***
В лесу было мрачно и так же… необъяснимо тяжело. Она раздумывала, как сказать Вене про свои видения в Питере, но решила, что это лучше обсудить потом, сейчас совершенно не хотелось все это вспоминать. И вообще… нагнетать. Они ехали по грунтовой дороге, той самой, что вела к станции и шоссе, но тут Веня предложил завернуть к часовне, про которую говорил Митаков. — Вот там недалеко… — сказал он, свернув на просеку и заглушив мотор. — Можно дойти пешком, если хочешь. И, знаешь… Кира не дала ему договорить, а просто… потянулась к нему прямо через коробку передач, обняла за шею, и он тут же ответил. Обхватил ее, стиснул, поцеловал сразу так горячо и глубоко, что она ахнула. — Блин, как они надоели… — шептал он между поцелуями, –... только в машине и потрахаться… — Как будто мы подростки, а не они, — фыркнула Кира и чуть отстранилась, чтобы стянуть с себя футболку. — Давай перелезем назад? Ее взгляд скользнул по окну, и она не сразу поняла, что это темное, вдруг оказавшееся за стеклом, было не кустом, а… Крик вырвался как будто сам собой — Веня оглянулся и заорал тоже. Там, за стеклом, стоял он. Старик в черном капюшоне и цепях крест-накрест, с бельмами на глазах. Веня судорожно повернул ключ в замке зажигания, но машина глухо рыкнула, дернулась пару раз и заглохла. — Да чтоб тебя! Кира моргнула, и вдруг поняла, что старик за одно мгновение как будто переместился ближе к машине. И еще… стало темно, словно на лес резко надвинулась туча, что-то вспыхнуло совсем рядом — как разряд молнии. Машина завелась в последний момент, когда страшное лицо прижалось к боковому стеклу. Веня втопил, рванув с места, Кира, зажмурившись, услышала чей-то визг. И только уже на грунтовой дороге поняла, что визжит она сама.***
— Может быть, это просто был монах, — сказал Веня, глубоко затягиваясь. Они купили в магазине пачку сигарет, зажигалку и бутылку странного коньяка, к которой Кира тут же приложилась, не чувствуя мерзкого вкуса. А потом тоже взяла сигарету. И смотрела, как у Вени чуть дрожат пальцы. — Схимник. А мы как дура кит… — Может быть, девицы нас просто разыграли. Услышали про этого крипового деда… — Она тоже затянулась и закашлялась с непривычки. Вообще-то, она не курила. Как и Веня. Но сейчас… почему-то они без слов схватили эту пачку сигарет, не сговариваясь. — Я же тоже его видела возле станции. — Ну вот, может, он тут постоянно шляется, им гопота местная рассказала… Да хоть бабульки. — И типа схимник такой… полиция нравов? Не смейте трахаться в машине? — Или просто хотел… о боге поговорить. Или попросить подвезти. Или… Всему есть рациональное объяснение. — Да-а… — Ладно, поехали… к Ситовым. По другой дороге. Кира кивнула и протянула ему вчерашний пирожок, полученный в дар от бабулек. Пара штук как раз оставалась для экстренной психологической помощи. С пирогами стало немного веселее. Облака раздул ветер, ярко светило солнце, и происшествие в лесу стало казаться просто… странным совпадением, над которым они будут потом смеяться, подтрунивая друг над другом и выясняя, кто громче орал. Ну, почти. Малакоровка была почти вымершей деревенькой. Веня давно рассказывал про странную семью Ситовых, которые считают себя потомственными ведунами, и Кира подумала, что и в самом деле это место очень для них подходило. Покосившиеся домишки, наполовину вросшие в землю, бурые, некрашеные доски, развалившиеся заборы, высоченный борщевик вдоль дороги. Ни души, ни одной любопытной бабульки или пьяного тракториста, возвращающегося со смены. Хотя все равно казалось, что откуда-то за ними наблюдают внимательные глаза. Веня подошел к домику, стоявшему на отшибе, толкнул калитку. — Вот тут они живут. — Давно мечтала вот так с тобой… старушек опрашивать. “А расскажите, бабушка, как вы замуж выходили? Ой, деука… такое было! Ванька-то мой, как сейчас помню… ” Хмыкнув, Веня постучал в низенькую дверь, над которой покачивался пучок какой-то высохшей травы. — Добрый день! Это Вениамин Одинцов, мы договаривались с вами! Тишина. — Есть кто дома? Он постучал еще раз, сильнее, и дверь вдруг скрипнула и подалась внутрь. — Незаперто. Но в деревнях же не запирают? — пробормотала Кира. Однако уже было понятно, что тут что-то не так. Дом был пуст — она это чувствовала, ощущала каким-то шестым чувством. И Веня, кажется, тоже. Он наклонился и вошел. Кира последовала за ним. Подождала, пока глаза привыкнут в темноте. В просторной кухне, куда они прошли через сени, все выглядело так, будто семья еще пару минут назад сидела за завтраком, а потом… все на что-то отвлеклись, вышли из дома. Может быть, в огород забрела чья-то коза, или пришел почтальон, или… Над недоеденными кусками хлеба кружили мухи. Остатки овсяной каши в миске потемнели и засохли. Лук давно завял. Кира оглянулась — ей вдруг показалось, что окно недалеко от печки слишком мутное, и вздрогнула, увидев, что оно затянуто паутиной. Веня, весь подобравшись, осторожно прошел через кухню и толкнул приоткрытую дверь в жилую комнату. — Черт!.. — вырвалось у него. Кира подошла и, привстав на цыпочки, выглянула через его плечо. В груди вдруг похолодело, а живот свело от ужаса. На полу комнаты были рассыпаны соль и зола. По кругу и крестами в углах. На зеркале был нарисован сажей какой-то странный знак — руны? Она пыталась что-то сказать, но почему-то не могла выдавить ни слова. — Пойдем отсюда, — Веня резко развернулся, взял Киру за руку и потащил на улицу. Уже за калиткой снова взял сигарету. — Надо… в полицию? — спросила Кира, оглядываясь на дом Ситовых. — С