Решающий день настал слишком быстро. Тэхён и опомниться не успел, как уже стоит у входа в аудиторию, где будет проходить экзамен по математическому анализу. Любовь любовью, но если он вылетит из универа, да ещё и после того, как Седжон старательно вдалбливала ему в голову каждую тему — это будет вселенский позор. Ви не может позволить себе так обосраться. Поэтому пытается сконцентрироваться на прочтении конспекта, что оставила ему репетитор.
Они успели пройти практически все темы, которые будут в билетах. Да и вероятность того, что Тэхён вытянет оба вопроса и не будет знать ответа ни на один — маленькая. Хоть что-то, но он должен вспомнить. Ну, и на крайний случай — остаются задачи. Не может же быть, чтобы после стольких недель занятий он не смог решить вообще ничего.
Только ему бы придало больше уверенности подбадривающее сообщение Седжон, которое он ждал всё утро, но так и не получил. Первым делом как проснулся, проверил Какао, но никаких сообщений не обнаружил. Зубы чистил тоже не отрываясь от сотового, каждый раз обновляя приложение в надежде увидеть заветное оповещение. Вот только бестолку. Он даже в универ поехал не на байке, а на автобусе, чтобы постоянно проверять телефон. Но нервы его сдали уже через три остановки: перечеркнув гордость и нежелание быть навязчивым.
Какая разница, что она о нём подумает, тем более, когда Ви уже пытался её поцеловать, прижимался голым телом и признался в своих чувствах. Всё, что она могла подумать о нём плохого — она уже, скорее всего, подумала. А упасть в её глазах ещё ниже он сможет лишь в одном случае: если завалит сегодняшнюю пересдачу. Всё остальное — поправимо.
Но ни на первое сообщение, ни на второе, ни на последующие ещё шесть она так и не ответила. Ви последний раз проверяет мобильник, перед тем, как зайти в аудиторию.
— Чувак! — раздаётся на весь коридор звонкий голос Чонгука, и Ви отрывается от экрана, видя, как друг уже мчится к нему по длинному коридору, поднимая руку вверх, чтобы привлечь к себе внимание.
— Ты чего здесь? — удивляется Ви, убирая сотовый в задний карман. Чонгук обычно добросовестнее относится к парам, чем они с Шугой. И видеть его посреди лекции вне аудитории — редкость.
— Отпросился в туалет, — запыхавшись, Чонгук останавливается, упираясь руками в колени. Видать бежал с другого конца кампуса. — Пришёл пожелать тебе удачи, — он выпрямляется, переводя дыхание, и тут же морщится, разглядывая лицо Тэхёна, на котором во всей красе сейчас можно разглядеть следы их последней встречи с Шугой. — Ебать, это кто тебя так? — не может сдержать удивления он.
— Ай, да мудак один, — отмахивается Ви. Раз Чонгук так поражён его внешнему виду, значит Юнги тоже ему ничего не сказал. А Тэхён не станет стукачить первым. И пусть он сейчас очень злится на него, но всё-таки ещё может сохранить самообладание, не поливая грязью друга за спиной.
Он вообще ещё может считать Шугу своим другом?
— Надеюсь, ты его так же отмудохал? — усмехается Гук.
— Не бойся, он получил по заслугам, — самодовольно лыбится Ви, но тут же морщится из-за тянущей боли в губе и брови.
Ссадину на лбу заклеил пластырем, а с губой вот хуже: она припухла от отёка, а на месте раны сейчас бордовая корка запёкшейся крови, которая начинает кровоточить при каждом неудачном движении рта. Ви шипит, дотрагиваясь пальцем до повреждённой кожи и морщится, видя на пальце алый след. Аккуратно слизывает языком капельку крови, что выступила на нижней губе, и вытирает пальцы о брюки карго.
— Сильно болит? — интересуется Чонгук, уже понимая, что вопрос тупой.
— Да похуй, и не такое заживало, — что правда, то правда. Вот только прежде лицо ему ещё ни разу не разбивал лучший друг. Такие раны затянутся, но шрамы от них останутся надолго. И их не скроешь пластырем или тональным кремом. Они будут сокрыты глубоко внутри, не будут видны глазом, но будут доставлять боль снова и снова.
Тэхёну хочется надеяться, что когда-то они с Юнги вместе посмеются над этим. Но ещё пока рано для перемирия. Сейчас Ви даже в глаза его видеть не хочет. Хотя одним глазком всё же с удовольствием бы взглянул на расквашенное лицо Шуги.
— Ладно, чел, я пошёл, — Чонгук хлопает его по плечу, и Тэхён непроизвольно кряхтит, ведь и там ещё не всё в порядке. Ему до сих пор не верится, что Седжон видела его татуировку. Трогала и рассматривала, очерчивая пальцем дерзкий рисунок, который навечно останется с ним, напоминая о человеке, который имел когда-то большую ценность для него.
…до сих пор имеет.
Ви перебесится и смирится, ведь он просто не сможет вычеркнуть Шугу из своей жизни, как и не сможет избавиться от татуировки. И не потому что лень заморачиваться с лазерной коррекцией или перекрытием — рука не поднимется. Прошлое нельзя переписать, да и стоит ли вообще пытаться? Важно лишь то, что происходит сейчас — только это имеет значение. Будущее для нас незримо, а прошлое — неизменно. Тогда зачем вообще париться?
Сейчас над Тэхёном жужжит надоедливая муха в виде предстоящего экзамена. И пока он от неё не избавится, не сможет жить спокойно. Прощается с Чонгуком и заходит в аудиторию, где его группа уже вытянула свои билеты. Тэхён окидывает взглядом ряды, на которых расселись такие же бездари, как и он сам. Не спеша проходит к столу Ким Сокджина, который неотрывно следит за студентами. Перед ним разложены белые листы с задачами, и узкие полоски, на обратной стороне которых написаны экзаменационные билеты. Ви не в первый раз на экзамене, поэтому прекрасно знает, что ему делать. Хватает те листы, которые первыми бросились в глаза, разворачивая их и оглашая номера вслух. Сокджин не мог не заметить боевой «окрас», что красуется на тэхёновом лице, но никак не комментирует это. Лишь кивает, записывая номера вопросов в свой бланк, где фиксирует всё, что происходит на экзамене, и кивает Тэхёну на свободное место в первом ряду у окна.
Это паршивое местечко для списывания, но Тэхёна такая перспектива совсем не парит. Он слишком долго готовился, чтобы надеяться только на то, что может скатать. И пусть он не гений математики, пусть он не сможет ответить на все вопросы и решить все попавшиеся задачи. Но он постарается: ради Седжон и ради себя.
Напрягает все извилины, стараясь гнать прочь посторонние мысли. Всего пара часов и он вернётся к своим думам насчёт любви к Седжон, ссоры с Шугой и, может, даже найдёт в интернете то видео своего выступления, которое, якобы, стало очень популярным. Но сейчас он концентрируется только на дифференцировании сложной функции, что кажется ему уже довольно простой проблемой, по сравнению со сложностью их запутанных отношений с Лим Седжон.
