Вокруг Заведения, или Девки-девочки

      Паша с Маней ходили по ярмарке и разглядывали товары и людей. Они уже и квасу выпили, и по кренделю съели, и цветы-ленты купили себе на обновку.       — Ой, Мань, смотри, какие… — повернулась к товарке Паша, но той рядом не оказалось. — Мань, ты где? Мань! Маня!       — Да не ори ты, — прошипела Маня из-под прилавка с кренделями.       — Ой, Мань, — громко рассмеялась Паша, — ты чего это… Ой, не могу! Залезла-то… как…       — Да тише ты, говорю же! — тараща белые от ужаса глаза, громким шёпотом повторила Манефа. — Встань тут… Загороди…       Паша, убедившись, что подружка не шутит, перестала смеяться и придвинулась к прилавку так, чтобы загородить подругу от стоявшей чуть подале — у овощного ряда — телеги, с которой сгружали мешки. Судя по форме и запаху, в них была картошка.       — Куда мужик с вожжами смотрит? — пропыхтела Манька. — Что делает?       — М-м-м… на лошадь глядит. Вожжами трясёт… Во, слезает с телеги… Сюда идёт…       — Ох, — только и сумела произнести Манефа, глубже забиваясь под прилавок и даже, кажется, не дыша.       А Паша во все глаза смотрела на подходившего к хлебному ряду мужику, боясь сойти с места и, кажется, сама ощущая дрожь, бившую Маньку. Мужик подошёл к прилавку, облокотился на него и прямо уставился в лицо Паше. Та привычно улыбнулась. Мужик был крупный, рослый — на голову выше Паши; чёрный чуб залихватски торчал из-под картуза; усы, борода аккуратно подстрижены явно цирюльником; одежда добротная, недешёвая; сапоги до блеска начищены.       Всё это Паша охватила одним взглядом и подняла глаза на лицо… и чуть не отшатнулась! А глаза-то! Смотрят, словно в омут тянут. Вот так бы с головой и нырнула…       Почувствовав, как Маня шевельнулась под прилавком, Паша с трудом отвела взгляд и… морок тут же пропал. Она перевела дух и услышала ярмарочный шум, а до этого — она поклялась бы — стояла гробовая тишина.       — Что, дèвица, — пророкотал голос, и по спине Паши побежали мурашки, а руки покрылись гусиной кожей, — вкусные у вас в Затонске крендели? Не дашь ли попробовать? А в долгу не останусь: сбитнем тебя угощу…       Паша глянула на руку, которой опиралась на прилавок: в ней был зажат крендель с патокой. Когда и как она его ухватила?.. Испуганно оглянулась: не идёт ли хозяин лавки — снова посмотрела на мужика, не спускавшего с неё игривых глаз (а голова-то от взгляда этого кружиться начинала хмельно), и, растянув привычную улыбку пошире, ответила, стараясь в глаза его бесстыжие не смотреть:       — Нет, дядька, сбитню не хочу, а крендель взяла… узнать, мягкий ли или уже… зачерствел, — и подарила мужику взгляд, как в Заведении принято, и голову наклонила, и плечом повела, так что грудь приподнялась.       Мужик понял, кто перед ним, и, усмехнувшись, ущипнул Пашу за щёчку, не больно, но чувствительно.       — Вот, значит, как. А где ты живёшь, раскрасавица? День сегодня ярмарочный, стало быть, длинный и тяжёлый. К вечеру устану. В гости приду к тебе. Как твою… мамашу зовут?       — Маменьку? — игриво спросила Паша и почувствовала, как Манька дёрнула за подол: молчи, дура. — А зачем вам, дяденька?       — А вдруг сватов пришлю, — улыбнулся мужик, подмигнув. — Больно понравилась ты мне, дèвица.       — Понра-а-вилась… — протянула Паша.       От его улыбки у неё в груди загорелось так, что она аж испугалась и попятилась бы, а может, и побежала бы прочь, кабы не Манька под прилавком.       — А ты мне, дядька, не шибко нравишься… — и даже задохнулась от собственной бесшабашности.       — Стерпится — слюбится, — произнёс мужик. — А ты одна такая у маменьки, али ещё есть? Сёстрички там, подруженьки?       — А зачем тебе? Меня одной мало?       — Да нет, — протянул мужик с ленцой, но таким голосом, словно патокой полил.       У Паши снова потянуло теперь уже в низу живота. Это ощущение было слишком хорошо ей знакомо, и она испугалась: не к месту и не ко времени это…       — Разговор у меня к твоей… мамаше есть. Ты же ведь из весёлого дома, правильно? Вот и поговорить бы мне с ней.       — Об чём? — кокетливо улыбнулась Паша. — Уж не обо мне ли?       Мужик придвинулся к ней так быстро, что она не успела и дёрнуться, схватил её за запястье и так сжал, что Паша аж поморщилась.       — Можно и об тебе, красавица.       Вот тут Паша испугалась. И не за себя, а за Маню, сидевшую под прилавком: а ну как мужик нагнётся, заглянет и увидит… Что тогда?       — П-пусти, дядька! Больно! — вскрикнула Паша громко.       Её услышали. Мужик, опомнившись, быстро оглянулся: кое-кто на ярмарке смотрел на них во все глаза. Он отпустил Пашу и лихо сдвинул набекрень шапку.       — Да что ты, дèвица! Я ничего тебе не сделаю плохого.       — Все вы так говорите поначалу, — потирая запястье, произнесла Паша, — а потом норовите забесплатно…       — Почему же забесплатно, я и заплатить могу… Три целковых — устроит?       — За что ж такие деньги?       — За услуги, стало быть. Как полагается. Не впервой, чай?       — Аким! — донеслось от телеги, где закончили сгружать мешки. — Пора уже!       — Иду! — громко отозвался мужик. — Я свои обещание держу и тебя не обижу, — сказал мужик, глянув в сторону телеги, и заторопился: — Так жди, красавица, вечером приду. Сладостей с питием принесу. Не откажешься ведь, красавица. А можем, коли хошь, на лодке по реке покататься. Ты ведь кататься любишь, а?       — Люблю, дяденька, и конфекты люблю, и шампанское. — Паша хихикнула. — Офицеры, когда к нам приходят, завсегда шампанское покупают и виноград, сладкий такой. Я его тоже страсть как люблю.       — Ну вот, — похлопал мужик Пашу по руке. — Так что жди, красавица. Эх, и погуляем с тобой вечером! — и отошёл к возам.       — Приходи, дядька! — крикнула вслед Паша.       Манька как ошпаренная выскочила из-под прилавка и, воровато оглянувшись на уходящего к телегам мужика, чуть не бегом кинулась прочь с ярмарочной площади. Паша еле поспевала за ней.       — Ты чего, Мань?       — Дядька это мой — Аким… мамкин брат родной… — прерывисто отвечала Манефа, не сбавляя шага. — Ну… тот самый… что меня… в заведение… продал…       — Тот самый?! — ахнула Паша, останавливаясь и прижимая руки к груди. Манька резво убежала вперёд, и Паша подхватилась за ней. — И что теперь?       — Теперь?.. — Маня вдруг остановилась, и Паша едва не налетела на неё. — Теперь… не знаю, что будет, а будет что нехорошее. Я это чую, Паша, вот здесь чую. — Она приложила руку к груди, где сердце. — Смерть чую, Пашенька… А ну как он… ко мне опять пришёл!       И слёзы, крупные, частые, потекли по щекам.       — Не хочу-у-у! — вдруг завыла Маня, и Паша перепугалась.       — Тише, тише, Манечка!       Паша обхватила подругу за плечи и прижала к себе. Манефа уронила голову товарке на плечо и глухо заголосила:       — Что делать, Паша?.. Что делать?..       — Надо к Маман! — решительно сказала Паша, и рыдания вмиг прекратились.       — За… зачем? — подняла голову Манька. — Чем… она… по… может?       — Поможет, — уверенно произнесла Паша, взяв подругу под руку и решительно направившись в сторону Заведения. — Пойдём скорее…