***
Стоит открыть входную дверь и уже с порога понятно — брат дома. Вернулся раньше обещанного, чего совсем не ожидала Седжон. Она не спеша снимает уличную обувь и убирает плащ в высокий стеклянный шкаф в просторной прихожей. Аджума её не встречает, а это может означать лишь присутствие человека, который сейчас сидит в гостинной. …хозяин дома. Седжон молча смотрит на идеальную стрижку брата. Он сейчас сидит к ней спиной и делает вид, что не услышал, как она вошла. Домработница уже наливает ему зелёный чай, сталкиваясь с Седжон взглядами. Седжон хорошо знаком этот тревожный отблеск в глазах женщины, которая уже не первый год работает в их доме. …хозяин не в духе. — Опять крадёшься? — низкий свинцовый тон рассекает тишину, словно катаной. — Нет, — врёт Седжон, и голос совсем не дрожит. За последние четыре года она хорошо научилась не показывать страха перед старшим. Обходит диван, кивая аджуме, что всё будет в порядке, и смотрит, как женщина исчезает за поворотом, держа поднос в руках. Теперь Седжон стоит лицом к тому, кого так наивно надеялась не встретить по возвращению домой. Намджун всё ещё не поднимает на неё взгляда, заканчивая рабочие дела в планшете. — Я уже думал, что ты сбежала, — он безразлично отбрасывает планшет в сторону и тянется к кружке чая, всё также не поднимая на сестру взгляда. …испытывает её нервы на прочность — всегда так делает. — Ты же знаешь, бежать мне некуда, — Седжон проходит вглубь комнаты и встаёт рядом с самым дальним креслом. Масштабов их квартиры будет недостаточно, чтобы она смогла почувствовать себя в безопасности. Масштабов страны будет недостаточно. …континента недостаточно. — Знаю, — соглашается он, деловито отпивая немного чая. — Как и о твоих расходах, — он смотрит на неё из-за дымящейся чашки, которую в очередной раз подносит ко рту, делая новый глоток. — Например, я знаю, что ты на этой неделе купила себе очередную пару обуви. Произносит таким тоном, словно Седжон не ботинки купила, а подписала контракт с его конкурентами. — Мне натёрли туфли, — чистая правда. — Я бы не дошла в них до дома, — тоже правда. — Я думала, что ограничения не касаются вещей первой необходимости. Чувствует себя невыносимо униженной, когда отчитывается перед старшим за покупку, которая для их семейного бюджета стоит сущие копейки. — Да, это так, — соглашается Намджун и ставит чашку на кофейный столик. Дно мерзко звякает о блюдце, и Седжон еле сдерживается, чтобы не сморщиться. Вот только руки немеют вовсе не от звона императорского фарфора. — Но если бы ты умела держать язык за зубами, то тебе бы не пришлось ездить на вонючем автобусе. Я прав? Впервые за весь разговор Намджун смотрит на неё — глаза в глаза — что у Седжон к горлу подступает сухой ком. Лучше бы она сегодня вообще из дома не выходила. — Да, — сквозь зубы цедит Седжон. Больше не выдерживает этот безжалостный взгляд и опускает глаза в пол. Намджун победно расплывается в широкой улыбке, которая не сулит ничего хорошего. Седжон не смотрит на него, но знает это выражение лица — садист. — Я строгий, но великодушный, — спокойно произносит он, стараясь не выдавать ухмылки. Явно упивается моментом беспомощности сестры. — Поэтому, я дам тебе шанс искупить свою вину. Седжон поднимает на него непонимающий взгляд и чувствует, что его предложение ей точно не понравится: — И что же это, брат? — задаёт вопрос, но ответ слышать не хочет. …хочет оглохнуть. — Пришло время, наконец-то тебе сделать хоть что-то полезное для нашей семьи, — говорит брезгливо, словно ещё больше хочет показать своё превосходство в этой семье. Специально тянет резину, потому что жаждет пощекотать нервы младшей сестре, которая сейчас выглядит как забитая овца в перебитом стаде. Волки сожрали всех, а значит — она следующая. Седжон вопросительно вскидывает одну бровь. Слышать такие слова от родного брата — очень унизительно. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — она уже начинает подозревать, но хочет услышать это от него. Пусть посмотрит ей в глаза и скажет это сам. — Ну же, сестрёнка, — он сейчас на змею похож, а не на волка. Волк сразу убивает жертву, а змея — медленно душит, упиваясь, как её яд смешивается с последними каплями чужой жизни. Намджун тоже упивается — когда только захлебнётся? — Я думал, что ты намного догадливее. Но, видимо, был о тебе слишком высокого мнения, — делает очередной размеренный глоток зелёного чая, растягивая время как жвачку. — Это ещё раз доказывает, что я правильно сделал, решив выдать тебя замуж за одного из своих партнёров. На Седжон словно выливают таз ледяной воды. Знала, что этот день настанет, но не знала, что так скоро. У влиятельных семей браки по расчёту не редкость. Это помогает закрепиться на своём месте и расширить территории. Рано или поздно, но Седжон бы пришлось услышать эту новость — наивно полагала, что у неё ещё есть время накопить денег и сбежать подальше от тирана-брата. …ошиблась. …опоздала. Ноги