Not alone

Стук с каждой секундой становится все сильнее. Скар поджимает губы. Не понимает: это толпа зараженных или его сердце истерично стучится в ребра. — Что тебе вообще понадобилось на улице?! — Сяо рычит, судорожно кидая вещи в рюкзак. — А ничего, что я проверял территорию?! — Скарамучча отрывает плечо от двери всего на секунду, но тут же возвращается обратно. — Молодец, круто проверил! — рявкает Сяо, одним движением закидывая рюкзак обратной стороной себе на плечо. Возможно, если бы не шипение зараженных за дверью, им бы не пришлось так кричать. Возможно, если бы не один опрометчивый шаг, этого шипения бы не было. И не сказать, что Скар поступил глупо. Осторожность ведь никогда никому не вредила? Тем более, осторожность с оттенком паранойи. Что ж, с дебютом. Потому что Скарамучча не думал, насколько отвратительной идеей окажется его утреннее решение осмотреть окрестности. Потому что он не думал, что в десятке метров от магазина будут ошиваться зараженные. И он определенно не подумал посмотреть под ноги, потому что это гребанный апокалипсис, где на каждом углу разбросаны хрустящие стекольные осколки и хрустящая асфальтная пыль. Поэтому теперь плечо ноет от длительного контакта со стеклянной дверью, и просунутая между ручек швабра никак не облегчает задачу. В этот момент Скару невольно и совершенно не вовремя вспоминается Хейдзо со своим тысячей и одним способом замочить зомби шваброй. Скарамучча шумно втягивает носом воздух. Тот был абсолютно прав, когда свалил от них в торговом центре. Теперь глухая злость, каждый раз вздымавшаяся при его упоминании, сменилась каким-то мутным штилем. Вся рябь разгладилась, все черти зарылись в самое дно. Теперь Скар совершенно точно его понимает. Да только сейчас действительно не время. Настолько не время, что его теперь нет, как воздуха в вакууме, как света в глубинах океана, как звезд в бесконечном войде. Время у них в дефиците, как и лекарства, как и еда, как и желание жить. Рожи зараженных корчатся в диких голодных гримасах, пачкая гнилью и без того грязную дверь. Руки свои тянут разлагающиеся, стучат, уткнувшись в стекло лбами. Скарамучча силой душит в себе рвотный позыв и оборачивается на ребят. Сяо, рваными движениями нацепив рюкзак себе на грудь, аккуратно наклоняется к Венти. Убирает прилипшую ко лбу челку и треплет его за плечо. — Венти, — Скар готов поклясться, что ни разу не слышал у него такой интонации. Мягкой, как карамель, горькой, как деготь. Так обычно говорят с душевно больными, у которых не душа — полная разруха. Венти в ответ морщится, отбиваясь от чужой руки. За ночь он пришел в сознание только один раз, и то, назвать это сознанием можно было с натяжкой. — Венти, — Сяо берет его щеки в руки, наклоняется ближе. — Давай же, просыпайся, — в любой бы другой ситуации это определенно вышло бы дергано и требовательно, но сейчас его голос срывается истерично, почти слезливо, почти панически. В глазах у Сяо горчичная муть, и он этой мутью смотрит сломано, подбито. — Сяо? — Венти будто и не говорит, это больше похоже на болезненное шипение. Медленно поднимается на локтях, но глаз не открывает. Сяо тут же оживляется. Руки в перчатках начинают мелко подрагивать. — Да! Да, это я, — он в спешке помогает Венти сесть, пока тот туманно осматривается. Закусывает губу, когда приходится подвинуть поврежденную ногу. Скар поджимает губы. Вряд ли они так далеко уйдут. — А где… — Мало времени, — слова Сяо слетают с его губ выдохом, коротким и обреченным. — Нам сейчас нужно бежать, слышишь? — Бежать…? — Да-да, бежать, — раздражение вибрирует в его голосе где-то на фоне, потому что нарастающая паника перекрывает все. Тон Сяо — бешеная смесь контрастов. Тон Сяо — тревога, граничащая с мягкостью. Тон Сяо — сказка на ночь для дошколят. — Я все понимаю, но вы можете как-то побыстрее? — Скар вытягивает эти слова из своей глотки клешнями, потому что от того, как изламывается выражение лица Сяо, начинает щемить где-то под ребрами. — Идти можешь? — вместо ответа Венти предпринимает безуспешную попытку подняться. — Я… могу, правда… — говорит потерянно, нервно, будто сейчас произойдет чудо, будто если сейчас размотать повязку на его ноге, там не будет ни царапинки, ни кровавого кошмара. — Понятно, — отрезает Сяо без ножа, лезвием гильотины, летящей навстречу твоей