Периодически Тэхён ощущает на себе пронзительный взгляд профессора Кима, но его это никак не напрягает. Пусть пялится столько, сколько влезет — сегодня Ви играет по-честному. Хотя, возможно, преподаватель просто гадает, что же случилось с одним из его студентов накануне пересдачи.
Ви спокойно дописывает свой ответ, так и оставив без внимания одно уравнение, и когда Сокджин объявляет, что настало время сдавать свои билеты обратно, Тэхён встаёт одним из первых, уверенно направляясь к преподавательскому столу. Гордо кладёт свои записи перед Сокджином и уже собирается развернуться в сторону выхода, как что-то во взгляде профессора его напрягает, вынуждая остановиться.
— Вы что-то хотели спросить, студент Ким? — Сокджин деловито вскидывает бровями, параллельно собирая экзаменационные билеты остальных студентов, которые приносят ему свои листы с меньшим энтузиазмом, чем Ви.
— Да нет, — как-то неуверенно отвечает Тэхён, хотя кое-что он бы всё же узнал у него.
— Тогда освободите помещение, — Сокджин больше не смотрит на него, укладывая листы в ровную стопку. — И вызовите следующую группу.
Тэхён больше ничего не говорит, покидая аудиторию. Передаёт просьбу преподавателя столпившимся у дверей студентам, а сам пробирается через них, желая поскорее отыскать Седжон, чтобы похвастаться своими успехами. Уже настало время обеда, а значит, что скорее всего, Седжон может коротать длинный перерыв в столовой в компании остальных пчёлок. Результатов ждать несколько часов и ему некуда торопиться. Ви неспешно идёт на первый этаж, параллельно проверяя Какао, где его сообщения так и висят непрочитанными. Что ж, если её не окажется в столовой, то он ей, просто, позвонит.
Просторное помещение кишит голодными студентами, как муравейник. Здесь всегда шумно: грохот подносов и громкие разговоры перемешиваются со звонким смехом первокурсниц и звоном стаканов за прилавком. Тэхён убирает мобильник в карман, окидывая взглядом столики в поисках нужной компании. Осматривает всех, тщательно выискивая каштановую макушку, но вместо этого лишь встречается с безразличным взглядом Шуги. Он сидит за самым крайним столиком, за который обычно садятся аутсайдеры или те, кому не хватило приличного места, но нужно срочно перекусить и бежать на пары. Только Шуге насрать на эти стереотипы. Он может сидеть хоть около стеллажей с грязными подносами, хоть прямо на мусорном баке — всё равно никто не посмеет даже косо посмотреть в его сторону. Вот только Тэхёну хватает смелости на то, чтобы вложить в свой взгляд не только презрение, но и раздражение от внеплановой встречи.
Обида до сих пор его обуревает, пусть и не так сильно, как во время их драки. Да, может, Ви бы сейчас и не накинулся на Юнги с кулаками, но он даже не хочет кивать в знак приветствия. Безразлично отводит взгляд в сторону и практически сразу замечает три женских силуэта, гордо занимающих «королевский» столик в самом центре столовой.
— Вы Седжон сегодня не видели? — сразу интересуется он, как только подходит к их месту. Упирается ладонями в столешницу, привлекая к себе внимание девушек, а сам внимательно окидывает взглядом каждую, словно убеждаясь, что они его заметили.
— Оппа, что с твоим лицом? — Джу тут же откладывает в сторону свой мобильник и книгу, которую прежде старательно фотографировала рядом со стаканчиком матчи из ближайшей кофейни. Тэхён уверен, что это очередная книга, которая так и останется лишь предметом интерьера, что служит изящным элементом для поддержания её образа высокодуховной личности.
— Неудачно сыграл в баскетбол, пустяки, — непринуждённо отмахивается он, переводя взгляд на Ханну. — Она сегодня здесь?
— Она не отвечает мне с субботы, — Миён проверяет свои сообщения в Какао, чтобы удостовериться.
— С ней бывает такое, — как ни в чём не бывало произносит Джу. — Наверно, опять занята своими ультра важными семейными делами наследницы отцовской компании, — закатывает глаза она. — Ты опять был в спортзале?
— Что? — непонимающе качает говолой Ви, понятия не имея, как вообще в их диалог просочилась качалка.
— Ну, твоя одежда, — Джуын окидывает взглядом сегодняшний образ Тэхёна. Кольца в ушах, несколько цепей на шее и кожаная потёртая куртка. На ногах любимые чёрные карго и тяжёлые кроссовки — это то, в чём он чувствует себя собой и то, что было ему противопоказано в обществе Джу. Вот только теперь ему не нужна вся эта мишура.
— Нет, я не был в спортзале, — пытаясь скрыть своё раздражение, он выдавливает из себя самую фальшивую улыбку, на которую только способен, и тут же стирает её с лица, поворачивая голову на Миён: — Если она ответит, скажи, что я ищу её, ладно?
— Окей, — дёргает плечом Миён, убирая мобильник в сторону.
— Кстати, ты видел видео с дня рождения Джу? — подаёт голос Ханна. — В комментариях все умоляют их с тобой познакомить. Я скинула туда ссылку на твой инстаграм. Ты же не против? — она невинно смотрит на него, припадая губами к трубочке и потягивая клубничное молоко.
— Он уже занят мной. Правда, оппа? — дуется Джуын, с надеждой глядя на Тэхёна.
— Рад был встрече, — пропускает мимо ушей все реплики девушек и отталкивается руками от столешницы. — Приятного аппетита, — бросает напоследок прежде, чем отойти от стола.
Уже собирается покинуть студенческую трапезную, как что-то вынуждает его развернуться и пойти в сторону Шуги, который уже вовсе не смотрит в его сторону, а ковыряет ложкой шоколадный пудинг в пластиковом стаканчике. Если подруги Седжон не знают, где она, то её парень-то должен это знать. Или они не настолько близки, как утверждал Юнги.
— Лучше свали отсюда, пока я не доел, — не поднимая глаз шипит он, продолжая скучающе сошкрябывать остатки десерта одноразовой ложечкой.
— Когда ты в последний раз говорил с Седжон? — Ви нависает над ним, упираясь одной рукой в столешницу рядом с опустевшим подносом еды.
— Не твоё дело, съебись уже, — он смачно облизывает ложку, а затем швыряет её на поднос к другой грязной посуде. — Или ты не только тупой, но и глухой? — поднимает надменный взгляд на Ви, скрещивая руки на груди.
— Когда? — требует Тэхён, игнорируя все колкости в свой адрес.
— Иди нахуй, — фыркает Шуга, отводя от него взгляд. — Не хочу видеть твою рожу, — смотрит теперь только перед собой, демонстративно показывая, что не желает больше тратить время на общение с Тэхёном.
— Уёбок, — выплёвывает Ви, хлопая от злости рукой по столешнице. Не может сдержаться, видя, как их дружба катится с обрыва в бездну. Но, а что он хотел, когда первым набросился на Шугу с кулаками.