чем? — Ну… Исчезновение? Ситовы пропали? Вся семья? — А хрен знает, может, они в отпуск уехали, — нервно фыркнул Веня. — Они тут долбанутыми слывут. Или там у них по народному календарю сбор папоротника вне сезона, ушли всем составом в лес… — И так все бросили? И соль с золой рассыпали, и зеркало разрисовали? — Кира поежилась. — Долбанутые же. Ладно… Скажу Митакову, пусть с участковым местным… В общем, он перед нами в долгу. Кира кивнула: — Мы как раз же собирались к нему. — Ага. Поехали. В этом унылом музее точно все будет… уныло и спокойно. И там рядом палатка есть с чебуреками. Отличные просто. И кофе из кофемашины наливают, цивилизация сюда дошла, понимаешь! — Мммм… отлично. Музей располагался в старом купеческом доме. Кира отметила оригинальную архитектуру, кирпичное здание, окна, украшенные в классическом стиле. Небольшая решетчатая калитка была не заперта. Они вошли во двор, огляделись. — Вениамин Харитонович! — Спотыкающийся Дмитрий Дорофеевич, взмахнув руками, вывалился из какой-то боковой двери. — Я вас в окно увидел, даже глазам своим не поверил! Вы уже что-то… — Да, мы работаем над программой, студенты вовлечены! — бодро ответил Веня. — А пока я хотел показать Кире Павловне музей. И заодно… обсудить вопрос реквизита. И музыкальных инструментов. — О, конечно, конечно! — Митаков распахнул перед ними дверь. — Проходите! Кофе у меня, правда, нет… Но там недалеко у нас открылась палатка с чебуреками и кофе из машины, я обычно за ним туда бегаю… Так что после экскурсии… Господи, такое наслаждение показывать экспозицию людям, которые в этом хоть что-то понимают! А то приведут школьников, им ничего неинтересно, все в своих телефонах. Как-то заехали иностранные туристы, те вообще… ну, хоть лепниной заинтересовались, фотографировали. Толком не мог им ничего объяснить, увы, на английском больше читаю, чем говорю… Нет практики! У нас тут уникальная лепнина, Кира Павловна! Купец Чубаков и его жена очень любили свой дом. Практически никуда не выезжали, жили скромно, но вот украшать… О, они понимали в искусстве! Вызывали мастеров из Петербурга, представляете? И кое-что сделано по проекту самого владельца, там, наверху в гостиной львы на дверях… Это по его эскизам! Вот тут у нас портреты, а вот зеркало в прихожей — вот это, до потолка, оно тут так и стоит с тех пор, как они тут жили, ничего не поменялось! И революцию пережило, и две войны… И шкаф в холле — вы только посмотрите, какая изумительная резьба! Кира шла за Митаковым, оглядываясь по сторонам. Зеркало, шкаф, старый паркет под ногами. Потом начались витрины. Сначала собранные в окрестностях предметы старины: горшки, прялки, монеты… А дальше уже утварь из самого дома Чубакова: столовая посуда — расписные блюда, вилки и ножи для устриц и сыра, вышитые подушечки для иголок, наперстки, несессер с медицинскими инструментами, трубка и кисет. Старая швейная машинка, разрисованная викторианскими розами. Целое панно из изразцов, снятых с печки. Кира отметила дублированные таблички на английском — явно этим занимался сам Дмитрий Дорофеевич. Болеет за свое дело, да, Веня был прав. В углу вязала носок старушка-смотрительница, которая не обращала на посетителей вообще никакого внимания. — А это что? — Кира смотрела на непонятный железный штырь, который можно было принять за посох. Или… кол? Он был выставлен в отдельной витрине посреди зала. — О, это как раз недавняя находка, но я уже… распорядился, чтобы выставили, хотя, конечно, сначала надо было бы датировать! И сообщил в администрацию… Ну, у меня с ними просто особые отношения, я должен… в каком-то смысле заинтересовать… Ох, простите, что вам слушать про мои мытарства… Это из той часовни, там вообще… Я надеялся, что будут интересные находки, эту часовню построили в восемнадцатом веке на месте старой, деревянной, у нас хранятся документы. И традиция ставить тут часовню уходит корнями в далекое прошлое! Но пока нашли только… вот этот предмет. Я так надеялся! Что можно будет привлечь специалистов, провести раскопки… Но работы пришлось приостановить и… Внезапно у него из кармана раздалась музыка, и Кира с удивлением поняла, что это… Имперский марш, который играет телефон Дмитрия Дорофеевича. — Митаков, слушаю… Послушайте, я же говорил, что это срочно! Как я повезу туда Кокодрильского, если там такая вонь стоит! … Конечно, разбирались! Нужен специалист и срочно! Но специалистам нужна зарплата, понимаете? Я на одном энтузиазме не могу никого сюда затащить! И рабочие простаивают! Уже который день! … Да. Да… Буду ждать, благодарю сердечно. Конечно, я скажу Кокодрильскому, что вы приняли непосредственное участие…. Конечно, вы приглашены, это же самой собой разумеется. Конечно, и концерт! Фольклорный коллектив из Петербурга! Все уже решено и подготовлено. Да, банкет уже… Да. Спасибо. Спасибо еще раз! Он сунул телефон в карман. — Прошу прощения. Сами понимаете, дела. Так вот, это новое. Пройдемте дальше, тут у Чубаковых был музыкальный салон… Удивительной красоты музыкальная шкатулка, смотрите! На реставрацию пришлось раскошелиться, как я выбивал эти средства, вы бы только знали, но оно того стоило! Как-то даже приезжали из Германии, специально чтобы посмотреть…***
