***
— Так ты с братом живёшь? — Юнги протягивает ей варёную кукурузу на палочке. — Да, — стоило Седжон показать на палатку с уличной едой, как Шуга тут же купил для них перекус. — Он часто в командировках по работе, поэтому в основном дома только я и аджума. А ты? Она делает небольшой укус и чувствует, как зёрнышки приятно лопаются во рту. Этот сладко-солёный вкус напоминает о чём-то далёком, словно из прошлой жизни — из детства. Родители привозили их с Намджуном на Намсан несколько раз в год. Отец всегда покупал всякую, как называла это мать, «уличную гадость», а брат катал Седжон на раме велосипеда. А ведь ей уже начало казаться, что все эти воспоминания она придумала себе сама. Лишь единственная фотография, что стоит на её рабочем столе, напоминает о том, что это был не сон и не фантазия. Это единственная вещь, которая сохранилась в память о тех временах. И, глядя на их счастливые лица на фото, Седжон словно наяву видит, как отец делает этот снимок, пока мама стоит рядом и улыбается, глядя на то, как дружны её дети. Интересно, что бы она подумала сегодня, если бы узнала, во что превратилась их семья, крепкие узы которой, безжалостно разорваны в клочья. В такие моменты Седжон даже будто рада, что мать больше не может вспомнить их с Намджуном. …Седжон бы тоже хотела многое забыть. — Я живу с родителями, — отвечает Шуга, прожевав кукурузу. — У отца адвокатская фирма, там работают два моих брата. Отец мечтает, что я тоже пойду по семейным стопам. — Седжон понимающе кивает, а он продолжает: — Нас в семье четверо. Я самый младший, поэтому родителям до меня и дела не было, пока самый старший — Джиху — не бросил всё и не уехал в Нью-Йорк, — он усмехается, глядя куда-то под ноги Седжон. Кажется, Юнги восхищает поступок брата — Седжон своим братом тоже когда-то восхищалась. — Отец был просто в бешенстве, когда узнал, что хён решил уйти из семейного дела и открыл своё агентство в Америке. Его лишили родительской поддержки, а меня взяли в оборот, — он опять усмехается, качая головой. — Я, конечно, люблю хёна, но он мне знатно поднасрал. Шуга буквально вгрызается в несчастный початок кукурузы, что Седжон не нужно много времени, чтобы догадаться о его истинных чувствах. В карих глазах прочитала, что с отцом у Юнги не всё гладко — похоже, идеальных семей и правда не бывает. …хотя у Седжон раньше была. — Ты поэтому учишься на адвоката? — ответ ей и так очевиден, но больше она не знает о чём разговаривать. Юнги делает большой глоток газировки, словно обдумывает ответ. Они уже несколько минут стоят в очереди на канатный подъёмник. Шуга, конечно, обещал прогулку по парку, но намного приятнее спускаться с горы вниз, чем ползти самостоятельно вверх. «Ночные виды с горы для туристов», — высказал своё мнение Юнги, и к его удивлению Седжон с ним полностью согласилась. — Я уже говорил, что мы с Ви чуть не загремели за решётку в уличной потасовке, — он опускает взгляд на покусанную кукурузу, покручивая её в руке. — В тот день, в зале суда, перед началом последнего заседания мы с Ви встретились взглядами. И в его глазах я увидел то, чего не видел никогда — это был страх. Остальным троим из нашей компании уже успели дать срок. И в тот день должны были озвучить наш приговор. — Седжон молча ест, стараясь не комментировать, чтобы не спутать мысли Шуги, которые он с трудом формулирует. По нему видно, как эти воспоминания будоражат кровь в его жилах. — Мы с Ви лишь посмотрели друг на друга и всё сразу поняли — нас посадят. Отец был нашим адвокатом на каждом слушание. Он из кожи вон лез, — голос дрогается лишь сейчас. — Тогда, в зале суда, мой отец совершил просто невозможное, — Юнги поднимает взгляд на Седжон и абсолютно серьёзно смотрит ей в глаза. — Когда он выиграл дело, я клянусь, это было самое крутое, что я видел в своей жизни. Седжон вдруг впервые хочется обнять постороннего для неё человека. Этот парень, с которым они до недавнего времени лишь изредка здоровались в лифте, сейчас открыл перед ней душу. В его глазах цвета жареного