Not alone

Ночь опускается на землю беспощадно. Плотными облаками сбивается, надгробными плитами, гвоздями, которые незатейливо вбиваются в крышку, прямо в голову. И пусть земля будет вам пухом. Да только земля ни разу не напоминает пух. Она холодная и твердая, неприступная, в такой даже могилу нормально не вырыть. Скар поджимает губы, смотря на алеющее зарево костра. Возможно, теперь мертвым не так уж и нужны могилы. Идея развести огонь принадлежала Венти. Они забрели в закрытый двор в попытке перевести дыхание, и Сяо с Кадзухой со вздохом поддержали идею. Скара хватило только на короткий кивок. Никого, впрочем, не смутило время, медленно близившееся к позднему. Потому что спать не хотелось никому. Сяо наломал веток разросшегося неподалеку дерева и, отобрав у Скарамуччи топор (скорее вытянув из пальцев, пока Скарамучча безучастно пялил в землю), порубил эти ветки на части. Если бы Венти когда-то не стащил в одном из магазинов зажигалку, вряд ли бы у них что-то получилось. Пожалуй, даже Прометей сейчас послал бы их куда подальше. Внутри вообще отчего-то ворочается стойкое чувство того, что архонты не то что их оставили, они еще и заботливо осыпали их проклятиями. Все сели на какой-то небольшой детской площадке, пока Сяо выкладывал бревна домиком. Если честно, все выше произошедшее было для Скара довольно туманным воспоминанием. Словно чем-то далеким, чем-то нереальным, чем-то, что все еще было частью его затянувшегося кошмара. Поэтому, когда он наконец очнулся, сбросив с себя глухое оцепенение, костер уже трещал, а ребята уже вязли в топком молчании. Языки пламени тщетно тянулись к безжалостно темному небу, словно тянули руки, словно просили помощи. Жадно и голодно облизывали бревна, обгладывали до тлеющих, черных углей. Вгрызались в них жадно, как зараженные в человеческую плоть. Молчание вокруг стояло страшное. Вязкое, как болото, безнадежное, как зыбучие пески. Забиралось в самую глотку, липло ко внутренностям, забивалось в альвеолы, хлюпало там, не вдохнуть. Кажется, протяни руку и сожми в кулак — воздух скомкается в ладони, склизкий и мерзкий. Скар поглядывает на свой топор, мутно отражающий блики танцующего огня. Кровавое темное месиво на лезвии уже успело покрыться корочкой, и рвотный рефлекс не позволяет смотреть на нее дольше пары секунд. Скарамучча закусывает губу и отворачивается. — Архонты, ребят, мне жутко некомфортно, — Венти передергивает плечами, ерзая на гравийном покрытии. Сяо ранее просил его сесть на скамейку, но тот лишь отмахнулся и сказал, что так удобнее. — Мы так и будем молчать? Три пары недоуменных глаз устремляются на него. Костер вторит, оторопело треща. — А о чем нам говорить? — устало спрашивает Кадзуха, садясь на скамейке в позу лотоса. — О том, как один ублюдок обманул нас и спер часть припасов? — Сяо шелестит удушением, вертя в руках пистолет, некогда принадлежавший Хейдзо. По одним только дерганым движениям хочется похвалить его стойкость, которая удерживает от того, чтобы швырнуть этот пистолет в костер. — Ну чего ты так мрачно начинаешь? — Венти дует губы, сложив руки на груди. — Я просто пытаюсь разбавить обстановку. Но обстановка вокруг отчего-то не разбавляется, наоборот, сгущается только больше, словно нуарная ночь льется с неба дождем, путается, мешается с липким и осязаемым воздухом. Поэтому Кадзуха решает не церемониться и прыгнуть с места в карьер. — Мы за тебя тогда жутко перепугались, Венти, — говорит он, отчего все удивленно вскидывают брови. — Почему ты сразу не пошел за нами? Венти от этого вопроса весь оживает, приходит в движение, по его щекам растекается пылкий румянец, и вряд ли он от жара костра. — Да как я мог?! — восклицает он, всплескивая руками, но Сяо на него шикает, призывая