Кира смяла пустой стаканчик из-под кофе и выкинула его в урну. — Да. И правда отменные чебуреки. И кофе очень даже не плох. Ну что… Все обсудили, кажется? Инструменты Дмитрий Дорофеевич нам добудет, с участковым поговорит… Поехали? — Да, пора уже назад. Хорошо, что мы поели. Неталова готовит ужасно, но каждый раз с каким-то вывертом. Не плебейский рис с овощами, а ризотто! Но правильного риса для ризотто тут, разумеется, нет, в итоге получилась адская разваренная каша… — Научи их жарить макароны. — Черт, у меня тут не… курсы домоводства в экстремальных условиях! И вообще, пусть родители воспитывают! Ладно, мы в любом случае спасены, а остальные пусть идут за дошираком! Кира со вздохом посмотрела на простирающийся за окном луг. Останавливаться в лесу после утренней истории совершенно не хотелось. А вот в этой высокой траве… Она представила, как они с Веней могли бы упасть там, среди полевых цветов, и ни о чем больше не думать… Только ветер, сладкий запах разнотравья, жужжание пчел… Но не думать не получалось. Мысль, что жуткий старик может появиться снова, заставила ее поежиться. Теперь казалось, что везде, где нет стен и дверей, небезопасно. Даже просто выходить из машины… Они наконец вырулили к деревне. Над ней снова собирались тучи, отчего один угол неба казался лилово-черным. — Черт. — Вздохнул Веня. — Опять гроза будет. Как бы свет не отключили. Представляешь, что тогда ночью начнется? — Ой, да… Может, свечей еще купить? Чтоб не в темноте. Хотя со свечами все равно… страшно. Как в готическом романе! Особенно в сочетании со старым зеркалом. — Я у них нафиг это зеркало отберу!.. Они припарковались и вылезли из машины, поднялись на крыльцо. И уже у самого порога замерли, заметив висящий над дверью пучок травы. Как у Ситовых… Веня тихо выругался и толкнул дверь. Все студенты уже собрались за столом и мрачно жевали слипшиеся макароны. — Я думаю, он знает! — горячо утверждала Неталова. — А почему тогда не сказал? — Да блин, хрень какая-то… Ну я не верю, что всерьез! И типа мы, что ли, эту хтонь вызвали? Увидев ВэХэ, все почему-то обрадовались. — Вениамин Харитонович! Ура! — Мы уже боялись… — У нас обед! — А тут еще такое… — А вы есть будете? Карбонара только не очень получилась… Проигнорировав вопрос, Веня указал рукой на дверь. — Так. Это что такое? На двери? — Это дед Йоб…ргос приходил. Янисович! — затараторила Неталова. — Принес траву какую-то! Сказал, чтоб повесили. И на окнах тоже. Соль проверил, которую вы сыпали. И такой… Нас обеих перекрестил. Пошептал что-то. Мы его спрашивали, а он такой… типа молчит! Тихо, говорит, надо. Кира поежилась. Да господи боже, что вообще тут происходит? — Черт! Только этого мне хватало! Так, сидите тут, сейчас я разберусь с ним… — возмущенно воскликнул Веня, разворачиваясь к двери. — И хватит тут! Это… все просто фольклор! Мы его изучаем! Как рациональные ученые, а не… — А вы сами говорили, что в деревнях все колдуны настоящие! И что тут вообще другие законы… — Мифологическое пространство! — вдруг с умным видом сообщила одна из студенток, поправив большие круглые очки. Кира вспомнила, как Веня ее представил вчера — Зоя Блиссова. — Еще американская славистка Элизабет Уорнер об этом писала! Что это удивительный феномен… Веня уже закатил глаза, собираясь что-то ответить, но на улице раздалось тарахтение мопеда — и, кажется, не одного. Потом оно резко стихло, скрипнула калитка и послышался топот в сенях. Неталова выглянула в окно. — Вау, ничеси! Эй, Пава! Походу, твой бойфренд тут… — Да какого хрена… — начал было Вениамин Харитонович, оборачиваясь к двери, и Кира тоже обернулась: нет, ну одно дело вечером сигналить под окном и ждать, когда выйдет твоя зазноба, а другое — уже припереться в дом среди бела дня, прямо пред светлы (вернее, темны) очи ВэХэ! Слабоумие и отвага. — Никакой он мне не… — Взвизгнула Паванская, но ее никто не слушал. В кухню ввалился какой-то парень, и вид у него был деловой, хотя и немного напряженный. Он огляделся и уставился на Веню. — Вы тут у них типа все решаете? — Он старался держаться уверенно и даже нахально, но был явно удивлен, что ВэХэ не похож на типичного ботана из Питера. — Я, — ответил тот. — “Типа решаю”. Что случилось? — Вы куда Викрула… Витьку то есть дели? Он к вам вчера ночью приезжал, к этой вот… — парень кивнул головой в сторону Паванской. — А потом с ней в лес… — В смысле — “дели”?! — ВэХэ мгновенно весь взъерошился и возрос, как черная гора. — Какой лес? Мои студентки, молодой человек, ни с кем в лес по ночам не ездят, понятно? И если вы будете им докучать, если хоть пальцем… “Черт”, — выдохнула про себя Кира. Веня был сейчас похож на разбуженного медведя, который вылез из берлоги и смотрит на какого-то безумного шкета, решившего потыкать его палкой. — Он нам звонил из леса! Сказал, что с ней все на мази типа… а потом… — Да я тут была! — Паванская аж подпрыгнула. — И вообще, какое “на мази”, я с ним даже… да блин! Один раз поговорила! Какого вообще… — Никуда она не ходила! Мы тут все были! — добавила Неталова, и остальные девчонки тоже возмущенно зашумели. — Вениамин Харитонович, но вы же видели! Мы там в комнате и… — Так. — Кира решила взять ситуацию в свои руки. Веня сейчас явно выглядел как человек, способный закопать бедного Витьку в ближайшем овраге. — Давай подробнее. Почему ты решил, что он пропал? А не уехал? Не выпил лишнего? — Викрул не пьет, он мамке зарок дал. Ну, обет на иконе! На “Неупиваемой чаше”! И у нас сегодня стрелка была с Мустафровскими, он бы точно пришел. — Ты с ним был на связи? Почему ты вообще решил, что он из леса звонил? — Ну, он типа… поехал сюда. Мы забились еще, даст питерская или не даст… Веня вскинулся, но Кира успела взять его за руку. — А потом? Почему в лес? Там мокро же, дожди же были. — Он позвонил. Сказал, типа, питерская готова, и они