в гости, уже в августе. И шли до его квартиры, и она увидела эту невероятную лепнину, а он показывал портрет бабушки… Кира незаметно под столом положила руку ему на колено, глядя, как искренне веселятся девчонки и два парня, которые тут же явились на запах еды, как слушают ее мужа, который и в самом деле умел невероятно смешно и классно рассказывать истории. Веня тоже накрыл ее руку своей рукой и поглаживал незаметно, и она тихо вздыхала от счастья. Было так уютно сидеть тут, за столом в деревенском доме, когда снаружи раскатисто грохотал гром, и дождь стучал по крыше. Гречка с творогом и вареньем казалась невероятно вкусной, как и соленые огурцы, которыми все закусывали эту красоту, и никто не говорил про несочетаемость продуктов. Кира даже слегка осоловела от еды и любовалась маленьким букетиком полевых цветов, который стоял в граненом щербатом стакане, — видимо, девчонки собрали, когда шли обратно от бабулек. Ей снова придвинули чашку — чай все пили уже по второму разу… — Так. Дождь перестал, пора работать, — объявил наконец Веня, оглянувшись на окно. — Неталова и Паванская идут к Мотмовой. — Ой, она такая нудная! — тут же заныли две девицы. — Она там секретарем в какой-то партии была, только про это и трындит… — В “какой-то партии”? Вы хоть что-нибудь вообще знаете еще, кроме своих смартфонов и тик-тока? Вы студентки университета! — Ну, мы сдавали… Там это… Ленин, вот! Его партия, короче, — с несколько нарочитой туповатостью произнесла Неталова, хлопая глазами. Боже, они все бессовестно троллили Вениамина Харитоновича, вдруг поняла Кира. Они просто над ним стебались! Бедный Веня… А еще бегал за ними и переживал. Придется открыть ему глаза на женское коварство… — Можно мы не к Мотмовой? — встряла другая, похоже, Паванская. — Можно лучше к деду Йобе? Он веселый! И говорит так забавно… — Какой еще… Для вас он… Йоргос Янисович! — Вениамин возмущенно подскочил и хлопнул ладонью по столу, так что тарелки зазвенели. — Или Георгий Иванович, он так тоже разрешает себя называть. Кира? Что с тобой? Она издала неопределенный звук, пытаясь подавить рвущийся из нее хохот и сделать серьезное лицо. Йоба! Господи боже! — Он что… грек? — наконец кое-как совладав с собой, спросила Кира, лишь бы не ржать в голос, но смех все равно прорывался. — И ты, Брут, — вздохнул Веня под фырканье и хохот девиц. — Как с вами всеми тяжело, кто б только знал! За что мне это все?.. Грек. Коммунист. Или сын коммуниста, точно не знаю. Его в каком-то лохматом году вывезли, когда коммунистов из Греции спасали во время гражданской войны и… Так, всё! Бегом к информантам! Вы, двое! Никакого вам деда Йо… Все снова заржали, уже не стесняясь. И Кира тоже не могла удержаться. И вот уже суровый преподаватель ржал вместе со всеми, потому что невозможно было не ржать! Наконец девицы разбрелись (устроив, разумеется, суету со сборами и воплями, у кого не зарядился диктофон, кто потерял ежедневник, а кто — запасные носки), пацанов Веня тоже отправил работать, велев на обратном пути захватить у бабулек обещанное ведро картошки на ужин. А потом дверь наконец закрылась, наступила тишина, и Кира, едва не сбив граненый стакан с цветами, потянулась обнять своего мужа. Он подхватил ее, пристроил на стол, втиснулся между ее раздвинутых бедер, и она выдохнула со стоном ему в губы. Господи, как же… как же невозможно, как же она… Они целовались так отчаянно, как будто не виделись сто лет, Веня уже запустил руки ей под футболку, и Кира приподнялась, чтобы он мог ее раздеть, как вдруг… … раздался стук в дверь. И грохот в сенях. — Вениамин Харитонович, я к вам! Это срочно! Важно! — Че-еееее-рт!!! — прорычал Веня. Кира всхлипнула от досады. Быстро одернув футболку и спрыгнув со стола, оглянулась. На пороге стоял Митаков. — Мы же договаривались! — Веня шагнул вперед с таким видом, как будто собирался душить Дмитрия Дорофеевича. — Я же все вам пришлю! — Я узнал! Все ужасно! Все просто… Катастрофа! — Митаков в ужасе мотал головой и