начинают подкашиваться, а глаза застилает мутная пелена. Хочется облокотиться о спинку серого кресла, что стоит по левую руку, но она не доставит Намджуну роскоши увидеть её бессилие. Лишь на долю секунды прикрывает глаза, стараясь унять поднимающуюся откуда-то из солнечного сплетения волну паники. …вдох, выдох, вдох. — Почему я не могу выйти за Сокджина? — стараясь скрыть свои эмоции, спрашивает Седжон на выдохе. Она знает, что Ким Сокджин бы её поддержал — всегда поддерживал. Он мог бы стать тем самым партнёром брата, а их союз с Седжон ещё сильнее бы укрепил позиции компании на биржевой арене. Но Джин наотрез отказался вести бизнес с семьёй Лим, направив свои навыки и знания в более благородное русло — преподавание в Сеульском университете. Седжон уверена, что если Джин узнает о планах её брата, то сможет помочь. Уж лучше она будет в браке с человеком, который пальцем её не тронет, чем с незнакомцем, который — Седжон уверена в этом — старше её лет на двадцать минимум. …дождаться кончины партнёра и забрать себе его дело — легче лёгкого. Но Седжон не будет в этом участвовать. — За Джина? — удивлённо ломает брови Намджун, раскидывая руки по спинке дивана. — Разве препод из универа может быть хорошей партией для моей сестрёнки? Какой мне с этого прок? — лукаво усмехается, внимательно окидывая взглядом побледневшую сестру. — Вести со мной бизнес он отказался, а значит… — нарочито задумчиво потирает подбородок, словно действительно обдумывает предложение Седжон. — Значит этот союз мне бесполезен, — возвращает на неё стеклянный взгляд, запечатывая в энтомологическую рамку. Она для него букашка — марочный экспонат. Самая ценная в его коллекции, а оттого и требований к ней больше всего. Единственная ценность на пыльных полках его никчёмной жизни — страшно потерять. …но и удержать невозможно. Вот таким он предстаёт каждый раз перед ней: властным, бескомпромиссным и безжалостным. Человеком, который думает лишь о собственной выгоде. Ему плевать на желания Седжон, ему плевать на её просьбы и слёзы. Больше не имеет ничего общего с тем Намджуном, который катал младшую сестру на спине и провожал до здания начальной школы, раздавая «пять» её одноклассникам. Безжизненный, безэмоциональный и бессердечный. …бездушный. — То есть ты готов продать меня первому встречному ради прибыли? — это и так очевидно, но Седжон хочет, чтобы он сказал ей об этом прямо в лицо. Пусть наберётся смелости — Седжон устала геройствовать. Хочет видеть его взгляд. Как ни одна мышца на его лице не дрогнет. Как ни один мускул не шелохнётся. Как ни одно слово в глотке не застрянет, когда он будет говорить, что продаёт сестру ублюдку с толстым кошельком. — Не продать, а заключить партнёрскую сделку, — невинно исправляет её Намджун. — Джин, конечно, хороший парень, и мы дружим ещё со школы, но он не выгодная партия для моей Седжон, — качает серебряной головой, словно ему и правда жаль. Глупо было надеяться, что брат одумается и прислушается к её словам, но не глупее того, что уже вертится у на языке: — Мы не в династии Чосон — я не твоя собственность, — снова не может промолчать, когда следовало бы. Намджун резко меняется в лице и садится ровно. Тянется за кружкой чая и неторопливо подносит к губам, словно обдумывает только что сказанные сестрой слова, глядя в одну точку где-то у неё под ногами. Делает неспешный глоток и теперь уже прямо в глаза ей смотрит. Холодок пробегает по спине Седжон от этих вечных айсбергов в его радужках, что так похожи на её собственные — единственное семейное сходство. — Ну вот опять, — он всё ещё держит кружку перед собой. — Я думал, что мы обо всём договорились, — устало выдыхает, продолжая проникновенно смотреть, будто пробираясь жидким озотом в живые ткани. — Ты не перечишь мне, а я даю тебе всё, для комфортного существования. Неужели это так сложно? — Иногда, просто невозможно молчать. Седжон не боится посмотреть ему в глаза, но это как смотреть в глаза хищнику, который готовится к прыжку — смертельно опасно, и ты уже и сам жалеешь, что ввязался в эту игру. Но Намджун хуже хищника. Животное наиграется и убьёт, а Лим Намджун лишь издевается. Изводит и упивается беспомощностью младшей сестры, которая полностью в его власти. Шага без его ведома ступить не может. Он контролирует все её траты. Отбирает машину, когда она «плохо» себя ведёт. Посылает личного водителя, чтобы точно убедиться, что сестра явится к нему, несмотря ни на что. Терпеть не может, если она ослушается и перечить вздумает. А Седжон только и делает, что протестует день ото дня. Лязг стекла простреливает грудную клетку Седжон, будто токовый разряд. Намджун с шумом возвращает чашку на блюдце и поднимается с места. За долю секунды оказывается вплотную: стоит и смотрит на неё сверху вниз, нависая, словно грозовая туча. Если взгляд Седжон можно сравнить с ледяной стеной, то взгляд Намджуна — целая Арктика. — Ещё одно слово и моё терпение