не в лесу, а у нас там… дом есть, короче. Ну, не дом… просто место, тусуемся обычно. И было слышно, что… ну, дождь там у него, в общем, что он не дома. Сказал, что все ок. А потом… — Что? — Ну он такой — типа говорит: “что за нах”. Звонок сбросил. А потом тишина. Ну, мы ему звонили, и ваще ничо. Глухо. Даже что недоступен, не говорят. — Когда звонили, сразу? Вечером, ночью? А утром? — Утром тоже. Нет Витьки, короче. Мамка его там уже бегает, везде спрашивает… А эти нам говорили… — он снова кивнул на девчонок, — что тут у вас ВэХэ какой-то решает, типа ему лучше не попадаться. Уроет сразу. Типа он спортсмен по боксу. Ну, мы не верили, но… Кира не удержалась от довольной ухмылки. — Спортсмен, да. И уроет, моргнуть не успеешь. Но вчера никто к вашему Витьке не выходил, так что и урывать его никто не собирался. Значит, не отвечает… А что если он так и остался ночевать в лесу? Наврал вам, что он с девушкой, и чтобы не позориться, взял и остался? Где этот дом? Вы там смотрели? — Ну, около часовни там… Не смотрели, потому что ну… че ему там ночевать было, если… Черт! Кира вздрогнула, оглянулась на Веню — он тоже смотрел на нее. Повисла пауза. — Поехали посмотрим, — наконец сказал Веня.***
— Вот туда! Там вот! За просекой. Веня вывернул руль, машина подпрыгнула на очередном ухабе. Набившиеся на заднем сиденье пацаны дружно съехали в сторону, хватаясь друг за друга. Оказалось, что вызволять незадачливого Витьку-Викрула приперлась целая делегация, но в дом “базарить с ВэХэ” пошел, разумеется, главный — Курук, он же Костик. И когда было принято решение ехать смотреть тот самый дом в лесу, Кира с Веней обнаружили, что двигаться они будут в кортеже: трое, включая Курука, уселись в машину на заднее сиденье, а остальные сопровождали их на мопедах. Веня закатывал глаза, фыркал, бурчал что-то про идиотизм и то, как все его достало уже, и явно был готов взорваться, потому что разбуженный да еще и сексуально неудовлетворенный медведь, — вздохнула про себя Кира, — это крайне опасная штука. Было бы смешно, если бы… если бы вся эта история не была такой жуткой с самого начала. Они проехали мимо места, где встретили старика, и Кира поежилась. — Приехали! Веня заглушил мотор. Пацаны вывалились с заднего сиденья, те, что ехали в кортеже, тоже слезли с мопедов. Домик непонятной конструкции, похожий то ли на закрытую беседку, то ли на хижину, прятался среди высоких елей, и от просеки к нему вела тропинка. Веня решительно шел впереди, держа Киру за руку. Курук — видимо, на правах главного — старался идти рядом с другой стороны. Лежащий в траве мопед они увидели одновременно. И замерли. — Черт, — выдохнул Веня. Курук выругался более витиевато и зло сплюнул в траву. — Жопа какая-то! — сказал он, оглядываясь. — Викрул бы мопед точно не бросил! Мы его в гараже у бати вместе собирали… Веня вошел в дом, Кира проскользнула следом. Здесь не было ни толковой двери, ни окон со стеклом — просто хижина с земляным полом. Посередине было устроено костровище из битых кирпичей, с двух сторон — две коряги, явно приспособленные под места для сидения. Бутылки и пивные банки в пыли. Куполообразная деревянная кое-как сколоченная крыша с дырой посередине, видимо, для выхода дыма. Чуть сбоку был крошечный закуток, закрытый со всех сторон, там стоял старый продавленный диван. Никого. — Так… — Веня оглянулся. — Вот что, молодые люди. Звоним в полицию. Он вытащил телефон. — Черт. Связи нет. У кого-нибудь ловит? Курук покачал головой. — Ладно, потом позвоним. Я поговорю с участковым. А вы езжайте к себе. И если увижу у нас рядом с домом, особенно ночью, ноги выдерну. Понятно? Курук уважительно глянул на грозного ВэХэ и мрачно кивнул. — Мопед забираете? — Веня оглянулся и вытащил телефон. Да, ждать отряда криминалистов тут точно не имело смысла. Хорошо, если участковый вообще приедет осмотреть “место преступления”. — Ну да, сопрут же в момент! Мустафаровские потом еще скажут, что типа вот, трофей. — Тогда подожди секунду. — Веня сфотографировал лежащий мопед с нескольких ракурсов. — Готово. И телефон свой оставь для связи. Если что. Я тебе свой тоже дам. Достигнутые договоренности, похоже, устроили обе стороны, и дипломатические связи были установлены. Обратно Курук и два пацана, которые ехали на заднем сиденье, решили отправиться со своими. Курук взял мопед Викрула, а остальные устроились на багажниках. Кира и Веня остались одни. Опять в этом жутком месте. В этом тревожном лесу. — Надо… посмотреть у часовни. Вдруг этот Викрул туда поперся в ночи и упал в какую-нибудь яму. — Да, мог… — Пойдем. Кира взяла Веню за руку. — Это все бред вообще, — решительно сказал он. — Йоба этот еще… А ты спрашиваешь, сколько я частушек насобирал. В этом году все вообще… Через одно место. Она вздохнула. — Ничего. Мы справимся. Разберемся и… — И рухнем куда-нибудь в сено, — фыркнул Веня. — Залезем, чтоб кругом никого… И я тебя часа три никуда не отпущу! — А не будет колоться? То есть на словах все романтично, но… — Вот они, прагматичные москвичи! — А у вас-то, трепетных питерских романтиков, в каждом подъезде по стогу сена, конечно… — В парадном! Ты специально, да?.. Я тебя не в сено, я тебя в крапиву посажу. — Допрыгаешься до развода, абьюзер! — Раз абьюзер, то хрен тебе, а не развод. — Да когда я этот хрен получу-то уже, — вздохнула Кира. — То одно, то другое… — Да вообще… — Веня тоже вздохнул. — Секса черт-те сколько не было, а затрахали уже все и всё: и девицы с дурью своей, и гопота эта, и Митаков со своим музеем, и, прости