Волшебный мир: зазеркалье

За окном ветер поет рулады, снег щиплет прохожим носы, а я сижу в теплой уютной комнатке с Ипполитом. Горячая марихуана с кофе побуждает меня рассказать одну историю, произошедшую в канун Нового года. Признаюсь, всякий раз, когда я вспоминаю те времена, моя мочегонная система срабатывает на автомате. Итак... Все события, описываемые мною, происходили сразу после Дня Малинового Патрика. Я, признаться, никогда не слышал о нём, но маман Маркуса упорно доказывала мне, что сей праздник на протяжении нескольких веков справляют во всех магических семьях. И он непосредственно связан с кульминацией этой истории, но сейчас пару слов об этом дне. Как уже было сказано, об этом празднике я не имел ни малейшего представления, поэтому всё, что мне оставалось, ― это молча наблюдать за копошением всей Маркусовой семьи, жуя лебеду. Как я понял из слов моего мохнатого товарища, этот праздник представляет собой нечто наподобие Дня Сырного Сквидварда, который, к слову, является самым популярным во всём Пивном Королевстве. День Малинового Патрика празднуется в самый канун Нового Года. Всё это сделали, наверное, для того, чтоб на Новый Год продолжать исправно бухать, ибо в связи с этим днём все рабочие в Королевстве получают недельный отпуск. Они нажираются в хлам, разгуливают по улицам, обмазавшись малиновым вареньем и листьями лебеды, и поют разные частушки. Бред, словом, но я, как член семьи, вынужден был брать участие в этой ереси. Маман Маркуса щедро обмазала мои ляшечки вареньем, присыпав лебедой, а самого Маркуса искупала в малиновой ванночке для младенцев. Честное слово, от меня воняло так, что все пингвины тут же ушли в декрет, а Ипполит впал в кому. Я напоминал себе страуса-недоростка, который вымазался в кучке помёта и пошёл на площадь, размахивая плакатом «Дорогу радужным аскорбинкам!» Маркус же ― совсем другое дело. Этот лысый гиббон, который напялил сиреневые панталоны и шляпку звездочёта, напоминал мне выходца из кружка «Юная ведьмочка». Словом, мы оба друг друга стояли. Я без особого энтузиазма принимал участие во всех этих брачных игрищах, обрядах и прочих идиотских конкурсах, вследствие которых я пропустил новую серию «Телепузиков», отчего разломал чёртов телик и хотел было повесится, но меня вовремя окликнул рожающий Ипполит. В общем, всё было настолько плохо, что я забыл про наступающий Новый Год, про подарок, который я так долго собирался приготовить для своего радушного друга. Недолго думая, я натянул чепчик, забрал из роддома Ипполита (старая хрычовка в халате сказала мне, что у Ипполита всего лишь был запор, а сам ребёнок – не что иное, как кусок непереваренной лебеды) и стал думать-гадать... Я бродил по улицам городка, рассматривая рекламные объявления на подъездах, где были изображены голые тетки и тюлени в стрингах. Особого удовольствия это мне не доставило. Маркус тем временем подолгу сидел в своей комнате, запершись на ключ и подпирая дверь своей задницей, так что мне стало совсем паршиво. Как-то раз, лежа рядом с чавкающим Иполитом на кухонном коврике, я даже решил заказать Маркусу на Новый год одну из тех голых теток с цветастого журнальчика. Но эта полная злорадства мысль быстро исчезла. Я никак не мог придумать, что дарить этому пятнистому воробью! Я весь день маялся с мыслями, но мне в голову приходила полная хрень. И вот, жуя свою вечернюю порцию лебеды с подливой из соплей, я задумался. И меня осенило! Словно пьяная курица внезапно окатила меня соей ледяной мочой из носа! Маркус так смачно чавкал своим ужином, он же просто обожает лебеду с соплями! Я решил подарить ему статую голой бабы, интересные места которой прикрываются лебедой в соплях. Решено! Я торжествующе захохотал, захаркав при этом все лицо матери Маркуса. Этим же вечером я начал приготовления. На чердаке я нашел кусок никому не нужной глины и, спрятавшись в ванной, начал творить.