***
— Архимис, — Теперь, чтобы обратиться к оку, голос ему не требовался. Достаточно было мысленно позвать его. — Да, хозяин? — Система мигала зеленой люминесценцией в такт говорящего искусственного интеллекта, спрятанного внутри металлической коробки. — Как продвигается подбор пароля? Много еще времени это займет? — Святящийся плод в его импровизированной лампе начал затухать, и он срезал новый, нанизывая его на проволоку. — Около трех дней. — Ответил Архимис. — Да я быстрее сам все вспомню. — Проворчал ученый. — Ладно, по крайней мере, у меня есть пара свободных дней. Неплохо бы потратить их на что-то хоть сколько-нибудь полезное. Взгляд упал на небольшую деревянную шкатулку, лежащую на столе среди исписанных листов и фолиантов. Посыльный доставил ее еще утром, но до открытия руки ученого дошли только сейчас. Он знал, что там, а потому открывал ее неспешно, без особого трепета, но когда его взору предстал набор, из пяти изящных аметистовых линз, обрамленных золотой каёмкой, сердце забилось быстрей. Работу мастера было видно сразу. В комплекте шел не менее изящный металлический держатель с крохотными шарнирами, на котором можно было закрепить их в любом порядке. Грудь полнилась восхищением, когда он вынес их на солнце и в свете золотистых лучей рассматривал, как в фиолетовых стеклышках преломляется свет. Для работы с импровизированным микроскопом в комнате, отведенной под эксперименты, света оказалось недостаточно, и ученый решил разместиться на кухне возле окна. Подготовив все необходимое, он старательно размазал черное содержимое колбочек по поверхности предметных стекол, и принялся рассматривать их со всех сторон по-разному комбинируя линзы. Рядом лежал блокнот для наблюдений, и время от времени, он что-то в нем помечал. Оказалось, что черная жидкость была далеко не однородной. Где-то совсем жидкая, где-то сгущенная до слизистых комков, она полнилась самыми разными взвесями и осадками. В каждом из образцов он неизменно находил кровь, черную водянистую слизь и мельчайшие кусочки отслоившихся тканей юноши. Все это было ожидаемо и объяснимо, но вот откуда взялся, на первый взгляд, совершенно неприметный голубоватый пыльный осадок, он понять не мог. Его удалось выловить на самом большом увеличении, которое только мужчина смог получить. Но сказать что это было невозможно. Взвесь не походила ни на следы жизнедеятельности бактерий, ни на сами микроорганизмы. Она странно поблескивала в свете солнца, и природа ее оставалась загадкой. Прежде ему не доводилось сталкиваться с подобным. Но самым удивительным оказалось то, что на все поля зрения, ни на одном предметном стекле, ему не удалось обнаружить ни единого микроорганизма, ни одной заблудшей бактерии, попавшей туда случайно, ни частички живой ядерной клетки, только поврежденные, неестественной формы эритроциты. Из интереса, он капнул на новое предметное стекло собственной слюны. Известным фактом было то, что микрофлора полости рта в организме самая богатая, а потому он смазал часть стекла черной слизью и принялся наблюдать. Картина, увиденная им сквозь аметистовую линзу, напоминала настоящее поле боя, и у ученого волосы на затылке зашевелились, когда он это увидел. Черная жидкость в одночасье безжалостно поглощала и расщепляла микроорганизмы, превращая их в труху. И чем активнее они двигались, тем быстрее шел процесс. А после побоища на местах мельчайших живых существ оставалась та самая голубоватая пыль. — Что за чертовщина… Архимис, есть что сказать? — Механизм работы напоминает жизненный цикл вируса. — Ответило око. — Я тоже об этом подумал. — Мысленно кивнул ученый. Подробно описав все в блокноте для наблюдений, он принялся разглядывать образцы дальше. Так, склонившись над держателем, заглядывая в овалы линз, он просидел еще не один час. Лучи обеденного солнца, просочившиеся сквозь приоткрытое окно, ласково пригревали, и ученого, не спавшего несколько ночей к ряду, начинало клонить в сон. Под крышей тихо копошились птицы, приметившие местечко для гнезда. Уже по-летнему нагретый воздух пах сладкими фиалками, которые Мун посадил у него под окном в качестве благодарности. Кэп уже не помнил за что. Примостив голову на одной из своих многочисленных записей, он лишь на минуту прикрыл глаза и не заметил, как провалился в глубокую дрему.***
