XI
– Тебя хотелось видеть здесь меньше всего, – сказал неудовлетворительно и с явно открытой неприязнью Саша. Вид Московского до безобразия не понравился Саше. Он выглядел грубо и не внушал былого доверия, что раньше мог бы запросто сделать. Голубое небо в глазах уже давным давно затмил кровавый дым. То ли это было от «его» желания изменить свое мировоззрение, то ли от желания подчинить этому мировоззрению всех остальных. Ни то, ни другое не было для Саши радостной новостью. Пшеничные волосы будто потускнели на оттенок и стали короче, напоминая больше увядшую под снежным одеялом траву. Потускнели не только волосы, но и сам Миша: кожа на его лице больше напоминала мрамор, такой болезненный цвет, о котором так мечтают многие девушки и парни по сей день, вместе с этим от кожи шел холод, совсем не тот, который можно принести со снежной и морозной улицы. Холод был по ощущениям постоянным. Романов не решился полностью открыть дверь Мише, намереваясь ее закрыть. Только вот ему не дали этого сделать. Московский поставил свой сапог между дверью и порогом. Саша на этот жест только раздраженно покачал головой и прошептал не очень громко, но так, чтобы человек, стоявший за порогом тоже услышал: – Урод. – Я тоже рад тебя видеть, Сашенька, – ответил Миша, игнорируя Сашины слова и отворяя дверь чуть шире. Романов что-то бурчал на него и пытался привлечь к себе внимание, но это не дало никакого результата, ведь незваный гость просто напросто взял и отодвинул его, проходя внутрь помещения. – Знаешь, а ты все такой же, – обратился к нему Миша спустя несколько секунд напряженной тишины. Его выражение лица после этих слов сменилось на недовольное: губы невольно поджались, а глаза, кажется, немного сузились, осматривая Сашу сверху вниз. Тому это не сильно понравилось, но он решил промолчать, ожидая последующих слов от Москвы, который не спешил что-либо говорить, как будто его мысли сейчас находились далеко от всего происходящего.Романов ждать не любил, оттого и решил прервать это бессмысленное молчание: – И ты этим не доволен. А я… я бы сказал, что недоволен твоим изменениям. Не считаешь, что лучше бы нам поскорее закончить этот бессмысленный разговор и наконец-то забыть о существовании друг друга? – Интересно, что ты, не спросив меня, занес этот диалог в категорию бессмысленных, – начал было Миша, но вмиг передумал развивать эту тему, чему удивился его собеседник: – Впрочем, я не по этому поводу заглянул сюда… – он не успел договорить, ведь в ту же секунду из гостинной выбежала Катюша с Митей, которые с видом особой радости окружили гостя и в один голос сказали: – Здравствуйте, Михаил Юрьевич!!! – Как же вы изменились! В лучшую, конечно, сторону! – Спасибо, Катя! А вот Саша так не думает, – с ухмылкой ответил Миша, глядя на реакцию Романова, который по прежнему стоял у входной двери. У того брови на лоб полезли, а рот то открывался, то закрывался, не зная, что ответить. – К чему это, Миша? – все так же раздраженно спросил Петроград, заметив на себе недовольные взгляды семьи мебельщиков. Неужели Миша, разрушив их с ним отношения, хочет еще и испортить его отношения с Катей и Митей? Если так, то это по крайней мере очень подло со стороны Москвы, хотя кто уж будет сейчас говорить про подлость? Для нового Миши «подлость» наверняка растяжимое понятие. – Михаил Юрьевич, я думаю, что вам лучше поговорить с Сашей! Все-таки вы так давно не виделись с ним… Не хотелось бы, чтобы вы впустую провели время у нас, даже не поговорив друг с другом, – заметила Катерина и тут же словила на себе неодобрительный взгляд Романова, который ее впрочем не беспокоил, потому что эта девушка придумала себе роль купидона, обязанного свести этих двух людей. Она считала это своим долгом, но самому Саше было не понять такого стремления. – Я как раз по этому поводу и заглянул к вам. Кстати, я вам с Митей подарки принес, они в сумке, – Миша махнул в сторону двери и там действительно была сумка. «Когда она только успела там оказаться?» – подумал Романов, все еще находясь в замешательстве и не понимая, какая у того цель. – Ну что, Саша, пойдем поговорим, – интонация, с которой были произнесены эти слова, настораживала и пугала, а может Саша уже просто сошел с ума. Но он кивнул, кивнул, не зная для чего и почему. Они зашли в его комнату; Миша расположился на кровати, а сам Саша не решился сесть рядом, поэтому предпочел кровати стул, находившийся неподалеку. Со стороны казалось, что хозяином комнаты был вовсе не последний. Молчание повисло между ними, но рассеивать его Саша не спешил в отличие от Москвы, который задал простое и непонятное: – Ну? – Что ну? – послышалось в ответ озадаченно. – Ты же ждал моего прихода, так ведь? – уверенно заявил Московский ожидая положительного ответа, но прогадал. – Ничуть не ждал, представляешь? Зачем мне общаться с убийцей и революционером? Комната была озарена лишь лунным светом, доносившимся из-за спины Москвы, поэтому Саша мог разглядеть только его силуэт, но не лицо. Оно и было к лучшему, ведь на лице того была ухмылка, которая изнутри пропиталась желчью, готовой вырваться в любой момент, но Миша оттягивал этот момент как можно дальше, чтобы всё-таки поговорить с человеком, который до сих пор имел вес в его жизни, не давая спать долгими и одинокими ночами. На самом деле Москва понимал, что многое сделал для того, чтобы показаться всем полным уродом и человеком, не достойными даже взгляда в свою сторону. Но почему же только он? Почему же только его плохие черты получают столько ненависти? Почему? Он просто не понимал, оттого и становилось на душе горько, а сердце постоянно кололо от несправедливости.Сидев на самой вершине горы, я ощущал, что мысленно все еще утопаю в тине болота, которое преследовало меня всю жизнь. Быть может мне и место там, в болоте?