Я достал свой древний циркуль, туалетную бумагу, карандашики, фломастеры и прочие сырье, которое помогло мне перенести всё задуманное на этот прекраснейший кусочек туалетной бумажки. Но когда я только поставил первую точку, то понял, что рисовать статую с голого Ипполита ̶ не самая лучшая идея. Я быстро побежал на первый этаж, спёр из туалета журнал, который регулярно выписывал папан Маркуса. Пролистав пару страниц, мои глаза начали резко слезиться, но вдруг я наткнулся на очень заманчивое объявление: "Тебе скучно и одиноко? Твоя жизнь полна неудач, а жена больше тебя не удовлетворяет? На работе полный завал, а... Короче, в нашем агентстве Вы можете найти восточных красавиц на любой вкус. Звоните по телефону..." В общем, я долго рассматривал этих ужасных голых тюленей, но всё-таки решил позвонить туда. Скрипучий голос на другом конце провода предложил мне Изольду и страстную Даздраперму. Я долго думал, но в итоге заказал их двоих. Мне было до жути страшно. Я прибрался в своей комнате, прилизал чёлку драконьей мочой... Я даже напялил на себя синенькие кальсоны, которые мне недавно купили в секонд хенде! Увидев в окно семицветный катафалк, из которого выкатились две коровы, я перекрестился и полетел встречать гостей. Это были две дамы двухсот тысяч лет в розовых латексных костюмах и с апельсиновыми ногами. Даздраперма мне сразу понравилась, а вот Изольда ̶ нет. Уж больно она говорливая была. Так вот, когда эти две крашеные устрицы вползли в мою комнату, я поседел. Слава всем креветкам, что предков и Маркуса не было дома, ибо они ушли покупать сынуле новые труселя. Старые Маркуса не устраивали: во-первых, потому что они были розовые и в горошек, а во-вторых, он носил их уже семь лет. Но не важно. Так вот, я, захлебываясь слюной, пробубнил: « Эээ... Рра... Гхмп!.. Рздентс... Пжалста... Ззххакаха!..» Вряд ли они точно поняли, что я хотел, но эти хрычовки, похоже, были запрограммированы на раздевание. И вот они предстали предо мной, озорно потряхивая своим жирком. Я тихо заскулил и начал лепить свою статую, пытаясь как можно реже смотреть на двух жирных и голых баб посреди моей комнаты. Наконец я закончил работать. Закрасил последний листик лебеды и с облегчением вздохнул. Но тут же пожалел об этом, потому что две извращенные моржихи поняли этот вздох по-своему. Они задвигали своими ляхами и потихоньку поползли ко мне. Я заорал благим матом, отпихивая их палкой и брызгая слюной. Когда я попал одной из них в глаз, она заверещала и вместе со своей напарницей отступила. Я выпроводил их из дому, держа палку наготове. Когда все закончилось, я вернулся к статуе. Она напомнила мне старуху Матильду в молодости, ибо была ещё жирнее этих двух голых бабок из порно-журнала. Мои глаза превратились в жидкое говно, а Ипполит едва не откинул коньки. Я прикрыл статую тряпкой. И только тогда понял, что моё тело покрыто океаном пота. Меня трясло улитковой лихорадке. Я сбегал на кухню и выпил воды. Я провёл в туалете долгих три часа, мелодично извергая потоки слизи. Пена из моего рта лилась словно водопад. Оклемавшись, я заглянул в гостиную, чтобы проверить наличие моего лысого друга. «Телепузики» на экране орали вовсю, а Маркус громко храпел, заливая пол соплями. Я, облегчённо вздохнув и хлопнув дверью, побежал на чердак, чтобы привести подарок в божеский вид. Сопли на скульптуре застыли, она была словно из бриллиантового помёта. Я протёр её тряпочкой ― моя скульптура сверкала как радуга! В тот момент я светился от счастья. Я представлял радостное лицо Маркуса, который, чавкая, пожирает части тела этой мамонтихи. Я достал из шкафа свой праздничный шарф, и обмотался ним по-самурайски. Наконец я погрузил скульптуру на тележку и стал выкатывать её из комнаты, навстречу всем колбасным сусликам, как вдруг... Бабах! Послышался сдавленный крик и хриплые ругательства. Я открыл глаза и понял, что лежу на полу в куче собственных соплей и осколков. По моему телу медленно ползали холодные слизняки, а в желудке опоссумы устроили брачные игры. И вдруг до моих ушей донеслось еще одно матерное восклицание Маркуса. Он потирал свою волосатую тыкву, разглядывая то, что осталось от статуи. Я весь затрясся, как умирающий гусь. Я разбил подарок Маркуса об его же голову! И теперь от статуи остались только жирные ноги и пузо моржихи. Все остальное вдребезги разлетелось по коридору. Маркус стоял, почесывая подмышку. Вдруг он оторвал у моржихи ногу и стал смачно