Heart to Heart

На самом деле Саша очень любит выходные. И не потому, что можно отдохнуть от работы, а потому что в выходные всегда приезжает Миша. С Мишей всегда хорошо, даже если они сидят в тишине. Выходные с Московским всегда разные, но вот утро одинаковое. И оно самое любимое . Миша, по привычке, просыпается рано, но никогда не будит Романова. Он перебирает кудрявые волосы, другой рукой держа телефон и проверяя деловые чаты. Саша просыпается лишь через час, а иногда и ближе к обеду. Сонный Саша - самое милое, что видел Московский. Он слепо тычется в плечо Миши, не желая сразу просыпаться. Московский целует его в нос, щеки и, наконец, в губы, вынуждая проснуться. — Доброе утро, Заря моя Северная, — шепчет в губы Московский. — Доброе утро, — хрипло отвечают в ответ. Московский оставляет на чужих губах лёгкий утренний поцелуй. Москва поднимается и уходит в душ, а Романов уходит на кухню и готовит себе чай, а Мише кофе. Когда Московский выходит, то на столе стоят французские тосты и кофе. Еда, приготовленная Сашей, самая вкусная поэтому в выходные Московский максимально наслаждается. — Есть какие-то планы на сегодня? — Москва откладывает телефон, садясь за стол и приступая к завтраку. — Сегодня тепло, можем прогуляться, что думаешь? — Московский смотрит в окно. Апрель в Петербурге на удивление тёплый и солнечный. — Всё, что пожелаешь, моя душа,— сегодня Московский чувствует спокойствие и бодрость. А ещё бесконечную любовь. Они приезжают в Петергоф, там ещё нет людей, сезон начнётся не раньше чем через неделю, в некоторых местах лежит снег, но тишина и спокойствие – это то, что им так нужно. У них нет определённого маршрута, оба знают это место слишком хорошо, они проходят сады, доходят до дворца, Саша позволяет пару раз поцеловать себя и переплести их руки. На душе обоих приятное умиротворение, а в глазах любовь. *** На рабочей недели они почти не видятся, только на собрании. Но бывают дни, когда мигрени мучают настолько, что хоть вешайся и то не поможет , а на работе все идёт к черту и в такие дни Саша порой приезжает к нему или звонит, словно чувствуя состояние своей первопрестольной. Дверь в кабинет открывается и в неё заходят, но блондин даже не поднимает головы: слишком погружен то ли в работу,то ли в попытку игнорировать мигрень. — Миша, — Московский смотрит на вошедшего и расслабляется, замечая Романова. — Разве ты не должен быть уже в Петербурге? — Саша подходит ближе, становясь сзади и укладывая руки на голову Московского, массажируя. — Должен был, но рейс отменили, а интуиция подсказала, что ты сегодня снова всю ночь собрался работать, — Он оставляет лёгкий поцелуй на виске и хоть это не снимает мигрень, но расслабляет и отводит её на второй план,— поехали домой, Миш, работа подождёт, — Он берет его за руку и тянет к выходу. Московский быстро сохраняет документы и идёт за шатеном. Саша не любит водить машину, хотя Московский даже подарил ему одну пару лет назад, но сегодня он сделает исключение и довезет столицу до квартиры сам. Может, дороги города Саша знает плохо, но маршрут от офиса до Мишиной квартиры он знает так же, как улицы Петербурга. В квартире он укладывает Москву и помогает уснуть, перебирая волосы. А в глазах его сплошная любовь. Нежная, бесконечная и только для одного. *** Не сказать, что Саша был таким же сильным верующим как Московский, во времена империи все было религиозны, а потом в двадцатом его заставили забыть о Боге. Больше тогда напрягало, что всегда верующий в Бога Москва отрёкся от него. Но тогда он отрёкся от всех в пользу идей правительства. В 90-ые им всем все ещё был не до этого, а после, когда все пришло к тому, что есть сейчас, то они даже и не задумывались об этом. Москва стал собой, ходил на утреннюю службу в воскресенье, строил храмы, а Питер как-то... Держал нейтралитет. Поэтому, когда в одно своё прибывание в питерской квартире, Москва сказал ему: — Сходишь со мной на службу в церковь?— Питер даже растерялся. Он любит храмы, соборы с точки зрения эстетики, но внутрь давно не заходил. Но и Москве он ответить отказом бы навряд ли смог и не из-за неумения отказывать, а из-за того, что Москва о таком никогда ранее не просил ни его, ни кого-то другого. Москва вообще не из тех, кто часто о чем-то просит. Поэтому в мартовское, солнечное, утро воскресенья они стояли в церкви. И тогда на Романова даже воспоминания нахлынули о имперских временах. И если тот день ничего не изменил в его отношении в вере, то вот в отношении к Мише - да. В тот день он увидел его с другой стороны. — Спасибо, что сходил со мной, — сказал Московский ему после, когда они направлялись домой, — На самом деле, я никогда не смогу искупить все свои грехи. Я сделал так много плохих вещей, что даже не уверен, что заслуживаю прощения, — Романов тогда не сказал ни слова в ответ, он лишь обнял его. А его вечно бодрый, улыбчивый Миша тихо плакал. Они так и стояли посреди улицы. Московский плакал редко. И последние его слезы Саша видел в девяностых, когда тот узнал, что натворил за годы союза. Поэтому сейчас все, что он мог это позволить ему выплеснуть все накопившиеся, как и тогда. А потом Романов, уже дома, расцелует любимое лицо и приготовит им вкусный чай. И будет говорить о многом. Об искусстве, о прошедших днях и, совсем немного, о любви. Своей безмерной, тёплой любви.