Волшебный мир: зазеркалье

Итак, снова здравствуйте, мои милосердные броненосцы. Признаться, меня искрение удивил тот факт, что «Тараканьим Бредом» кто-то интересуется. А если даже таковых нет, то мне всё равно. Мои мемуары любезно читает тапок Валерий. Собственно, именно это и натолкнуло меня на написание данной истории. Итак, после долгих часов страданий и бесполезного хождения по улицам мой зад превратился в блин, а Ипполит покрылся толстым слоем льда. Маркус радушно принял меня, в общем, всё это я уже рассказывал. После того случая моя жизнь, честно сказать, не очень изменилась. Целыми днями я просиживал в чулане, выращивая лебеду и собирая помёт. Ипполит рос быстро, что не могло не радовать. В общем, я беззаботно проживал свои никчёмные тараканьи дни. Родители Маркуса — состоятельные кроты самых честных правил — были не против меня. Они, наверное, до сих пор считают, что я — его восьмиюродный дядя, болеющий желтухой. Словом, всё было довольно хорошо. Но! Всё хорошее в моей жизни продолжается не более 5-ти минут, поэтому тот случай заставил волосы на моих ступнях содрогаться от страха. Я, как обычно, просиживал дни в кладовке, вычёсывая блох Ипполита и складывая их в коробочку. Я начал пересчитывать их, и, дойдя до пятимиллионной блохи, я вдруг забыл, какое число следует далее. Я стал судорожно метаться по чулану, биться головой о стену, молить матушку Стрекозу, но ничего не помогло. Я так и не вспомнил... На следующий день отец Маркуса сообщил нам, что мы зачислены в школу святого Сквидварда. В общем, наступил тот знаменательный день, когда я натянул на себя новенькие кальсоны, а для Ипполита сшил радужный фрак. Я надел на спину ранец, мои волосы любезно согласилась зализать мать Маркуса, которую звали Магда. Увидев себя в зеркале, я даже икнул от неожиданности. Я был похож на домовёнка Кузю. Даже Ипполит был похож на арабского мачо. Словом, Ипполита мне с собой взять не разрешили, поэтому я засунул его в карман. В то утро я был, словно переспелый огурчик. Я носился по дому, как блоха, матерясь в поисках носков. Носки я так и не нашёл, поэтому пришлось сделать портянки из розовой наволочки. Тётка Магда накормила нас оладушками из требухи, и мы с Маркусом, словно два консервированных ананаса, поплелись на автобусную остановку. Маркус выглядел ещё хуже меня: не зализанные до конца волосы торчали словно рога молодого быка, а набитые зелёные панталоны вызывали у каждого, кто на него смотрел, дикий ржач. Но я, как друг Маркуса, не смеялся над ним, ибо сам выглядел, как общипанный страус, и слюни тётушки Магды все ещё капали с моей облизанной головы. Зайдя в автобус, мы поспешили занять места в самом тёмном углу, но другие пассажиры то и дело оглядывались на нас. Мне так и хотелось харкнуть одному мелкому сопляку в глаз за то, что он закричал, жутко картавя, когда мы прошли мимо: — Мама, смотли, клоун! У кого день лождения? Но, не желая позорить Маркуса ещё больше, я с сожалением проглотил слюну. Как назло, школа находилась на другом конце города. На одной из остановок в автобус зашли какие-то мудаки, которые сели прямо напротив нас. Мой зад, примёрзший к ободранному сиденью, сразу почуял неладное. Через пару минут эти чуваки стали поглядывать на нас, нарочито громко перешёптываясь: — Эй, Коропталий, смотри... ахахах… цирк уехал, клоуны остались... — ...да вы посмотрите... пхах, что за рожа... ну у того, что слева!.. — Если бы мне сказали так одеться, я бы сразу повесился на своём шарфе... — Пхахаха!.. Петрушкины кальсоны, вы только посмотрите на их причесочки... Короче говоря, мы с Маркусом услышали немало "комплиментов" в свой адрес, и всю дорогу у меня руки чесались, так хотелось вмазать этим идиотам... Когда эта трясущаяся консервная банка приземлилась около школы, и все эти липкие дикобразы стали вываливаться из него, жутко кряхтя, произошло нечто эпичное. Когда весь этот паштет выдавился из автобуса (кроме меня и Маркуса, ибо мы были самыми последними), я взял свой