жевать. Я подполз к нему, вяло бубня оправдания, но не думаю, что Маркус меня слушал. Он доел статую и глянул на меня. Только тут я заметил, что он что-то старательно прикрывает своим задом. Я машинально отпихнул Маркуса и увидел обляпанную птичьими говняшками футболку с надписью "sexy boy Akaki". Было заметно, что Маркус сам писал эти слова. Я, захлебываясь слюной, спросил, что это такое. Маркус, жуя остатки от статуи, промямлил, что это подарок мне на Новый год. Несколько минут мы стояли в тишине. Внезапно на меня снизошло озарение, словно одна из тех моржих из порно-журнала окатила меня своей мочой. Я понял, что терять уже нечего, и сообщил, что статуя тоже была подарком для него, Маркуса. Мой друг перестал жевать, очумело оглядывая меня, словно я только что нагишом станцевал канкан, одновременно извергая птичий помет. В общем, потом мы разошлись, как будто ничего и не было. Я так устал от всех волнений, что чувствовал себя переработанным говном мамонта. Зайдя в свою комнату, я сразу повалился на кровать, даже забыв покормить Ипполита (впоследствии он чуть не отгрыз мне ногу). Мне снилось, что бабка Матильда вместе с извращенными моржихами украли Маркуса и пустили его на колбасу. Я долго рыдал над ним, но потом сделав бутерброд, понес его ко рту Ипполита... Из комнаты Маркуса послышались сдавленные стоны. Я сразу проснулся и сел. Стоны повторились, на этот раз они сопровождались рвотными позывами. Накинув халат и чуть не раздавив Иполита в темноте, я понесся в комнату друга, свалив по пути любимое кресло матери Маркуса. Сопли заливались мне в рот, но я открыл дверь и увидел распластавшего на полу Маркуса. Он громко блевал под стол, завывая в перерывах между рвотными позывами. Я весь покрылся потом. В голове поплыли картины прошедшего дня... Вот я закончил статую, вздохнул... Моржихи поползли ко мне... Я заматерился и ткнул одну из них палкой... Она завизжала и намочила штаны. Но штанов на ней не было, так что она окатила своей ядовитой мочой мою прекрасную статую... Я заорал так, что было слышно на все Пивное королевство. Вот в чем вся соль! Эта чёртова моржиха обесчестила мою статую! А Маркус, вечный жрун, сразу же заглотил ее! Я в панике заметался по комнате, пару раз наступив на блюющего Маркуса. Затем я додумался пойти к его предкам, но... Мне в голову забрались пошлые мыслишки, и по мере того как я приближался к двери в их комнату, воображение рисовало в моем расплавленном мозгу все более извращенные картины... Но наконец я, судорожно вздохнув, толкнул дверь и, закрыв глаза, заорал: ― Эм... Господа! Маркусу плохо! Он съел обосс... Немытый огурец и отравился!.. Я хотел еще что-то добавить, но стоило тетке Магде услышать, что с ее сыночком что-то неладно, как она тут же вскочила с постели, свалив своего мужа на пол. Она истошно завопила и вихрем понеслась к Маркусу, сбив меня с ног так, что я отлетел на дядюшку Ургена (отца Маркуса). Но я недолго пребывал в ступоре и, очнувшись, тоже помчался к Маркусу. А там временем его мать уже заливала его слезами, отчего бедняга еще сильнее блевал. Через полчаса приехала "скорая" ̶ Маркуса увезли. Я беспокойно ворочался в постели, не в силах заснуть. Ипполит носился по комнате, словно летающий бегемот. На следующий день, ровно в 7 утра, я встал и начал собираться в местную больницу, где лежал Маркус. Одевшись и взяв мешочек целебной лебеды, я вышел из дому. ...В приемной пахло мочой и спиртом. Я сидел, ожидая очереди, чтобы узнать номер палаты, где лежал мой друг. Наконец я предстал перед жирной блондинкой в чепчике, которая недовольно спросила о цели моего посещения. Так как от нее за милю воняло гуталином, я спросил номер палаты Маркуса и поспешил туда. И вот, стоя перед дверью палаты номер 13 (счастливчик Маркус), я вошел... Я вошёл и сразу же упал, потому что какой-то жалкий воробей разлил там сметану. Я скользил по всему полу, пока стеклянный шкаф не упал, с грохотом разбившись. Маркус, который громко храпел, лёжа на царской кроватке, с кучей проводов, исходящих из его ушей, тут же проснулся, вскочил и непонимающе уставился на меня своими круглыми глазищами. Я был весь в соплях, сметане и каком-то непонятном зелёном порошке, от меня жутко воняло, а из носу шла кровь. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, словно какашка смотрит на унитаз. И тут я понял, что умираю, ибо моя правая клешня начала адски болеть. Я стал громко рыдать, качаясь в луже сметаны, пока Маркус убежал за медсестрой. Я ревел словно раненый кит, изнывая от боли. Перед глазами всё поплыло, я и не заметил, как в палату вбежала та самая медсестра в чепчике. Они погрузили меня на каталки, а дальше я ничего не понял. Очнулся я лишь через час. Сначала я, правда, ничего не понял, ибо всё вокруг было радужно-белым. На клешне был гипс, а в мозгу ― сломанная мечта. Как оказалось потом, я сломал чёртову клешню. И тогда мне пришлось ходить с костылями два дня. Мне прописали кучу всяких клизм и мазей, которые жутко воняли. На следующий день, лежа на кровати и погрузившись в глубокие раздумья, я понял, что так и не поговорил с Маркусом. Я начал спрашивать его про события той ночи, когда он отравился этой лебедой. На самом деле, я не хотел говорить ему, что статуя была отравлена, но пришлось. Я думал, что она тут же обиделся на меня, но этот лысый хрыч лишь громко икнул, глядя на цветочное одеяло. Мы молчали целых пять минут, а потом Маркус сказал, что не обижается на меня. Я не ответил. Мне не давал покоя тот факт, что эта жирная чукча всё ещё на свободе. Нет, это точно какой-то сговор. Сначала бабка Матильда, потом училка, далее бабка Сопля и, наконец, эта мамонтиха. И тут, словно канареечная помадка, прервал тишину голос Маркуса. Он дрожал как натянутая резинка трусов. ― Акакий... Я... Тогда... Ну, когда... Все это дело с подарками... Я шел к тебе, чтобы кое-что сказать... В общем... И тут он начал рассказывать. Слова водопадом лились из его рта, замораживая мои уши и скручивая кишки. Маркус рассказал мне о массовом побеге из тюрьмы Пивного королевства, и, причем зачинщиками были Матильда и Солоха. От этой новости я упал со стула и едва не сломал себе еще одну клешню. Я не мог поверить, что эти две сатанические старушенции смогли зайти так далеко. Мои сопли уже затопили всю 13 палату, как вдруг в комнату вошла маман Маркуса ― мне пришлось убрать сопли и пену изо рта. Тетка Магда кинулась к сыну с визгами рожающего бизона, обнимая его и обильно поливая слюной. Маркус снова начал блевать и корчиться, поэтому жирная медсестра выгнала тетушку Магду из комнаты, чему мы были очень рады. Маркус добавил, что думает, будто те две извращенные моржихи (он, оказывается, поглядывал за ними через замочную скважину, вот урод-то!) тоже были заодно с Матильдой и Солохой. Я обматерил Маркуса за то, что он поглядывал за этими жирухами, а потом мы стали обсуждать побег. Так вот, когда мой язык окончательно покрылся мылом и пеной, я замолчал. Маркусу тоже поднадоело болтать, и мы посидели в тишине несколько минут.Я чувствовал себя вареным раком, обильно политым слюной сонного трилобита. Моя клешня срослась, и с завтрашнего утра мы с Маркусом отправимся домой. Я хотел еще что-то сказать Маркусу, но мои намерения пересекла та самая жирная медсестра с гуталином. Она рявкнула, что деткам (вот сучка-то! Мне уже одиннадцать!) пора спать, выключила свет и вышла, хлопнув дверью так, что стекла вмиг выпорхнули из рам (именно поэтому всю ночь я провел в одежде под тремя одеялами. Ранним утром (часов в пять, не позже!) нас снова разбудила эта грёбанная блондинистая курица. Причем не нежным кудахтаньем, а громким звуком хлопающей двери. Оказывается, в нашей палате лежал хомяк Ванька (за его "достоинство" мы прозвали его "Встанька"), которому эта жируха ежечасно меняла утки и подгузники. Вскоре нас выписали. Я снова вернулся домой, где меня ждал Ипполит и его полосатый стульчик. Гнусная рутина снова наполнила мой мозг, заставляя кишки под гипсом чесаться ещё сильнее.