фундука она видит столько искренности, сколько не видела за всю свою жизнь. Он рассказывает ей о таких вещах, о которых не каждый захочет вспоминать, а Юнги поделился с ней. Потому что доверяет? Или потому что думает, что она сможет его понять? — Так это не он тебя заставил… — она не успевает договорить, как Шуга перебивает: — Нет. Я решил стать адвокатом, не потому что этот старый говнюк хотел, чтобы я плясал под его дудку. Я хочу так же бороться за справедливость. Хочу быть героем для кого-то. Стоит отдать должное Мин Юнги: не смотря на все разногласия с отцом, он искренне восхищается им. Для своего младшего сына, который по дурости своей попадал в передрягу, он настоящий герой, который не носит плаща. — С едой в кабинку нельзя, — усталый голос работника парка прерывает их душевный разговор. Юнги равнодушно выбрасывает недоеденную кукурузу в урну и ждёт свою Седжон у фуникулёра. — Им жалко, что ли? — недовольно бубнит она, заходя в кабинку вслед за Шугой. И активно пережёвывает зёрнышки кукурузы, которыми успела набить рот в последний момент. В кабинке помимо них никого нет, но Седжон больше не чувствует неловкости рядом с Шугой. Как ни в чём не бывало, достаёт телефон из сумки, чтобы запечатлеть потрясающий вид на город, который вот-вот откроется им. Обычно она таким не занимается, но ей хочется сохранить в памяти место, которое напоминает о детстве. Осматривается по сторонам, наслаждаясь видом на разноцветные макушки осенних деревьев в парке, и уже готовит мобильник, чтобы сделать снимок. — Посмотри на меня, — неожиданно просит Юнги. От его низкого хриплого голоса по коже пробегает небольшой разряд, и Седжон чувствует, как кончики пальцев начинают холодеть. Она очень боится поворачиваться к нему, подозревая, что их «безобидная» прогулка может перейти в «свидание» в этот самый момент. Невольно сердце начинает учащать свой ритм, а дыхание сбивается, словно от бега. В голове проносятся слова Джина «не противься», и ей начинает казаться, что, может, Сокджин был прав. Зачем ей самостоятельно лишать себя простых радостей, когда жизнь и сама с этим прекрасно справляется. Седжон не успевает повернуть голову, как Юнги уже тянется пальцами к её щеке. Одно мгновение и Седжон чувствует, как покалывают ладони, в которых она всё ещё сжимает телефон. — У тебя кусок кукурузы на щеке, — он небрежно смахивает большим пальцем с её раскрасневшегося лица жёлтую плёночку от зёрнышка, и отнимает руку — она ожидала совсем другого. И теперь уже краснеет не только из-за того, что думала о поцелуе с Юнги, а ещё и из-за своей грязной физиономии. Неловкость снова заполняет кабинку, и Седжон отворачивается к окну и делает желанный снимок, надеясь, что Шуга не увидел её поалевшие от смущения щёки.***
Неожиданно, но эта долгая прогулка пролетела почти незаметно. Они бродили по горе Намсан до самого заката, болтая обо всём подряд: от глобального потепления, до обсуждения преподов, которые портят жизнь в университете. Седжон узнала, что Юнги, оказывается, заядлый фанат баскетбола и даже был капитаном в школьной команде. Он много рассказывал про соревнования и про их школьные годы с Тэхёном. …о последнем Седжон предпочла бы не слушать. Каждый раз слыша имя Тэхёна, ей нетерпелось перевести тему. Ведь единственное, почему она согласилась встретиться сегодня с Юнги — хотела отвлечься. Забыть то, что было в субботу: агрессию брата, свидание Тэхёна и Джу, песню о любви… И пока что, ей очень хорошо это удаётся. Теперь все мысли лишь о парне, который сидит через проход, развалившись сразу на два сиденья в полупустом вагоне метро. О чёртовом Мин Юнги, который весь день на неё поглядывает украдкой, когда Седжон этого не видит. — Устала? — говорит он, слегка повысив голос, чтобы «докричаться» до Седжон напротив. — Немного, — признаётся она, с интересом осматривая стены и потолок вагона, оформленные под осенний парк, из которого они недавно вышли — словно они до сих пор на горе Намсан и их совместная прогулка ещё продолжается. — Можем выйти на