Ученый очень удивился, обнаружив себя в совершенно незнакомом месте. Хотя, больше удивляло то, что он не оказался в пустоте, наводненной спрутами, как это бывало чаще всего. Мужчину окружал лес. Высокие ряды стройных корабельных сосен большими лапами закрывали его от яркого солнечного света, и только изредка лучи ложились на землю, растекаясь по ней солнечными лужами. В вышине мохнатых крон пели птицы, природа вокруг него дышала жизнью, и это вселяло ощущение невероятного, почти чуждого умиротворения. Всюду пахло смолой и хвоей. Под босыми ногами приятно шуршала сухая трава и мягкие пожелтевшие иголочки. Хотелось развалиться прямо здесь и смотреть, как в обрывках лазурного неба безмятежно проплывают облака. — Интересно, что будет, если я усну во сне? — Подумал ученый. Он уже вознамерился присесть, прислонившись к ровному, нагретому солнцем стволу, как вдруг, по чаще пронесся странный шепоток. Архимис не отвечал, что было неудивительно. Проникать в подсознание, и во все бессознательное в целом, он не мог. Но этот странный зов, в одно мгновение разрушил всю окружающую мужчину безмятежность. — Что ты здесь делаешь? — Голос казался невероятно знакомым. — Где ты? — Ученый оглянулся в поисках источника звука. Казалось, он раздавался отовсюду, словно перезвон тихих колокольчиков в чистом поле. Голова полнилась миллионом вопросов. — Как тебя зовут? — Идем скорее. — Прозвенел голосок. Наконец определив примерный источник, Ксеноморф бросился к нему. Сухая трава шуршала под ногами. Он неустанно следовал на зов знакомого голоса, а он, казалось, все отдалялся, становясь только тише. Походило на игру в жмурки. Кэп даже начинал догадываться, что это совершенно бессмысленно, но ему казалось, что именно во снах он мог бы найти больше всего ответов, а потому продолжал бежать на зов, продираясь сквозь колючие кусты шиповника, перелезая через небольшие овражки. Он часто спотыкался, падал, но раз за разом поднимался, не обращая внимания на боль и ссадины. И чем ближе казался ему этот зов, тем более рьяно он рвался за ним, надеясь, что вот-вот догонит. В кустах что-то мелькнуло. — Стой, пожалуйста! — Он рванулся следом, различая фигуру в темных одеяниях. Но стоило продраться сквозь цепкие заросли, как он замер не двигаясь. Ученый едва не встретился со стеной барьера лицом. Огромное недвижимое нечто поднималось выше сосен, и верхушка его терялась где-то в облаках. Стена была в точности такой, какой ее описывал Модди. Ровная голубоватая гладь, по которой изредка расходилась рябь от дуновения ветра. На вид она чем-то напоминала поверхность озера. — За мной. — Силуэт, возникший за его спиной, вдруг разбежался что было сил и растворился, исчезнув за поверхностью барьера, по которой от сильного импульса, волнами прокатилась рябь. — Стой! — Крикнул Кэп. Он захотел схватить незнакомца за полы одежд, но не успел. Смазанный силуэт стремительно ускользнул от него. По ту сторону не было видно абсолютно ничего. Стена словно зеркало, отражала только его лицо полное испуга. В груди трепетало нечто животное, инстинктивное. Оно отговаривало его от необдуманного поступка. — Эй, ты идешь? — Казалось, незнакомец стоял прямо за стеной, от чужого голоса ее поверхность вибрировала. Стоило протянуть руку, и ученый нащупал бы его тело по ту сторону. — Мы, вообще-то торопимся. — Иду. — Времени на раздумья не было. Сердце в груди клокотало как