"Tattle"

If you're looking for trouble You came to the right place. If you're looking for trouble - Just look right in my face. I was born standing up And talking back. My daddy was a green-eyed mountain jack. Because I'm evil, my middle name is misery! Well I'm evil, so don't you mess around with me! Если ты ищешь проблемы, Ты пришел в подходящее место. Если ты ищешь проблемы, Просто посмотри мне прямо в лицо. Я уродился стойким и дерзким. Мой папаша был зеленоглазым мужланом. Ведь я злой, Мое второе имя - страдание. Что ж, я злой, так что, не связывайся со мной. Elvis Presley, "Trouble"

      Говоря о черных и белых полосах в жизни достаточно затруднительно, потому что рано или поздно наступает тот самый период, когда ты не понимаешь, чего больше — дерьма или золота. Вроде бы, ситуация хуже некуда, постоянные локальные катастрофы идут одна за одной — только поспевай убегать и прятаться. И в то же время раз за разом ты понимаешь, что каким-то загадочным чудом ты получаешь великолепные подарки свыше, о которых даже не смел мечтать. Наверное, это ПМС Кармы, иначе подобных метаний не объяснишь. То вверх, то вниз, как на чертовых русских горках — смотри, не вывернись на изнанку во время очередного сумасшедшего виража, крутые парни с каменными лицами встречают любые перемены. Даже если поджилки трясутся, а в груди рождается крик ужаса и отчаянья.              Жизнь Гифальди нельзя было назвать богатой событиями, но чем дольше он варился в котле похоти и порока, именуемым не иначе, как клуб «Florencio», тем отчетливей парень понимал, что несется с бешеной скоростью в неизвестном направлении и вот-вот окажется выбитым из седла. Глупо было отрицать очевидное – Сид попал в беду. Улюлюканье зевак, жаждущих крови и зрелищ, стояло в ушах и нарастало с каждым днем, вперемешку с ревом мотора и мешаниной мертвых битов с танцпола. Быстрей-быстрей-быстрей… Время не ждет, сделай или сдохни.              Сид обхватывал руками тяжелую гудящую голову, просчитывая возможные варианты. У него на руках было пять сотен зелени, пять старых-добрых Бенджаминов Франклинов с ироничными ухмылочками и обвисшими брылями. Но троих отцов-основателей для того, чтобы обеспечить относительную безопасность собственной задницы, Гифальди отчаянно не хватало. Пятьсот баксов были его суммарной заначкой, ни пенни больше у него за душой не имелось.              Этого было недостаточно.              Дурацкие варианты вроде покупки лотерейных билетов и ставок в казино Сид отметал сразу. «С моим-то везением я окажусь должен еще косарь сверху» — невесело подумал он, переключая радиоприемник на другую станцию. Из динамиков полилась песня, которую еще Рей в лучшие годы напевал, подбрасывая неуклюжего сына до школы в дни экскурсий.              — This is a man's world, this is a man's world! — надрывался Джеймс Браун из далекого прошлого, потряхивая старомодной шевелюрой из синтетики и сияя неправдоподобно белыми ровными рядами зубов.              Гифальди оставалось лишь закатить глаза и щелкнуть зажигалкой у самого носа. Он надеялся, что сможет полностью отравить себя, с упорством продолжая проводить ночи без сна, есть какую-то быстро приготовляемую дрянь и выкуривать блок в неделю, до самого фильтра, до ожогов на пальцах.              С фотографий, развешанных на стенах его комнатушки, улыбались знойные итальянки, палимые солнцем Сицилии. Выцветшие снимки конца шестидесятых, излишний макияж и легкая полнота красоток, которые сейчас, если не умерли, то коротали деньки в доме престарелых и беззубыми ртами жевали желе.              Родители уехали на похороны какой-то троюродной бабки. Сид не разбирался в запутанных родственных узах своей южной родни и не видел покойницу ни разу в жизни. Он говорил с ней пару раз в детстве по телефону, но ограничивался какими-то дежурными фразами. Да и как можно быть по-настоящему близким с человеком, чье имя даже не смог запомнить?              По отъезду Рей зашел в комнату к сыну, развалившемуся на скрипучей старой койке и провалившемуся в беспокойную дремоту. Разбудив прохвоста без лишних нежностей, отец гаркнул ему на ухо:              — Чтобы когда мы вернемся, дома было чисто. Вот тебе полтинник, на неделю должно хватить.              Две мятых двадцатки и десять баксов мелочью оказались на застиранном покрывале.              