Не стучи. Не входи.

Дазай сегодня не пришел на работу, и в конце поистине долгого дня всё, чего хотелось Чуе, это прийти домой и уткнуться носом в мягкий свитер на груди его парня, позволяя сладкому аромату омеги окутать их обоих. Когда Накахара открыл входную дверь их квартиры, в нос ему ударил стойкий и терпкий, слишком насыщенный, запах карамели, той, что почти пригорела. Запах горечи и грусти. Сняв обувь, верхнюю одежду и вымыв в ванной лицо и руки, Чуя направился в их спальню. Он слишком хорошо знал все нотки в аромате Дазая, чтобы понять, что всё равно вроде ничего ужасного не произошло. Дазай лежал свернувшись калачиком на их постели и построив вокруг себя «крепость» из подушек. Чуя присел на край кровати, осторожно опуская ладонь на растрёпанную макушку парня. Комнату постепенно наполнял аромат дождя, но так быстро, как хотелось, перекрыть запах грусти, к сожалению, не удавалось. — Осаму, что случилось, солнце? Отзываясь на голос, Дазай-таки присел на кровати, переводя взгляд на альфу. Пусть он и не плакал сейчас, но глаза его были красными и нос хлюпал. Тем не менее, Дазай выглядел спокойно и даже серьёзно. — Почему бы тебе не уйти, Чуя? На лице Накахары появилась небольшая улыбка. — Ты же знаешь, хотя бы один из нас должен появляться на работе. Дазай смотрел в ответ, моргая редко. Выражение его лица сейчас не выражало обиду за то, что Чуи не было рядом весь день. — Ты ждёшь удобного момента, чтобы меня бросить, да? То, как это было произнесено, и факт того, что голос его не дрогнул — определённо, сто процентов, Дазай носил эту мысль в голове если не днями, то часами, а может и вовсе неделями. Но Чую этот вопрос застал врасплох, словно гром посреди ясного неба. — О... О чём ты... Осаму? Дазай сидел посреди всей груды подушек, в то время как Чуя всё так же ютился на краю кровати, и карие глаза омеги готовы были метать искры. — Я просто пытаюсь понять, чего ты ждёшь? И чем больше я думаю об этом, тем очевиднее становится лишь одна причина — я не устраиваю тебя. Как омега, как партнёр по жизни. Иначе бы... иначе бы ты… Не договорив, Дазай отвернулся и улёгся на бок между всеми подушками, беря одну из них и прижимая её к своей груди. Чуя молчал, он знал, что заготовленная Дазаем речь ещё не подошла к концу. — Сначала ты сказал «наши циклы должны стать синхронными» и все эти вещи, про течку и гон, и как должно всё произойти с биологической точки зрения. Но ведь они теперь синхронны. Я не понимаю, чего ты ждёшь… Дазай замолчал, и Чуя, встав со своего места, обошёл кровать и забрался на неё с другой стороны, чтобы иметь возможность заглянуть Дазаю в глаза. Но парень лежал с закрытыми глазами и плотно сжал губы, так, что они превратились в тонкую линию. — Послушай меня, Осаму. Дазай лишь замотал головой в отрицательном жесте, так и не открывая глаз. Но Чуя не собирался оставлять Дазая и дальше вот так тонуть в бездне разъедающих все его существо сомнений. Поэтому он осторожно опустил ладонь парню на плечо, медленно его оглаживая, но против надежд Чуи, горький запах грусти, источаемый омегой, лишь усилился, и Дазай вновь повернулся на другой бок. Чуя вздохнул, он бы честно не хотел вот так, но: — Послушай меня, любовь. Дазай на мгновение замер, Чуя, пробравшись между подушками, стараясь, чтобы ни одна из них не упала на пол, взял Дазая за плечи, помогая ему присесть. И теперь Дазай смотрел альфе в глаза, что ж, он не мог противиться команде. — Сейчас я обниму тебя, и выслушай меня, пожалуйста? Не дожидаясь ответа, Чуя улёгся на спину, отводя одну руку в сторону, и Дазай, пусть внутри немного и колебался, лёг к альфе на грудь. Теперь