шее. Он поворачивается к Венти спиной. — Залезай. — Ч-что? — Венти теряется, словно до этого охренеть как успел найтись. Даже в глазах блестит что-то кроме лихорадящего бреда. — Нет, зачем, не над- — Лезь! — рявкает Скар против воли, потому что руки уже болят, голова уже болит, сердце уже болит за этого придурка. Раздражает, сил нет. Венти отмирает, как по щелчку пальцев. Лезет Сяо на спину неуклюже и как будто смущенно. Как будто огромная толпа зомби за дверью — не единственная вещь, которая может сейчас смущать. — Где-то должен быть черный ход, — сипит Скар, собирая уже последние силы на удержание. Словно до этого силы у него были. Словно они вообще хоть когда-то у него были. — Как найдете, крикните мне. Сяо осторожно косится сначала на него, потом на тварей за стеклом. — Ты уверен? — Я не собираюсь тут дохнуть, — цедит Скарамучча. — Просто иди уже. Сяо кивает оторопело и как будто растеряно. Покрепче перехватив Венти, он скрывается за кассами. И когда Скар остается наедине с орущими зараженными, он вскользь думает, что лишние руки бы не помешали. Что было бы гораздо удобнее подпирать хлипкую дверь вдвоем. Может, даже швабра бы не пригодилась. Было бы гораздо легче отвлечься от изуродованных зараженных лиц. Разговором, жестом, взглядом… Безвылазным, парализующим рубиновым взглядом. — Скар, тут выход! Голос Сяо заставляет вздрогнуть, отчего стеклянная дверь жалобно скрипит, что только сильнее раззадоривает бешеных зомби. Перерубить бы их всех. И себя в придачу. — Сейчас! Скарамучча с сомнением смотрит на дверь и на зажатую между ручками швабру. Задерживает дыхание против воли, внутри все сжимается в тугой узел. Он медленно отходит от двери, до последнего не отпуская пальцами стекло. Руки своего положения не меняют, пока ноги недоверчиво пятятся назад. Ну же, пожалуйста. Один из зараженных бросается откуда-то сзади, по залу эхом прокатывается стеклянный хруст. Когда дверь начинает медленно давать трещины, расползаясь жуткой паутиной, Скар подхватывает с пола свой топор и бросается за кассы. Сяо стоит почти вплотную к серой маленькой двери. Венти болтается у него за плечами поношенным супергеройским плащом. Хотя единственная его суперсила на данный момент — способность не терять сознание. — Сколько у нас времени? — спрашивает Сяо, кивая за зал. — Нисколько, — хмуро отрезает Скар. Сяо берется за пыльную ручку. Та нехотя поддается и с натужным скрипом открывается. Но нечеловеческое шипение заставляет их оцепенеть. Зараженная тварь скалится на них с противоположной стороны подворотни, куда вел ход. Глаза дикие и жуткие, подернутые молочной пеленой, словно слепые. Гнилая кожа рваными швами уходит под рукав футболки. Оно смотрит на них пару мучительных секунд, прежде чем броситься одним резким рывком. — В сторону! — кричит Скар, толкая Сяо в плечо. Тот шатко семенит вдоль стены, едва удержав на плечах сжавшегося Венти. Именно в этот момент топор с лязгом входит в разлагающееся тело. Тварь выгибается, делая протяжный вдох, и едва собирается поднять гортанный визг, как Скар роняет на нее еще один увесистый удар. И третий, для профилактики. И не случившийся звук тремором проходится по позвоночнику, вибрирует истерикой внутри. Чтобы не сорваться окончательно, он коротко поднимает взгляд на Сяо. — Уходим через дворы, с той стороны нас не должны заметить, — кивает куда-то в сторону. Хотя он, если честно, не уверен. Он вообще не уверен, не умер ли он только что. Или это случилось раньше, когда Сяо отодрал повязку с ноги Венти? Или еще раньше, когда осознание больно ударило в голову? Или в тот момент, когда рукав чужой байки так неосторожно задрался? А может, он был обречен еще давно, когда откуда-то издалека человеческий голос судорожно просил ему помочь? Они идут едва ли беззвучно, держась ближе стены. Копошения зараженных за углом вселяют какой-то парализующий ужас, скребущийся в легких. Ощущение близости смерти облизывает внутренности, и Скар только крепче сжимает топор, лишь бы остаться в сознании. — Надо где-то переждать, — говорит Сяо, покрепче перехватывая Венти. И Венти, если честно, пугает похлеще зараженных. Потому что то, насколько он бледный, реально начинает пугать. — Ты как? — Скар останавливается и подходит к ним. Смотрит в глаза Венти пристально, дотошно. И ему правда тошно. Просто невыносимо. Потому