закончится, — шипит он сквозь плотно стиснутые зубы. Седжон не двигается, продолжая смотреть в упор, но знает — брат сжимает сжимает. Будто ныряет прямо в свинцовую бездну, что по радужке его разливается. Во рту всё пересохло, и Седжон проводит шершавым языком по нёбу, словно пробует на вкус то, что собирается сказать: — Я буду терпеть, — голос не дрожит. — Буду молчать. Буду говорить то, что ты хочешь услышать, — с вызовом смотрит в такие же серые глаза, как собственные. — Но я не выйду замуж ни за одного твоего партнёра против своей воли. Я не стану плясать под твою дудку, как безвольная марионетка. Я не стану твоим оружием, ты меня понял? С каждым словом голос всё громче и увереннее, словно Седжон вкладывает в слова всю волю, что у неё ещё осталась. Решительно смотрит на старшего и ждёт ответа, но тот молчит. …секунда, две, три. Так и стоят, глядя друг на друга как две изголодавшиеся гиены, что вот-вот готовы сожрать сородича, лишь бы самому не сдохнуть от голода. На мгновение Седжон верит, что достучалась до него. Что он просто горд, чтобы вот так открыто принять своё поражение. Она понимает, что Намджун никогда открыто не скажет, что сестра победила. Поэтому она разворачивается в сторону кухни и уже собирается уходить, как жилистая мужская ладонь с силой хватает её за запястье, вынуждая обернуться. И как только Седжон могла быть настолько наивной, действительно поверив, что сможет уйти из этой комнаты с высоко поднятой головой? …ошиблась — снова. …как глупо. Брат с силой держит её, не оставляя ни единого шанса вырваться из тисков. Седжон дёргается, но безрезультатно. Стянутая боль отдаётся где-то в кисти, что ещё чуть-чуть и останутся синяки. — Мне больно, — собирая остатки своего достоинства, Седжон серьёзно смотрит на брата. — Отпусти. Пытается второй рукой помочь себе освободиться и чувствует, как дрожат её пальцы. …она вся дрожит. — Ты уже моя марионетка, сестрёнка, — наконец подаёт голос Намджун, заглядывая безумными глазами в перепуганное лицо Седжон. — И чем раньше ты с этим смиришься, тем проще тебе будет жить. Каждое его слово пропитано кислотными токсинами, разъедающими ещё живое сердце Седжон, будто серная кислота. Каждая буква сочится злобой и яростью, вскипающими в груди. Каждая клеточка его тела заполнена смертельным ядом, а у Седжон сегодня с собой нет противоядия. Она знает, что ещё немного, и одним синяком на руке ей не обойтись. Намджун держится из последних сил — все нервы сжались в тугой комок — и у него, и у неё. — Я никогда не смирюсь, — Седжон ещё пытается угрожать, но видит, что брата этим не испугаешь. Мерзкая самодовольная ухмылка появляется на его лице, отчего ещё больше не по себе становится. Словно ещё чуть-чуть и Намджун окончательно обезумеет. Он хмыкает куда-то в сторону, буквально на один миг прерывая зрительный контакт, и снова обращает внимание на сестру: — Это мы ещё посмотрим, — он больше не улыбается. Холоден и безразличен. — Посмотрим, — Седжон рывком освобождает руку из ловушки, но Намджун теперь и не держит её вовсе. Считает, что она уже его марионетка? Похоже, его ждёт сюрприз. Ведь Седжон не безвольная кукла — она оружие без предохранителя в его нагрудном кармане. И скоро — она выстрелит. Намджун возвращается обратно на диван, а Седжон больше не спешит на кухню. Уверенным шагом направляется обратно в прихожую и агрессивно зашнуровывает ботинки, которые купила в среду. Идти ночью на улицу на каблуках — плохая идея. Уж лучше заработать себе очередные мозоли, чем быть спутанной с «ночной бабочкой». — Далеко собралась? — Намджун доливает в опустевшую чашку крепко заваренный чай и даже не оборачивается в её сторону. — Подальше от тебя! — выкрикивает Седжон. — Тогда, удачно тебе побомжевать, — ухмыляется он, снова включая рабочий планшет. — Спасибо! — столько яда вкладывает в это слово, сколько успела впитать в себя за их диалог. Входная дверь с грохотом закрывается, а Намджун продолжает ухмыляться себе под нос. Уверен в своей правоте и ничуть не переживает, что что-то может случиться с младшей сестрой в позднее время суток. Ни грамма не сомневается, что меньше чем через час она снова попытается прокрасться незамеченной в свою комнату мимо его кабинета, дверь которого, конечно же, он специально оставит открытой. …он будет её ждать. Аджума подходит к журнальному столику, чтобы поставить вазу с печеньем. Слышала всё, что было сказано в этой комнате минутами ранее — это уже не в первый раз. Она много лет работает на эту семью и знает, как изменился молодой хозяин за последние годы. Душа болит за юную Седжон, которая даже в родном доме не может почувствовать себя в безопасности. Но вмешиваться в их семейные дела женщина не имеет никакого права. Она молча забирает опустевший чайник, лишь украдкой посмотрев на хозяина. — Не смотрите на меня так, аджума, — Намджун словно читает её мысли. Берёт со стола печенье, не отрывая взгляда от работы, и откусывает половину. — Всё равно никуда не денется. Вернётся максимум через час. Ей некуда идти, — он будто отчитывается перед женщиной за своё спокойствие. А может, и перед самим собой. — Она ничего без меня не может. Она должна это понять, и чем быстрее, тем лучше, — ровным низким голосом произносит он, словно от этих слов им обоим должно стать легче. …словно искренне в них верит.***