безумное. Отбросив все мысли прочь в одно мгновение, ученый сделал шаг вперед, сигая в неизвестность с зажмуренными глазами. Его истошный крик полный боли разнесся по лесной чаще и эхом вернулся обратно, отдаваясь звоном в ушах. Он ощутил жгучую, невыносимую боль и рухнул на землю. В поплывшей поверхности барьера он увидел картину, пробравшую до костей. Он видел и чувствовал, как с него пузырясь сползает обугленная кожа. Она краснела, прогорала плавилась и дымилась, словно разогретый пластилин, слезая кусками и водянистыми пузырями. Он видел собственные прожженные кости. Кислота оголяла их губчатую внутреннюю часть. В нос резко ударил запах паленой человечины, к горлу подкатил тошнотворный ком. Он надеялся, что вот-вот проснется, но безумная боль не покидала его, и срываясь на животные хрипы он сгребал ногтями землю, катаясь по ней в агонии. Сквозь собственный пронзительный рык мужчина слышал перестук отдаляющихся шагов. Незнакомец уходил. — С…щтой… — Языка он совсем не чувствовал, увидел только как изо рта вывалился пенящийся кровавый шмат, и упал куда-то в гущу отторгнутой кожи. Глаза накрывало кровавой пеленой. Больше ему никто не отвечал.***
Безумие прервалось стуком в дверь, довольно настойчивым и уже явно далеко не первым. Ученый вскинул голову, задевая держатель, опрокидывая один из образцов. Его грудь резко судорожно вздымалась, кожу покрывал холодный пот. Руками он осторожно, преодолевая страх, ощупал себя, и по коже побежали мурашки. Волосы на затылке вставали дыбом. — Цел. — От воспоминаний о кошмаре оторвал очередной стук в дверь, и неловко вскочив, мужчина поспешил встретить гостя. Конечно, он рассчитывал увидеть Арлабуса, ведь кроме друга, за редким исключением, в этой глуши его никто не навещал, но какого же было его удивление, когда перед его побледневшим от ужаса лицом предстал Заквиель. — Здорова, Кэп! Надеюсь, не разбудил? — Воодушевленным тоном произнес юноша. Хотя, воодушевление его тут же поубавилось, стоило осмотреть хозяина хижины повнимательней. — Ты как будто призрака увидел. Что случилось? На его замечание Кэп только неловко улыбнулся и нервно хихикнул. — Не бери в голову. Все в порядке. — Он отворил дверь шире, любезно пропуская гостя внутрь. — Проходи. — А у тебя мило. — Оглядывая скромный интерьер, улыбнулся Зак. — Дровосеки постарались. — Не то слово. — Выдохнул ученый. Он наскоро притворил дверь в лабораторию, поправил халат после беспокойного сна и пару раз провел по белым взмокшим волосам. — Чаю? — Нет, спасибо, я забежал буквально на минутку. Не могу сидеть допоздна. — Он кивнул в сторону окна, и Кэп только сейчас понял, что проспал большую часть дня. Шея заныла от неудачной позы, и мужчина поморщился. Воспринимать смысл чужих слов удавалось с трудом. В голове все перемешалось. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя. — Говори. — Ставя воду на плиту, пробормотал ученый. — Я слушаю. — Артур сказал, что ты собираешься в экспедицию к барьеру, о котором говорил Моддичат. — Заквиель тараторил, и мужчина щурился, в надежде, что это поможет хоть сколько-нибудь облегчить восприятие информации. — Не против, если я составлю тебе компанию? Уж больно хочется своими глазами увидеть границы мира. — Я очень сомневаюсь, что это граница мира. — Тихо проскрипел ученый. От упоминания барьера в жилах стыла кровь. — Во всяком случае, естественная. Юноша смотрел на него с любопытством, ожидая более ясного для себя ответа. — Арлабус не соврал. Раз уж ты вызвался, предлагаю выдвигаться на рассвете, чтобы не терять времени попусту. — Он покосился в сторону закрытой двери, ведущей в лабораторную комнату. — А пока, нужно все подготовить. — Значит, зайду за тобой утром. — Пожав его холодную дрожащую руку, Заквиель обворожительно улыбнулся, и попрощавшись вышел. А ученый обессиленно рухнул в деревянное кресло, застеленное овечьими