***
Атмосфера шестого курса была тревожной и гнетущей. Всего полгода назад счастливые подростки отмечали окончание учебы и сдачу экзаменов. Оминис и четверо его друзей тогда подняли тост за дружбу, за всех них, но сейчас он сидел в «Трех метлах» в одиночестве. За окном медленно опускались первые в этом году снежинки, и какая-то девочка за соседним столом очень громко этим восхищалась. Оминис не радовался первому снегу. Для него это означало лишь то, что учебный семестр почти закончился, а он так и не сделал ничего из того, что должен был. Анна все еще страдала от проклятия и Оминис не мог ей помочь. Себастиан целыми днями носился с книгами по медицине с библиотеки и любую свободную минуту тратил на то, чтобы раздобыть новое редкое растение или отвар с частицами какого-нибудь неизвестного животного, в надежде, что это поможет сестре. С каждым днем ощущения безнадеги все нарастало. Любой не сработавший способ мог стать для Себастиана последним. Точкой невозврата, когда друг решит, что единственный оставшийся вариант помочь Анне — это темная магия. Пока что его сдерживали опасения Катарины, которые она выразила при последней их встрече в больнице, но письмо, пришедшее от нее, могло развязать Себастиану руки. Черт, да Оминис даже сейчас не мог ничего сделать! Ему нужна была помощь Катарины для того, чтобы заставить Себастиана одуматься, вдвоем они могли на него повлиять, и он пообещал себе и другу связаться с ней, но ни одно из отправленных им писем не получило ответа. В конце концов, опасаясь цензуры, Оминис написал короткую записку с рассказом о том, как у него все хорошо. Она ни на йоту не соответствовала действительности, но ее точно должны были пропустить. Но ответа так и не последовало. Стоило что-то предпринять. — Себастиан, я переживаю за Катарину, я писал ей две недели, но так ни разу и не получил ответ. — Извини, — Себастиан поднял взгляд от книги заклинаний Слизерина и виновато улыбнулся, — это она на меня обижена, поэтому и тебе отвечать не хочет. Не стоит переживать, с ней все нормально, просто она решила оборвать все связи с нами. — Она моя подруга, Себастиан, я не могу просто так все оставить. Поеду на этих выходных в больницу Святого Мунго, ты со мной? — Не могу, собираемся с Изабеллой в Фелдкрофт. Но ты поезжай, передай ей… ничего не передавай, хорошо? Даже не упоминай обо мне. Я не хочу беспокоить ее, пусть поправляется.***
Магловские больницы, в которых иногда бывал Оминис благодаря невероятной способности подхватывать немагические вирусы, сильно отличались от больницы для волшебников. Как минимум запахами, витавшими в коридорах. Если в первой это всегда был спирт, парами которого было пропитано все, от медперсонала, и до плитки на полу, то в больнице Святого Мунго пахло травами, из которых варили лечебные настойки. Хотя от некоторых посетителей, несмотря на цены на лечение тут, все же исходил тот самый запах спирта, но вряд ли из-за дезинфекции. — Могу я вам помочь? — к Оминису, немного растерявшемуся от количества людей в коридоре, подошла совсем еще молодая девушка. Судя по униформе, она была тут медсестрой. Наверно, сразу после школы приступила к работе. — Я пришел проведать подругу, но я не знаю, в какой она палате. — А на каком этаже ваша подруга вы знаете? — Пятый, недуги от заклятий. — Тогда вам надо согласовать визит в регистратуре. Не ко всем пациентам оттуда пускают посетителей. Пройдемте со мной, я помогу вам, — они дошли до стойки регистрации и, когда Оминис назвал к кому пришел, девушка стала быстро выдвигать маленькие ящички картотеки, перебирая ловкими пальчиками дела пациентов. — Катарина Ритвельд. Есть такая. О, сочувствую, но вы не сможете к ней попасть. Она на полном карантине. — Могу я тогда передать ей письмо через вас? — Нет, к сожалению, нет. Полный карантин означает, что и передавать пациенту тоже ничего нельзя. Даже сообщение от вас я ей никакое не перескажу. Извините. — Это… странно. Несколько недель назад ее должны были выписать, а теперь полный карантин. — Возможно, ей стало хуже. Улучшение самочувствия могло быть просто ремиссией в ее болезни, которую по ошибке приняли за выздоровление. — Дело в том, что болезни как таковой у нее никогда и не было, — все это было странно для Оминиса. Если верить рассказам Себастиана, с девушкой все было хорошо в их последнюю встречу. Какая новость могла потрясти ее настолько сильно, чтобы опять вогнать в состояние, в котором она была после смерти Уильяма? — Можете подсказать как долго Катарина уже на карантине? — Не могу, — медсестра пождала губы, — это конфиденциальная информация о пациенте. — Я понимаю это, конечно. Но мне, в Хогвартс, пришло письмо от нее, датированное двадцать шестым октября. И, если честно, я сомневаюсь в его подлинности. Просто скажите, могло ли оно быть от