Единственное о чём сейчас молится Седжон — хоть бы не встретить Юнги. После очередной ссоры с братом чувствует себя максимально разбитой. Стойко приняла каждое сказанное им слово, что было направлено на то, чтобы подорвать моральное состояние, уничтожить изнутри её достоинство. Чтобы ничтожеством чувствовала себя Седжон, а не Намджун — ведь он та ещё пыль. Оседает в лёгких, перекрывает кислород — душит. Седжон понимает, что если сейчас встретит Шугу, то точно больше не сможет сдерживать последние крупицы самообладания. И после фразы «как дела?» — которую он точно произнесёт следом за невинной шуткой — Седжон разрыдается прямо у него на глазах. Это точно не то, что ей сейчас нужно. Отчаянно не хочет выглядеть в его глазах слабой и беспомощной. После этого точно никогда в его сторону посмотреть не сможет, а избежать не получится: они живут в одном доме и видятся чаще, чем следовало бы. Решает пройти мимо лифта и направляется к лестнице, которой жители этой многоэтажки пользуются лишь в экстренном случае — никогда. Знает, что это самый безопасный путь за пределы проклятой темницы из металла и стекла, в которой Седжон заточена уже четыре года. Старается не думать о том, что произошло только что в гостиной. Быстро спускаясь вниз на первый этаж и, убедившись, что в лобби никого нет, вылетает на свежий воздух ночного Сеула. Впопыхах даже не успела застегнуть свой плащ, который в спешке надевала уже за пределами квартиры. Сбежала из собственного дома в попытках избавиться от ненавистного самодовольного лица, которое больше не принадлежит её брату. В такие моменты, как этот, самое страшное — поддаться накрывающей панике и остаться одной. Поэтому Седжон достаёт из сумки телефон и, следуя в сторону автобусной остановки, пишет лучшей подруге с просьбой остаться с ночёвкой. «Прости, я сегодня не настроена на девичник», — получает короткий отказ и тяжело выдыхает воздух из лёгких. Седжон не называет истинной причины своего сообщения, да и не хочет этого делать. Никогда не делится с Джуын проблемами в семье, ведь та не поймёт. В семье Пак ничего подобного никогда не происходило, и Седжон уверена, что Джу даже не знает, что такое действительно может случиться с кем-то вне кино. Дорога уже почти опустела, и Седжон бредёт к остановке, так и не встретив за всё время ни одного автобуса. Это начинает напрягать, ведь денег на такси куда-либо у неё не хватит. Уже печатает сообщение Ханне, как вспоминает, что та ушла в поход на все выходные. Видит истории от Миён в соцсетях — она сейчас тусуется в каком-то ночном клубе со своим новым дружком. — Гадство, — тихо выгуривается Седжон, с досадой запрокидывая голову к небу и стараясь не думать о том, что осталась совсем одна. …а ведь именно сейчас она больше всего нуждается в ком-то. Уже принимает решение ехать на вечеринку к Миён в надежде, что это поможет развеяться, как слышит звук, приближающегося транспорта. Отрывает взгляд от телефона и понимает, что сама не заметила, как добралась до знакомой пыльной лавки под стеклянным навесом у края дороги. Автобус тормозит и открывает двери, ожидая своего единственного пассажира. Седжон внимательно смотрит на светящееся табло, где написан знакомый номер маршрута — маршрута, который через полчаса доставит её к дому, где живёт последний человек в этом городе, к которому она могла бы обратиться за помощью. Человек, который вызывает у неё такие противоречивые чувства, что аж дыхание перехватывает, стоит взглянуть ему в глаза. — Девушка, — из мыслей выбивает голос водителя. — Следующий автобус будет не раньше, чем через полчаса. Едете? Намджун прав — ей некуда идти. Нет никакого запасного варианта, где бы она смогла укрыться от его слов и действий. Нет человека, который бы смог спасти её из бесцветной темницы многоэтажной клетки. Находясь в какой-то прострации, Седжон убирает в сумку телефон и достаёт горсть мелочи, что припасена на билет. Поднимается по ступенькам в полупустой салон, где кроме водителя сидит лишь парочка шумных подростков, которые явно просрочили свой комендантский час, и их дома ждут большие неприятности. Да двое мужчин, явно засидевшиеся в своих офисах дольше, чем следовало. — Еду, — негромко произносит она, протягивая деньги за проезд.***