шкурами. — О великий, что же это такое? — Кожу ощутимо саднило, но ни одного следа, свидетельствующего о правдивости сна, ученый не находил. Видеть собственную смерть было жутко, но кого он пытался найти, там, во сне? Почему без раздумий доверился этому странному голосу? Неужели жажда ответов действительно могла толкнуть его на такие действия? От досады, стиснувшей сердце, захотелось к кому-нибудь прижаться. — Фиксирую желание, базирующееся на мышечной памяти. — Пропищало око. — Объятия. Действие, производящееся близкими людьми, не несущее какой-либо практической пользы, но доставляющее чувство психологического… — Архимис, можешь проанализировать сон? — Он бесцеремонно перебил его, нехотя поднялся, и накинув на плечи шерстяное одеяло поплелся наливать себе чай. — Аналитической системе машины не хватает мощности на обработку. — Пожаловался И.И. — Но есть картинка. — Выведи на зрительный нерв. — Зеленые мелко порубленные листы, ошпаренные кипятком, пахли приятным сочетанием смородины, малины и мелисы. С удовольствием он осторожно отхлебнул напиток из чашки, чувствуя, как по продрогшему от кошмарных видений телу, растекается приятное тепло. Архимис не заставил себя долго ждать. Когда в глазах потемнело, учёный нащупал руками столешницу из отесанной сосны и оперся на нее. — Вспомнить бы, как этим управлять… — Он снова видел лес, небо, обрывки облаков, но теперь все это было намного более смазанным, он ничего не чувствовал, ни боли, ни запахов. — Можешь и звук вывести? — Перемещаясь по временной шкале, будто листая видеоролик, спросил ученый. Он нашел момент, где чужая фигура должна была видеться более четко, но разочарованно вздохнул, глядя на смазанное пятно. Надежда оставалась только на голос. — Да уж… — Разочарованно выдохнул он. Кроме шепота, разбирать было нечего. Дальше, должна была случиться самая неприглядная часть, и Кэп не стал ее пересматривать. — Может после поездки прояснится хоть что-нибудь. Спать ему совершенно не хотелось, ученый даже думать не стал чем это может обернуться, поэтому, было решено начать подготовку к поездке. В большой сумке, обитой мехом, разместились стеклянные склянки, колбы, предметные стекла и коробочка с линзами и фиксатором. Отдельный мешочек заняли емкости для возможных интересных образцов растений, еще один для инструментов. Немного еды, немного одежды, спальный мешок. На маленького мула все это уже не помещалось. Арлабус как-то предлагал ему коня, но тогда, недальновидный ученый отказался, ведь прокормить такую зверушку стало бы настоящей проблемой, а ездить ему приходилось нечасто, но сейчас, конь прошелся бы как никогда кстати. Почти весь остаток ночи он промаялся от безделья. Обычно это было самой страшной пыткой, какая только могла с ним приключиться. Ведь большую часть времени он посвящал решению бытовых вопросов и исследованиям, а когда не было ни того, ни другого, ученый начинал медленно сходить с ума, за неимением постоянных хобби. Ему безудержно хотелось развлечений и… компании? Весь срок пребывания здесь мужчине казалось, что большую часть жизни он занимался этим нелегким ремеслом в одиночку, но теперь ученый во всем разуверился, и окончательно запутался. Каждый раз, когда он читал, хотелось читать вслух, а как только он задавался вопросом, машинально хотелось к кому-нибудь обратиться. Его будто сопровождал фантомный собеседник, но связь с ним была утеряна. Только расцвело, он наказал Архимису быть на связи. Заквиель привел ему одного из коней Лабуса. Белого высокого тяжеловоза по кличке «Август», с большими мохнатыми копытами. И нагрузив животное поклажей, юноша помог ученому вскарабкаться на своенравного жеребца, не желающего стоять на месте. Держался Кэп на лошади довольно робко, но старательные дрессировки Арлабуса не прошли даром, и животное послушно следовало за ведущим его Заквиелем. Скоро ученый даже приноровился и смог развернуть карту, разложив ее прямо на белой холке, попутно поглядывая на компас. — По идее, нам просто нужно выйти на северный тракт, а он уже приведет нас прямо к барьеру. — Рассматривая пометки Моддичата на желтоватой бумаге старой карты, пробормотал Ксеноморф. — Тогда я поведу, а ты следи за маршрутом. — Отозвался Зак, скачущий впереди.***