пакетик с лебедой, надел ранец и тоже стал ползти к дверям. Маркус плёлся за мной, прилизывая гриву на башке. В эту самую секунду Ипполит громко завизжал, отчего я не заметил под ногами банановую кожуру и стремительно полетел вниз, сшибая всё на своём пути. Маркус полетел за мной, ибо я намертво вцепился в его штанишки, которые с треском рассыпались. Словом, когда мы выкатились из автобуса, водитель дико заржал и уехал прочь. Мы с Маркусом и Ипполитом лежали на асфальте в огромной луже коричневого цвета. Маркус был в одной лишь боксёрке, его ирокез напоминал хвост жареной куропатки, а я, эпично распластавшись в луже, умирал от смеха, давясь соплями. Когда я наконец успокоился и выблевал все сопли, мы побежали в здание школы, где нас встретила сморщенная гардеробщица, представившаяся тётей Люсей. Мне она до жути напомнила старую хрычовку Матильду. Мы быстренько сдали верхнюю одежду и поспешили в класс. Кое-как мы дошли до класса Соплематики, который находился на третьем этаже этой чёртовой школы. Распрощавшись со штанишками, Маркус был вынужден напялить на себя мои семейники, которые доходили ему до щиколоток. Урок уже начался, нам было немного страшно идти в класс, ибо за опоздания здесь карали жестоко. Словом, перекрестившись, я вытянул клешню и тихо постучал. Дверь со скрипом отворилась и вокруг повисла тишина. Моё сердце билось как у мёртвого хомяка — оно не билось. Это был маленький класс, он больше похожий на комнату с раковиной. Крошечные парты из картонных коробок, на которых вразвалочку сидели ученики, сонно зевая и почёсывая головы. Эта биомасса тут же уставилась на нас тупым непонимающим взглядом. Училка, больше напоминавшая саблезубую моржиху, смотрела на нас поверх своих толстенных очков в радужной оправе. Даже бородавка на её лице расплылась в ехидной улыбке. Я почувствовал, что воздух разжижается и наполняется ароматами чьих-то миазм. Мне стало дурно, и я чуть не свалился в обморок прямо там. Словом, когда вся эта молчанка закончилась, училка злобно улыбнулась и пролепетала: «Новенькие? Ну что же, новенькие, думаю, наказание, которое вы получите после уроков, научит вас, что опаздывать на мои уроки НЕЛЬЗЯ!». Этот вулкан страсти вырвался из её глотки, заставив дерево в саду бабки Матильды пошатнутся. Она ласково оскалилась и указала нам на задние места в самом грязном углу этого класса, куда все сбрасывали мусор и бумажки. Я не помнил себя от злости. Я был настолько рассержен, что лебеда во мне бурлила громче обычного. Приземлив свой зад на вонючий стул, мы с Маркусом стали составлять план мести для миссис Крот (так звали эту мегеру). Пока эта старая крыса распиналась возле доски, рассказывая про ядерный навоз, мы так ничего и не придумали. В общем, когда до конца урока оставалось десять минут (после него нам предстоял ещё один урок с миссис Крот), мой друг Маркус согнулся в приступе боли в области мочевого пузыря. Он, слово умирающий гепард, грациозно выбежал из класса, когда его зад начал ядерную атаку. Я побежал за ним. Туалет находился на втором этаже; за это время Маркус уже успел изгадить мои элитные семейники своими отходами. Пока стены туалеты содрогались от стонов моего друга, я ждал его за дверью, и тут ко мне в голову пришла гениальная идея. Я забежал в туалет, размахивая руками, и заорал: «Маркус! Не сри! У меня идея!». Увидев выпавшие от натуги глаза Маркуса и разбомблённый унитаз, я с разгону поскользнулся на чём-то мокром и полетел вниз, истошно крича. Вскоре, когда Маркус пришёл в себя, а я зализал боевые ранения, мы стали обсуждать план действия. Звонок на перемену давно прозвенел, но мы всё ещё оставались там, заканчивая с приготовлениями. Когда до конца перемены оставалось несколько минут, мы влетели в класс с ведром, прикрытым тряпочкой (эта тряпочка раньше была моими царскими семейниками), и канатом. Все присутствующие в классе лениво уставились на нас. Старой моржихи миссис Крот в классе не было, все шло как по маслу. Маркус торжествующе