Сид не нашел в себе сил пререкаться, хотя на секунду в его голове мелькнула мысль «На эту мелочь не прожить и пары дней». В тот момент отец и сын обменялись презрительными взглядами и разошлись.              Родителей не было уже несколько дней. Квартира наполнилась тишиной и сигаретным дымом. Изредка Сид включал радио, которое сквозь посмертный хрип и шипение в эту минуту отчаянно тянуло:              — But it would be nothing, nothing without a woman or a girl!              Не раздумывая, Гифальди зашел в ванную, не запирая за собой дверь. В полном одиночестве он мог себе позволить не закрываться на глухие замки от людей, которые имеют дурную привычку делать поспешные неверные выводы и распускать грязные сплетни.              Взять хотя бы Петерсона. Стинки, когда они вместе стояли напротив магазина Джолли-Уолли и курили, ежась от вечернего февральского мороза, покачал головой и сказал:              — Зря ты сегодня не пришел в школу. Ты пропустил очередное шоу.              Гифальди со своими долгами растерял интерес к любого рода перфомансам капризных школьников.              — И что же там такое случилось? — без интереса, чисто для проформы, поинтересовался Сид. Неподалеку прошла Сойер, безуспешно старавшаяся не встретиться с парнями взглядами. Наверное, она торопилась на смену в кафе, раз шла так быстро. А может быть, просто чувствовала себя до сих пор неловко — Гифальди делал то же самое, что и все плохие парни, когда речь шла о назойливых девчонках. Он игнорировал любые поползновения в свою сторону и старался не забегать в «Джонс кафе».              Но скука заставила Сида похотливо подмигнуть рыжей скромнице вслед. Она заметила это. Заметила, черт возьми, и прибавила шагу. Румянец на щеках стал неестественно ярким, и даже мороз не мог его оправдать.              Беги-беги, Лайла, дорогуша. При быстрой ходьбе твой вид сзади просто божественный.              — Патаки выперли из школы. Все серьезно, никаких шуток. Даже Большой Боб соизволил явиться к Ларри на ковер. Твоей подружке дали хороший пинок под тощий зад.              Гифалиди поправил прическу, проведя по волосам большой ладонью. На пальцах мешался запах табака и воска для волос.              — Она мне не подружка. Мы уже месяц как не разговариваем. С тех пор, как эта сука заделалась королевой красоты, — слишком много гонора и напускного безразличия. Стинки не покупается на это, никогда не покупался.              — Не обязательно знать тебя десять лет, чтобы понять, что ты блефуешь как последний пиздабол. Поговаривают, что тебя видели с ней. И не раз. Кто-то даже считает, что она от тебя залетела, и именно поэтому и ушла из школы. Не хочешь мне ничего рассказать?              Гифальди затянулся, пытаясь не выдавать легкую волну паники, прошедшуюся по позвоночнику. Кто видел их вместе? Кто мог разболтать об этом так быстро и убедительно, что даже Петерсон принял это за чистую монету?       Брехливая сука, Ронда. Чтоб ей в аду плясать буги-вуги на углях в паре с Марком Цукербергом, сделавшим сплетни сверхскоростными.              — Мне сказать нечего. Если хочешь, верь всей той хуйне, что написана заборах. Только не строй из себя Опру, умоляю. Я, конечно, парень нарасхват, но у меня тоже есть достоинство. Трахать Патаки? Увольте, я пас!       Петерсон в тот раз недоверчиво покосился на друга, но не стал препираться. Немой вопрос повис в воздухе, и оба это прекрасно понимали.              Раздевшись, Гифальди залез в ванную и левой рукой включил горячую воду на полную мощность. Зажатая в губах сигарета не намокла лишь чудом. Добавив немного холодной воды, Сид лег и начал дожидаться, пока ванная не заполнится до краев. Дым и пар мешались, дышать стало труднее, хотя дверь по-прежнему оставалась открытой, и сквозняк холодным воздухом лизал свисшую вниз мокрую левую кисть руки. От нее выше, к предплечью, побежали мурашки. За татуировками это было не так уж заметно, но от резкого контраста температур у Сида все внутри сводило.              За дымом и паром все труднее было разглядеть очертания комнаты. Звуки музыки, доносившиеся из старенького радиоприемника, затухали, сталкиваясь с многочисленными стенами.              Гифальди сделал очередную глубокую затяжку и стряхнул пепел в белые недра раковины. Он надеялся на то, что заснет в ванной и утонет по неосторожности. Жизнь казалась на редкость паршивой и беспросветной, хотя, казалось бы, одной проблемой стало меньше.              