– Почему ты так говоришь? – с трудом спросил Миша. – А разве я неправду говорю? Разве не ты разрушил мою жизнь? Убил мою семью?! – Саша сорвался на крик. – Ты меня так разочаровал! Мне казалось, что ты не можешь предать, даже если и захочешь. Я считал тебя эталоном, а ты, ты оказался таким подлецом, не имеющим моральных ценностей, не видящим конца и края бесчеловечности! Ты!.. – Да заткнись! – не выдержал Миша. – Неужели ты сам не замечал раньше, как рядом с тобой вешали людей, как около тебя пытали людей? Неужели не помнишь, как сам же и приказывал кого-то казнить или сослать куда подальше? Неужели всё это помню только я?! Разве ты можешь говорить о человечности, когда буквально сам занимался тем же самым несколько лет назад? «Ты!» – говоришь мне. А сам не пробовал оглянуться на свое прошлое, не пробовал вспомнить что-то помимо роскошных балов, чудесных завтраков, обедов и ужинов в кругу семьи? – Миша… – А знаешь ли ты, что у городов нет семьи? Знаешь ли ты?! Николай, а уж тем более его жена и их дети тебе не родные, они не твои создатели, они тебе никто! Ты сам придумал эти невидимые связи, сам создал мост к своему сердцу, который можно с легкостью разрушить! Города – не люди. И ты, видимо, этого не усвоил. Опасно привязываться к тому, что умрет. Рано или поздно, всё равно, люди не вечные. – Миша… – Даю пари, что ты и глазом не поведешь, если у кого-то точно так же, как и у тебя, убьют семью! – По Мишиным щекам медленно начали стекать непрошенные слезы, а слова начали путаться. – И ведь ты же не поверишь мне, что не от моей руки был подписан приказ о расстреле! Я пытался убедить себя в том, что ты прав, пытался убедить себя, что я лично и приказал убить их, я пытался! Слышишь?! Слышишь или нет? Почему?.. Ответь, почему ты так много хочешь от меня? – Миша! – Неужели ты не можешь просто смириться со всем? Неужели не можешь не говорить об этих мертвецах при каждом моём появлении здесь?! Ты не понимаешь, что я каждый день об этом думаю, я каждый день пытаюсь что-то сделать, чтобы не чувствовать себя паршиво! Я не хочу, чтобы ты, чтобы другие напоминали мне о том, что я сделал, для того, чтобы вытянуть страну! Почему ко мне относятся, как к обыкновенному человеку? Почему никто не видит того, что я делаю для будущего страны, почему никто не заметит что я сделал хорошее, почему сразу плохое? Скажи мне, ты голодаешь? Видно, нет! Уже хорошо! Чего вы все хотите? Дворцы, замки, пирамиды? Зачем? От жадности, от чего?.. Москва замолчал, опустив руки на колени и закрыв свое мокрое лицо от Саши. Тело пробивало крупной дрожью, а воздух удавалось хватать через раз и то не всегда. Постепенно тупая боль в районе груди начала распространяться и вскоре заставила Михаила согнуться чуть ли не в три погибели, чтобы перестать ощущать, перестать чувствовать всё это, но помогало откровенно говоря плохо. Дышать стало страшно страшно. Грудная клетка стала напоминать больше порванную решетку, которая своими разорванными частями проткнет тело насквозь и не оставит возможности вдохнуть никогда больше. – Ми…мочь? Уши заложило так, будто Москва находился глубоко под водой, в том болоте. Оставалось смотреть только на Сашино обеспокоенное лицо. Тот что-то говорил ему, но он слышал лишь обрывки, которые никак не получалось собрать в осмысленный и понятный текст. Около себя Миша почувствовал чье-то холодное дыхание. Он медленно перевел взгляд в сторону и увидел человека. Без лица. Он видел ещё в Екатеринбурге и видит снова сейчас. Он лежал рядом в зеркальном Мише положении и – все. Этот человек напоминал Мише кого-то, но кого точно, сказать не получалось. Волосы у этого парня были цвета пшена и длиной до плеч, а тело было совсем юношеским. Парень был подростком. – Кто ты? – спросил Миша А в ответ молчание. Этот человек продолжал «смотреть» на него и молчать. Как эхо пронеслось рядом:– Неужели так ты закончишь свою жизнь? Это не то будущее, которое я желал. Почему ты всё ещё в том болоте, от которого я отчаянно бежал? Почему не вытащил оттуда? Я посвятил тебе своё детство и посвящаю юношество? Почему ты считаешь, что я не достоин вершин? Почему не стал тем, о ком я мечтал?
– Я не знаю, не знаю, не знаю! – судорожно начал выть Миша.– Я буду с тобой до тех пор, пока ты не найдешь ответы на мои вопросы, я не покину тебя до тех пор, пока ты не решишься пойти навстречу мне. Я направлю тебя туда, где будет свет, не противься, а иди за мной и прислушивайся к моим словам.
Парень внезапно исчез, а вместе с этим исчезла и невыносимая боль, парализовавшая его. Тело медленно расслаблялось, а в ушах постепенно, один за другим, появлялись окружающие звуки. Москва почувствовал касание на своем лице и медленно повернул голову к владельцу руки. – Саша, – сказал он жалостливо, хватаясь за его руку как за спасительную ветвь, протянутую с берега. – Не бросай меня, не бросай. Я не хочу быть… один. – А тебя не бросить, – обеспокоенно, но не так, чтобы было заметно, ответил Александр. – Закрывай глаза, тебе нужно поспать.