господи, Крокодильский… — Кокодрильский! И он пока in absentia! — Но реально тоже будет… И думаю, жестко, прямо в мозг! Бдсм! Черт, секс с кем угодно, только не друг с другом. Они оба прыснули, и стало… почти весело. Почти так, словно они были дома, в безопасности, вдали от всех этих жутких и непонятных событий. Почти не ощущалась эта давящая, тревожная атмосфера. Это присутствие чего-то… недоброго. Страшного. — Ты это чувствуешь? — вдруг спросил Веня, поморщившись. — Ну да… Пахнет чем-то… — Может, это… болото? Ну, тут торфяники вообще-то… Но говорил он неуверенно. И Кира понимала — они могут найти сколько угодно рациональных объяснений, но в глубине души осознают, что дело совсем в другом. И это непонятное “другое”… пугает до ужаса. — И туман еще! Ели и сосны расступились, открывая прогалину, и Веня с Кирой остановились. Часовня и правда словно плыла в каком-то удушливом тумане. Вонь была невыносимой. Кира зажала нос, но это не помогло. Тошнотворный запах разложения проникал через рот, через поры… Она даже замерла у ближайшего куста, боясь, что ее сейчас вывернет. — Что ж они тут раскопали-то! Так. Мы быстро. Заглянем внутрь и все. — Веня включил фонарик мобильного. — И вообще, стой тут, я сейчас. — Неееет! Я с тобой! — Но… — Никих но! — Кира решительно сжала его руку. Они сделали шаг вперед. И еще. Туман плескался вокруг, как вода. Словно они все глубже заходили в какое-то белое страшное море. Не было ничего, кроме этой невыносимой вони. И… Кира содрогнулась всем телом, ее скрутило от спазма, однако подпрыгнувший желудок, к счастью, не расстался со своим содержимым. Веня тут же обхватил ее, прижал к себе. Она пыталась сделать вдох, уткнувшись в его грудь, чувствуя, как зарывается носом в его футболку, — знакомый, любимый запах, хотя скорее, воспоминание о нем, потому что в этой вони терялось все остальное. Это ей помогло. Кира подышала так еще немного и уже хотела отстраниться, чтобы снова идти вперед, как вдруг со стороны часовни раздался странный звук. Как будто… тяжело звякнуло железо о железо. А потом еще раз. И еще. Они замерли оба, прислушиваясь. Звяканье приближалось. Как будто кто-то шел к ним, и с каждым шагом тащил за собой… цепи? Кира чувствовала, как внутри все холодеет, словно весь этот туман, вся пропитавшая ее вонь вдруг обернулись льдом. — Забыли вы тут что, а? — неожиданно раздался голос с другой стороны. Они ответили одновременным вскриком. Звяканье вдруг стихло. Из тумана, с той стороны, откуда слышался голос, вытянулась маленькая сморщенная старческая рука. — Домой пойдемте, беды пока начала не дождались. — Йоб…Йоргос Янисович! Вы… Вы! Кира изумленно смотрела, как сморщенная рука ухватила Веню за штанину джинсов, утаскивая за собой, и сама, все так же держась за мужа, с облегчением последовала за этим неизвестным Йобой. — Вы не можете так просто появляться и пугать… моих студенток! — Веня явно был рад после всей этой жути вернуться к привычной роли заботливого и при том грозного папочки ВэХэ. — Они молодые! Глупые! Во все верят. Прибегаете с какой-то травой, говорите загадками, крестить их начали, шептать, на вопросы не отвечаете… Я понимаю, что у вас свои развлечения, но они уже там на грани нервного срыва! Вы мне так вообще экспедицию сорвете! — Сорвется все и так. Оставаться нельзя тут, зло если не упокоить. — Йоргос Янисович! Мне можете сколько угодно про колдунов и покойников, буду благодарен за ценный материал, но чтоб вот этих хождений в дом с солью больше не было! Я серьезно! И вообще у нас дела тут, надо часовню… Он бухтел, но, тем не менее, продолжал идти за маленьким старичком в огромной развязанной ушанке. Кира удивилась, что туман вдруг исчез. Не было вони, и дышать получалось нормально. Они с Веней просто шли по лесной тропинке вслед за странным провожатым, и ей почему-то… было не страшно. Ушла давящая мутная тяжесть, успокоилась тревога. Как будто их закрывала какая-то невидимая сфера. Круг-оберег… — Ко мне пойдемте, расскажу все вам. — Йоргос Янисович, машина… — Думать не о бренном надо, вещи тогда живут, когда владеть ими можешь. Себя спаси в начале, после и вещи тебе приложатся. — А студентов я в медпункт, случись что, буду возить на народной мудрости, что ли? Старичок остановился и на мгновение прикрыл глаза. А потом ткнул Веню пальцем в бок: — Говорить — то не надо ум напрягать свой, слушать больше и познавать — сложнее разуму дается. — Вот это надо у моих девиц в комнате на транспаранте повесить… — Веня вздохнул. — Йоргос Янисович! Тут пешком идти час с лишним! Давайте подъедем просто. И быстро! У нас и так одни проблемы, хрень непонятная творится, я боюсь девиц одних оставлять даже в деревне! А пока мы к вам дойдем, пока потом до машины, пока обратно… Я еще обещал с участковым связаться! Вы, кстати, тут не видели… Парень, лет восемнадцати, из райцентра? Виктор. По прозвищу Викрул, фамилию не знаю, черт, не спросил! В общем, такой… На мопеде к нам приезжал. — Ой. — Кира не удержалась от возгласа удивления, увидев просвет среди деревьев. Тропинка неожиданно вывела их… к деревне. Веня тоже перестал бухтеть и изумленно уставился вперед. — Логично… хм… что тут есть… короткий путь. — Доверие — путь кратчайший всегда к цели, упрямство же кругами ходит, — сообщил Йоргос Янисович. В низеньком доме с покосившейся притолокой и просевшими окнами было уютно. Пахло травами, старым деревом, на длинных полках под потолком и на печке лежали обточенные коряги причудливых форм. По ощущениям тут было как будто… светло и солнечно. В