Катарины? — Если учесть скорость совиной почты, — медсестра замялась, — и добавить пару дней на какие-нибудь заминки в проверке содержания письма. Да, тогда вполне возможно. — А при отправке писем пациентами их тоже проверяют? — Вообще нет, но если лекари подозревали возможное ухудшение самочувствия девушки, то могли и проверить. Мы всегда оставляем за собой такое право. — Ясно. Что ж, спасибо за помощь, вы весьма любезны. — Не уверена, что помогла, — девушка вернула папку с личным делом на место, — позвольте проводить вас? — Оминис кивнул и медсестра взяла его под локоть, ведя быстрым шагом к выходу. Только когда они были уже на улице, она остановилась. — Последние записи в карточке вашей подруги датированы двадцатым октября. Девушка, представившаяся как Анна Сэллоу, попросила о визите, который ей позволили. В тот же день пациентка отправила письмо какому-то Дориану, простите, не запомнила фамилию, в Лондон. На следующий день ее уже посадили на карантин. Хотите знать что с ней, ищите проблему в этих двух людях. Он был прав, Катарина не писала этого письма. Не то, чтобы Оминис сомневался в ней или в своем шестом чувстве, но удостовериться в своей правоте все равно было приятно. Когда первая радость прошла, появилось осознание ситуации. Кто-то запер девушку в больнице. Вариантов, кто это мог быть, много. Например, любой, кто знает о Корнях. Конкурирующие с ними группировки, пострадавшие от их загребущих рук богачи. Министерство Магии тоже исключать не стоило. У них не было никаких доказательств против уличных банд, чтобы заставить их предстать перед судом, но имена их участников им наверняка были известны. Не сказать, что они скрывались, у них у всех буквально на теле написано было, кому они принадлежат. Оминису предстояло многое выяснить. Больница святого Мунго скрывалась, что называется, у всех на виду. По документам это был торговый центр, находящийся в строительстве уже, наверное, десятки лет. Почему городские власти не обращали на это внимания, все-таки столько места в самом центре Лондона пропадает, оставалось для Оминиса загадкой. Он пересек крохотный внутренний дворик (в торговом центре тут наверняка был бы зеленый островок, который было бы видно со всех окон здания, возвышающегося вокруг), и попал в подсобку самого, что ни на есть, обычного магазина одежды, служащего прикрытием для входа в больницу. Тут висели указатели с подробным разъяснением того, куда пациентам и их родственникам двигаться дальше. На то, чтобы прочитать их все уходило, наверно, больше времени, чем на сам путь до главного входа. А еще тут был камин, подключенный к сети летучего пороха. С помощью него Оминис сюда и добрался. Недолго думая, парень назвал место, куда хотел переместиться. — Не пугайся, — предупредил Оминис, но это не помогло. Анна, увлеченно что-то рисовавшая за столом, все равно вздрогнула. — Оминис? Тебя не должно быть здесь. Дядя вернется в любую минуту. Соломон Сэллоу не любил Оминиса. Хорошо, пожалуй, «не любил» это очень мягко сказано. Хотя он и не сделал ничего дурного, чтобы заслужить к себе такое отношение. Разве что, родился Мраксом, но тут не то, чтобы у него был выбор. И, если первое время Соломон относился к нему терпимо, разрешал оставаться у них на выходные и даже на все лето, хотя за глаза и возмущался племянникам, то после того, что случилось с Анной, Оминис стал персоной нон-грата в их доме. Дядя близнецов считал, что Оминис плохо влияет на Себастиана, подталкивая того к необдуманным поступкам, а тем самым и на Анну, ухудшая ее эмоциональное состояние. Соломон запретил племянникам общаться с другом и, хоть Оминис и не хотел этого, но пришлось смириться. Так их дядя проявлял своеобразную заботу о близнецах, ограничивая их контакты со всеми, кто мог причинить им вред. И если Себастиан плевать хотел на мнение Соломона, то у Анны не было выбора. Так и вышло, что они увиделись впервые за больше, чем месяц, прошедший с ее проклятия. — Я ненадолго. Как ты? — Минуту назад стало намного лучше, — она улыбнулась Оминису, и ему показалось, что столкнуться с Соломоном не такая уж и большая плата за то, чтобы подольше смотреть на ее улыбку. — Но как ты здесь оказался? — Летучий порох. Прыгнул прямо с больницы Святого Мунго. — О, Себастиан рассказал мне про письмо от Катарины, оно — Анна нахмурилось, — странное. — Вот, все это видят, кроме самого Себастиана! Я узнал кое-что. Как и предполагалось, Катарина его не писала. — А кто? — Этого я не знаю. Я пришел сюда, чтобы застать Себастиана и лично все ему рассказать. Но они с Изабеллой уже, видимо, ушли? — Они и не приходили. А должны были? — Да, Себ так сказал. Что они с Изабеллой поедут на выходных в Фелдкрофт, — Оминис замолчал, переваривая пришедшую в голову мысль. — Катакомбы. Мне надо идти, хорошо? Скоро увидимся. — Надеюсь!