Чуя наконец мог держать парня в своих объятиях, гладить его по спине и медленно перебирать пальцами его упрямые и торчащие во все стороны пряди. Он мог делиться с ним своим теплом, успокаивать его своим ровным сердцебиением, и это действительно успокаивало. Это очень помогало. То ли шмыгнув носом, то ли всхлипнув, Дазай перекинул одну руку через Чую, теперь крепче в него вжимаясь. Всё же объятия Чуи ощущались как дом. Настоящий дом. Где тепло и уютно, дом, где тебя любят. И пусть Чуя ещё и не сказал ничего, но дыхание Дазая выровнялось, его запах очень медленно, но менялся, и сходил почти на нет, ведь запах дождя был гораздо сильнее. Совсем незаметно сделав глубокий вдох, так, чтобы грудная клетка, на которой сейчас покоилась гениальная голова, не вздымалась слишком сильно, Чуя заговорил. И голос его был пусть и низким, но ровным и мягким, спокойным. Таким, который хочется слушать вечно. — Ты наверное, знаешь, что люди подразумевают под словом брак, Осаму? Но также я более, чем уверен, что и о статистике разводов ты осведомлён. — Чуя специально делал паузы, чтобы Дазай действительно понял всё, что он собирается ему сказать. — А метка. Это как брак, но только прочнее. Это как брак, но только точно навсегда. Да, это тоже союз, но, знаешь, люди свои клятвы, данные перед алтарём, предают. И не я им судья. То, что я хочу сказать — я более чем готов связать свою жизнь с тобой навсегда, Осаму. Единственная причина, по которой на тебе до сих пор нет моей метки — я очень хочу сделать всё правильно. Я хочу, чтобы этот важный в наших жизнях момент прошёл идеально. И-де-аль-но. Но мне нужно ещё чуточку времени. Возможно, я обдумываю некоторые вещи слишком детально, но. Чуя вздыхает, чувствуя, как Дазай слушает его, затаив дыхание, и теперь, раз молчание затянулось, Дазай приподнимает голову, чтобы посмотреть Чуе в глаза. — Но ты, Осаму. Для меня — это всегда был лишь ты. И никто другой. Прошу тебя, не торопись. Ведь ты уже мой, а я твой, верно? Метка будет, всему своё время. Сократив расстояние между их лицами, Дазай упёрся носом в нос Чуи, в глазах его теперь плескалась и надежда, и вера, и выглядел он совсем по-другому нежели минутами ранее. — Обещаешь? — Я клянусь тебе, Осаму. Через мгновение Дазай оказывается уложенным на лопатки, а Чуя уже зарывался носом ему в точку пульса, дыша при этом глубоко. Он весь день ждал этого момента, ведь нет другого места, где бы он хотел сейчас быть. Сам того не заметив, Чуя уже осыпал Дазая поцелуями, нежными и влажными, не пропуская ни единый открытый участок кожи. Его ладони ласкали тело Дазая под домашней футболкой, и Чуя поверить не мог теперь, спустя разговор, что Дазай думал, что он хочет и сможет бросить его. Чуя готов часами напролет купать своего парня в любви и ласке, одаривая поцелуями все его тело, от макушки до пяток, шепча самые лучшие слова, которые существуют. В один день, Дазай поверит по-настоящему, ведь за словами Чуи всегда следуют действия. Дазай сейчас царапал спину альфы поверх жилетки и ёрзал под ним, тая от всей этой нежности и прикосновений горячих губ к его телу. Он не может бороться с этим желанием, ощущая, как его белье уже становится влажным от естественно выделившейся смазки. — Ч-чуя. Альфа отсаживается мгновенно, разбираясь сразу со всеми своими многочисленными пуговицами, Дазай следит за ним неотрывно, ожидая, когда парень окажется полностью обнажённым. Губы Чуи уже ловят губы Дазая, наконец-то, такой долгожданный поцелуй, в нём много чувств и много языка Накахары, который словно всё это время держал свое желание на поводке, но не желать Дазая невозможно. Его такое красивое