красном углу висели иконы: старинный образ в окладе, четки, непохожие на привычные местные, из круглых камешков с коротким деревянным крестиком — возможно, подарок из Греции? Кира улыбнулась про себя: да, верующими коммунистами нынче никого не удивить. Она взглянула на окно — тот же пучок травы, что Йоба принес девчонкам. И рассыпанная соль. Черт, хорошее настроение тут же улетучилось. — Чаю попить садитесь, разговор долгий предстоит. Йоргос Янисович, так и не сняв шапку-ушанку, поставил чайник на старую плитку, а сам сел за стол. — Слушаю вас, — обреченно сказал Веня. — Долго водить дорогой не буду, ибо слушанье истинное мало кому доступно. Но о том, что зло пробудилась, сам уж понял, верно. — Уж понял… Этот… дед тут ходит. Вроде как схимник на вид, в черном капюшоне с надписями. — Истинно, — кивнул Йоргос Янисович. — Но куколь не делает монаха. — Вот тут полностью согласен, — вздохнул Веня. — Веру любую наукой проверить пытаются ныне, а не знают, что открыть можно, а что закрытым держать оставь. Не все на потребу выставить должно, и кости старые трогать не надобно, да и камни шевелить, что кости те в земле держат. Вот и колдуна древнего не знаючи разрыли, а что к жизни воззовешь, то вновь в землю схоронить — труд великий. — Мы уже поняли, что вся эта байда… ой, все эти проблемы связаны с часовней, — сказала Кира. — Значит, этот дед — колдун? Древний? — Давно это было, в граде Новом, сиречь, Новгороде… — начал Йоргос Янисович, вздохнув и прикрыв глаза, и ее вдруг осенило. Ну конечно! — Шивка! Шивка-колдун, мне книжка выпала еще, я… Дед Йоба издал такой звук, что Кира с Веней одновременно вздрогнули, а потом бросил непонятное слово и вскочил. — Нельзя имя проклятое поминать, колдуна призывать, беде быть, ох, торопливые да бездумные! Что именем названо, то жизнь обретает! Дальше началось какое-то светопреставление, потому что Йоргос Янисович заметался по избе, и уши его шапки летели за ним, как крылья. Ловко подпрыгивая к полкам, он хватал свои странные коряги, расставлял их по углам, потом обмахивал все пучком трав, что-то шепча, потом крестил Веню и Киру (они просто молча сидели в шоке) и, положив им на головы свои цепкие лапки, снова что-то шептал. Наконец он успокоился. Заварил чай, вручил им две вкусно пахнущие травами кружки и сел за стол. — Прошу прощения, — пробормотала Кира. — Больше не повторится. Так что вы там говорили?.. Прихлебывая чай, они выслушали историю Шивки-колдуна, рассказанную в неповторимом стиле деда Йобы. Веня тайком включил диктофон. — И как же его упокоить-то теперь? — В его голосе слышался азарт фольклориста-исследователя. — Колом железным заговоренным могилу припечатывать надобно, да кол тот вынули, — вздохнул Йоргос Янисович. — Унесли, на потребу выставили… — Кол? На потребу… В музей, видимо? Черт… — перебила Кира, тут же забыв, что обещала вести себя прилично. — Тот новый экспонат! Над которым Митаков трясется! — А может, можно новый кол-то? Вы и заговорите, — ласково и напевно начал Веня. Кира помнила, как он рассказывал, что с фольклорными стариками надо говорить на их языке. Создавать это самое мифологическое пространство, и только тогда они начинают по-настоящему раскрываться и происходит волшебство. И уж что-что, а играть эту роль он умел. — Вы, говорят, много чего знаете, да и видно же… Какие заговоры тут нужны? Может, вспомните? Но Йоба только головой покачал. — Тот кол нужен, не достать иного… A я стар уж… Не та сила. Да и не одному тут работа. Двое тут нужны, навечно связанные, неразлучные, молодые да любящие, что и в жизни и после жизни вместе пребывают. — Блин, — тихо вырвалось у Киры, потому что Йоргос смотрел на нее и Веню с явным намеком. Это было, конечно, лестно, но… пожалуй, чересчур. — Молодые, значит, — невозмутимо продолжал фольклорист и этнограф Одинцов. — И что им делать-то надо? Взять тот самый кол, что на потребу выставили, да воткнуть в могилу? Так могилы-то и нет уже, сколько лет-то прошло… Йоргос Янисович прикрыл глаза и вздохнул. — Ночь в часовне провести надобно, вдвоем стоючи друг другу поддержкой. Да псалтирь читать. Коли выдержат, утром колдун устанет да в могилу полезет. Тут не зевай, кол бери да вонзай поглубже… — Блин, — снова сказала Кира, даже не подумав спошлить про глубокое вонзание кола, потому что вся ситуация к веселью не располагала. — Я такую историю читала, знаете. Николай Васильевич Гоголь написал. И как бы… она мне не очень. Я вообще за хэппи-энды. Фольклорист с горящими глазами глянул на нее недовольно и не внял предупреждению. — А что еще надо-то? — не унимался он. — Колдун-то, поди, придет в часовню… — И что-то мне подсказывает, что будет не очень рад! — вставила Кира. –... так чем молодым да любящим защищаться от него? — Веня снова зыркнул на нее и сделал страшное лицо. — Круг очертить солью да золой, знак нанести, а перед тем три дня пост — силу в себе хранить, не выплескивать. — Силу? Что за сила такая? — Силу ту, что жизнь внутри дает. Откуда любовь да живое все берется. Так друг в друга ее проливаете, а тут наружу надобно, зло победить тогда можно. Потому от плотского всего отречься. Сиречь, воздержание жены от мужа, а мужа от жены, — сообщил дед Йоба невозмутимо. — Блин! Йоргос Янисович… — не выдержал Веня и явно выскочил из мифологического пространства. — Это уже… просто… Ну ни в какие ворота, знаете! — Коли спрошенное не по нраву кажется, так не в отвеченном беда, а в вопрошающем, — развел руками Йоргос Янисович. — Ладно… — фольклорист снова взял верх над