быть потише. — Вы вообще видели этих зомбарей? Да они уже должны быть одной ногой в могиле! Как я мог пойти прямо на них? — К тому же, у него не было оружия, — еле слышно вставляет Скар, не отрываясь от созерцания сгорающих веток. — Хочешь намекнуть, что это моя вина? — невесело фыркает Сяо, на что Скарамучча только озадаченно открывает рот. Сяо вообще последние несколько часов заведеннее обычного. Только тронь — он зло шипит подбитым зверем. — Венти, тебе в любом случае нельзя было медлить. — Да, — говорит Кадзуха, подавая корпус вперед. Скар мельком смотрит на него и браслет жжется на запястье, словно огонь от костра перекинулся на руку. — Путь до бункера знаешь только ты. И Венти от этих слов застывает, будто он снова перед толпой голодных зараженных. Глаза стекленеют, кровь отливает от лица. Улыбка на губах криво трескается, как окно, в которое кинули камень. — Ага, — он неловко посмеивается, впиваясь пальцами в шнурок толстовки. — И то верно. Померли бы, наверное, без меня, — он самодовольно прикрывает глаза, вскинув подбородок, и Скарамучча замечает, как его ладони подрагивают в мелком треморе. — Мы все умрем в любом случае, — Сяо глубоко выдыхает и ложится на спину, уместив ладони на груди. — Ну эй, — Венти берет палочку из кучки хвороста и тыкает того в бок. — Ты чего такой пессимист? — Я реалист, — флегматично замечает Сяо, кинув на Венти острый предупреждающий взгляд. — Нет, пессимист. Страшный. — Венти, ты- — Неужели ты думаешь, что все настолько безнадежно? — Кадзуха чудесным образом уводит разговор в более философское русло, отчего у Скара все русла, все реки выходят из берегов. Пускай Сяо и не выглядит похожим на Сократа или Платона, в янтарных глазах все равно мелькает благодарный огонек. — Кадзуха, оглянись вокруг, — устало тянет он, всматриваясь в ночную муть, разведенную на небе. — Естественно, все безнадежнее некуда. — Но ведь у нас есть шанс выжить, — говорит Кадзуха таким тоном, что Скар ему верит. Верит каждому звуку, каждому слогу, и за этим голосом он готов пойти хоть на войну, хоть на толпу зараженных. Говорит настолько вкрадчиво, что у Скара все сомнения стираются с жесткого диска, сбрасываются до заводских настроек. — Мы все равно умрем, — бросает Сяо с поразительно флегматичным упрямством. — Невероятный факт, — тянет Венти, скрестив руки на груди. Видимо, он недоволен отнятой возможностью побесить Сяо. — Сто процентов людей умирают. — Очень смешно, — фыркает Сяо, поднимаясь с земли и принимая сидячее положение. — Но сейчас я не вижу смысла жить, — говорит он так ровно, что по спине бегут мурашки. Хочется тут же к Сяо подойти и приложить руку к запястью: а пульс такой же ровный? — Так что я готов к смерти. Неважно, в какой момент. Просто это будет слишком очевидно и слишком предсказуемо. Эту жизнь нужно просто дожить, вот и все. Откровения Сяо звучат несколько в новинку, но почему-то здесь, у костра в неизвестном дворе, вклиниваются до жути правильно. Оказываются на своем месте, как бутафорский скелет в комнате страха. — А говорил, что не пессимист, — Кадзуха усмехается вымученно, отчаянно, неподъемно. — Вы вообще понимаете, насколько это бесполезно? Раньше, до вируса, в жизни можно было найти хоть какой-то смысл. Хоть что-то, ради чего стоило жить, — он делает красноречивую паузу, смотря на подрагивающие лепестки огня, которые кривыми бликами ложатся на его радужку. — Сейчас любая цель слишком зыбкая, чтобы на нее опираться. Потому что в будущем не будет ничего хорошего, это ясно, как день. Кажется, Сяо своим монологом сеет только больше разрушения. Внутреннего, внешнего и вешнего, как выходящие из берегов воды. Потому что внутри все как-то зябко сжимается от его слов, ветер кутается в крону обрубленного