Сага о тёмном обаянии

Народные сказки Народные сказки были и остаются в сфере искусства непревзойдённой «антирекламой» злодейства. Подобная аннотация может показаться предвзятой и экзальтированной. Однако мне взаправду никогда не попадалось людей, ассоциирующих себя с жестокой мачехой или трусливым королем/князем. Очень мало на моём пути встречалось тех, кому близки Кощей, Баба Яга, кто в детстве любил играть хищного Волка или пугать мелкоту в образе людоеда. Не исключаю, что на самом деле их больше… Как бы то ни было, лишь единицы — признаются. И самое главное: у сказочных антагонистов нет фанклубов! Любой властелин тьмы из блокбастера — имеет таковой, хоть самый завалящий. А у зла из сказки — хоть шаром покати. Ради справедливости следует отметить, что те версии сказки, которые мы читаем сейчас — это гуманистические адаптации 17-19 веков. Тем не менее, то, что в историческом процессе выжил совершенно определённый тип злодея, наиболее удобный для социума в плане нравственного воспитания, требует к этому типажу присмотреться. И если мы сделаем так, то вскроется любопытная особенность, намекающая на возможную причину непопулярности сказочного зла: у антагониста из народных сказок максимально нивелированы, буквально стесаны в ноль черты, которые могли бы сделать его симпатичным, интересным, волнительным по семи приведённым в прошлой главе пунктам… Взглянем ближе. Зло как репутация? FAILED. В фольклорных злодеях нет величественности — ни «демонической», ни драматической. Нет, протагонист тоже не идеален — он может иметь славу дурака или нипричёмного младшего, порой он косячит, жадничает, иногда ему нужен ментор, возвращающий героя на путь истинный или с того света. Но герой всегда «смеётся последним». И, как бы то ни было, над ним всегда есть нечто, что выше его: цели, идеалы… Над злодеем же — только его базовый порок: жадность, зависть, жестокость, трусость. Сказка с позорной неприглядностью показывает это примитивное и унылое нутро. И пусть кто-то скажет — «мелочь». Что практически у всех реальных великих людей бывали грешки и «загоны». Так мыслят обычные люди! Для тех, кому дорога «звёздность», каждое пятно на репутации кумира — катастрофа. Он должен оставаться великолепным даже в злодействе. Каждый момент, когда его выставляют неумным и смешным, когда относятся неуважительно, бесславно губя и не оставляя памяти — кринж. Поэтому, как бы неудобен ни был путь скромника-героя для карьериста, это куда более предпочтительный путь к славе и почёту… в сказке. Зло как мощь, ломающая самых сильных оппонентов? FAILED. В отличие от фэнтези, которое ради эпики позволяет антагонистам сокрушительно побеждать и на протяжении многих глав носить корону доминатора, сказка коротка и подчёркивает: зло будет наказано, дурные амбиции — развеются в прах. Фольклорные тёмные поистине жалки на фоне героев, этих крутых чётких парней с кодексом «напали — умрите, твари» и «пацан сказал — пацан сделал». А ещё им все хорошие существа помогают. У любителей «мощной лапы» такое вызывает просто экстаз. Без вариантов. Зло как тёмный вариант рыцарственности? FAILED. У чудищ — стрёмная нечеловеческая логика. Иногда они проявляют по отношению к герою джентльменство на грани дружелюбия, например, Кощей дает неудачливому вторженцу три попытки и не мешает отступить. Но с той же лёгкостью антагонисты могут героя убить, закабалить, та и с каверзой. Герой не имеет контроля над последствиями переговоров со злодеем. Даже когда «кромешные» существа сами братаются с людьми, это опасный эксперимент, обычно заканчивающийся для «инищих» плохо — человеческие пути им так же не подходят, как и наоборот. Поэтому идея «выпить с чудом юдом» или «навсегда переселиться к нему в замок на правах ученика и друга», как это бывает у Перумова, едва ли придёт рыцарю в голову… в сеттинге сказки. Зло как объект сопереживания? FAILED. Чуду-юду трудно сочувствовать, хотя бы потому что — было бы кому. Мы же о нём практически ничего не знаем. Живёт оно, значит, в своей локации, вылезает — только с хищническими целями. А чем оно занимается в свободное время, какие мысли думает — совершенный чёрный ящик… Да, следует вспомнить ещё один вариант сказочного антагониста: неправедный вождь или лукавый сородич, пытающиеся сжить героя со света. Вот уж, казалось бы, кто по форме «свой». Но по факту — это нечто противоположное, пригретая на груди змея, пример того, как в рамках клановой морали «не надо». Такие субъекты ещё более чем «чуда-юда» вызывают у поклонников своячества ужас и желание карать. Зло с веским «обоснуем»? FAILED. У сказочных злодеев нет философии, кроме «жрать, грабить, убивать». Они никогда не оправдываются. Мы даже не знаем, какие психологические травмы, полученные в детстве, заставляют их вредить нам — этот последний козырь, позволяющий «пожалеть и понять», для фольклорных гадов тоже не работает. А вот про героя мы знаем всё — и из какой семьи, и почему в квест пошёл. И побеждает он тоже правильно, с соблюдением неписаных мировых принципов справедливости. Любителям «блага» это по нраву. Зло как потенциальное «ручное чудовище»? FAILED, наверное. Сказки — это первое, на чём ребёнок учится. А злодеи из сказок — первая пугалка, и ей, между прочим, ребёнку угрожают в возрасте, когда он ещё не может отличить страшную выдумку от реала. Удивительно ли, что даже и во взрослом состоянии человек испытывает некий ступор мысли при попытке обсосать тему дружбы с Кощеем или раскрыть в себе внутреннюю Бабу Ягу? Разумеется, можно найти тыщу рационализаций для отказа — они и детей едят, и дев умыкают. Но вот злодеям из киношек это отчего-то не мешает получать обожание, даже после взрыва планеты с несколькими миллиардами населения. Сказочным — нельзя симпатизировать просто потому, что нельзя. Это детское табу. Зло как свобода? FAILED. Сказочные злодеи не предоставляют никаких альтернатив, раскрепощающих и эмансипирующих читателя. Точка. Ради справедливости отмечу, что среди сказочных злыдней есть одна категория, которая могла бы вызвать интерес по оригинальности каверз и полнейшей их безнаказанности. Это типаж злой феи, которую «не пригласили», она прокляла, и далее всю сказку герои занимаются исключительно разгребанием последствий. Этот образ мог бы стать настоящей «конфеткой» для реальных нарциссических злыдней, которые именно так себя по жизни и ведут, именно такого и хотят (хотя, было бы гораздо лучше, чтобы герои расплачивались не сто лет, а вечно!) Увы, мешает кратковременность дивертисмента. Взблеснув однократно, злая фея напрочь исчезает из сюжета, и даже герои-справедливцы забывают о ней. Странно, вот уж кто-кто, а они должны помнить, бояться, мстить. И фея почему-то о своём проекте впоследствии не вспоминает — это, пожалуй, наиболее неправдоподобная деталь. Ах, если бы она появилась хотя бы ещё один раз!.. Ах, как бы её можно было любить!.. Мифы, эпос Данная стадия литературы, предшествующая сказке, вообще не подразумевает чёткого различения добра и зла. Миф показывал в древним, каким следует быть идеальному человеку — он должен совершать великие деяния, чтить богов, защищать человеческий род от чудищ и изуверов. Однако древний герой не претендует на роль морального эталона, равно как и его противники не олицетворяют, «как не надо». Случается, что обе стороны конфликта имеют свою легендарную предысторию, как, например, под Троей или на Курукшетре. К сожалению, это всё так далеко от нас, что мы не знаем, что чувствовали древние, говоря «я — Геракл» или «я — Полифем». Возможны лишь реконструкции. Данный подход, впрочем, можно было бы назвать предтечей концепта «своячества»: герой — это любой персонаж, за которым мы следим и с которым нам интересно. Рыцарский роман Именно из этого, наиболее раннего постсказочного фэнтези, растет шаблон «не важно, на чьей стороне воюешь, важно, что рыцарь». Нет, конечно, среди рыцарских романов есть «поучительные», подчеркивающие непревзойдённость протагонистов в моральном плане. Однако и там: ууу! Рыцарь в черном! Загадочный, прикольный, куртуазный! Апофеозом же данной тенденции является «Песнь о Нибелунгах», герои которой — неприкрытые подонки (автор даже, кажется, наслаждается тем, насколько подонки), но они достойно дерутся, по-самурайски презирают смерть, держат надменную аристократическую позу и поэтически страдают, погибая. Таким образом, данный стиль не просто проваливает задачу «прописывания несимпатичного зла». Он даёт мастер-класс, как заставить сердце слушателя рваться над злоключениями любого, буквально любого утырка, правильно поставив ему позу и заострив его страдания. То что у «Песни о Нибелунгах» был обширный фан-клуб, да и какой, напоминать, я думаю, не нужно. Прикольно, что дань ей отдал и Перумов, тоже большой любитель «воинов Великой Тьмы», назвав одного из своих главных героев-бунтарей «Хаген». Не влезло, продолжение в следующей части