что аквамариновые глаза уже давно не аквамариновые. Там больше не безбрежный океан, там, скорее, застоявшееся озеро, болотистое такое и непроходимое. Пойдешь вброд — утонешь и ничего от тебя не останется. — Все нормально, — бормочет Венти, цепляясь руками за чужую шею. — У тебя руки ледяные, — голос Сяо дребезжит, скачет из тональности в тональность. Сломанное радио, помехи вместо сигнала о помощи. Венти в ответ молчит. Молчит тяжело, молчит тысячами тонн, молчит неподъемным молотом. В аквамариновом болоте плещется что-то темное, густое, дегтярное. Там целая бездна, такая сожрет и глазом не моргнет. — Венти, — с нажимом говорит Скар, потому что он в ответ молчит. Молчит, когда раньше никогда не затыкался. Молчит, когда раньше поток его речи всегда был белым шумом на фоне отчаянной безнадеги. Молчит, когда раньше физически был на это не способен. Когда Венти говорил, это всегда было катастрофой. Сейчас, когда Венти молчит, Скар не знает, останется ли после этого хоть что-то живое. Есть ли хоть шанс после такого спастись. Венти даже рот открывает будто неумело. Будто всю жизнь был немым. Губы еле двигаются. Он глубоко вдыхает и: — Оста- Рев вдалеке заставляет Скара нервно глянуть Сяо за плечо. От того магазина они успели убежать примерно на квартал. Скарамучча, если честно, думал, что эти твари потеряли интерес и разошлись. Но один из зараженных вываливается на дорогу и, будь он неладен, слишком быстро их замечает. Потому что даже за несколько десятков метров видно, как голодно пылают мутные глаза. Потому что даже за несколько десятков метров слышно, с каким неистовым ревом он зовет остальных. — Бежим. Быстро. — Скар пятится назад, не в силах отвести взгляд. Тянет Сяо за собой за рукав куртки. И только когда тот начинает делает шаг, Скарамучча срывается с места. Ноги начинают гореть с первых секунд. Он весь — лесной пожар, кусачий костер инквизиции. Чувствует фантомность бензина на коже каждой клеточкой тела и не чувствует ног. Топор прижимает к себе почти отчаянно, словно боится уронить. Словно слегка ослабишь хватку — он легко выскользнет из ледяных пальцев. И, когда горящий ком воздуха снова пепелит его легкие, он решает мельком обернуться. И топор едва не выскальзывает из рук. Конечно, это было очевидно. Конечно, Сяо не атлет. К тому же, почти не спал ночью. Потому что он бежит за ним с Венти за плечами едва ли не в два раза медленнее. Потому что видно, как он стискивает зубы. Потому что видно, с каким усилием ему дается каждый шаг. Скарамучча коротко выдыхает. Бессильная злость бежит по позвоночнику, он судорожно вертит головой по сторонам, осматриваясь. И среди всех забегаловок с прозрачными окнами он выбирает ту, где зал уходит вглубь здания. — Сюда, — говорит он, скорее, себе. Убеждает, что сейчас это единственный выход. Убеждает, что не последний. Сяо нагоняет его тяжелым усталым рывком. Вваливается в зал, проходя внутрь, пока Скар остается в дверях и осторожно выглядывает. Зомби теперь явно больше одного и они явно злее стаи голодных медведей. Класс. Сяо тем временем аккуратно сажает Венти на одно из кресел и грузно опускается напротив него. Дышит часто, словно задыхается, янтарь в глазах потрескавшийся, как стеклянные двери. — У нас минуты две-три, не больше, — бросает Скар задушенным выдохом, опираясь руками на стол. — Иначе далеко мы не убежим. — Сейчас, — лепечет Сяо, опустив голову. — Только отдышусь чуть-чуть, — Скарамучча скользит по нему задумчивым взглядом. — Мы можем поменяться. Я понесу Венти, а ты возьмешь топор. — А дальше что? Опять искать место, чтобы махнуться? — Я просто предлагаю, другого выхода у нас нет. — Мы могли бы спрятаться в более надежном месте. Подождать, пока все разойдутся. — А если не разойдутся? Что будем делать, когда кончатся припасы? — Я просто говорю, что мелкими перебежками мы ничего не до- — Оставьте меня. Тишина застывает в воздухе эпоксидной смолой. Бетоном. Землей над крышкой гроба. Две пары глаз синхронно переводятся на Венти. А тот как будто уже мертв. Глаза у него стеклянные, словно вот-вот треснут, на осколки разлетятся. Голова опущена низко, челка скрывает его фарфоровое бессилие едва ли надежно. Тонкие пальцы мелко подрагивают, тупой брелок раздражающе молчит. И бледный бледный бледный… какой же он бледный, господи. — Нет, — отрезает