заламывал руки. — К нам едет Кокодрильский! Будет мероприятие! Банкет! Вы понимаете, что это значит? — Нет! Я не знаю никакого Кокодрильского! — Кокодрильский! Он… министерство культуры! С самим Лосевым на короткой ноге! Внезапно! Сюда! Интерес к традиции, возрождение… запрос на исконность… Понимаете, там… мы не можем… надо… чтобы это было… как международный уровень! Иначе… я просто… музей! О-о! — Митаков по-настоящему застонал и всерьез стукнулся головой о косяк. — Мой музе-ее-й! — Какой международный уровень… — чуть не взвыл Веня. — Ну вот вы же… у вас же есть фольклорный театр! — лепетал Митаков, и его прекрасные глаза, казалось, становились все больше и больше. — Я знаю, я наводил справки, и мне сказали, что вы ездили в Прагу! К профессору Холдовой! Я потом гуглил… там фото… Прекрасные фото! Прекрасное выступление! И нам нужно… вот такое! Чтобы Кокодрильский… Кира обреченно вздохнула, подавив желание схватиться за голову. Дмитрий Дорофеевич сейчас просто открыл ящик Пандоры. Или, вернее, он сейчас просто взял метафорическое копье и пронзил им Вениамина Харитоновича. Поразил в самое сердце. Уничтожил. Фольклорный театр, а-а-а! Уход от Сноковского для Вени плавно перетек в рабство у Канатовой, и еще неизвестно, что было хуже. Да, докторскую он наконец начал писать, и Канатова всячески ему помогала и поощряла его во всех начинаниях, была готова за него порвать и устраивала сцены, если кто-то смел даже косо взглянуть в его сторону, но… Да. Эклеры и фольклорный театр. Две великие страсти старухи. И если с эклерами еще можно было как-то решить проблему, то… театр! Проклятый фольклорный театр, где они с Веней пахали вместе, потому что Канатова незаметно припрягла и Киру. И уже спрашивала, не согласится ли ее подруга Розочка сыграть Соловья Разбойника, а то Вениамина декорации не выдержат. Могла ли Кира бросить мужа на этой каторге? Не могла. Они вместе были то грузчиками, то логистами, то рабочими сцены, то сценаристами, то звуковиками, то декораторами, то костюмерами и гримерами, не говоря уже о том, что от Вени требовалось исполнять все мужские роли, включая роль медведя, для которой Кира даже перешивала и расставляла старую дубленку Канатовой. Они уже и пели (не академическим пением, а от живота, на выдохе, как положено!), и Кира стучала ложками, как истинная жена декабриста, а Веня, стеная, переучивался с гитары на балалайку, перемежая все это такими выражениями, которые Кира никак не ожидала услышать от питерского аристократа. — Да у меня первокурсники! Они школьники вчерашние! Они вообще никакого отношения к театру не имеют! — возопил Вениамин Харитонович. — Но вы-то имеете! Нам нужна всего пара-тройка номеров! — не унимался Митаков, снова заламывая руки. — Не весь спектакль, мы подадим это как отрывки! Избранное! Лучшее! Материал Новгородской области! Нельзя затягивать, у Кокодрильского будет насыщенная программа, он должен быть впечатлен, только положительные эмоции, иначе… Администрация! И так все еле держится! Тут же еще ремонт часовни, и это тоже такая головная боль, потому что это филиал нашего музея, хотя батюшка Лаврентий давно пытается добиться, чтобы ее передали его приходу, мотивируя тем, что мы довели ее до плачевного состояния… Но, помилуйте, у меня нет денег даже на замену отопления, мы и так каждую зиму страдаем, экспонаты страдают, лепнина в барском доме осыпается, я вообще с осени двери со львами уношу домой и держу в спальне, потому что у меня только в спальне нормальная температура, откуда я возьму денег на часовню посреди леса! Там одни кирпичи! Даже если я совсем откажусь от еды и продам Биби, это моя коза… этого все равно не хватит! И вот наконец областные власти выделили нам на ремонт, а там… там такое! У меня не хватает компетенции, надо вызывать специалистов, желательно из Питера, там прекрасные профессионалы, но денег… Веня рухнул на стул. — Там… — махнул он рукой Кире. — Что там? — НЗ. Достань. В куртке. Она кивнула. В экспедицию с собой Веня брал маленькую бутылку коньяка. Которую называл Неприкосновенным Запасом. На черный день. Черный день настал. — Коньяк будете? — спросил Веня у Митакова. — Давайте! — тут же активно закивал он и присел к столу. Кира залезла в старый пыльный покосившийся буфет и, порывшись, извлекла оттуда три граненых стакана.***