лишенным секса мужем. — А знак-то какой? Может, нарисуете? У меня и тетрадка с собой… Веня полез в карман за блокнотом, но дед Йоба уже прикрыл глаза с отрешенным видом: — Что воздуха сотрясением согрешать я буду, коли все одно колдуна не упокоить. Одним тут подвластно дело благое совершить, да плотское душе их дороже, как и разум свой от недоверия очистить не могут. Как надумаете, так и приходите, а без решения и разговора нет. Вещь свою, что лесу оставили, в лесу и найдете, тропа приведет. Он умолк, и было понятно, что больше ничего не расскажет. Они попрощались, неловко поблагодарив за чай. Вышли за порог. Неожиданно оказалось, что близится вечер. — Вещь оставили… пошли за машиной, — вздохнул Веня, направляясь к тропинке. — Естественно, мы ее без проблем найдем, я уверен. — А петтинг считается? — задумчиво произнесла Кира. — Что? При чем тут… это? — Ну, это как бы… без проливания силы же. Друг в друга. — Но плоть-то все равно участвует! И сила, знаешь ли, все равно может пролиться. Даже если никуда ничего не вгонять поглубже. Просто прольется она не друг в друга, а в штаны. Да и пост все равно надо соблюдать. Мясо не есть. И в фейсбук не лазить.. — Логично, да. Хотя фейсбук же… Ну, если я там что-то серьезное читаю? — Это все равно зависимость. Соцсети, лайки… Тщеславие! — Хм… — согласилась Кира. — А вот, интересно, кофе… Это постное же! Но при этом радостно и вкусно! — Это зависимость! Смысл поста не в том, чтобы строго не есть определенные продукты, как на диете, — наставительно сказал Веня. — А в борьбе с искушениями! В отказе от плотских утешений, чтобы подумать о возвышенном! — Черт, да… Искушение… Хотя… Знаешь, думаю, что это логично. Мы от этого всего настолько озвереем, что запинаем колдуна в могилу ногами без всякого кола. А потом туда же запинаем и Кокодрильского. И всех, кто еще нам под ноги попадется. Они шли по лесу и не заметили, как тропинка и в самом деле вывела их к оставленной машине. — Запинаем колдуна? Кое-кто решил поиграть в Баффи? — Веня! Ну мы же… Должны? Никто кроме нас? — Что должны? Что опять никто кроме нас?! Не трахаться три дня, а потом попереться ночью в часовню как дура кит? Только не говори, что ты в это веришь! Это все совпадения, когнитивные искажения, которые наш разум выстраивает в свою систему; коллективное бессознательное, в конце концов! У всего есть рациональное объяснение! — И у этой хрени тоже? — Разумеется! — Он открыл машину и уселся за руль. — Викрул напился с горя, в часовне выпустили какой-то газ, схимник стремный, потому что они по определению выглядят стремно — это монахи высшей ступени, а одна из главных добродетелей монашествующих — памятование о смерти. Поэтому у них такая одежда, как будто он только из могилы вылез или туда собирается. Проблема в том, что схимники не должны в этой одежде шляться в миру, вот что вызывает у нас когнитивный диссонанс, но мало ли! Много кто много чего не должен. Потом, сумасшедших никто не отменял. Кто-то считает себя эльфом и делает пластическую операцию, чтобы получить острые уши, а кто-то вот… решил, что он схимник. И напялил цепи. И что? Кира тоже села в машину и пристегнула ремень безопасности, слушая эту горячую речь. — Мы боимся, и наш мозг просто достраивает картину! — продолжал вещать ученый скептик. — Чем больше ты знаешь, чем лучше развито воображение, тем картина детальней и страшнее! А потом мы верим, что это произошло на самом деле! Я смотрел недавно на ютубе лекцию как раз про это! — Но с другой стороны… Потрахаться нам все равно пока не светит, — рассудительно заметила Кира. — А тут… участие в ритуале, ммм? Тайное знание деда Йобы? Великолепный ВэХэ — не только офигенный препод, но и победитель древнего зла? Разве тебя это… не прельщает? — Меня прельщает вкусный ужин в нормальном ресторане и ночь с женой в отеле! Можно еще и утро… часов до двенадцати дня. — Нет в тебе благородного желания рискнуть, — вздохнула Кира. — Души прекрасного порыва! — Это у меня-то нет? А кто на тебе женился? Пушкин? Она хихикнула. И погладила его по руке. — Да, жениться на скаженной — это не для слабых духом. — Вот именно. Ох, студенты еще перепуганные… Вот бы вернуться, сесть у печки уютно, заварить чай… Потом в постельку, как нормальные люди… И очертить круг, чтобы тоже не донимали, демоны…***
Демоны выглядели притихшими и грустными. Даже обсуждение предстоящего концерта прошло вяло. Кира, пытаясь взбодриться сама и взбодрить всех остальных, поскребла по сусекам, сходила на огород за зеленью и приготовила ужин, после которого студенты стали смотреть на нее со смесью восторга и обожания. Это и в самом деле был ее дар — сотворить вкусную еду из ничего. Но все уже явно думали о том… что будет ночью. И нервничали. Кира понимала, что и сама вся на взводе, и Веня тоже — хотя он старался выглядеть уверенно и спокойно. Еще до того как стало смеркаться, девчонки притащили ведро и поставили его у двери, соорудив из старой занавески и ухвата что-то вроде ширмы. Паванская даже слазила на печку, чтобы посмотреть, не видно ли с нее то, что будет происходить ночью с ведром. По ее корректировке занавеску чуть перевесили и на этом почти успокоились, хотя несколько раз сообщили, что парней к ведру не допустят, так что если не хотят выходить ночью к нечисти, пусть несут себе свое. Парни фыркали, гордо заявляли, что им и не надо, высмеивали суеверия и глупые девчоночьи страхи, но смешки выходили нервными. Когда наконец все почти улеглись, Неталова вдруг заявила, что училась в православной гимназии