Ближе ко второй половине дня они добрались до окраины хвойного леса по петляющей узкой дороге, а дальше, виднелось бескрайнее золотистое поле, какого-то дикого, уже колосящегося злака, обрывающееся безграничной голубоватой стеной. Ее поверхность все отражала, а потому, казалось, что впереди, находится все то же самое, что за спиной. От этой картины по коже бежали мурашки, а по всему телу расползалась дрожь. У надзирателей, судя по всему, путь занял значительно меньше времени. Не удивительно, с лошадьми все трое управлялись в разы лучше, и первым делом, ученый решил разбить лагерь, ведь закончат они только к вечеру, а возвращаться по темноте было бы не с руки, да и не безопасно. Заквиель умело управился с палаткой, и забросил в нее два спальных мешка. Эта картина навевала воспоминания о первых днях в странном новом мире, и ученый помотал головой. Нужно было поторапливаться, чтобы разгар изучений не выпал на сумерки. От вида голубоватой огромной, колышущейся на ветру стены, становилось не по себе. Она выглядела совершенно чужеродно и неестественно здесь, среди природного ландшафта. А от кошмарных воспоминаний, которые невольно всплывали в памяти всякий раз, приближаться к ней совершенно не хотелось. — Что скажешь? — Осматривая недвижимое недоразумение, спросил ученый. — Она здесь ни к месту. — Отозвался Архимис. — Вот и я так думаю. Это явно дело рук могущественного создания, иного объяснения ее возникновения, я пока не вижу. Хотя, ее функция, интересует меня намного больше происхождения. — Сознался ученый. — Она же здесь явно не просто так. — Думаешь ее создал бог? — Появившийся из-за его спины Заквиель заставил вздрогнуть. — Я не верю в богов, я верю в силу, и обладающих ей. — Многозначительно произнес ученый. До самого вечера он провозился с колбочками, склянками и пробирками. Копался в земле, и выглядел словно ребенок в песочнице, а потом нес все это к фиксатору с линзами и долго рассматривал. Казалось, он осмотрел и ощупал все вокруг барьера, каждую травинку и песчинку, но Зак все никак не мог понять, почему сам барьер ученый обошел стороной. Подойдя поближе, юноша долго в него вглядывался, а потом протянул руку, желая его коснуться, но мужчина, увидевший эту картину краем глаза, налетел на него и едва не свалил юношу с ног. — Стой! Совсем с ума сошел. — Он крепко сжал его запястье своими тонкими пальцами, и отвел чужую руку в сторону. — Руки лишиться хочешь? — Кэп, ты чего? — Он осторожно извлек запястье из хватки и утешающе похлопал мужчину по плечу. — Модди ведь рассказывал, какой он на ощупь… — Какая разница? — Он немного опешил и смутился, но не отступил. — Все равно, перед тем как лезть голыми руками черт знает куда, лучше… Он осекся, когда понял, что практически слово в слово повторяет речь своего старого друга. А пока он пытался найтись с ответом, юноша поднял с земли небольшой прутик, и ткнул им в барьер. По поверхности разошлась рябь, она натянулась, казалось, вот-вот порвется и барьер лопнет как мыльный пузырь. Но чем сильнее юноша давил, тем сильнее был обратный импульс, и в конце концов, прут с треском сломался. — Вроде, ничего страшного. — Заквиель пожал плечами. — Любопытно. — Он поднял прутик с земли и принялся осматривать. — Никаких следов… — Следов чего? — Юноша коснулся барьера и провел по нему ладонью, будто разглаживая поверхность, и она заходила вонами, отвечая на импульс, а Ксеноморф стоял как истукан, наблюдая за этим удивительным