следующей станции и взять такси. — Всё нормально, — мотает головой она. На язык уже давно напрашивается один вопрос, но подходящего момента так и не представилось. Седжон выжидает пару секунд: — Можно спросить? — Валяй, — тут же соглашается он. — Почему ты тогда подошёл ко мне на остановке? Юнги сразу же понимает, о чём зашла речь. Слегка ссутуливается, подаваясь вперёд и опираясь локтями в широко расставленные колени. И пронзительно смотрит на Седжон, вынуждая также придвинуться чуть ближе. Он уже снял шапку, убрав в карман дублёнки, и теперь длинная чёрная чёлка прикрывает половину лица. На контрасте с тёмными волосами его кожа кажется совсем бледной, и в этом освещении выглядит словно рафинированная. Седжон ловит себя на мысли, что если ей так хорошо видно его лицо, значит и ему видно её. Хочется тут же отстраниться, но она этого не делает. Желание узнать ответ на свой вопрос намного сильнее смущения. — Сказать правду? — уже тише произносит он, а она лишь нерешительно кивает. — Мне показалось, что тебе было плохо. Поэтому я не захотел оставлять тебя одну, — грустно улыбается он, разрывая зрительный контакт. — Наверное, как-то так: я не хотел, чтобы ты страдала в одиночку. Можно было ожидать что угодно: хотел подкатить к красивой девушке; ты мне очень нравишься; хотел поугарать с дружками, что Лим Седжон ездит в универ на автобусе. Всё что только можно, но только не то, что Шуга хотел хоть немного облегчить её боль. В очередной раз его слова напрочь выбивают все мысли из головы. Поэтому, когда Юнги вдруг говорит, что это их станция, Лим Седжон даже не сразу понимает, что он уже встал с места. Они идут к выходу из метро, обсуждая события минувшей прогулки. Так, словно этого неловкого разговора в вагоне и вовсе не было. Юнги будто не придаёт этому значения, что Седжон только на руку. Она чувствует себя очень расслабленно, не смотря на тяжесть в ногах после долгой ходьбы. — Хорошо, что это было не свидание, — признаётся она, когда они уже минуют ту самую автобусную остановку недалеко от их дома. — А-то сейчас бы нас ждало неловкое прощание около подъезда. — Мы живём в одном доме, дурочка, — отвечает Юнги, следуя рядом. — Нас ждёт неловкое прощание у тебя под дверью. От этих слов будто током прошибает. Мандраж накрывает, словно взрывная волна водородной бомбы. И Седжон резко останавливается, вынуждая Юнги непонимающе обернуться.Josef Salvat — Open Season (Une Autre Saison)
— Тогда не провожай меня, иди впереди, а я пойду чуть сзади, — небрежно машет рукой вперёд, словно подгоняет. — Ты так говоришь, потому что это было всё-таки свидание? — он поворачивается на неё всем корпусом, но не спешит сокращать или увеличивать расстояние. Спокойно запускает руки в карманы дублёнки и слегка наклоняет голову на бок, словно пытается просканировать чужие мысли. — Так это свидание? — Седжон чувствует себя загнанной в ловушку. Пару секунд Шуга просто смотрит на неё, а она чувствует, как сейчас все органы внутри сжимаются, словно вот-вот и её вывернет наизнанку от волнения. — Я же говорил, прогулка может перейти в свидание в любой момент. Он делает пару широких шагов, наконец-то сокращает расстояние между ними, и встаёт почти впритык. Седжон чувствует, как сердце совершает кульбит уже где-то в районе ключиц. Как светло-коричневые глаза Шуги изучающе бегают по её лицу и фокусируются на её серых радужках. Они находятся так близко, что она чувствует, как от Шуги пахнет чем-то похожим на смолу и кедровые орехи. Тяжёлый, но приятный запах парфюма заполняет её лёгкие, а в голове проскакивает мысль, что он надушился ради неё. А может, она просто раньше не обращала на это внимание? Но теперь-то Мин Юнги завладел им целиком и полностью. Люди снуют по тротуару, недовольно сетуя, что пара прегородила дорогу. Но они оба это просто игнорируют. Ярко выраженная линия губ отчётливо видна на бледной коже, и Седжон невольно смотрит на них, потому что если она сейчас поднимет опять на Шугу взгляд, то пути назад уже не будет. И так понятно, чего