— Как прошло свидание? — интересуется Чонгук, непрерывно кликая по кнопкам джойстика. Даже не думал отказываться, когда получил предложение от Ви, порубиться в приставку с пивом и пиццей. — Чувак, это пиздец, — Ви нервно встряхивает свой джойстик, проиграв раунд. — Такого разочарования в девушках я давно не испытывал. Откладывает консоль в сторону и тянется за новыми банками пива, что стоят под журнальным столиком и ждут своего часа. С характерным звуком открывает металлическую крышку и протягивает другу прохладный напиток. — Хён, только не говори, что я тебя не предупреждал, — Чонгук отпивает немного пива и продолжает: — Они же все пустышки. Только строят из себя невесть что. Замолкает, так как видит, что Ви с неодобрительным прищуром смотрит на него, делая глоток. Тэхён уже было собирается что-то ответить на резкое высказывание, но Чонгук внезапно вскакивает с дивана, едва услышав дверной звонок: — Я уже заждался, — недовольно бормочет он, вылетая в прихожую. Нетерпеливо отпирает дверь и хмурится, так как на пороге оказывается далеко не желанная пицца. — В доставке подрабатываешь? — удивляется, заглядывая за спину девушки в надежде увидеть сумку с едой. Лим Седжон стоит по ту сторону квартиры и удивлённо разглядывает Чонгука. Ожидала увидеть Тэхёна или Хосока, но никак не фотографа, который на дух её не переносит. Она нерешительно смотрит через его плечо вглубь квартиры, стыдливо топчась на одном месте. Из гостиной доносятся звуки видеоигры, которую парни поставили на паузу после завершившегося раунда. Вполне ожидаемый досуг, но Седжон даже не подумала, что у Тэхёна с Хосоком могут быть сегодня гости. Притвориться, что она ошиблась адресом уже не получится, а сказать правду, когда в квартире Чонгук — не сможет. — Я, наверное, не вовремя, — понимает, что она им тут сейчас совсем некстати. Но когда Седжон сидела в автобусе, то у неё и мысли не возникло, что её могут выгнать. — Гук, чего так долго? Из-за угла появляется Ви, останавливаясь в паре метров от входа. И, узнав в «доставщике» своего репетитора, удивляется не меньше, чем Чонгук минуту назад. Вальяжно запускает руки в карманы серых спортивных штанов, которые теперь только дома носит, и косится на настенные часы. В такое время редко на пороге их с Хосоком квартиры можно встретить кого-то кроме курьера из ближайшего ресторана. Чонгук оборачивается на него, обиженно сводя брови на переносице и всем своим видом показывая, как разочарован приходу Лим Седжон. Она даже пиццу с собой не принесла — только отвлекла от игры. Он что-то недовольно бормочет, адресованное незваной гостье, но Седжон его игнорирует, делая вид, будто не слышит. Смотрит лишь на Тэхёна не моргая, словно в безмолвной просьбе «только не прогоняй». Шум со стороны лифта разрывает неловкость, повисшую между ними, и Чонгук тут же выглядывает в подъезд, словно на его пути не стоит Лим Седжон. Буквально выхватывает у курьера коробки с едой и, игнорируя всех, спешит обратно к дивану, где из их забытого пива неумолимо быстро выветриваются пузырьки хмеля. Седжон заходит следом и аккуратно прикрывает за собой дверь. Разуваться не спешит, ведь официально ей никто не разрешал войти. …но главное, чтобы не прогнали. — Что-то случилось? — наконец-то обеспокоено спрашивает Тэхён, когда они остаются наедине. Уверен, что только серьёзная причина заставила бы Лим Седжон появиться на его пороге в такое время и без предупреждения. Она медлит с ответом, словно пытается в голове представить, как будет лучше звучать: — Наверное, стоило сначала позвонить, — осторожно начинает она и видит, как серьёзно её слушает Тэхён. Боится просить разрешения остаться на ночь, ведь страшно услышать отрицательный ответ. Но вернуться в квартиру, где её ждёт брат — намного страшнее. — Я могу здесь переночевать? — интересуется, потупив от неловкости взгляд. Сейчас Ви замечает, что на ней всё та же одежда, что и днём, только обувь сменила на те самые ботинки, что стёрли её ноги в кровь. Эту жёлтую строчку по периметру подошвы Тэхён будет помнить ещё долго. Видит смущённость Седжон и не спешит задавать вопросы, а может — не хочет знать причину. Лишь безмолвно кивает, приглашая войти. У неё камень с души падает, словно до этого барахталась в ледяной воде из последних сил и в последний момент поймала спасательный круг, потеряв все надежды. Снимает ботинки и отставляет в сторону к хозяйской обуви, убирает верхнюю одежду в шкаф и проходит в гостиную, где Чонгук уже развалился на диване, доедая первый кусок пиццы. — Чувствуй себя как дома, — Тэхён стоит, дожидаясь, когда Седжон покажется в комнате. — Короче, как обычно, — слегка улыбается, наблюдая за всё ещё растерянной девушкой. — Она что, тут уже не в первый раз? — бубнит Гук, запихивая себе в рот корочку от пиццы. — Чел, а как по твоему она узнала мой адрес? — усмехается Ви, наблюдая за сменой эмоций на лице Чонгука. — Все в интернете знают, где живёт бывший академщик Ким Тэхён, — в своей привычной манере источает сарказм Седжон и садится на барный стул, подтягивая одну ногу к груди. Чонгук удивляется её дерзости: раньше ему не доводилось общаться один на один с королевами улья. И уж тем более он и представить не мог, что проведёт вечер в компании одной из них. А эта