Но в этой встрече было кое-что весьма приятное: разукрашенная ссадинами и синяками физиономия Шуги смогла хоть немного, но поднять настроение Тэхёну. Его кулаки до сих пор заживают, а на костяшках ранки покрылись коркой, которая постоянно чешется и трескается, кровоточа и напоминая о случившемся. Но посмотрев в лицо Юнги, он хотя бы увидел плоды своих трудов. Ни капли не стыдно за случившееся, ведь они оба это заслужили.
— В субботу, — голос Юнги вынуждает Тэхёна остановиться и обернуться. — В последний раз мы разговаривали в субботу перед баскетболом, — он всё ещё сидит, скрестив руки на груди и не смотрит на Ви, но обращается точно к нему. — Она не отвечает на мои сообщения.
Тэхён никак не реагирует на это. Молча поворачивается на пятках, стремительно покидая столовую. Неприкаянно бродит по кампусу, ожидая результатов экзамена. Заглядывает во внутренний двор, где Седжон частенько можно было застать с планшетом в руках. Заходит в полупустую библиотеку, где сидят обычно зубрилы, но Седжон никогда не брезговала уединиться здесь, когда уставала от общения с подругами. Ещё раз пересекается с компанией пчёлок во время следующего перерыва, направляясь к лестнице. Ханна сидит на подоконнике, болтая ногами и щебеча о предстоящей поездке к родителям во время каникул. Миён участливо кивает, уткнувшись в телефон — наверняка отвечает очередному ухажёру. Джу увлечённо высовывается в окно, пытаясь поймать лучший кадр, чтобы потом выложить в свой профиль с очередной дурацкой подписью, смысл которой понять никому не дано. И не потому что все вокруг глупые, просто, Джуын выбирает исходя из эстетических соображений, а не смысловых.
Они бурно обсуждают что-то между собой, но Тэхён не вслушивается. Какая ему разница о чём они треплются, если среди них нет той самой, которую он готов часами слушать. Которая заставляет его сердце трепетать, словно он подросток, впервые получивший поцелуй в щёку от одноклассницы. Которая одним своим взглядом может уничтожить и исцелить. Которая настолько прекрасна, что ей не нужно наносить на себя тонну макияжа, как делают это другие. Ей не нужно выставлять в соцсети миллиард фотографий, чтобы потешить эго бессмысленными лайками случайных знакомых. Она не выставляет на показ всю свою жизнь, оставляя за собой право на приватность.
В глазах Тэхёна она идеальная. Прекрасная, умная и интересная. Без макияжа, без соцсетей и без напыщенного хвастовства и показухи. Он гордится тем, что сумел всё это в ней разглядеть, не смотря на бездушные маски, отстранённость и холодность. Распознал драгоценность в пыльном камушке, среди прочей грязи. И пусть на пути к этому он много раз падал, но в конце концов всё равно поднимался. Поэтому ему кажется, что всё дерьмо, что происходило с ним в жизни прежде — было лишь дорогой к заветной встрече с Лим Седжон.
Навстречу ему уже спускаются те, с кем он вместе сдавал экзамен кто-то радостно звонит своему парню, хвастаясь ему, что сдала, как кто-то зло выбегает на лестничную клетку, задевая плечом массивные двери. Пролёт заполняется гулом студентов, которые пережили экзамен у Ким Сокджина. И каким бы страшным он им не казался — это не смертельно. А что Тэхён для себя точно уяснил: всё, что не может нас убить — пустяки. Самое главное — быть целыми невредимыми, окружёнными любовью и заботой близких. Окружёнными людьми, которые будут дорожить тобой, а ты будешь дорожить ими. Экзамен по матану — херня. Заваленный диплом — тоже херня. Ссоры с родителями из-за учёбы — самая большая херня.
Тэхён уже давно не чувствовал себя таким свободным, как в ту самую минуту, когда Ким Сокджин объявлял ему, что Ви сдал этот чёртов экзамен. Первая мысль его — позвонить Седжон. Сообщить, что он, оказывается, не такой бездарь, каким она его считала. Похвастаться успехами, может, даже услышать от неё заветное «молодец». Он уже достаёт мобильник, набирая её номер, но сразу же включается автоответчик.
Ви на секунду мешкается в дверях, так и не покинув пустую аудиторию, в которой остался только Ким Сокджин. Набирает номер Седжон повторно, и уже собирается приложить трубку к уху, как покашливание за спиной наводит его на одну мысль. Он останавливается, медленно разворачиваясь на Сокджина, который заполняет бумаги для учебного офиса, сосредоточенно сверяя оценки, проставленные в ведомостях. Насколько Тэхёну известно, данный персонаж больше не будет вести у него какие-либо пары на оставшихся курсах. А это значит, что ему теперь можно вести себя менее официально, чем прежде. По крайне мере он надеется, что Сокджин уже поставил его оценку в ведомость, и не станет заморачиваться с исправлениями.
— Профессор Ким, — окликает его Тэхён, подходя ближе к преподавательскому столу, попутно сбрасывая звонок и убирая мобильник в карман. — Вы, случайно, не знаете, где Лим Седжон? — начинает аккуратно он, пытаясь нащупать почву. Сокджин всё также увлечённо смотрит в свои листы, словно Ви сам с собой разговаривает. Тэхён ждёт ещё пару секунд, решая пояснить свой столь неожиданный вопрос: — Она оставила у меня дома свою собаку, не отвечает на сообщения, и никто её с субботы не видел, — он встаёт вплотную к столу Джина, продолжая перечислять все странности, которые окутали Седжон за последние пару дней. — Может, у неё, просто, нет настроения на болтовню, но я волнуюсь и…
— Тэхён, — Сокджин впервые обращается к Ви по имени, вместо сухого «студент Ким», отчего брови Тэхёна удивлённо дёргаются вверх. — Лучше подумай о выборе профильных предметов на следующий семестр, — он деловито начинает собирать оставшиеся бумаги в новую стопку, всё так же не глядя на Тэхёна. — Самые лучшие курсы расхватывают очень быстро.
От такого резкого перехода на неформальное общение Тэхёну даже не по себе становится. И даже не из-за того, что Сокджин обращается к нему на «ты», а из-за того, что он говорит с ним так, словно они уже тыщу лет знакомы, и он не его преподаватель, а старший брат кого-то из друзей. Словно они не особо близкие друзья, но Джину все сплетни про него уже известны.
— Извините, — Ви выставляет вперёд руку, пытаясь остановить этот поток странных советов. — Вы знаете, где Седжон или нет?
Сокджин вздыхает, оставляя экзаменационные листы в покое. Кладёт их перед собой и сцепляет руки в замок у подбородка, наконец глядя на ничего непонимающего Тэхёна из-за своих изящных очков, которые всегда придавали молодому преподавателю ещё больше статусности.
— Ты думаешь, если она не сказала тебе, то сказала мне? — устало произносит он, чуть ухмыляясь одним уголком рта.