Сяо, кажется, слишком быстро, но оцепенение, повисшее над головой, растягивает эту секунду в часы. — Ты что, совсем больной? — Мы не можем тебя просто бросить, — Скар складывает руки на груди, выдыхая. И воздух у него в легких болит, превращается в углекислый газ раньше времени. И колется так остро, прямо между ребер. Венти усмехается, и ребра расходятся трещинами. — Ну я ведь не дурак, — глаз не поднимает, и спасибо. Иначе парализует намертво, останется только ждать, когда пройдут две минуты. — Я прекрасно понимаю, что только вам- — Ничего ты нам не мешаешь, не смей, — голос Сяо рокотом прокатывается по забегаловке, жалобно дребезжит в треснувших стеклах. — Даже не думай об этом, — он резко поднимается, хотя в его глазах четко отпечатывается головокружение. — Сейчас мы со Скаром поменяемся и побежим дальше, а потом где-нибудь засядем, где будет безопаснее, а там уже- — Сяо, — мягко говорит Венти, поднимая голову. В глазах — осколки, от таких обычно самые смертельные порезы. Похлеще любой арматуры. Смотрит прямо на Сяо, отчего тот невольно дергается. — Это не ваше решение, — говорит. И улыбается. Вкривь, вкось, словно никогда и не умел. Скарамучча смотрит на него долгие, бесконечные секунды, и ему становится до одури страшно. Не оттого, что Венти может умереть, а оттого, что он готов умереть. У Сяо в глазах — бездна, болотистый омут. Но когда одной искры достаточно для пожара, становится понятно, что это бензин. — Не будем мы никуда уходить! — рявкает почти зло, почти отчаянно. — Не будем, слышишь?! Я не позволю тебе так по-тупому геройствовать! Нас итак трое, ты что, хочешь- — Мы вернемся за тобой, — говорит Скар внезапно даже для самого себя. — Что? — у Сяо слова на языке крошатся, стеклянной пылью оседают на землю. Скарамучча подходит к Венти, смотрит в разбитые витрины его глаз и с какой-то безнадежной силой впихивает топор ему в руки. И пока бледные пальцы оторопело его сжимают, словно Венти этот топор видит в первый раз, Скар подходит к оторопелому Сяо. Сдергивает рюкзак у него с груди и тоже вручает его Венти. — Мы сейчас свернем во дворы, — говорит он на удивление четко. Словно всю жизнь был оратором. Словно он сейчас не рассыпется на части, глядя в аквамариновые осколки. — Уведем зараженных как можно дальше, а потом вернемся за тобой, идет? — Венти задумчиво переводит взгляд на топор. — Это оставляю тебе под залог, — потому что «это прощальный подарок» встает поперек горла. Потому что «это для того, чтобы была хоть иллюзия безопасности» звучит слишком горько на вкус. — Я заберу, когда мы придем. И у Венти в глазах горит что-то неясное. Там облегчение, граничащее со страхом. Благодарность вперемешку с первородным ужасом. Он кивает медленно, ужасно медленно для тех, кто убегает от толпы зомби. Когда до ушей доносятся голодные хрипы, приходится сбросить с себя липкое наваждение. — Надо идти, — Скарамучча оборачивается на Сяо, а тот ни жив не мертв. Потому что стеклянное крошево в его глазах нисколько не похоже на жизнь. Потому что часто вздымающаяся грудь не имеет ничего общего со смертью. Сяо поджимает губы, и уже было двигается к выходу вслед за Скаром. — Подожди. Оба застывают, пока Венти спешно возится с поясом джинсов. И Скарамучча понимает все за секунду до… — Держи. О нет. Дракон в руках у Венти больше похож на кусок грязи. Пережеванный и выплюнутый, бесформенный и неясный. И Сяо сначала неистово мотает головой, когда слова из него вообще не лезут. Но Скар толкает его нетерпеливо, тревожно: «Думай быстрее, пока нас всех не сожрали». На негнущихся ногах Сяо подходит к Венти, пальцы в перчатках принимают брелок неверяще, заведомо отторгающе. — Тоже под залог, — и улыбка Венти — наждачкой по открытой ране. Солью на ножевое. — Отдашь, когда вернетесь, — и смех у него — крошево, хрустящее, колющее и по живому режущее. И слезы у него в глазах — мутный витраж, который вот-вот разлетится на кусочки. И заставляет Скара оторвать от него взгляд только чувство приближающейся смерти. — Сяо, быстрее, — говорит он не глядя, потому что если глядя — выжженная роговица и бесконечность в абсолютной темноте. — Уходим. — Мы за тобой вернемся, — бросает Сяо строго, строго Венти, прямо в руки. Но тот не ловит, потому что в руках сжимает оставленный под залог топор. Не ловит, потому что понимает, что нет.