Больше не имели никакого смысла бесконечные мысли о Патаки. Эта ведьма собрала чемоданы и свалила черт знает куда. Никто не знал о ее местонахождении ни в школе, ни на улицах, ни в клубе. Девчонка провалилась сквозь землю и не казала носу. Даже Гарольд пожимал плечами во время расспросов:              — Знал бы — сказал. Ее не было на тренировках с прошлого месяца.              Идти к Фиби было бы пустой тратой времени. Эта пташка никому бы не выдала свою закадычную подружку. Тем более, Сиду. Она видела в Гифальди потенциальную опасность для ментального здоровья Хельги и одним своим серьезным выражением лица пресекала все попытки расспросов.              Возможно, заскочив к Патаки домой или на работу, Сид выяснил бы, в какие неприятности вляпалась эта сумасшедшая вновь.              Но ее окно и пожарная лестница, ведущая к нему, остались для Гифальди в прошлом. Баста.              «Заноза в моей волосатой заднице, чертова фурия» — голова Сида с сигаретой опустилась под воду на несколько мгновений. Окурок с шипением затух, волосы точно медуза по водной глади поплыли во все стороны, в покрасневший от недельной простуды нос залилось немного.              — He's lost in the wilderness, he's lost in bitterness, he's lost, lost somewhere… — тонущие в шуме воды звуки музыки, аккомпанемент паршивого настроения и безысходности.              Всплыв, Гифальди устало протер кулаком глаза и провел рукой по волосам, чтобы не мешались. Чертов итальянский Элвис показался в зеркале и мерзко оскалился. Элвис с мокрой сигаретой и симметрией под нижней губой.              Король не собирается покидать помещение. Король хочет зажигательное буги-вуги на адских углях и море виски.       Перстень с мизинца соскользнул и глухо ударился о коврик в ванной. Уровень воды стал опасно близок к бортику. Пора заканчивать эти бестолковые процедуры и сделать то, что хотелось сделать уже достаточно давно.              Сид частенько думал о той славной пташке из клуба, что проявила к нему сострадание и помогла немного прийти в себя. Кловер Холт, журналистка с задницей, достойной первой полосы. Гифальди позвонил ей четырнадцатого. Решил, что это будет символично. Звонил до упора, но гудки никак не кончались. Уже собрался повесить трубку и утешить себя мыслью «Попытка – не пытка», — хотя это вряд ли бы его успокоило – но тут на том конце провода наконец-то послышался звонкий знакомый голосок.              — Да, слушаю, — Сид улыбнулся. Никаких лишних церемоний, эта детка не лебезит тут и там перед незнакомцами.              — Привет, это Сид, парень из «Florencio». Ты оставила мне в кармане пиджака визитку, я нашел ее и решил отблагодарить за помощь.              — А-а-а, да, точно, самоуверенный побитый мальчик со странным чувством юмора, — Гифальди не мог видеть ее лица, но был абсолютно уверен, что Кловер улыбается. Эта русалка хотела поиграть? Что ж, пускай. Это может быть даже весело, — Надеюсь, твоя мордашка в порядке.              — Можешь проверить сама. Как насчет заскочить со мной в какой-нибудь тихий паб и по-приятельски поболтать за стаканчиком-другим? – Сид протирал мокрые черные волосы полотенцем, вслушиваясь в тишину. Он не признался бы никому, что нервничал и уже был готов услышать отказ.              — Хорошо, но только если сегодня. Через неделю сдаю колонку, будет некогда. Как насчет восьми, дорогуша? — Иисусе, эта девчонка умеет пощекотать нервишки драматическими паузами. Такие цыпочки могут скрутить мужика за считанные секунды и даже не испортить при этом прическу.              — По рукам. Где встретимся?              — Может быть, в «Stash»? Там уютно и нет лишних ушей и глаз.              — Такое чувство, будто ты хочешь затащить меня в такую дыру, чтобы муж не узнал об измене.              — Он у меня тот еще ревнивец. Знаешь, горячие парни из Далласа. Если тебе повезет, то он просто тебя кастрирует и отправит в леса евнухом.              — Если у тебя на ягодице нет клейма от каленого железа, то у меня есть шанс.              — Проверь! — задорно подначивала Кловер и повесила трубку.              У Сида были проблемы с девушками, пусть он и отрицал их. Наученный, как и многие мальчишки, приемчикам для обольщения из старых фильмов, он вел себя откровенно нахально. Когда Гифальди встретился с первой своей девчонкой, Джиной из Техаса, он еще не умел дерзить и нарываться на драку так профессионально. Ему просто понравилась худенькая девочка с грустными глазами Бэмби и каскадом каштановых кудрей. Он день ото дня пытался втереться к ней в доверие. Слушал слезливые истории о разводе родителей по причине измены отца. Ни с кем кроме нее не разговаривал (в тот период своей жизни Сид все еще был зажатым подростком с комплексами и проблемной кожей). Пытался быть галантным, прикрывая плечи Джины своей курткой.              