— Чёрт, да Вы знаете, где она или нет? — не выдерживает Тэхён и упирается руками в край столешницы, чуть придвигаясь вперёд к лицу Сокджина.
— Уехала, — как ни в чём не бывало произносит он.
— Куда? — требует Ви.
— Я не знаю.
— А кто знает? — они перекидываются фразами так быстро, словно это не слова, а шарик в пинг-понге.
— Никто, Тэхён, — на выдохе отвечает он. — Никто не знает, где она.
— А когда вернётся? — ком подступает к горлу от услышанных слов, но Ви продолжает свой допрос, пытаясь выяснить хоть какую-то информацию, которая бы смогла его успокоить. Вот только легче от этого всё равно не становится.
— Никогда, — Джин убирает руки от лица и аккуратно снимает очки, держа их двумя пальцами за тонкую дужку. И потирает уголки глаз, словно обдумывает что-то, снова надевая их обратно. — Поэтому, пожалуйста, отпусти её. Не стоит поднимать всех на уши. Она этого не хочет.
Тэхёну становится не по себе. Почему Сокджин говорит все эти вещи, почему он так спокоен, и что вообще происходит. Ему кажется, что разгадка уже близка, что он ходит вокруг да около, но в упор не видит чего-то настолько очевидного, что он полным дураком себя считает.
— Я понятия не имею, какие вас отношения связывают с Седжон, помимо того, что Вы друг её брата. Но одно я понял точно: она Вам доверяет, — голос Тэхёна серьёзный и уверенный. Раз уж он начал этот разговор, то постарается извлечь из него максимальную пользу. — И если у неё был какой-то план сбежать от этого психопата, то Вы точно в курсе деталей. Поэтому перестаньте делать из меня ещё большего идиота, окей? Где Седжон? Место, город, что угодно — я хочу знать.
— Она не хочет, чтобы кто-то знал, — и в глазах Сокджина Тэхён замечает то, что несвойственно молодому профессору, тем более в присутствии своих студентов — бессилие. Он действительно не знает, где она.
Джин стал последним, с кем Седжон встретилась в ту роковую субботу. Она села в его машину, включила музыку погромче и лепетала о том, какой Тэхён придурок, как она будет скучать по своей собаке, и что Джину не стоит быть таким строгим к студентам в понедельник на экзамене. Затем он помог достать ей вещи из багажника, а она продолжала болтать, что никогда не может нормально спать в самолётах. Потом они долго обнимались — неприлично долго. Тем более для тех, кто не является ни друзьями, ни любовниками. Но, наверное, они и не должны относить себя ни к одной из этих категорий — они семья. И пусть их не связывают кровные узы, но они выросли вместе: прошли через множество периодов, полных взлётов и падений, но продолжали заботиться друг о друге.
Они молча обнимались на ночной парковке перед зданием аэропорта, пока Джин не почувствовал, как вздрагивает тело Седжон, пока она пытается глотать солёные капли, уткнувшись ему в плечо. И это были не слёзы, которые резали по сердцу как битое стекло, когда она тайно звонила ему и говорила, что боится брата. И не те, которые проливала, признаваясь, как больно ей сделал Ким Тэхён, написав песню для Джуын. Это было что-то, что не похоже на горечь, обиду или сожаление. Это было очищение: от прошлой боли, от старых обид и оставшихся позади страхов. И как бы сильно Джину не хотелось в тот момент уговорить Седжон передумать, он не стал этого делать. Она заслужила право вершить собственную судьбу. Брать всё в свои руки и делать свой выбор. И если она считает, что единственный способ освободиться — побег, — то пусть бежит. Пусть летит на другой край света, пусть оставит всё в прошлом, лишь бы это больше её не тяготило.
И как бы ему не хотелось защитить её, как бы ему не хотелось помочь, и насколько бы сильно он не считал её решение ошибочным — это не имеет значения. Никто не заслуживает, чтобы ему обрубали крылья, оправдывая это тем, что взлететь он всё равно не сможет. Сможет, если очень сильно этого захочет.
А Седжон безумно сильно хотела. Настолько сильно, что оставила абсолютно всё, что было у неё в прошлой жизни, забрав с собой лишь один чемодан вещей, которые и вещами-то сложно назвать — воспоминания. Воспоминание о Шуге, который появился на её пороге с коробкой вансов, что теперь бережно лежат на дне чемодана. Браслет дружбы, который она всё же не собирается больше носить, хоть аджума и отнесла его к ювелиру. Но он до сих пор хранит в себе память о прошлых временах, когда их дружба много значила не только для одной Седжон. Диск со старым выступлением, когда они с Чимином и Миён вместе занимались танцами и мечтали о профессиональной карьере. Флешка с фотографиями, которые Чонгук сделал для неё в парке Намсан, и фотокарточка, на которой Тэхён держит ещё совсем крошечного щенка на руках. А фотографию с братом она так и оставила на прежнем месте. Чтобы Намджун, поняв, что она сбежала от него — вырвалась из хрустальной клетни — осознал, как же сильно она его ненавидит, что не взяла с собой ничего, чтобы хоть на минуту могло окунуть в воспоминания о старшем брате.
И в самой середине, в самом центре всех этих обломков её искалеченной жизни, словно маяк, лежит красная бандана Ким Тэхёна, которую Седжон когда-то давным-давно нагло сорвала с его головы, чтобы скрыть следы его бунтарской натуры. Тогда, она привязала её на ремешок своей сумки. Прошло столько времени, а вернуть платок владельцу Седжон так и не смогла. Поэтому, ставя чемодан на багажную ленту у стойки регистрации, она почувствовала укол вины за то, что бросила их всех, так и не осмелившись с кем-то поговорить.
— Почему? — сбивчиво спрашивает Тэхён. — Почему она ничего не сказала?
— Мне кажется, что ты уже знаешь ответ на свой вопрос, — Джин отрывает от него взгляд, осматривая поверхность своего рабочего стола, сгребая остатки черновиков после экзамена.
Тэхёну тоже кажется, что он знает ответ, только не хочет принимать такой исход. Не хочет думать, что Седжон было плевать на них всех. Что вот так просто она смогла прийти в квартиру Ви, смотреть ему в глаза, залечивать его раны, а потом просто исчезнуть. Даже не дав малейшего намёка на то, что это их последняя встреча. Она даже оставила у них свою собаку — как он мог ничего не заподозрить?
— Мне нужно идти, — небрежно бросает Тэхён, разворачиваясь в сторону выхода, но тут же оборачивается снова на Сокджина, небрежно кланяясь. — До свидания, профессор Ким, — прощается он, и буквально пулей летит к двери, но тормозит, едва Джин окликает его:
— Тэхён, — разносится в ушах, и Ви оглядывается, стоя уже в дверном проёме. Сокджин всё также сидит на своём месте, неспешно собирая бумаги в потёртый дипломат. Звонко защёлкивает замки на кожаном корпусе и поворачивает голову в сторону Тэхёна. — Верни мою методичку, — деловито поправляет очки, и встаёт с места, протягивая руку в ождании своей книжки. — Экзамен ты уже сдал, ничего нового она тебе не скажет.