Когда студентки вернулись, бутылка была почти пуста, а Кира с Веней наконец подошли к стадии принятия. Митаков, кажется, уже ушел в астрал, потому что просто сидел и хлопал глазами, тупо глядя на печку. Сначала они пытались предложить что-то такое, что выглядело бы хоть сколько-нибудь весело и не так беспросветно, пытались убеждать, что надо как-то выделиться, чтобы Кокодрильский запомнил оригинальное выступление, что надо подкупить юмором, потому что сидеть и пялиться на сцену, где унылые девы в самодельных кокошниках тянут унылую песню, — это невыносимо тоскливо и только пуще прогневит Кокодрильского, который наверняка задолбался смотреть все эти одинаковые “классические номера” за свою долгую чиновничью жизнь. Веня даже, ссылаясь на самые авторитетные источники, прочитал небольшую лекцию про традиционную культуру и про то, что шутки и частушки — такая же часть народного наследия, что можно дать современное прочтение, показав связь эпох... Но Митаков — вежливо, поминутно извиняясь, вздыхая и заламывая руки — стоял на своем с упрямством барана. Нужна понятная классика, нужно соответствовать представлениям администрации, Кокодрильский уже имеет свои ожидания, нельзя подвести, все должно быть безопасно и понятно, и самое страшное… После торга наступила стадия гнева. Веня орал, что ненавидит этот выхолощенный псевдофольклор, эти блядские патриотические березки! Эти завывания! Какое это отношение к традиции вообще имеет? Какая это “классика”? Это китч! Оно все идиотское и однообразное! Митаков же продолжал заламывать руки и смотреть огромными глазами, и вся Венина буря разбивалась об этот маленький, но упорный утес. Наконец у Вени тинькул телефон. Он читал письмо, и на его лицо отражалась непереводимая гамма эмоций. — Веня? — Кира испуганно поднялась. — Что случилось? — Канатова, — простонал он. — Она в курсе… И требует, чтобы… Как вы могли, Дмитрий Дорофеевич? — Я… хотел… — Он вскинул голову с видом страстотерпца, готового умереть за свою веру. — Как у руководителя… уточнить… — Вы интриган! Вы служите силам зла! Темной стороне! Вы… Веня рухнул на стул. Кира вздохнула и погладила его по голове. Наступила стадия депрессии.***
— Мы участвуем в мероприятии, — мрачно, непререкаемым тоном объявил Веня студенткам, которые сбились в кучу и с восторгом смотрели на Митакова. Кира успела тайком убрать со стола бутылку и сунуть ее себе в рюкзак. — Как фольклорный театр. Участие обязательно. Иначе не зачту практику. Неталова открыла рот, чтобы что-то сказать, остальные тоже возмущенно приподняли брови и вытаращили глаза, но Кира сделала страшное лицо и замахала руками, и все замолчали. Митаков, держась неестественно прямо и продолжая сохранять связь с астралом, быстро поклонился и улизнул, провожаемый восторженными девичьими взглядами. И готовка, и сам ужин прошли в молчании, а потом Веня залез на печку. Студенты ушли к себе. Кира, сбегав умыться, захватила из рюкзака пирожки, остатки коньяка и полезла к страдающему мужу. Он лежал на полатях неподвижно, трагически глядя в потолок. — Мы справимся… — прошептала Кира, устраиваясь рядом. — Вот, возьми пирожок… — Справимся? — горько ответил Веня, ухватывая кусок, который она сунула ему в рот. — Ты скоро уедешь обратно. На свободу. К своей статье про Рейславу… К нормальной жизни! В нормальную экспедицию… Без этих вот… “Спляшите нам про грамоты”… А я тут буду развлекать этого Крокодильского… как гладиатор! Идущий на смерть приветствует тебя, гребаный чиновник от культуры… — Кокодрильского… — Да какая разница… — Я тебя не брошу, ты что? В болезни и в горести, помнишь? Будем драться с Кокодрильским вместе! Может быть, современная