дерева, а костер протестующе трещит, не собираясь принимать подобное за правду. Потому что это слишком жестоко, чтобы быть правдой. Потому что это слишком очевидно, чтобы говорить об этом вслух. — У нас есть цель, — парирует Кадзуха спокойно, как будто одним наклоном головы уворачивается от стрелы, летящей в голову. — Бункер. Венти опускает взгляд, неловко вырисовывая хаотичные линии палочкой хвороста по песку. Скар смотрит на него, и внутри зудит, чешется жуткой аллергией, до крови и до свежего мяса. — Да, есть, — Сяо кивает на автомате, кивает болванчиком на капоте машины. Кажется, еще чуть-чуть, и его голова отвалится от шеи. — Но насколько эта цель оправдывает средства? Что мы будем делать, когда до него доберемся? Как мы будем жить дальше? — Спокойно и безопасно, — приглушенно цокает Венти. По его лицу рябью пробегает неясное, фантомное раздражение. — Где гарантия? — спрашивает без вызова, без упрека. Просто фактом. Но фраза, эта фраза… — Ты говоришь, как Хейдзо, — вылетает из горла Скара воробьем. И он улетает, улетает вверх, туда, где мелкие искры костра желают слиться с небом. И Скар даже не собирается его ловить. Над огнем облаком дыма повисает молчание. Тяжелое и стальное, обещанием дождя скапливается в электрические змейки. — Не смей так говорить, — шипит Сяо, и его шипение вторит сухим веткам костра, которые под его тоном ломаются, тлеют, чернеют и сжимаются в угольки. И Скарамучче теперь тоже хочется сжаться, истлеть полностью. Стать таким маленьким, чтобы этот испепеляющий взгляд его не достал. — Хейдзо — ублюдок, который нас подставил. Его поступки абсолютно аморальны, так что сомневаюсь, что он бы сказал то же самое, прежде чем пойти по головам. Теперь голос Сяо резонирует оголенными проводами, переливается кривыми молний в электрическом облаке. — Откуда ты можешь знать? — но Скар не сдается, словно он гребанный Рой Селливан, словно молнии ему нипочем. Глаза Венти расширяются, он с опаской поглядывает на Сяо и неловко посмеивается. — Мне кажется, надо собрать еще веток, — неловко вставляет он. — То есть, ты собираешься его защищать? — но Сяо его реплику пропускает мимо ушей. Он делает это всегда, но это происходит больше из вредности. Сейчас его пренебрежение сносит вихрем, двенадцатибальнным землетрясением. — Почему сразу защищать? — Скар щерится, скрестив руки на груди. Кадзуха косится на него с сомнением, и это что-то новое. Не «Успокойся», а «Ты уверен, что это стоит начинать?». И Скар, опьяненный свободой выбора, считает, что стоит. — Мы его почти не знали, так что не берись утверждать, вот и все, — он говорит ровно, но языки пламени беспокойно мечутся внутри него, распространяют пожар по внутренностям. — Ты что, серьезно? Мне кажется, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что плевать он хотел на всех живых людей, — Сяо слегка подается вперед. Его брови сводятся к переносице, предвещая электрическую бурю. — Но тем не менее он мог нам только помешать, — внезапно вставляет Кадзуха. — Он мог не сказать нам о Венти, оставшемся позади. — Этот поступок его не обеляет, — рычит Сяо раскатами грома. — Он все равно украл часть наших припасов и угнал машину. — Это его способ выживания, — говорит Скар. Слова кажутся ему инородными, чужими, но слетают с языка слишком легко. — Ты не можешь винить его за то, что он решил идти один. — Могу. О, еще как могу, — губы Сяо изламываются в какой-то кривой ухмылке. Сломанной, потрескавшейся, словно она сама ему претит. — Да ладно тебе, Сяо, перестань, — Венти неуютно кутается в джинсовку. — Оно того не стоит… — Я вот понять не могу, — но его слова остаются неуслышанными, растворяются в жаре костра. Сяо неотрывно смотрит на Скара, и в янтарных глазах пожар перекидывается