***
Серая дверь в квартиру Лим всё такая же бездушная, как и всё их жилище. Шуга несколько раз звонит в звонок, и терпеливо ждёт, когда домработница откроем ему дверь. Он не знает, что ожидает услышать от неё. Наверное, что всё в порядке, и Седжон, просто, была занята все эти дни, поэтому выпала из жизни, никому ничего не сказав. Стоит, ковыряя носком кроссовка уголок коврика около входа, когда звук открывающегося замка выбивает его из мыслей. Чаще всего, Седжон сама открывает ему двери, потому что они всегда договариваются о встрече. Бывало, что и домработница встречала его на пороге. С ней, конечно же, никто о встрече не договаривался, поэтому она всегда говорила дежурное «
госпожи нет дома», а Юнги настаивал на том, чтобы её позвали до тех пор, пока Седжон не выходила из своей комнаты на звуки разговоров в прихожей.
Из-за двери появляется седая голова аджумы, и Шуга даже рта открыть не успевает, как она тут же перебивает его:
— Пожалуйста, уходите, — полушёпотом произносит женщина, а по её выражению лица можно догадаться, что происходит что-то нелицеприятное.
— Мне нужно поговорить с Седжон, она дома? — с надеждой спрашивает Шуга, а аджума начинает прижимать палец к губам, прося вести себя потише. — Я могу её увидеть? — уже тише добавляет он, чуть подавшись вперёд.
— Не приходите сюда больше, — спокойно произносит она, а в голосе нет грубости, лишь тревога.
— Аджума, что происходит? — Юнги непроизвольно напрягается, совершенно не понимая, почему женщина говорит ему такие вещи.
Служанка уже было собирается что-то сказать, как из глубины квартиры доносится стальной голос хозяина дома. Она лишь успевает бросить на Юнги испуганный взгляд, как дверь открывается шире, и перед ним предстаёт сам Лим Намджун собственной персоны.
Шуга не раз видел Намджуна на парковке и в лифте их дома. Но ему ещё никогда не доводилось поговорить с ним лично. Седжон всегда деликатно обходила тему старшего брата: отвечала на вопросы Юнги о нём, но лишь формально. Никаких историй из их совместной жизни не рассказывала, да и он не настаивал. Видел на её рабочем столе их совместную фотографию из детства. И тот Лим Намджун, который стоит сейчас перед ним, и то, который улыбается с фоторамки — разные люди.
Волосы отливают ранней сединой, в них больше нет ни тепла ни жизни, ничего. Они больше не каштановые, а платиновые, и это придаёт ему ещё больше жёсткости, что ли. Рукава голубой рубашки закатаны до локтей, а жилетка идеально сидит, словно сшита на заказ в тон серым брюкам со стрелками, что являются частью костюма-тройки. Он даже дома выглядит так, словно готов к важным переговорам в любую минуту. Очки в тонкой золотой оправе придают ему ещё больше статусности, а о том, что Намджун всё же находится дома, а не в офисе, говорят лишь домашние тапочки.
И даже, казалось бы, в такой неформальной обстановке, как в собственной квартире, он не выглядит расслабленным. С первых же секунд его присутствия Шуга чувствует, как его практически физически обдаёт холодом надменного взгляда серых глаз Лим Намджуна. И взгляд этот не сулит ничего хорошего.
Он кивает прислуге, веля вернуться к своим делам, и женщина кланяется. Удаляется, виновато опустив взгляд в пол, и оставляет мужчин наедине. Намджун несколько секунд внимательно изучает внешний вид Юнги, который сейчас выглядит, как полная его противоположность. Лохматые волосы, разбитое лицо, грубая куртка и цепь на шее. Намджун заметно напрягается и запускает руки в карманы брюк, явно сжимая пальцы в кулак, чтобы Шуга не заметил.
…но Шуга заметил.
— Так вот с кем спуталась моя сестра, — высокомерно произносит он, не скрывая своего презрения к незваному гостю.
Шуга уже успел забыть это чувство, когда хочется вмазать человеку, как только он открывает свой рот — зато теперь вспомнил. Седжон как-то обмолвилась, что у них с братом не самые тёплые отношения, но чтобы настолько — Юнги даже не подозревал. Его самого часто задирали старшие братья, что не удивительно. Но выказывать свою неприязнь, да публично, вдобавок ещё и постороннему человеку — такого точно быть не могло.
Его скулы непроизвольно напрягаются, а пальцы на руках так и норовят сжаться в кулаки. Но вместо того, чтобы нахамить Намджуну в ответ, Юнги лишь учтиво кланяется, пытаясь показать хотя бы видимость уважения к старшему брату его возлюбленной.
— Я могу увидеть Седжон? — собирает остатки гордости и рассудка, стараясь говорить ровно и спокойно. В конце концов, Намджун был и остаётся последним родным человеком Седжон. Разругаться с ним Шуга всегда успеет.
— А что, она разве не с тобой сбежала? — фыркает Джун, вскидывая бровями. — Выходит, что моя сестра та ещё потаскуха. Занятно.
Глаза Юнги округляются, а челюсти ещё туже сжимаются, сполна выдавая его настрой. И пары минут в компании Лим Намджуна хватает, чтобы понять, что он за человек: властный, жёсткий и бездушный. Если он так отзывается о собственной сестре, то что от него можно ожидать в адрес заклятых врагов? Такого отвращения к людям Шуга не испытывал уже давно. Их ссора с Ви меркнет, на фоне того, какой интонацией с ним общается Намджун.
…что он ему говорит.
Что, чёрт возьми, происходит в этом доме, если его хозяин выглядит так, будто его предал весь мир, и теперь он намерен сжечь его дотла. Что такого Юнги сделал ему, раз вызывает такую неприязнь. Это явно проблема самого Намджуна, Юнги здесь не при чём, и он знает это.
— Я люблю Вашу сестру, — отрезает Юнги, глядя Намджуну прямо в глаза, чтобы у того не возникало сомнений в его словах. Теперь он отчётливо видит семейное сходство: его радужки точно такие же ледяные и бесцветные. Седжон раньше тоже на него так смотрела. Но Юнги сумел разглядеть в них глубину, теплоту и жизнь. Сумел заставить смотреть на себя с добротой, а не безразличием. Но возможно ли всё это увидеть в глазах напротив — вряд ли.
— Любишь? — Намджун вскидывает бровями. Он явно удивлён. — Забудь о ней, — мерзко фыркает он, закатывая глаза так, будто Шуга сказал самую глупую вещь, которую ему только доводилось слышать.
Шуга готов стерпеть то, что вот так сразу Намджун не может принять его чувства и намерения, касательно единственной сестры. Но почему-то ему кажется, что дело вовсе не в братской заботе. В голосе Намджуна есть что-то такое надменное, словно это не Юнги не достоин Седжон, а она недостойна того, чтобы её любили.
От этой мысли становится так гадко, что Шуге приходится приложить достаточно большие усилия, чтобы не нахамить Намджуну прямо сейчас.