зрелищем. Страх, сковавший его холодными оковами, отступил, когда юноша показал ему свою ладонь, абсолютно невредимую. — Он прохладный… и упругий. — Глядя на чужое лицо, полное недоумения Заквиель улыбнулся. — Не может быть. — Перебарывая себя, он тоже подошел ближе. Желание коснуться неизведанного, в очередной раз боролось внутри него с желанием сохранить собственную жизнь. В конце концов, отвернувшись, зажмурившись в ожидании кошмарной боли он вытянул руку вперед. Волосы на затылке встали дыбом, когда он ощутил, как странная желеобразная упругая поверхность морозит кожу, и чем сильнее он надавливал, тем сильнее было сопротивление. — Я же говорил. — Глядя на предсмертно белое от испуга лицо ученого произнес Зак. — Ты как? — Невероятно… — Он убрал руку, и достав одну из линз из нагрудного кармана, принялся рассматривать поверхность. — Архимис, просканируй структуру! — Молекулярное строение нераспознано. Состав определить невозможно. Плотность вещества составляет примерно: ноль целых девять десятых грамма на сантиметр кубический. — С его химическими свойствами разобраться будет крайне сложно, если он действительно неразрушим, как говорит Модди. Похоже физически… — Ученый снова толкнулся в него ладонью и получил обратно тот же импульс. — Похоже, это вещество без потерь сохраняет и передает полученную энергию обратно, что несвойственно ни одному существующему материалу, а его сила упругости и восстановление после деформации стремятся к ста процентам. И это при том, что деформировать ее крайне легко! Она все время возвращается в исходное положение, а с такими свойствами… разрушить ее… едва ли возможно. — И что, значит, теперь мы здесь заперты? — Осматривая тело ученого, разбираемое мелкой дрожью, спросил Заквиель. — Пока не знаю. Но хочу узнать. — Тихо прошептал мужчина.***
Открывать глаза не хотелось совершенно, но в очередной раз превозмогая себя, он это сделал. Заквиель настоял на том, чтобы ученый поспал после таких душевных волнений, да и сам он понимал, что это необходимо, впереди его ждала долгая и утомительная поездка домой. — Зак? Архимис? — Он вылез из палатки. Кругом царила ночная тишина и спокойствие, над головой сияли звезды, а впереди снова красовался барьер. — Да твою ж… — Что на этот раз? — Поняв, что вокруг никого нет, он несколько раз выругался про себя, и гневно выдохнул, потирая щеки, глядя в небо, обращаясь невесть к кому. — Ты привел меня сюда! Зачем? Что мне надо сделать? Тишина была ему ответом. — Я знаю, что это не граница. Это вход. Конечно. Это и ребенку ясно! — Он говорил не то сам с собой не то со вселенной и голос его разносился по округе, врезаясь в водянистую поверхность. — Но мне туда не нужно! Я хочу остаться в этом измерении! Неужели все ответы на той стороне? — А даже если бы я и хотел выйти, есть какая-нибудь более разумная плата за знания?! — Он в гневе засучил рукава, как бы демонстрируя безликому равнодушному небосводу свое тело. — Нет. Нужно думать. — Выплеснув злость, он быстро устал от этого бессмысленного монолога и уселся на землю, повернувшись к границе спиной. — Истинным мироходцам для ментальных путешествий тело не нужно. Ты на это намекаешь? — Он повернул голову, и заметил, как водянистая поверхность завибрировала. — Но я не мироходец! Меня же испепелит к чертовой матери! Меня, мое тело и мой разум! — Сколько еще ты будешь мучать меня? — Он стих. Осознание неприятно скребло на сердце, страх снова забрался ему под ребра и теперь мешал дышать, постепенно занимая собой все пространство. — Нет… Ну пожалуйста… На ватных ногах он поднялся, следуя за очередным непреодолимым зовом. Барьер нависал над ним бескрайней, холодной и молчаливой скалой. Его невозможно было победить, нельзя уговорить, и бессмысленно было молить. — Будет что будет. — Он несколько раз глубоко вздохнул, сжимая кулаки до глубоких полумесяцев на