букашка сейчас сидит в паре метров от него и изучающе смотрит. Он и сам внимательно следит за каждым её действием, медленно дожевывая сыроватое тесто, словно Лим Седжон в любую секунду может выпустить своё жало. — Не смотри так, — наиграно дерзко заявляет Чонгук, прикрывая крышку коробки от Седжон. — Мы на тебя не рассчитывали, так что делиться я не собираюсь, — обиженно бормочет, стараясь за этой шуткой скрыть свою неловкость от её присутствия. — Я не голодная, — говорит правду, ведь она уже сыта по горло сегодняшним днём. — Мы собирались играть в видеоигры до утра, — информирует Ви, плюхаясь на диван рядом с Чонгуком и хватая джойстик. Седжон слегка закатывает глаза от услышанного, словно это самое банальное, чем могут заниматься двое парней на выходных. — Развлекайтесь, — ведёт плечом она. — Представьте, что меня здесь нет. — Уже, — зачем-то язвит Чонгук, хотя Седжон ничего плохого ему никогда не делала. В любой другой день такое отношение к себе со стороны какого-то малознакомого парня никогда бы её не задело. Но сегодня произошло слишком много всего, чтобы она могла сохранять свою холодность до последнего. Что-то неприятно режет в районе грудной клетки, подбираясь к горлу, будто где-то в её рамёне было битое стекло. Как ни крути, обидно слышать гадости, кто бы их ни говорил. Старается игнорировать его слова и больше не смотреть в сторону Чонгука, который уже увлечённо выбирает персонажа для следующей схватки и совершенно не думает о том, что его слова могут кого-то зацепить. …однако зацепили. — Ты можешь отдохнуть в моей комнате, — Тэхён не обращает внимания на уже начавшийся раунд. — Чистые вещи есть в шкафу. И Седжон молча кивает, спрыгивая со стула. Уже направляется в тэхёнову спальню, но останавливается в проходе и неожиданно спрашивает: — А Хосок где? — Уехал до понедельника, — пожимает плечами Ви. — Поэтому мы и здесь, — указывает взглядом на пустые пачки чипсов и жестяные банки, разбросанные по полу. События сегодняшнего дня дали понять, что Седжон не зря рисковала, связавшись с Чон Хосоком. И раз уж она сегодня здесь, то могла бы заодно убедиться, что он выполнит свою часть сделки. …потому что никаких сомнений в правильности принятого решения больше нет. — Понятно, — больше ничего не говорит и исчезает из виду в тёмном коридоре. Парни слышат, как закрывается дверь в спальню, и Тэхён уже собирается вернуться к игре, как чувствует на себе презрительный взгляд справа: — Что? — он непонимающе смотрит на хмурое лицо Чонгука, вскидывая брови. — Она уже и с Хосоком успела познакомиться? — абсолютная серьёзность Чонгуку очень не идёт. — Гуки, ты ревнуешь? — наиграно глупо хихикает Ви и игриво тычет друга пальцем в плечо. Чонгук перехватывает его руку, отбрасывая в сторону: — Нет, просто я удивлён, что вы смогли так сблизиться, раз она уже приходит к тебе ночевать без предупреждения. Тэхён и сам такого не ожидал. Но раз Седжон появилась посреди ночи на его пороге, то точно не без веской причины. — Я думаю, у неё что-то случилось, — Тэхён серьёзно смотрит перед собой, задумываясь о чём-то. — Мы не в таких отношениях, чтобы проситься на ночь. Абсолютно уверен: после того, как они виделись днём, с ней что-то произошло. Может, это как-то связано с той встречей, на которую торопилась Седжон? Тэхён не знает, но постарается выяснить. — Это уж точно, — беззаботно хмыкает Чонгук, возвращаясь к игре.***
Day 6 — I Need Somebody
В комнате полумрак, горит лишь настольная лампа, и Седжон не спешит включать общее освещение. От светильника идёт тёплый свет и это единственное, что согреет её этой холодной осенней ночью. Заглядывает в уже знакомый шкаф Ким Тэхёна и перебирает стопку вещей, на одной из полок. Аккуратно подносит к носу спортивные штаны и футболку, убеждаясь, что они чистые. На всякий случай проверяет замок на двери, чтобы никто не вошёл и не увидел того, чего не следует. И переодевается в мужские вещи, которые первыми попались на глаза. Несмотря на то, что Ви всего на полголовы выше, его одежда ей совсем не по размеру. Длинные штаны приходится засучить, оголяя щиколотки, и крепко завязать шнурки на талии, чтобы брюки с неё просто не свалились. Рукава футболки доходят до локтя, что хочется их немного закатить. А хлопковый подол такой длины, что можно было штаны и вовсе не надевать — у Со Миён есть юбки намного короче. Седжон подходит к зеркалу и понимает, что это та самая футболка с эмблемой рок-группы, которая была на Тэхёне тем вечером, когда они прятались под лестницей в тёмном переулке — в среду. Сейчас от одежды пахнет свежестью стирального порошка, словно она и вовсе не принадлежит Ви. Седжон слегка усмехается, глядя на свой нелепый внешний вид: такого завершения сегодняшнего дня она точно никак представить не могла. Только сейчас замечает, какой беспорядок в его комнате: разбросаны носки и грязные тёмные футболки, на стуле лежит комок, смутно напоминающий одежду, в которой он был