В тот новогодний день лебеда в горшочке стала увядать - праздничное настроение покатилось к чертям. Мать Маркуса часами пыхтела на кухне, расчленяя радужных мухоморов, из которых та обычно варила новогодний супчик. Я сидел возле Маркуса перед теликом, рыдая платочек и сжимая в руках дрожащий ус усопшей. Маркус даже не поинтересовался, от чего я реву. Он продолжал пялится на экран, почесывая подмышку. Сказать честно, я был на него обижен. Я понял это, когда тот, королевски чихнул, забрызгал зелененький гроб своими соплями. Из глаз брызнул водопад слёз и я умчался в комнату, захлопнув дверь. В воздухе пахло ёлкой и радужными бананами, что висели на потолке. Я лежал на кровати, накрыв себя матрасом, и рыдал ещё громче, плавая в слезах. Колокольчик над дверью зазвонил, оповестив мой кармашек о новоприбывшем госте. От неожиданности я подпрыгнул и, сморкаясь в простыню, пошёл открывать дверь. Каково же было моё удивление, когда, открыв дверь, я увидел дядюшку Угрена, который держал в руках карликовую хвостатую ель. Он вытащил меня из убежища, заставив присоединиться к всеобщему обряду украшения берлоги. Я тут же засиял, словно морской ёж, и полетел вниз, прихватив Ипполита. И даже как-то забыл о том, что настроение было ни к чёрту. Так вот, когда мы развесили всю радужную мишуру, а Маркус напялил свои новенькие зеленые труселя в полосочку, тетушка Магда пригласила всех к столу. Скажу вам, что в больнице мы с Маркусом торжественно поклялись, что больше не будем дарить друг другу подарочков типа моей статуи и его футболки с надписью "sexy boy Akaki". И вот за пять минут до Нового года я сбегал в свою комнату за золотым мешочком лебеды для Маркуса. Когда я вернулся, вся кротовья семейка уже сидела перед телеком, жуя слюни и смотря предпраздничное обращение президента Пивного королевства - сухопарого моржа-очкарика. Я, как приличный гражданин, уселся рядом на коврик рядом с Маркусом (диван занимали туши тетки Магды и дяди Ургена) и стал слушать. Наконец, когда мои уши свернулись в трубочку от количества брехни, президент Пивного взвизгнул, забрызгав слюной камеру: -С Новым годом, жители Пивного королевства!!! И-и-и-и-и-х-а-а-а! - И этот старинный морж скинул штаны и убежал. Затем часики пробили полночь ― Маркус радостно запищал, предвкушая жратву. Но что-то остановило его. Он включил скоростной режим и умчался к себе в комнату, обильно напердев. Я стоял, наблюдая как с дивана поднимаются туши предков Маркуса, когда он появился из облачка мочи с чем-то в лапе. Тут я вспомнил про лебеду и пошел навстречу моему кротовьему другу. Он вытянул вперед руку, в которой держал... мешочек лебеды. Я захлебнулся соплями и подарил ему свой. Мы обнялись и пошли к полному еды столу, половина которой уже находилась в желудке тетушки Магды. После часа обильного поедания и чавканья я упал на пол, запихивая в себя последний кусок курицы, который я в тяжелом бою отобрал у Маркуса. Мой друг упал рядом и все-таки оторвал кусок от моего куска. Потом мы еще час блевали от переедания. Позже тетка Магда и дядька Урген ушли к своим знакомым моржам, а мы с Маркусом сели перед экраном телевизора. Я уже собрался переключить на "33 коровы", где показывали новый сезон "Телепузиков", как вдруг Маркус с истошным криком выбил пульт из моей клешни. Я наложил в штаны и инстинктивно посмотрел на экран. И снова наложил в штаны. И еще. И еще. И я мог бы так вечно срать, если бы Маркус не обматерил меня за то, что теперь весь диван был в говне. На экране красовались две сморщенные рожи, до жути знакомые. Меня передернуло, когда я обозревал их. Я просто ненавидел эти рожи! То были две морды старушенций в тюремных чепчиках. Матильда и Солоха. Солоха и Матильда. Две чертовы бабки, чертовы ведьмы! Тут послышался голос диктора: ― Сегодня ночью в музее доисторических членов было обнаружено 15 мертвых тел. Экспертиза показала, что виновницами были две старушки - Матильда Агриповна и Солоха Петросяновна, недавно организовавшие массовый побег из тюрьмы. Если вы встретите этих персон, то позвоните по горячей... ах, что за хрень я несу! Если увидите их - БЕГИТЕ, епть! Затем экран потух. Я посмотрел на Маркуса, который скорчился на полу и жевал свои новые трусы. Я поднял его и усадил на обосранный диван. Под крики бухающих соседей мы приняли решение покончить с этими бабками... На этой веселой ноте я заканчиваю свой рассказ, ибо на моем языке уже красуются мозоли. Ипполит сходил в сортир, а значит, мне пора вылизывать унитаз. До новых встреч, господа!