Фокус с падением

      «Фокус с падением заключается в том… смысл фокуса с падением в том, что… глупости какие, как же там было все-таки».       Оминис прислонился спиной к стене крипты и глубоко вдохнул сырой воздух. Холод от темного камня ощущался даже сквозь рубашку и мантию, и, в совокупности с запахом плесени в воздухе, вызывал ненужные воспоминания. — Папа, пожалуйста! Мне страшно! Я ничего не вижу, пожалуйста, — надрывные крики мальчика становились все тише, переходя в обрывки фраз, брошенные между всхлипами, — тут так темно, пожалуйста, пап.       Оминис попытался вытереть тыльной стороной ладони слезы, но понял, что делает только хуже. Руки были все в пыли, он упал на них, когда отец затолкал его в склеп. По крайней мере, Оминис предполагал, что это был склеп их семейного кладбища. С тем же шансом это мог быть и подвал под кухней. Или любая пещера. Только холодный камень под содранными ладонями и запах сырости.       Мальчик поднялся и побрел на ощупь, разводя руки в стороны, чтобы найти опору. Человек так устроен, он привыкает ко всему, ко всем неудобствам и лишениям жизни когда-нибудь да привыкает. Оминис был слепой с рождения. Он никогда не видел лица матери, но хорошо знал ее голос. Он никогда не видел буйства красок цветущего поля, зато слышал пьянящие ароматы весны и веселое жужжание пчел, трудящихся на благо своего общества. Собственно, это никогда не было особой проблемой для мальчика, когда ты никогда не видел красоту мира, ты не будешь скучать по ней, потеряв. Просто со временем привыкаешь жить на ощупь.       Сейчас, вновь потеряв зрение, оказавшись в полной темноте, Оминис ощущал темноту физически. Не только вокруг себя, не перед собою, но внутри себя. Отец знал, как сделать сыну больнее всего — забрать палочку, единственный способ видеть мир и оставить мальчика один на один с темнотой. Только так, потеряв то, что имел, хоть и совсем недолго, понимаешь цену всему.       Оминис сжал сильнее рукоятку палочки. Сейчас ее кончик тускло светился красным. Простая, но незаменимая магия видения. Это было первое заклинание которому обучили его родители. О, какие надежды они на него возлагали, когда Оминис впервые проявил свою магию в четыре года, откинув домового эльфа в стену, не прикоснувшись и пальцем, за то что тот подал ему не тот обед, который хотел мальчик. Тут же была заказана палочка, подходящего размера для детской ручки. И хоть правила, установленные Министерством Магии, «не рекомендуют» использование палочки до поступления на обучение в любую школу магии, они этого и не запрещают. Семья Мракс достаточно влиятельна в волшебном мире. И безмерно богата. Или же безмерно влиятельна и достаточно богата, выбирайте кому что важнее, в любом случае всего через 2 месяца, на свой пятый день рождения, Оминис получил свою первую палочку. Граб, 5.9 дюйма, сердечник из пера феникса. Идеально ложится в руку. И позволяет видеть. Только очертания объектов и все тусклое и черно-белое, но это было больше чем ничего. Сейчас, когда кто-то из друзей спрашивает какого это, Оминис описывает это как попытку зрячего ходить почти в полной темноте. Что-то видно, но далеко не все. Хотя потерять даже такую скудную замену зрения было невыносимо. — Мне было всего пять, пап, — невесело усмехается Оминис в безмолвное пространство крипты.       Ему было пять когда отец в первый раз (но далеко не в последний) бросил его в склепе самого, отобрав палочку, с которой мальчик уже успел породниться. Тогда, сидя часами в темноте на пыльном холодном полу, Оминис долго прокручивал в голове диалог с отцом, после которого оказался тут. — Пап, этим людям больно? — О, наверняка, я надеюсь. — Почему ты надеешься что им будет больно? — Потому что это маглы, Оминис, они веками убивали таких как мы, волшебников, и заслуживают получить обратно хотя бы часть тех страданий, что вынес наш род. — И эти маглы, — мальчик показал на двух девушек и парня, что сейчас корчились от боли, лежа в грязи на дороге, — тоже убивали таких как мы?       Оминис посмотрел на отца, дожидаясь ответа. Тот сдвинул брови к переносице. Мраксы никогда не отличались честью и благородством, но членам своей семьи никогда не лгали, поэтому Оминис терпеливо ждал когда отец выберет наиболее удобную правду. — На самом деле я не знаю. Нет, не думаю, что они кого-то убили, им то лет по пятнадцать где-то. — Тогда прекрати это, пап, они же не сделали ничего плохого!       Короткого мига сомнения в авторитете отца хватило, чтобы оказаться в темноте склепа. Минуты перерастали в часы. Во время, проведенное наедине с собой. Вокруг никаких звуков, темнота безмолвна, и только она твой вечный друг. Много позже кто-то на уроке обронит фразу, которую Оминис запомнит на всю жизнь. «Если долго смотреть в темноту…». В конечном итоге она обратила свой взор на него, заполнила собою пустое место в его душе. Кусочек, вырванный из сердца криками и плачем трех подростков под действием Круциатуса, теперь чернел и клубился мраком.       Ведь папа его на самом деле любит, это Оминис знал точно. Редко в пять лет дети бывают уверены в чем-то настолько же сильно как в том, что они любимы своими родителями. Значит в том, что Оминис сейчас здесь, а не в своей комнате учится читать с няней, виноваты те подростки, которые попались им с отцом по пути домой. Они могли пойти другой дорогой или в другое время. Могли не желать им доброго утра и не предлагать Оминису печенье из своей корзинки. Не важно что в конце концов они сделали или не сделали, но это из-за них Оминис сейчас сидел на пыльном полу склепа.       Тогда он убедил себя в том, что маглы действительно желают всем волшебникам зла и заслуживают ответной ненависти. Сейчас, спустя десять лет, Оминис понимал что именно этого отец и добивался. Он еще не раз побывал на том пыльном полу, не раз вдыхал запах сырости, сидя в подвале под кухней. Он научился сначала принимать темноту внутрь, позволяя ей заполнить зияющие раны в душе, а потом узнал как закрыться от нее. И то, второе знание, на самом деле было самым важным. Да, вот он, смысл фокуса с падением. Теперь он наконец понял.       Тем не менее никакое падение не проходит бесследно. Темнота, которую пятилетний Оминис когда-то запустил к себе в душу иногда прорывалась наружу. Он бывал мрачен и саркастичен. Предпочитал одиночество шумной компании. И иногда сходил с ума. Плач подростков на дороге, матери, ребенка которой пытают у нее на глазах, старика, что не смог после подняться. Все это Оминис иногда слышал в тишине комнат. Крики десятков людей под пытками звучали у него в голове, стоило только потерять бдительность. Иногда плач становился слишком реальным, как сейчас, в безмолвии крипты. Оминис слышал тихие всхлипы, непохожие на его предыдущие галлюцинации. Слишком сдержанные… слишком реальные? — Привет?