сегодня днём. Только бежевое пальто аккуратно висит на вешалке на приоткрытой дверце шкафа. На столе тоже бардак: открытый уснувший ноутбук, а поверх клавиатуры куча листов с записями по высшей математике, которой, судя по всему, Тэхён самостоятельно занимался. Собственный почер узнать несложно — это её конспекты. Присылая их, Седжон даже не надеялась, что Ви откроет их — а он даже распечатал. От увиденного на душе становится инородно тепло, словно светильник, освещающий комнату, горит прямо в груди. На полях свежие заметки карандашом и нарисованные какашки, что вызывают непроизвольную улыбку — ну и придурок. Рыться в чужих вещах не хорошо, но ведь Тэхён сам сказал чувствовать себя как дома. Поэтому Седжон перекладывает в сторону один листок за другим, рассматривая очередные каракули. Буквально представляет, как Ви зло рисует очередной член рядом с непонятной ему темой. Кривая усмешка штопает тоскливые дыры потрёпанной души — Тэхён просто невозможен. Под конспектами — книга — раскрыта примерно на середине и повёрнута обложкой вверх, и название Седжон хорошо знакомо. Переплёт выглядит так, словно с ним обращались самым неподобающим образом, безжалостно заламывая развороты. Тяжело вздыхая от такого недолжного отношения к литературе, Седжон разочарованно качает головой. Берёт её в руки, разворачивая текстом к себе — любопытно, до какого же момента Тэхёну хватило терпения дочитать. Поверх напечатанных букв отчётливо виднеется уже знакомый тэхёнов почерк, вызывая ещё большее негодование от такого быдланского поступка. Глава заканчивается на середине страницы и, пробежавшись взглядом по разрисованному листу, Седжон понимает — это не каракули, а ноты. Пятном вишнёвого сока пестрит гитара в руке Хосока, которую Седжон видела совсем недавно. Была тогда удивлена, узнав, что Ким Тэхён занимается музыкой. Она не знает всего, к чему привело его это увлечение, поэтому, ничего не подозревая, решает хоть глазком взглянуть на текст песни, что занимает всё свободное пространство на странице. Строчки перед глазами начинают плыть, словно за пеленой находятся. Седжон не сразу понимает, что это слёзы, выступившие на глаза, затуманивают взгляд. Это не просто слова, что Ви нацарапал, зверски испоганив страницу. Это не просто книга, которая по счастливой случайности попалась ему под руку. И это не просто песня, а песня о любви. И о такой, какой никогда не будет между Седжон и парнем, который написал это — взаимной. Всё ещё держа дрожащими руками новый, но уже потрёпанный переплёт, она растерянно оглядывается по сторонам, не находя себе места. Дыхание учащается, а сердце вот-вот пробьёт грудную клетку. Серые глаза непонимающе бегают из одного угла комнаты в другой, ища безопасное место для укрытия, но ничего не находят. Всё в этом помещении принадлежит Ким Тэхёну, который влюблён в её лучшую подругу. Настолько, что написал ей песню в книге, которую читал ради Джуын. В голове роятся образы, как Ви сидит за этим самым столом, читает книгу и думает о Пак Джуын. А затем берёт ручку и пишет строчки, в которых наконец-то может рассказать о пылающих неконтролируемой страстью чувствах. …в жизни он вряд ли сможет подобрать правильные слова, чтобы признаться ей. Внимание фокусируется на смятом покрывале со звериным принтом, что небрежной кучей валяется на двуспальной кровати. Поверх него лежит та самая вишнёвая гитара, и теперь картина в голове складывается в предательский пазл: Ви лежал в своей кровати, играл на гитаре и мечтал о Джуын. Седжон осторожно возвращает книгу на прежнее место, словно и не видела её вовсе. Непослушными руками хаотично раскладывает листки со своими конспектами так, как они лежали прежде. Пытается прикрыть ими то, что для её глаз не предназначалось. Паршиво, что буквально в душу Тэхёну залезла, а теперь льняными нитками рвётся её собственная. Точно до этого момента Седжон и не осознавала вовсе, что Ким Тэхён действительно влюблён в её подругу. Как будто забыла о том, с чего начались их совместные занятия, а теперь это осознание лавиной сходит на неё, погребая под неподъёмной ношей губительной реальности. Из последних сил сдерживает слёзы, которые уже предательски душат, и ещё раз смотрит на нелепые рисунки синей ручкой на полях своих лекций — той же самой ручкой, которой песню о любви писал. Для той, с кем ему помогла сблизиться Седжон. Обидно. Очень сильно. Не то, чтобы была надежда, что Ви влюбится в Седжон, пока она помогает ему с Джуын. Просто, как ни странно, Тэхён единственный, кому она может сейчас довериться. К кому смогла пойти за помощью, когда осталась абсолютно брошенной и загнанной в угол. Кто не смотрит на неё осуждающе, сочувствующе или уничтожающе. Он как будто видит её за этой ледяной стеной, которую Лим Седжон воздвигла вокруг себя, стараясь не подпускать слишком близко — все её попытки остались тщетны. Начало казаться, точно он разглядел её настоящую, а не тот образ, что был создан