жизнь давала не так уж много возможностей совершить красивый подвиг во имя любви. Не требовала убивать драконов или идти за любимым в ночь, снашивая семь пар железных сапог. Спасать от злого колдуна и угадывать лицо жениха среди сотен других, отвергая соблазны. Но было можно… разделить вот эти, казалось бы, незначительные тяготы. Держать за руку. Выслушивать. Приносить чай. Пилить в ночи программу концерта, вопить вместе из-за того, что все пропало, но снова вставать и делать и верить, что вдвоем они точно справятся… Кира хотела произнести прочувствованную речь, но запнулась, потому что снаружи под окном вдруг раздался шум подъехавшего мопеда, а потом короткий гудок. Через полминуты дверь в комнату девчонок скрипнула и приоткрылась. Раздалось тихое шуршание, хихиканье, потом осторожные шаги, которые направились к входной двери. — Куда?! — рявкнул Веня, свешиваясь с печки. — Водички попить, Вениамин Харитонович! — хнычущим голосом сказала Паванская. — Очень надо! — Нам всем после огурцов хочется! — донеслось из комнаты, и вслед за этим раздался взрыв смеха. — Спать, я сказал! Быстро в комнату и дверь закрыть! — А вы же сами говорили, что мы взрослые совершеннолетние люди? — Спать!!! Паванская, тяжело вздохнув и бормоча что-то про “только как гречку варить, так взрослые”, вернулась в комнату. — Вот видишь? — шепнул Веня горько, когда дверь за ней закрылась. — Там уже какой-то ухажер из райцентра приперся. Катать на мопеде по ночам. Понимаешь? Какой после этого фольклорный театр? У меня и так концерты каждый день! Их восемь человек! И каждый устраивает пляску на моих нервах! Кира обняла его и прижалась покрепче. Поцеловала в краешек рта. А потом в губы — легко, нежно. И Веня тут же шумно выдохнул, притянул ее к себе. Тут было тесно и неудобно, и деревянный потолок был низкий, так что даже повернуться толком не получалось, но все равно было хорошо. — Черт, как я тебя люблю… — шептал Веня между поцелуями. Его рука снова залезла ей под футболку, провела по талии вверх, до груди. — Черт… Кира всхлипнула от удовольствия, чувствуя его большую теплую ладонь, попыталась повернуться, подставляясь, чтобы было удобнее… — А давайте тогда гадать! — вдруг раздался из комнаты нарочито громкий голос Неталовой. — Сейчас же самое время! Может быть, еще вчера ее муж и поддался бы на провокацию. Он бы вскочил с возмущенным воплем, что гадают на Крещение. Вопрошал бы, кто принимал у них экзамен и как они вообще сдали фольклор. Удивлялся бы, что сам он и принимал. Или просто потребовал бы соблюдать дисциплину и не бузить после отбоя, прочитал бы им лекцию про ужасное юное поколение тик-тока и рассказал бы, что вот он в их годы!.. Но сегодня… Кире тоже больше ни о чем не хотелось думать. Страхи прошлой ночи оступились, стрелись. Он был с ней… Целый и невредимый. Ее. Может быть, она была должна спасти мужа не от какого-то мистического зла, а от фольклорного театра… От студенток, которые над ним стебались и всячески его троллили, хоть и любя, просто потому что им нравился заботливый Вениамин Харитонович, так горячо реагирующий на провокации. От возвышенно-неземного Митакова, который вынул из него всю душу. От березок, кокошников и чиновника Кокодрильского. От тоски по ней самой — потому что она ведь чувствовала то же самое, так же отчаянно по нему скучала… Потому что быть вместе — это самое правильное… Скрипнула дверь, похоже, кто-то заглянул в комнату к пацанам. Кира с Веней замерли, прислушиваясь к шагам и шепоту внизу, но потом дверь снова закрылась. — Они там вместе… — выдохнула Кира. — С мальчишками. — Да и хрен с ними, — ответил Вениамин Харитонович, продолжая ее целовать. — Свои им ничего не сделают. Главное, чтоб не на улицу к гопоте… И в самом деле. Хрен с ними. Она закрыла глаза, подставляясь его поцелуям. Боже, как же хорошо-о… — Да, вот так прямо к зеркалу ставь свечу! — приглушенно раздалось из комнаты. — Офигеть, а зеркало же старинное! — На таких и гадали, прикинь, что там