он ждёт. Ждёт, когда она даст ему чёткий ответ на немой вопрос. За весь день было множество возможностей вывести их общение на «новый уровень», но Юнги обещал, что не будет этого делать, если Седжон сама не захочет. А она не знает, чего хочет. — Я не против перейти прямо сейчас, — его голос хриплый, шипящий. Он говорит уже тише, от чего барабанные перепонки в ушах приятно щекочет. Седжон снова задумывается, правильно ли она поступает сейчас. Судорожно пытается прокрутить в голове все «за» и «против» абсолютно прозрачного намёка. Слова Ким Сокджина предательски жужжат к голове, как назойливые насекомые. Нашёптывают ей, что нужно быть проще и не отталкивать никого, если появляется шанс. А тот самый тёмноволосый шанс сейчас стоит невозможно близко, опаляя своим дыханием кожу на её лице. Тяжело и больно это принимать, но Ви влюблён в её лучшую подругу. И как бы сильно Седжон не хотелось, головой она понимает — они с ним не пара. Тэхён нравится Джуын, и это ещё больше усложняет ситуацию. И какое бы сильное притяжение Седжон не чувствовала к нему, на чужом горе счастья не построишь. Как она потом сможет смотреть в глаза подруге, чьё сердце сама же разбила. Это неправильно. Это несправидливо. Это жестоко. Она заслуживает большего — чтобы любили только её. Чтобы восхищались ей, без слов понимали и чувствовали. Чтобы заставляли всё тело трепетать и разлетаться невесомыми бабочками от предвкушения и лёгкого мандража. Чтобы дыхание перехватывало не только у неё одной. Она не добьётся этого от Ви, и нужно ли вообще добиваться? Если её сердце сейчас и так грудную клетку пробьёт, а парень напротив смотрит в упор и ждёт только её ответа. — И я, — лишь успевает произнести Седжон, поднимая на Шугу взгляд. И в следующее мгновение Юнги уже прижимается своими губами к её полуоткрытым. Тут же проникает языком и целует, будто пытается выпить залпом до дна — он весь день этого ждал. Одной рукой прижимается к щеке, а вторую запускает в её растрепавшиеся волосы. Его пальцы мягкие и тёплые. Горячие и обжигающие, как язык, которым он сейчас выписывает узоры, приятно будоража нервные окончания. Она привстаёт слегка на цыпочки, чтобы было удобнее. Обхватывает его за пояс под курткой и чувствует жар, исходящий от самого Юнги. Он улыбается сквозь поцелуй, когда она сцепляет свои руки у него на спине, прижимаясь всем телом, а потом сама слегка приоткрывает глаза, чтобы посмотреть на его лицо. Оно расслабленое. Прямые чёрные ресницы слегка подрагивают на трепещущих веках. Она уже готова снова зажмуриться, позволяя себе раствориться в свете уличных огней Сеула, но неожиданно её ловят с поличным. Юнги смотрит на неё в упор не прекращая поцелуй. Наоборот, сильнее углубляет его и слегка постанывает от удовольствия. Получил, ведь, что хотел, да и она не против. Юнги знает толк в поцелуях. У Седжон это не первый опыт, но сейчас она понимает, что так горячо, трепетно и одновременно сексуально её ещё никто не целовал. …никто её не целовал так, как чёртов Мин Юнги. Чувствует его пирсинг на языке, что приятно холодит её собственный язык, и то, как Юнги хочет её. Только её одну, и для Седжон этого достаточно, чтобы окончательно убедиться — она делает всё правильно. До их слуха долетают недовольные возгласы прохожих, которые не стесняются высказывать своё недовольство неподобающему поведению пары. Старшее поколение словно и вовсе забыло, что они когда-то тоже были молодыми и влюблёнными. Но Шуге и Седжон дело до остальных больше нет. Сколько прошло времени: десять минут — пол часа? Губы уже побаливают, челюсть немного напряжена, а на подбородке, скорее всего, останется небольшое красное пятно, а дыхание сбитое и разгорячённое. Они нехотя отстраняются друг от друга, и улыбаются, потираясь кончиками носов, словно коты. Думала ли Лим Седжон, что этот день закончится так? Нет. Но она непротив, ведь этой ночью Лим Седжон не будет плакать из-за неразделённой любви. Она будет лежать и вспоминать эти незабываемые полчаса, которые подарил ей сосед сверху.