и знает, что делать. Она хотела зажечь свечу и ходить с ней по комнате, но свечу Веня запретил, поэтому Неталова включила фонарик в телефоне, открыла там же икону Киприана и Иустины и, громко читая нараспев “Живый в помощи Вышняго”, принялась обходить избу, заглядывая в каждый угол. На словах “от сряща и беса полуденного” все начали ржать, а Блиссова, как всегда, с умным видом поправив очки, спросила, зачем читать молитву от полуденного беса, если сейчас ночь. — Полночь скоро… — тихо сказал кто-то, и наступила тишина. — Ну, они же не по часам… — наконец прошептала Паванская. — Но все же полночь — это символично. — “Бес полуденный” — это отсылка к Полуднице, — вздохнул Веня. — Но в православной традиции трактуется как бес уныния и лени, особенно часто одолевающий человека днем. Кто двоечник, тот гуглить будет завтра. Потому что на этом научный диспут окончен. Спать! Он выключил свет и, подсвечивая себе телефоном, залез на печку. Кира прижалась к нему, уткнулась носом в его плечо. Господи, как же хотелось просто… просто остаться вдвоем в тишине и покое! Без полуденных и полуночных бесов, схимников, странных сбежавших Ситовых, пропавших гопников, деда Йобы с его адским синтаксисом и идиотскими предложениями, перепуганных девчонок, Митакова с музеем, колом и Кокодрильским, восставших колдунов и чертова воздержания! — Спокойной ночи. — Веня поцеловал ее в лоб. Очень постно. — Спокойной ночи, — отозвалась Кира, сама не понимая, что с ней происходит. В другой раз она бы… его укусила. За ухо! Или нарочно засунула бы руку ему в штаны. Или закинула на него ногу. Притянула бы к себе за шею. А сейчас… Как будто ее тоже сковывали цепи, как у этого… черт, лучше не думать! Она лежала без сна под тяжелым лоскутным одеялом, пытаясь не ворочаться, прислушиваясь к Вениному дыханию. Отгоняя настойчивую мысль-воспоминание: спаси его, спаси его… А потом, наверное, ее все же сморил сон, потому что очнулась она как будто от скрипа ступеней на крыльце. И… металлического позвякивания. В комнате у девчонок кто-то вскрикнул и тихо заскулил от страха. Кира и сама похолодела, замерла, слыша только собственный оглушительный грохот сердца и шум крови в ушах. В наступившей бесконечной и страшной тишине вдруг раздался отчетливый стук в дверь. — Ну, я тебе сейчас устрою, — зарычал Веня, спрыгивая с печки и хватая лежащую у мойки чугунную сковородку. Не помня себя от ужаса, Кира спрыгнула на пол прямо на мужа и вцепилась в него мертвой хваткой. — Нет! Не надо! Не смей! Не пущу!!! — Ты чего? — изумленно обернулся Веня. — Лепнина! И Падме! — бессвязно выкрикивала Кира, понимая только одно: Веня ни за что, никак не должен сейчас открывать дверь тому, кто пришел. Спаси его, спаси его… — Ты пропал тогда ночью! И мне… я видела, как в лепнине в спальне эти головы… Повторяли “спаси его!” И еще вышивка! Которую Тыква подарила! Там была кровь! Пятно! И книжка… книжка упала от портрета Падме, про него книжка, понимаешь?! Ее трясло, она вся дрожала мелкой дрожью. Веня прижал ее к себе, крепко обнял, гладил по голове. — Ну ты чего… Я же не знал… Что ж ты сразу не сказала. — Не ходи!.. — Не пойду, не бойся, все в порядке. Она всхлипнула еще раз и обернулась: двери обеих комнат были открыты и на пороге теснились студенты. Вид у них был серьезный и напуганный. Ох… Кира с достоинством выпрямилась, оставив мокрое пятно на футболке ВэХэ, и светски улыбнулась. — Кира Павловна… — начала Неталова, тревожно на нее глядя. — Вы… это… в порядке? — Извините, был напуган, — ответила Кира. У Паванской скривилось лицо, она шмыгнула носом, а потом… вдруг фыркнула от смеха. И все остальные тоже подхватили — и хохотали, пусть и немного нервно, но уже чувствуя, как постепенно уходит напряжение. Кира тоже смеялась, как и Веня, и никто не мог остановиться. — Ну хватит, как дети малые, — простонал он, пытаясь отдышаться. — Вам палец покажи… Он воздел палец к потолку, чем вызвал новый приступ истерического смеха. И если в дверь снова стучали, то этого никто не слышал. Наконец они кое-как успокоились. Кире было все же немного стыдно за свою выходку, но студенты тоже хотели объяснений, и пришлось рассказать с подробностями не только Вене, а сразу всем. Про лепнину, про странное пятно, которое исчезло, про бессонную ночь, про пропавшую связь и глухую тишину на том конце провода — точно так же, как у Витьки-Викрула. А еще — про упавшую под ноги книжку про новгородского колдуна. — Только его имя вслух произносить нельзя, — сказала Кира, обводя взглядом притихших студентов. — Йоргос Янисович просил. И мы уважаем его просьбу. В рамках поддержания целостности мифологического пространства. Веня хмыкнул. — Так, все, — сказал он весомо. — Мы сами себя накручиваем. Хватит уже этих пугалок. Вы все идите спать. Ничего вам никакой колдун не сделает. А мы с Кирой Павловной во всем разберемся. Все разошлись — также тихо и даже без перешептываний, молча. Кира залезла на печку, дождалась, пока Веня залезет тоже. — Извини, — сказала она, уткнувшись ему в плечо. — Это было не педагогично. — Я бы на твоем месте тоже… так орал. — Просто если с тобой что-то случится… — Ничего не случится, ну… Помнишь, что Йоба про нас сказал? Всегда вместе. Погоди… — он сел, покопался в кармане уложенной в изножье сумки и снова лег рядом: — На. Держи. В руках у него был чупа-чупс. И Кира снова чуть не всхлипнула. От любви к своему невозможному мужу. Удивительно, но после чупа-чупса она уснула так крепко и проснулась уже только утром. От отчаянного вопля. Мужского.