объявил: — Всем немедленно покинуть класс! Акакий сейчас перданёт! Всё. Он произнёс волшебные слова. Через две секунды в комнате не осталось никого. Маркус быстро схватил стул моржихи, поставил его у двери и, вскочив на него, начал закреплять канат. Я же, не теряя времени, стянул тряпку с ведра. Едкий запах ударил мне в нос. Было ощущение, что тысяча слонов одновременно прошлась по мне. Я подал моему кротовому другу ведро, и он прикрепил его к своей сложной системе. Мы уже рассчитали рост кротихи, ширину её задницы и даже вес левой ноги (45660 тонн). Заходя, эта туша должна была задеть своими накрученными космами леску, и на неё обрушится ядерное вещество, старательно изготовленное Маркусом. Запустив всех учеников в класс (им было откровенно плевать на то, что мы собирались сделать), мы стали ждать. Итак, как вы уже поняли, мои саблезубые мартышки, момент истины наступил! Я, в предвкушении чего-то воистину эпичного, радостно ёрзал на стуле, глядя на Маркуса, который обмотался занавесками из туалета. Я иронично ухмыльнулся, и именно в этот момент в моём мозгу прозвучала зловещая барабанная дробь. Тадададам! Тадададам! Прозвенел звонок, в классе воцарилась гробовая тишина. Даже жируха на первой парте перестала ковыряться в носу. Ради такого момента я попкорном запасся! Неспеша поедая попкорн из лебеды, я, Маркус и Ипполит неотрывно глядели на арену, на которую вот-вот должен был выскочить морж. И дальше всё было словно в замедленной съёмке... Скрипнула дверь, послышались грузные шаги. Топ. Все — от Иполита до жирухи на первой парте — напряглись в предвкушении спектакля. Топ. Маркус нетерпеливо ёрзал на стуле. Топ. Я уже слопал весь попкорн. Топ. Было ощущение, что эта наглая морщинистая моржиха испытывает наше терпение. Топ. Появилась заплывшая жиром морда. Копна сальных волос запрыгала, как студень. Щёлк! Леска оборвалась, ведро с шумом перевернулось, и на пышные космы миссис Крот упали ароматные фекалии Маркуса. Первую секунду она стояла в ступоре. Все молчали. И затем тишину порезал бешеный визг жирной моржихи. Она верещала так громко, что у меня заложило уши. И в этот момент я почувствовал себя альпинистом, который наконец достиг Эвереста. Мне хотелось плакать от счастья и смеха одновременно, хотелось расцеловать Маркуса и рядом сидящую девочку в очках. Хотелось прыгнуть на стол и станцевать вальс с вешалкой. Миссис Крот стояла вся в говне и верещала, как рожающая гиена. Её глаза налились мочой, она, казалось, вот-вот взорвётся и забрызгает стены своими потрохами. И в этот момент, когда её злость достигла апогея, волоски на моих ягодицах почувствовали неладное. Её взгляд был устремлён на нашу парту. Она шмыгнула носом, и сопли, которые бы вот-вот разлились по полу, улетели обратно в нос. На её лице появилась ухмылка, и её тело стремительными шагами направилось к нам. Бежать некуда. Я бы выпрыгнул в окно, но на них были решётки. Единственное решение — прятаться под стол. Я прижал к себе Ипполита, взял за руку дрожащего Маркуса и залез под стол, прячась в каких-то тряпках. Но нет... Эта мегера подняла парту и нависла над нашими головами. В этот момент я почувствовал, как что-то тёплое течёт по моим ногам. Она схватила нас за шкирку и вынесла прямо в кабинет директора. Это был огромный седой свин, который уже рассыпался на части от своей старости. Они оба стали орать на нас. Мисс Крот была настолько зла, что её лицо покрылось тёмными пятнами. Они орали, плюясь своими соплями от злости. Но нам было всё равно, ибо говно, стекающее с головы мисс Крот, действовало лучше снотворного. Словом, всё это для нас с Маркусом не прошло даром. На протяжении месяца мы отбывали наказание, выбривая подмышки мисс Крот газонокосилкой. Но это уже совсем другая история... Я бы мог рассказать вам о том, как Маркус застрял в дверном проёме, или, к примеру, как мы прыгали с крыши, пытаясь поймать облака, но моя травка для бедра уже заварилась, поэтому я покидаю вас, мои головастики. До новых встреч.