поверхности ладоней, до белых костяшек. — Все не может быть так страшно. Собравшись наконец с духом, белый словно лист папируса, он снова зажмурился и шагнул вперед, прямо в барьер. Тело вновь обуяло пламя боли, мужчина взревел, ощущая как кожа снова начинает обугленными корками загибаться вверх, отрываясь от костей. Пахло так омерзительно, что от одного запаха можно было потерять сознание, но пока он чувствовал боль в своем теле, продолжал двигаться вперед. Пока водянистая поверхность не спалила все восприимчивые к боли нейроны, не опалила нервы и мышцы, он шел, чувствуя, как кровь покидает его тело, сквозь огромные дымящиеся прорехи. Вдруг, он потерял равновесие. Тягучая поверхность барьера больше не касалась его тела, и он провалился за ее пределы. Ученый ничего не видел, ничего не осязал. Все что у него осталось это чувство равновесия и слабый размытый слух. И в тишине странного, кажется, безграничного пространства, он слышал знакомый вой. — Великий спрут. — Подумалось ему. Что-то большое и прохладное обвило его тело. Огромное скользкое туловище прислонялось к нему, придерживая длинной витиеватой тентаклей. В бескрайних просторах темноты спрут сиял мягкими зеленоватыми огнями на брюшке, освещая пустоту, а на его мерцание, без слов отвечали другие, чуть поодаль, мигая ему в ответ. Все они, медленно и неспешно кружась в странном, понятном только им танце, и перебирая щупальцами стремились наверх. Кэп несколько удивился, ведь не сразу понял, что зрение к нему вернулось. За ним последовали осязание и запахи. Он посмотрел на свои ладони и немое ликование застыло у ученого в груди. Кожа наросла на кости. Что было сил он прижался к большому гладкому туловищу глубоководного создания, и оно его отпустило. Повинуясь общему зову, мужчина двинулся наверх. Он не думал о происходящем, не думал о том, где он сейчас, и что с ним станет потом. Он лавировал в долгом, казалось, бескрайнем потоке красивейших таинственных и внушающих трепет созданий, пока на его пути не возникло нечто новое. В пустоте освещенной лишь зеленой биолюминесценцией, зависла человеческая, очень знакомая фигура. — Это еще что за чудо-чудное? — Он держал в руках маленького спрута, разглядывая его со всех сторон. — Еще и в моих границах. Мужчина завис, сложив ноги в позе лотоса, обернувшись к ученому спиной. Он был так увлечен, что по началу даже не заметил чужого присутствия, но как только Кэп подплыл ближе и коснулся его плеча, незнакомец обернулся, и их взгляды встретились. Алые глаза с узкими острыми зрачками рассекли воздух, кольнули душу. Все в нем казалось знакомым до бабочек под ребрами, до онемения губ, до дрожи в коленках. Ксеноморф смотрел в рубиновые глаза, и не мог понять, почему его сердце, что до этого так мирно и ровно билось, успокоившись в тишине и пустоте бездны, теперь разрывалось от наполняющей его крови. На языке вертелось имя, но ученый все никак не мог его сказать. А незнакомец не отводил взгляда. Он выглядел таким же недоуменным, растерянным, даже немного напуганным, глядя в его сияющие глаза цвета морской волны. — К…Кэп? — Его пушащиеся во все стороны, пепельные волосы, ниспадающие до плеч, болтались у лица, и он небрежно их поправил, в неверии разглядывая знакомого мужчину. — Что ты здесь делаешь? — Диам? — В голове наконец щелкнуло, сердце заныло, когда он наконец узнал его. — Диам! Ученый уже вознамерился вцепиться в его плечи, но вдруг сама пустота покачнулась. Они оба напряглись, но неожиданно вампир оттолкнул его от себя. — Тебе нельзя здесь находиться. Возвращайся назад. — Внезапно Кэп ощутил, как его с силой, очень настойчиво потянуло вниз, он попытался схватить его за руку, но не успел. Падая, он мог только беспомощно болтать конечностями в ожидании удара о землю, и смотреть как стремительно уменьшается чужая фигура, исчезая в бескрайних просторах бездны.