и податливое тело, единственное, которое Накахара способен настолько сильно любить. Разорвав поцелуй, Чуя отсел, чтобы лишь стянуть с Дазая его чуть ли не промокшее насквозь бельё. Теперь Накахара вновь нависает над Дазаем, не желая прерывать зрительный контакт и на мгновение, когда, пробравшись пальцами между влажными ягодицами омеги, он проник в кольцо мышц сразу двумя из них. Дазай, запрокинув голову, издал громкий стон, сразу же шире раздвигая ноги. Конечно, хочется большего. Член Чуи уже давно полностью эрегирован, и если быть осторожным и не проникать узлом, то растяжка мышц уже и сейчас достаточно хорошая. И они не в гоне/течке, так что Чуя уверен, можно обойтись и без «сцепки» их тел. Чуя, он не будет врать, он обожает, насколько на него откликается тело Дазая, на само его присутствие, а все эти поцелуи и прикосновения, сам факт того, что Дазай стонет, чёрт возьми, так сладко и выделяет больше смазки, это сводит Чую с ума. И через плотный аромат дождя всё равно пробивается такой родной сердцу аромат белого персика — самое нежное, что существует в этом мире. Вынув пальцы из Дазая и аккуратно собрав ими влагу, Чуя внимательно смазывает свой член, прежде чем, удобнее устроившись над Дазаем, одной рукой направить головку к растянутым и немного припухшим мышцам прохода. Оказавшись внутри самым кончиком, Чуя вновь переводит взгляд на лицо омеги. Судя по всему, от кайфа Дазай закатил глаза прямо под опущенными веками, и он не дышал, пока Чуя не оказался практически целиком внутри. Сейчас думать о чём-либо было очень сложно, ведь член Чуи толстый и давит на простату идеально, растягивает почти до предела, хотя они оба знают, Дазай может растянуться ещё больше, принимая в себя и увеличенный узел у основания члена альфы. Но может быть, в следующий раз. Чуя двигался очень размеренно, хотя безумно хотелось трахнуть Дазая почти до отключки, как обычно это бывает во время гона, но сейчас хочется просто сделать ему бесконечно приятно. Переведя руки Чуе на плечи, Дазай впивался в них ногтями, при этом стоная все громче и немного приподнимая таз навстречу Чуиным бёдрам. Дазай непроизвольно повернул голову на бок, теперь обхватив ладонями шею Чуи и с силой притягивая его на себя, соблазняя впиться зубами в такую нежную кожу. Но Накахара тряхнул головой, приводя себя в чувства. Дазай это делает не специально. Всё же набирая темп, Чуя уверенно ускоряет толчки, проникая глубоко и ритмично, внутри Дазая тесно и тепло, это настоящая ласка для члена, и, закусив губу, альфа ощущает, как приближается к пику, но и стоны Дазая становятся в ритм толчкам более частыми и ещё более громкими. И он кончает первым, также держась за шею Чуи и хватая ртом воздух. Альфа продолжал вбиваться, всё его тело было напряжено и покрыто потом, и сейчас ему было лучше, чем превосходно. Ничто другое не сможет соревноваться с таким моментом единения их тел. На мысли «ты мой» наконец, не в силах противиться тому, как Дазай всё ещё требовательно сжимается на нём, Чуя позволяет бурными водам оргазма омыть все его тело и разум.

***

В последующие дни, несмотря на то, что Дазай сказал, что он понял намерения альфы, настроение его стало ещё более переменчивым, чем обычно. Это были и смех сквозь слезы, и необузданная злость (в такие дни Чуя советовал сотрудникам не просто обходить кабинет Дазая стороной, но и вообще не подниматься на его этаж, если жизнь дорога). Также у него часто болела как голова, так и разные участки тела. Что означало лишь одно — это всё предвестники течки. И Чуя, пока не одурманенный гормонами гона, сделает всё, чтобы убедиться, что к метке всё готово.