— Господин, я могу поговорить с Седжон? — переступая через свою гордость он, чуть ли не до скрипа стискивая зубы. А у самого желание врезать Намджуну по самодовольной физиономии, отшвырнуть в сторону и проникнуть в квартиру без всякого на то разрешения. Ему будет достаточно лишь увидеть Седжон, понять, что с ней всё в порядке, что она просто грустит, сидя в своей комнате, поэтому отключила телефон.
— Если найдёшь, то передай, чтобы в этот дом она больше не возвращалась, — цедит Намджун, а до Шуги только сейчас начинает доходить. Фразу про её побег он не воспринял всерьёз, но теперь что-то неприятное начинает подниматься к горлу, сковывая гортань.
— Простите? — переспрашивает он, потому что не хочет думать, что правильно всё понял.
— Без понятия, где эта идиотка, — свинцовым голосом отвечает Намджун, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Пусть только попробует приползти обратно.
— Где Седжон? О чём вы говорите? — Шуга больше не церемонится, показывает все свои колючки, требовательно глядя на Джуна.
— Кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался? — он вскидывает подбородок, явно ошеломлённый такой наглостью.
Не удивительно, что Намджун общается с Шугой, как с каким-то прокажённым: разбитое лицо, которое ещё не успело зажить толком, после неудачного баскетбольного матча, рваные джинсы и косуха. Ну, и вдобавок ко всему — агрессивная татуировка, что выглядывает из-за ворота футболки. Для Намджуна, который даже дома расхаживает как в офисе, такие люди кажутся отвратительными. Он не задумывается о том, что семья Шуги по-настоящему состоятельная, что лицо он разбил в попытке доказать свою любовь к его сестре, а грубая одежда — лишь броня. Он мыслит слишком плоско, чтобы придавать значения таким вещам. Выглядишь не так, как «правильно» — отброс.
Частично по этой причине Намджун так пренебрежительно разговаривает с ним. Частично из-за того, что сестра улизнула у него из-под носа, а все попытки найти её — тщетны. Он бесится, а сорваться больше не на ком. Его девочка для битья решила, что не хочет больше терпеть это, заставив Намджуна встретиться лицом к лицу со своим главным страхом — беспомощностью. Подчистила следы, сделала новые документы и благодаря Хосоку создала новую личность. Ту, о которой Намджун никогда не узнает. Ту, которая никогда больше не потерпит такого омерзительного отношения к себе.
— Если она пропала, то какого хуя ты сидишь на своей накрахмаленной жопе, а не ищешь её, ублюдок? — у Юнги срывает чеку, прежде, чем он успевает сообразить, что говорит. Только он не просто говорит, а буквально выплёвывает каждое слово в лицо Намджуну, ударяя кулаком по открытой двери.
— Проваливай отсюда, — Намджун толкает его в грудь, не боясь запачкать руки. — Хочешь найти её? Удачи! — нервный смешок срывается с его губ, что кривятся в подобие оскала. — Но я и пальцем не пошевелю. Здесь она больше никому не нужна.
— Ну, ты и мразь, — Шуга не хочет к нему даже прикасаться. Мог бы вмазать этому подонку, но толку от этого всё равно не будет. Он лишь с омерзением смотрит, как Намджун с грохотом захлопывает дверь перед его носом.
Да, знакомство с родственниками прошло на ура. Но если судить по сказанным Намджуном словам, то единственный родственник только что отрёкся от Седжон. Юнги стоит ещё полминуты, буравя взглядом серую дверь квартиры семьи Лим, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание. Сердце колотится с бешеной скоростью где-то под рёбрами, пока Шуга нервно соображает, как ему поступить.
— Сука, — выпаливает себе под нос, доставая мобильник из кармана. Разворачивается к лифтам, а сам набирает номер человека, с которым сейчас хочет говорить меньше всего. Но единственного, на кого он может рассчитывать, даже несмотря на их раздор. На удивление, пара гудков и в трубке раздаётся хриплое «
алло». — Седжон пропала, — опуская приветствия информирует Шуга, вызывая кабину лифта. — Я был у неё дома, ублюдок-брат не собирается её искать.
—
Она сбежала, — голос Тэхёна на другом конце провода приводит Юнги в оцепенение, что он так и замирает, держа палец на кнопке. —
Она сбежала от этой твари. Нам её не найти.
— Откуда знаешь? — голова кругом идёт, что Юнги даже не заходит в открывшиеся перед ним двери. Так и стоит, пока лифт самостоятельно не уезжает.
Тэхён какое-то время молчит, обдумывая ответ:
—
Друг сказал, — всё же произносит он.
— Почему? — это единственное, что Юнги сейчас интересует. Что сподвигло Седжон исчезнуть бесследно, бросив всё.
…
бросив его.
—
Он избивал её, — ровно произносит Тэхён, а у Шуги всё внутри вскипает. —
Контролировал и не давал свободы, — даже через трубку слышно, как Ви сглатывает ком в горле. —
Шуга, он так её унижал, ты себе не представляешь, — Юнги прикрывает веки, надавливая двумя пальцами на переносицу. Он не просто не представляет — он понятия не имел. —
Седжон ненавидит его больше всех на свете.
— Она сама тебе это рассказала?
—
Она не хотела никому рассказывать. Я случайно узнал.
— Ясно, — выдыхает Юнги. Ему хочется знать подробности, но сейчас он не в силах заниматься расспросами. Полученной информации пока достаточно, чтобы понять мотивы поступка Лим Седжон. Для начала ему бы эту информацию переварить.
—
Давай встретимся завтра? — неожиданно предлагает Тэхён, словно читает сейчас шуговы мысли. —
Я всё расскажу.
— Я напишу, — кидает на последок он, самостоятельно сбрасывая звонок.
Идёт к выходу на лестницу, и поднимается на один этаж выше. А затем ещё на один и ещё, пока икры каменными не становятся. Поднимается на самый верх, где выход на крышу. Сюда никто не ходит: жители элитной многоэтажки в Каннаме не имеют привычки шастать по чердакам. У них из окон и так открывается прекрасный вид на город, зачем ещё утруждаться. Юнги дёргает ручку на металлической двери, но она не поддаётся. Он ещё раз дёргает, словно теперь-то она точно откроется, но чуда не происходит.
Ужасная обида разливается у него внутри, и с каждым рывком, с каждой попыткой прорваться через этот барьер, ему становится невыносимо больно. Он уже не замечает, как ломится в дверь, стуча кулаками. Едва зажившие ранки на костяшках снова начинают кровоточить, и на холодной поверхности остаются багровые разводы. И это чувство собственной беспомощности и ничтожности обрушивается на него, как проливной дождь, пробирая до нитки. Забираясь в каждую клеточку тела, нанося точечные удары, что словно жало поражает здоровые участки, вызывая нестерпимую боль.