на соседние здания. Еще пару секунд, и весь город будет в огне. — Что ты так к нему прицепился? Чего ты его выгораживаешь? Прикипел, да? У Скарамуччи спирает дыхание. Он тупо открывает рот, но в голове пусто и нечего сказать. Кадзуха от его слов дергается, напрягается, как натянутая струна. — Сяо, ты в порядке? — осторожно спрашивает он, отчего время как будто замедляется. Тормозит, давая сделать полноценный вдох. — Ты немного… пугаешь. — В полном, — Сяо бросает эти слова на землю, втаптывает их куда поглубже, примерно на два метра. — Просто меня бесит, что Скар так просто этого Хейдзо простил. — Тебе просто обидно, — говорит Кадзуха до того твердо, что воздух сгущается в бетон, застывает, мешая нормально дышать. Сяо удивленно вскидывает брови. — Обидно, что Хейдзо нас бросил. — Чего? — Тебе обидно, что он не пошел с нами. Сяо вскакивает на ноги так внезапно, что Скар неосознанно двигает руку ближе к топору. Сердце делает тошнотворный кульбит и наворачивается, натыкаясь на ребра. — Еще чего, — Сяо фыркает, засунув руки в карманы куртки. — Нет для него места. Ни в бункере, ни в нашей жизни, — он разворачивается и начинает уходить. Почувствовав спиной вопросительные взгляды, он небрежно взмахивает рукой. — Пойду осмотрюсь. — Сяо, стой! — Венти нервно подрывается с места, бросив палку в костер. Но Скарамучча тормозит его, положив руку на плечо. Вопросы начинают бесконечно множиться, и, пока они втроем не захлебнулись, Скар смотрит на Кадзуху. Просьбой, почти мольбой. Взглядом указывает на удаляющегося Сяо. И Кадзуха кивает, поднимаясь с места. — Сяо, подожди, — окликает он. — Я пойду с тобой. Сяо даже не тормозит, но шаг заметно замедляет. И, когда эти двое исчезают за домом, Скар и Венти остаются у трещащего костра. Венти не шевелится, не решаясь смотреть в глаза. Мысли внутри набухают, тяжелеют, тянут ко дну. — Сяо редко бывает таким, — начинает он так тепло, что от костра становится почти что зябко. — Только когда очень сильно переживает, — Скарамучча видит, как уголки его губ трогает легкая улыбка. Такая обычно навылет и размножает внутри копошащихся бабочек. — В этом состоянии он может сказать что-то обидное, но потом точно будет жалеть. Огонь извивается, обвивает скулящие ветки. Венти берет последние палки, лежащие неподалеку, и кидает их в костер. Потом тянется к поясу на своих джинсах. Раздается щелчок, и в его пальцах уже оказывается серый брелок, гибрид ящерицы и дракона. Венти крутит его в руках, разглаживая плюшевые крылья. — Это Сяо мне подарил, — говорит он так мягко, что дракон становится похож на кусок камня. — В первую неделю нашего знакомства. Мы тогда гуляли мимо ларьков, и я в этот брелок влюбился с первого взгляда. Мне показалось, что Сяо это проигнорировал, но на следующий день мы пошли тем же путем. Он попросил подождать и куда-то отошел. А вернулся уже с ним в руках. Скар смотрит на потрепанного жизнью и пылью дракона, и браслет на руке как будто стягивается сильнее, оставляя розовую полосу. В груди становится тесно и душно, кислорода нет и быть как будто не может. — Поэтому я помедлил, — продолжает Венти. — Я просто не мог его бросить тогда, в торговом центре. Я бы себе такое не простил. Он мне уже как родной, как часть меня. Поэтому я не хочу его терять, поэтому- — Ты ведь не знаешь, где находится бункер. Венти обрывается на полуслове, застывает каменным изваянием. Аквамариновые глаза стекленеют, дракон оказывается зажат в ладонях, как в ловушке со сдвигающимися стенами. А потом он улыбается. Опускает голову, и его голос рассыпается в глухом, хрустящем смехе. — Я даже не уверен, что его координаты можно хоть где-то найти. И пожар внутри прекращается одной секундой, оставляя после себя только остывшее пепелище.