для отвода глаз. Но он не только не сумел растопить ледяное стекло аквариумной жизни Лим Седжон, но даже не стёр испарину с витрины истинной сущности Пак Джуын. Он влюбился. Действительно влюбился. Седжон как будто и вовсе не понимала к чему ведёт её помощь Тэхёну. …и к чему она в итоге привела. Щелчок выключателя и холодное одиночество заполняет комнату, вытесняя весь свет обратно в коридор через щель под дверью. Жизнь кипит в гостиной, а спальня превращается в усыпальницу разбитых надежд. Теперь Седжон одна: ни подруг, ни семьи, ни брата, ни друга. Страшно и больно. …невыносимо больно. В кромешной тьме она подходит к кровати. Аккуратно двигает гитару в сторону, хотя настроение сейчас такое, что хочется разбить её о стену — сделать так же больно, как сделали ей. Уничтожить всё, что попадётся на пути. Нет ничего больнее для её израненной души, чем осознание полного одиночества. Одеяло обнимает, будто пытаясь унять боль, что уже не уживается в хрупком теле, желая вырваться наружу. Кровать пропитана запахом Тэхёна — Седжон только сейчас понимает, что это именно он. Это ужасно. Просто невыносимо. Утыкается лицом в подушку и беззвучно воет, давясь слезами невыносимой обиды. Сдавленные стоны вырываются один за другим, и она старается заглушить их, не желая привлекать внимания парней, которые в соседней комнате беззаботно проводят субботний вечер. Слишком долгий день — как и все предыдущие. Только сегодня предел нервного напряжения Лим Седжон сорвал все предохранители. Нет сил больше терпеть всё, что свалилось на голову. И не просто свалилось, словно Седжон сама летит с обрыва, полностью понимая, что вот-вот погибнет, но желанное забытие никак не наступает. Она словно зависла где-то на границе жизни и смерти с полным осознанием безысходности своего положения. Но сделать с этим ничего не может. Сил хватает лишь на то, чтобы сжать края подушки до побеления костяшек и ещё сильнее уткнуться лицом в просыревшую наволочку. Хочется исчезнуть здесь и сейчас. Просто исчезнуть, лишь бы ничего не чувствовать — ни боли, ни страха, ничего. …хочется умереть. Даже сейчас в её голове проскальзывает вопрос: как часто Тэхён думает о Джуын перед сном? Ответ не заставляет себя долго ждать, ведь она точно уверена, что думает он о ней каждый день, просыпаясь и засыпая в этой комнате. Ещё и лёжа на этом самом месте — на этой подушке, что впитала не только его запах, но и сокровенные мысли. От слёз начинает тошнить. Давление поднимается, а голова начинает кружиться из-за нехватки кислорода. Всё тело содрогается от всхлипов, а наволочка пропитывается солью. И Седжон еле сдерживает звуки боли, которые так и рвутся из её груди. Нельзя. Не здесь. Не тогда, когда Тэхён и Чонгук сидят в соседней комнате. Перед ними Седжон не покажет себя слабой. Она никогда не показывает себя слабой. Просто не может вытерпеть жалости к себе в чужих глазах. Этого хватило на похоронах отца, когда все смотрели на неё как на прокажённую и делали этим только хуже. А потом болезнь матери — теперь все смотрели на неё как на жалкую сиротку. Не из-за травмы бросила танцы — из-за жалости к себе в глазах друзей. Это невыносимо. Это то, чего врагу не пожелаешь. Но это то, что сделало её сильнее, что сделало её именно той Лим Седжон о которой шепчется весь университет за спиной. Её боятся и ей восхищаются, потому что не знают, что внутри она просто уничтожена. Тихий скрип двери возвращает сознание в реальность. Она замирает, стараясь не подавать признаков жизни — почти получается. Уже знает, что это Тэхён стоит и смотрит в небольшую щёлку, запуская в помещение свет из коридора — больше некому. Пришёл проверить, как она там — садист, добивает только. Она не желает чувствовать к себе такой заботы — его заботы. Лучше бы он её не пустил, посмеялся и прогнал. Вынудил бы вернуться с позором в Каннам и доставить брату удовольствие упиваться её беспомощностью. Всё, лишь бы не получать ложной надежды о его небезразличии. Седжон задерживает дыхание и впервые — за последние долгие минуты — слёзы. Мысленно просит его уйти и оставить её одну. Не вынуждать показываться в таком виде — искалеченной и уничтоженной. Слышит как Тэхён шёпотом зовёт её, произнося лишь имя. От этого тихого голоса хочется кричать во всё горло, лишь бы унять собственные терзания. И она еле сдерживается, чтобы ещё больше не разреветься. Дверь закрывается и Седжон слышит, как Ви говорит Чонгуку, который, видимо, стоит прямо за дверью, «она спит». Мужские голоса отдаляются и совсем утихают, а значит их обладатели вернулись обратно в гостиную. Седжон слушает всепоглощающую тишину и тонет в ней, стараясь отогнать лишние мысли от себя подальше. И ей это практически удаётся: на мгновение даже кажется, словно она вот-вот погрузится в сон. Но одна мысль, одно имя и одно воспоминание, как слёзы, что несут с собой целый поток эмоций и чувств, с новой силой вырываются наружу, тоже не желая оставлять её одну.