Хочется избавиться от неё. Буквально вырезать эту часть себя, будто это менее болезненно, чем вытерпеть до конца. Ведь кажется, что конец никогда не наступит. Что станет ещё хуже. Что в итоге это просто уничтожит тебя изнутри, как самый настоящий паразит. Высосет из тебя все соки, оставит лишь пустую полупрозрачную оболочку, что иссохнет и рассыплется в прах быстрее, чем успеет восстановиться.
И когда твоё собственное тело тебя предаёт, когда разрушает само себя, не спрашивая на то разрешения — это бесит. Да так сильно, что возникает желание переиграть его — уничтожить первым. И Шуга продолжает колотить руками по глянцевой поверхности, дёргать за ручку, словно вырвать с корнем её готов, глотать слёзы и давиться слюной, лишь бы заглушить это чувство. Не дать ему власть над собой.
Вот только уже поздно, и он это знает. В итоге сдаётся: эту стену ему не проломить. Обессиленный и сломленный, он лишь прислоняется спиной к двери, сползая на бетонный пол. Шуге не выйти отсюда, а никто другой не придёт. И ему остаётся лишь смириться: принять эти чувства и позволить себе ощутить их разрушающую мощь в надежде, что он сможет когда-то к ним привыкнуть.
Ничто не длится вечно, и он знает, что это пройдёт. Не завтра и не через неделю. Может, через месяц, а может, через год. Он научится жить с этим. Он постарается смириться и отпустить. Когда-то забудет о Лим Седжон, вспоминая лишь изредка, какими на ощупь были её волосы, руки и губы. Вспоминая блеск в её глазах и улыбку, которую можно было не только увидеть, но и почувствовать. А встречая её подруг, будет равнодушно проходить мимо по коридорам Сеульского университета, даже не обращая на них внимания, как было прежде.
И всё это станет лишь воспоминанием, ничтожными песчинками в огромных часах его истории. Но сейчас эти песчинки лежат на самой поверхности, и нужно время, чтобы ветер принёс другие, что смогут перекрыть их. Рано или поздно Шуга всё это отпустит, и ему станет легче. Но сейчас — сейчас ему нестерпимо, невыносимо, бесконечно больно.
***
Из кухни доносится грохот, и Тэхён с подозрением пытается разглядеть вдали коридора, что является его источником. Сбрасывает обувь в прихожей, небрежно швыряет куртку на вешалку и проходит в гостиную. Странно, что у него вообще могли возникнуть сомнения в том, кто поднял весь этот шум. Хосок с видом знатока деловито вбивает настройки на небольшом сенсорном экранчике новенькой кофемашины.
— Что за ноу-хау? — усмехается Тэхён, плюхаюсь на диван, рядом с недоеденной пачкой чипсов.
— Мой выигрыш в лотерею, — не поворачиваясь на него, отвечает Хосок. — Да заводись ты уже! — негодует он, ударяя ладонью по корпусу машинки.
— Кто-то ещё этим страдает? — хмурится Ви, потому что думал, что эпоха лотерейных билетов давно уже осталась в прошлом. — Это ж лохотрон. Она даже не работает.
— Сам ты лохатрон, — наигранно злится Хосок, лишь изкоса глядя на Тэхёна. Плотнее устанавливает отсек с водой и нажимает кнопку запуска. По всей комнате разносится звук перемалывания зёрен, а Хосок оборачивается на Ви, победно улыбаясь, демонстрируя идеальный ряд жемчужных зубов. — Сейчас отведаешь лучший кофе в своей жизни.
— Избавь меня от этого, — закатывает глаза, раскидывая руки по спинке дивана.
— Нет, — приторно тянет Хосок, прищуриваясь. — Ты мой домовладелец — тебе всё самое лучшее. — Машинка издаёт противный сигнал, оповещая, что напиток готов, и Хосок поспешно забирает кружку, поднося её Тэхёну и театрально протягивая, подставив под неё ладонь вместо блюдца. — Отведайте, мой господин, — самым уважительным тоном произносит он, чуть склоняя голову перед Ви.
— Придурок, — фыркает он, но всё же принимает кружку. С видом эксперта подносит её к носу, очерчивает пару кругов перед лицом, чтобы почувствовать шлейф кофейных зёрен, а затем делает небольшой глоток, смакуя и причмокивая, пытаясь распознать ту самую кислинку высококачественных зёрен. — Ну, и дерьмо, — благородность с его лица рукой сметает, и лицо корчится в недовольной гримасе. Он тут же возвращает Хосоку чашку, а сам отплёвывается, высовывая язык наружу, будто это поможет избавиться от мерзкого послевкусия.
И нет, всё же он не стал любителем кофе. Он как не любил его, так и не любит до сих пор. И если прежде у него и закрадывались мысли о том, что теперь ему нравится кофейный запах, то сейчас же они окончательно улетучились. Ему нравится Лим Седжон — её кофейный запах, — а не эта бурда, которую так любят во всём мире.
Хосок куксится, негодуя, и принимает чашку, тут же припадая губами к краю и делая глоток:
— Да, нормальный кофе, — бубнит он и отпивает ещё немного, чтобы удостовериться. — Серьёзно, самый обычный.
— Я буду неделю приносить тебе хороший кофе с работы, только умоляю, — тычет открытой ладонью в кружку, что Хосок держит в руках, присаживаясь в кресло слева, — избавься от этой гадости.
— Меня всё устраивает, — гордо заявляет Чон, осторожно прислоняясь к спинке, чтобы не разлить свой драгоценный напиток.
— А меня — нет, — ломает густую бровь, выказывая своё недовольство. — Это мой дом, и меня это не устраивает.
— Две.
— Что две?
— Две недели ты будешь приносить мне кофе с работы, — ставит своё условие Чон.
— Ты ещё со мной торговаться будешь? — окидывает его взглядом Тэхён, словно сосед сейчас, действительно, неподобающую вещь сделал.
Их отношения никогда не были как у «домовладельца» и «арендатора». Они уже давно стали приятелями, пусть и общались лишь в стенах этой квартиры. Хосок не особо интересовался, чем занимается Ви, когда выходит из дома, как и Тэхён не интересовался, чем занимается его сосед, пока того нет рядом. Лишь в последнее время Чон Хосок оказался свидетелем той драмы, что разворачивалась у него на глазах: в этой квартире, в этой гостиной, на этом диване, с которого Тэхён сейчас чуть привстаёт, чтобы поднять с пола Пса и усадить себе на колени.
— Твоя мамаша бросила нас, — Ви общается с собакой самым высоким голосом, на который только способен, как будто это не животное, а настоящий ребёнок. Чуть подаётся вперёд, и трётся кончиком носа о нос пёсика, а тот начинает вылизывать его лицо. — Да, мелкий, бросила, — продолжает лепетать Тэхён, теперь уже прижимая собаку к груди. — Я разрешаю тебе обижаться на неё, — проводит длинными пальцами по густой шерсти, что похожа на ватное облако. — Злиться тоже можно. Давай позлимся вместе.