Она была легкой добычей. Ей был жизненно необходим хоть кто-нибудь, кто мог ей предоставить возможность поплакаться в жилетку. И Сид был готов подставить даме плечо, не без надежды хотя бы увидеть грудь. Но повезло намного больше. Они в последний лагерный день заперлись в домике вожатых, пока весь отряд был на прощальном костре и последующих танцах.              Джина осталась воспоминанием, каким-то светлым и грустным одновременно. Сид не знал ни ее номера, ни адреса, ни электронной почты. Он видел ее в последний раз, когда закрывал за собой дверь домика. Она смущенно поправляла прическу и пыталась смотреть в сторону. Смущенная, разбитая, подавленная, обманувшаяся в том, что спонтанный ранний секс что-то изменит в лучшую сторону.              С тех пор его типаж — девчонки в беде. У которых нет выхода и храброго принца в обозримом будущем. Те, кого не приглашают на танцы и на выпускной в качестве пары. Замкнутые в себе, из неблагополучных семей, медленно увязающие в собственных пороках, точно мухи в меду.              Сколько их? Не так уж и много, откровенно говоря.              Только по прошествии полутора лет после Джины на горизонте появилась Люси. Как вспышка в ночи, в одном из баров Хиллвуда, где Сида знали в лицо и наливали без демонстрации ксивы. Люси просто пришлась очень кстати. Она узнала, что ее парень ей изменил и с горя заказала текилы в кругу заводил-подружек. А затем, оставив их сплетничать о себе за столом, направилась в уборную. Пьяная походка и проблемы с удержанием равновесия свели их в ту ночь.              «Я хочу отомстить этому говнюку», — без особого энтузиазма говорила Люси, расстегивая ширинку Гифальди уже в кабинке и облизывая губы в качестве подготовки, — «Пусть ему будет так же плохо, как и мне».       Плохо было самой Люси. Остальным участникам конфликта, а именно — Сиду, бывшему и той чиксе, с которой последний покувыркался, — было просто охуительно хорошо.              С Сойер все было намного проще. Не нужно было добиваться расположения этой рыжей скромницы, она разве что не умоляла, чтобы ее прижали к стене и хорошенько поимели. Сиду нравилась ее фигура – как и любой нормальный мужчина, он любил, когда женских прелестей было больше, чем на щепотку. Вся эта ерунда про грудь, умещающуюся в ладошку – Гифальди с его крупными кистями оставалось лишь ухмыляться. Он привык брать от жизни всего, да побольше.              Во всех смыслах.              А вот Хельга была, пожалуй, главной неудачей этого списка. Столь много затрат и столь мало отдачи, что хоть плачь. Да и за внешность ей смело можно было дать первое место с конца. Вздернутый нос, острые скулы, уши неудачной формы, тонкие губы, буравящий взгляд глубоко посаженных глаз, крупный лоб, спрятанный пышной челкой – видимо, вся природная красота рода Патаки изначально была отдана Ольге. Хельге же достался характер.       И только у Кловер было все, что требовалось — славная фигурка, чувство юмора, сговорчивость и любовь к флирту напропалую. На земле таких не штампуют – космическая русалка.              Ради нее можно немного приодеться и даже купить цветы. Как-никак, день Святого Валентина. Девчонки любят получать подарки. Это своего рода материальное подтверждение мужского интереса. Очередной трюк в охоте за кружевными трусами.              Главное — не дарить роз. Женщины их не помнят, потому что это очевидный выбор любого профана в цветочном магазине. Что угодно, но не розы.              Русалки любят лилии. Только их терпкий аромат способен перебить запах морской соли и холодного бриза.              Сид оделся потеплее, повязал на шею шарф, причесался, натянул на голову любимую шапку, всячески пытаясь выглядеть прилично, пусть и небрежно. Мысленно попрощался с одной из сотен, что у него были припасены для Лоренцо. Ему предстояло поехать в другой конец города, путешествуя по кишкам-туннелям метрополитена, купить цветы, завалиться в бар, в котором он в последний раз был выдворен за драку и встретиться с мисс Холт лично.              — Удачи, горе-любовничек, — усмехнулся Сид про себя, поправив шарф и закрыв за собой дверь квартиры.