Вокруг Заведения, или Девки-девочки

Такие Заведения       Аглая опомнилась от мыслей-воспоминаний и оглянулась. Ярмарочная давно кончилась, она подходила к летнему кафе. А вот и Фима. Сидит себе за столиком, мороженое из вазочки ест, отставив в сторону мальчик, как благородная.       В Затонске было три весёлых дома. Самый лучший и дорогой — у Аглаи. Заведение — именно так называли её дом — было на Главной улице, красный фонарь был виден издалека, и сюда приходили люди небедные и более-менее знатные, но и простым студентам, способным платить, здесь не отказывали.       На Ярмарочной был тоже не менее известный в городе бордель Ефимии Егоровны Гурьевой — «фимин дом», куда вход был свободный всем, включая нищих и бродяг. Его иногда именовали «притоном», хотя ничего подобного не было и в помине. Цены низкие, безотказность «девочек-девок» делали весёлый дом вполне успешным по провинциальным меркам.       На окраине, в Слободке, свой бордель держала Регина Романовна Козырева (по паспорту Раиса Кузьминична). Но в Слободке все её звали по привычке «Райкой», на что та обижалась, считая это имя более пригодным для козы. Слобожане трепетно любили «Райкино гнёздышко». Сама Регина как-то даже поругалась чуть не до драки с Аглаей из-за Жени Григорьевой. Девочка была из Слободки и по всем «законам» должна была стать «ягодкой» у Регины, но Полкан умудрился сманить девчонку к Аглае, где та и стала «графиней» — самой дорогой девочкой. Сам Яковлев не гнушался пользоваться её услугами. До драки не дошло, но Регина с той поры очень ревниво относилась к дому на Главной.       Фима, с которой у Аглаи были прекрасные отношения поддерживала связь с нижегородскими борделями: ей писали оттуда и она отправляла письма туда (об этом, собственно, и говорили). И вот недавно, да буквально на прошлой неделе, она получила послание от Амалии Фридриховны, знакомой обеим маман, где та сообщила о срамной болезни, подхваченной одной из девочек от некоего чиновника. Чиновника того потом нашли в сточной канаве, захлебнувшегося «по пьяни», как следовало из полицейского протокола, а девочку отправили потихоньку куда подальше от города, дав денег на дорогу и, возможно, на лечение: при некоторых больницах были специальные отделения для таких случаев. Ну, про лечение — дело понятное: кто девочку из борделя возьмёт? Стало быть, одна ей дорога: либо руки на себя наложить, либо где пристроиться и дождаться смерти — короче, к могиле. И всё бы ничего: какое кому дело до той больной девчонки? Да только имя у неё было — Татьяна Слёзкина.       Услышав имя, Аглая напряглась. Татьяна Слёзкина, Манефа Слёзкина… Сёстры? Фима подтвердила. Она сама сманила девчонку у Настасьи Филипповны в Нижнем, когда перебиралась в Затонск, но Маня, на её взгляд, была слишком хороша для побродяжек, и Фима «уступила» её Аглае.       — Жди, — сказала Фима, — наверняка приедет. Не работать, а повидаться-попрощаться обязательно.       Возвращаясь в Заведение, Аглая думала о Мане. Каждая девочка в своё время была приглашена в комнату Маман и честно рассказала свою историю. Про Маню Аглая знала следующее.       Манин отец как поехал на заработки, так и пропал. Мать померла, оставив двух дочерей. Дядька Аким, материн брат, взял их в опеку к своим трём. Его жена, не довольная появлением лишних ртов, устроила племянницам такую жизнь, что в пору бежать куда глаза глядят. Маня с сестрой жили с дядиной семьёй, терпя оскорбления и насмешки от тётки и кузин, вошедших в возраст невест.       Дом Слёзкиных дядя продал, деньги «вложил в дело», сёстрам купил конфет, а своим — новые наряды. А осенью поехал на ярмарку в Нижний и забрал обеих сестёр Слёзкиных и отдал их… в разные весёлые дома. Так Маня стала «девочкой» в борделе…       Маня была хорошей девочкой, клиенты её любили, особенно купцы. Им бы всё поплотней да покрепче надо. Маня как раз была такой. Попав к Аглае, она просто расцвела: выпивши была весёлой, даже смешливой, на трезвую голову смелой. Помнится, о весне согласилась на предложение госпожи Обориной переспать с её сыном Владимиром, до шестнадцати лет остававшимся девственников. И что думаешь: помогла ведь! Мальчик с тех пор стал завсегдатаем Заведения, а матушка на радостях подарила Мане красненькую. Аглая оставила деньги девочке — заслужила, чай.       Минуя Ярмарочную площадь, Аглая снова увидела своих девочек. Он опрометью убегали с ярмарки. Увидев маман, остановились и, дождавшись её, хором стали говорить, заикаясь и перебивая друг друга.       — Тише, девочки, тише, — остановила их Аглая. — Не на улице же нам разговаривать. Вот придём… домой, там и поговорим.       Девчонки кивнули, переглянувшись, и так в молчании все добрались до Заведения…       Выслушав Маню с Пашей, Аглая велела им сидеть у себя, и позвала Полкана.       Полкан все последние двадцать лет был при ней. Растолстел, опустился, разленился и даже стал подворовывать, приводил клиентов из трактира, не всегда… приличных, но щедрых. Аглая его ловила, ругала, даже побивала, но не гнала: тому некуда и не к кому было податься, как и ей. Кроме того, он был вроде визитной карточки: у других Заведений Затонска такого урода при входе не водилось.       Аглая велела ему разузнать, что сможет, о дядьке Акиме, и вечером уже слушала его «доклад»       — Аким Говоров, — чётко, по-военному докладывал Полкан. — Купец, на хорошем счету в сообчестве. Сам Крымов его принимает и покровительствует. Он девицам Слёзкиным — родной дядя по матери. Ему и усадьба слёзкинская отошла, и капитал, и девки. Он усадьбу продал втридорога, капитал в дело пустил, забогател, а девки… сама знаешь, что бывает.       — По делам, говоришь, приехал. Ещё что узнал?       — Увидел, — понизил голос Полкан, — как девúца одна, по виду из бордельных, к нему подошла. Они поговорили, потом он взял корзину с вином и фруктами, и они ушли к Затони. Мимо меня проходили — услышал, как про катание на лодке сговаривались. Она улыбалась, он посмеивался… — и замолчал.       Аглая Львовна вопросительно подняла брови.       — Да знакомой мне она показалась… поначалу. Вроде как с нашей Маней схожа лицом. Но потом пригляделся — нет, не она. Но всё равно очень похожа.       «Права, значит, была Фима: объявилась-таки Татьяна в Затонске».       Маман склонила голову и отослала Полкана…