— Что-то случилось с Седжон? — осторожно спрашивает Хосок, потому что, как не крути, но их маленький секрет должен остаться в тайне. Слишком высокую цену Седжон пришлось заплатить, и Хосок не может её подвести.
— Она уехала, — тяжело вздыхает Тэхён, опуская Пса обратно на пол, но он обратно запрыгивает на диван и нагло лезет Тэхёну на колени, прося ещё немного внимания. — Никто не знает куда, телефон тоже не отвечает. И похоже, что она не собирается возвращаться.
— И что будешь делать? — Хосок непринуждённо отпивает из кружки, а у самого сердце трещит по швам. Впервые за всю его «карьеру» ему не наплевать на своего клиента. Впервые чей-то побег касается знакомых ему людей. И пусть Тэхён не лучший его друг, но быть равнодушным к нему он не может.
— Оставлю Пса себе, не сдавать же его в приют, — как само себе разумеющееся произносит Тэхён.
— Во-первых, Пса официально завещали мне, — подмечает Хосок, и Тэхён отрывает взгляд от питомца, вопросительно косясь на него из-под пшеничной чёлки. — Во-вторых, я имел ввиду, как ты собираешься её искать?
Тэхён долго думал над этим, пока ехал домой в автобусе по пробкам из универа. Пытался анализировать всё, что случилось с ними за время репетиторства. И с какой стороны бы он не подходил к этому вопросу, как бы сильно не пытался уцепиться за скользкую надежду — всё сводилось к тому, что Седжон сделала правильный выбор. Да, болезненный. Да, жестокий. Ничего не сказала, не дала никакого намёка. Врала прямо в глаза, водила за нос и разбила сердце. И Тэхён должен злиться на неё, должен обижаться, чтобы отпустить. Но он не может, потому что знает — ей это было нужно.
За всё то время, что они провели вместе, Тэхён понял одну очень важную вещь о Лим Седжон. И это не её умение притворяться бесчувственной сукой, и не её способность объединять вокруг себя людей, которые бы в обычной жизни никогда не сошлись вместе. Это её чрезмерная забота о людях, которые ей дороги. Что бы ни происходило, она всегда заботится о чувствах друзей. И не может быть, чтобы она не подумала о том, что они почувствуют, когда поймут, что она исчезла из их жизней.
Ви долгое время наблюдал за пчёлками. Они те ещё стервы: самовлюблённые, своенравные и эгоистичные, время от времени. Но то, что он понял благодаря Седжон — люди сложнее, чем кажутся на первый взгляд. И пускай этих девушек нельзя отнести к разряду «лучшие подруги на всю жизнь», но рано или поздно, они ощутят отсутствие одной из них. Может, кто-то из них пожалеет о том, что мало времени уделял Седжон, а может, кто-то наоборот вздохнёт с облегчением, поняв, что их дружба и так шла ко дну.
Тэхён должен злиться на неё — практически обязан, — но он не может. Понимает, что так будет лучше для неё. Но в душе ему бы ужасно хотелось, чтобы это спокойствие она обрела рядом с ним…
Люди приходят в нашу жизнь также неожиданно, как и исчезают из неё. Тэхёну хочется верить, что всё это было не просто так. Хочется думать, что существует какое-то высшее божество, которое подбрасывает в нашу жизнь нужных людей, чтобы пройти какие-то уроки, научиться самому и научить других. Не брось тогда он музыку, не сломайся от осознания рассыпавшейся в труху мечты, не уйди он в академ и не заработай хвосты по высшей математике — никогда бы не встретил
её. Никогда бы не узнал, что запах кофе может быть приятным. Что в Сеуле тоже можно увидеть яркие звёзды, и что знать таблицу интегралов для сдачи экзамена по вышмату — недостаточно. Не узнал бы о девушке, которая живёт с его лучшим другом в одном доме, а в комнате у неё пахнет цветочным чаем. Что за красивой картиной может оказаться пустая стена, а за бетонным забором — цветущее лавандовое поле.
— Я не буду её искать, — спокойно произносит Тэхён, гладя по голове Пса, который всё никак не может успокоиться и лезет к нему на колени. — Она этого не хочет, и я не могу лишать её этого выбора.
— Но я думал, что ты любишь её, — в голосе Хосока слышатся нотки разочарования.
— Люблю? — грустно усмехается Ви, приподнимая один уголок рта, и вопрос этот скорее риторический. — Наверное. Иначе, я бы никогда её не отпустил.
Хосок молчит, как и Тэхён. Лишь пищание пёсика разбивает эту угнетающую тишину, в которой Тэхён будто тонет. Но если это расплата за всё то, что он смог почувствовать, то пускай. Для него лучше задыхаться от эмоций, чем не ощущать вообще ничего. Они для него, словно топливо для мотоцикла — позволяют гнать только вперёд. Говорят, что если жизнь даёт тебе лимоны, то нужно делать лимонад. Тэхён же считает, что если тебя накрывает шквалом неизведанных ощущений, то стоит написать о них. Может, кто-то увидит в этом себя, а может, тебе самому поможет разобраться в них.
Сколько музыки он написал за последнее время? Уж точно больше, чем за всё время, как покинул группу. И вчера закончился его блокнот с текстами, а значит, сегодня он начнёт новый.
В кармане начинает вибрировать телефон, и Ви вздрагивает от неожиданности. На экране неизвестный номер, и Тэхён с надеждой поднимает трубку, произнося сдавленное «
алло». Вероятность маленькая, но чудеса, всё-таки, случаются. Случаются, но видимо не совсем те, на которые он надеялся.
Внимательно слушает то, что говорят ему на другом конце провода, а Хосок нетерпеливо спрашивает одними губами «
это кто», на что Ви лишь прикладывает палец к губам, прося не мешать.
— Я понял, спасибо за предложение, — наконец произносит он, а Хосок уже чуть ли не из штанов выпрыгивает от любопытства. — Тогда, до встречи, — говорит напоследок и сбрасывает звонок.
— Кто это был? — несдержанно интересуется Чон, пока Ви кладёт телефон на журнальный столик. — Это Седжон?
— Почти, — как-то отстранённо произносит Тэхён, устало откидываясь на спинку дивана и запрокидывая голову к потолку.
— Это как?
— Это музыкальное агентство. Звонили, потому что хотят со мной встретиться и обсудить возможное сотрудничество, — произносит так, словно ему каждый день такие предложения прилетают.
— Ты шутишь? Откуда у них твой номер?
— Сказали, что им на почту приходило письмо с моей характеристикой и ссылкой на ютьюб.
— А ты им его отправлял?
— Нет, — как-то неоднозначно усмехается Ви. — Нихрена я никому не отправлял. Я даже сам это видео не пересматривал.
— Тогда, кто это мог быть? — всё ещё недоумевает Хосок, делая приличный глоток кофе.
Тэхён с минуту молчит, словно не знает ответа на его вопрос, а затем вздыхает, резко поднимаясь с места, в упор глядя на Хосока:
— Им отправила всё Седжон, — выпаливает он, упираясь локтями в колени. — Лим, чёртова равнодушная стерва, Седжон.