можно увидеть? — А я слышала, что там типа… ну это, души умерших остаются! — Хватит пугать уже! Блин, и так стремно… — Нет, не сюда ставь, я знаю, у меня про это билет был… И вообще, две свечи надо! — Вы еще тут начните за ворота кроссовки кидать! — Тссс, а то ВэХэ услышит и будет орать! — Да он с женой, ему пофиг… — Мы тут сейчас в барабан бить можем, им обоим пофигу, ты видела, как он на нее смотрел… — Он и орал-то, потому что давно не… — И до леса они не дошли! Дружный сдавленный хохот. — Тссссс! Кира слушала эти перешептывания, сосредоточенно помогая своему мужу стащить футболку, что было сложно, учитывая низкий потолок, размеры Вени и то, что делать все нужно было максимально тихо. Она стукнулась головой и выругалась, а он снова притиснул ее к себе и целовал, и опять шептал, как сильно любит. Кира опустила руку ниже, проведя по его животу, он накрыл ее ладонь — сталкиваясь пальцами, они кое-как расстегнули его джинсы, и наконец… — ААААААААА!!!! Визг был настоящим. Полным ужаса. Отчаянным. За ним послышался грохот, крики. Веня одним прыжком оказался на полу, рыча и застегивая на ходу джинсы. — Да я вас сейчас… Убью просто! Я сейчас… Но его студенты, кажется, гораздо меньше боялись гнева ВэХэ, чем того, от чего бежали. Они всей толпой вывалились на кухню, едва не свалив Веню с ног, и испуганно оглядывались на распахнутую дверь комнаты. — Там! Старик! — Вениамин Харитонович!!! — Там… правда! — АААААА! — Какой старик, вы с ума посходили, хватит орать уже! — Веня наконец застегнул штаны, пригладил волосы. Кира с печки подала ему футболку, и он не глядя натянул ее наизнанку. — Что вы издеваетесь надо мной? Участие в концерте все равно не отменю, не надейтесь! — В зеркале! А потом уже в комнате! — Старик! — Он стремный, Вениамин Харитонович! Кира вздрогнула. Тоже сползла с печки, встала рядом с Веней, оглядела студентов. Девчонки не врали. Они по-настоящему выглядели напуганными. Даже бойкая Неталова. И пацаны — тот патлатый и второй — полный и невозмутимый на вид любитель эсхатологии — смотрели нервно. — Слушайте, ну хватит уже страшилки тут выдумывать! Какой еще старик? — Честно! Такой! С бельмами! Вон парни тоже видели, ребят, ну скажите ему… Парни покивали. Веня вздохнул и пошел в комнату. С бельмами… Кира поежилась. Нет. Ну, это уже слишком. Глупость! Решительно тряхнув головой, она пошла вслед за мужем. Шагнула через порог… Даже при включенном свете комната казалась… мрачной и странной. Непонятно откуда взявшийся мотылек кружил под потолком и бился о пыльный плафон с двумя лампочками — третья перегорела. В дальнем углу Кира вдруг заметила паутину — да черт возьми, что такого ужасного в паутине в старом деревенском доме? Это нормально, естественно. Паутина. Запах дерева. Перегоревшая лампочка… — Сделайте что-нибудь, Вениамин Харитонович! — Под кроватью поискать? — фыркнул он. — Под чьей именно? Нет тут никого! — Ну правда! — Мы боимся! Мы не будем тут спать! Веня закатил глаза. — Несите соль. — Зачем? — От колдовства. Буду заговор читать. Вы же хотите спать спокойно? Студенты переглянулись. — А сработает? — Сработает. Моя бабушка… — многозначительно протянул Веня. — Дед встретил ее в лесу, когда приехал собирать фольклор на север. А потом, когда она умирала… Как сейчас помню, мне семь лет было… Ладно, не вашего ума дело. Долго рассказывать. Несите соль. Кира чуть было не вытаращила глаза, однако вовремя сообразила, что к чему. Итальянка Падме Амидала, должно быть, сильно удивилась на том свете, но девицы слушали завороженно и, кажется, начали успокаиваться. — Она была… колдунья? Правда, Вениамин Харитонович? — Про деда Йобу тоже говорят, что он… короче, “умеет”, — восторженно шепнула одна из девиц. — Типа рукой так проведет и… к нему предметы сами летят! Неталова вынесла банку соли. — Он для вас Йоргос Янисович, — вздохнул Веня, рассыпая соль по углам. Потом у зеркала в форме креста: — Стану, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду я в чисто поле…