– Страшно зациклиться в этом омуте страха, не так ли?
Чьи-то руки легли на плечи. Хотелось обернуться, но тело словно находилось в трясине и не могло даже пошевелить пальцами.– Смешно, что ты уже намереваешься взглянуть на меня, только услышав наш голос.
– Наш? – в недоумении спросил Михаил. – Когда он стал нашим? Это мой голос, моя жизнь! Я не знаю, кто ты такой, и где мы находимся. Откуда я должен знать, что ты желаешь мне добра?– Твоя жизнь? Она никогда не была только твоей, она была нашей. Ты просто забыл меня, забыл, что я сделал для тебя и как спас в то время, когда ты был потерян и опустошен. Это помню только я, потому что в то время я жил твоей жизнью, а ты находился в этом чертовом бесконечном поле!
– Я не помню, чтобы был здесь после того, как пришел, – По спине прошла фантомная боль, напоминая имя давно канувшего в лету человека, – Есугей… Это было мое детство, не отрочество. Внезапно Москву развернули и он смог увидеть того парня, лицо которого обычно он разглядеть не мог. Сейчас же лицо было абсолютно четким и являлось отражением его прошлого себя… Себя молодого, того себя, который впервые решил избавиться от Есугея и объединить раздробленные земли. Хоть и тот Миша был моложе, но состояние того было заметно хуже: бледное лицо имело почти черного цвета мешки под глазами, а глаза не выражали никакого интереса к местности вокруг, они были не безучастны только к одному – к своей повзрослевшей, но все такой же боязливой копии. – Потому что ты всегда предпочитаешь игнорировать проблему, а не решать ее. Я же, – указательный палец парня больно надавил на грудь, – не такой. Я тот, кто не дает склонить нашу голову в бессилии из-за тебя. Я – твое спасение, а твоя благодарность – принятие меня. – Почему я должен тебя принимать? Я и сам хорошо справляюсь с поставленными задачами, разве это плохо видно? – глаза Москвы искали за спиной своего двойника спасительный выход. Он чувствовал себя сумасшедшим. – И вообще почему я с тобой разговариваю? Тебя ведь не существует! Все это игры разума из-за очередной усталости. Высплюсь и все это исчезнет как страшный сон. И ты тоже исчезнешь. – Какой же ты невыносимый! Остался той же подстилкой для господ, что и раньше! А я тебе доверился, подумал, что ты справишься без меня. Да черта с два ты справишься! Чуть что, так сразу к иконам бежишь молить всех святых о спасении, а сделать что-то самому в голову не приходило? Вряд ли. Принести себя в жертву – не весь подвиг. Подвиг – спасти всех и выжить во что бы то ни стало, иначе все то, что ты сделал до смерти, обесценится в ту же секунду. Такая простая истина, а ты, находясь в реальном мире дольше меня, так и не смог усвоить ее. Ты… – Я нормальный, – плюнул Московский в ответ, не желая слушать очередные претензии к своей личности. Оба замолкли. Лишь колосья пшеницы шумели, подхватывая потоки теплого летнего ветра. Москва не хотел признавать своей слабости. Не хотел признавать своей беспомощности перед будущим, беспомощности перед людьми, которых так хотелось оставить подле себя, но обстоятельства отдаляли их от него все быстрее. Парень же, стоящий напротив, смотрел на него и не знал, что сказать. Они были совершенно разными: один привык разговаривать, хоть и скрывал это, второй общаться не умел, так как привык к тому, что с ним априори согласны и перечить не будут. Сейчас же ситуация была совсем другая. Молодой Москва понимал, что первая личность не помнит его и совсем не понимает, что происходит, поэтому необходимо было на данный момент закусить свою гордость и превосходство и вспомнить, что главенствующая роль в управлении телом не у него. – Хорошо, – вздохнул младший Московский и потер с усилием переносицу, понимая, что придется много разговаривать. – Давай для начала познакомимся и я разложу тебе по полочкам что да как. Прошу, поверь мне на слово, ладно? Миша, что до этого смотрел на землю под собой, был растерян. Он не знал, как быть и что делать, где он находится, и как все дошло до того, что сейчас перед ним стоит он же, только в более молодом обличии. Все то время, что он был здесь, его тело брал необъяснимый тремор. То ли он брался от холода, взявшегося из ниоткуда, то ли от очередного страха перед неизвестным. Думать сейчас совсем не хотелось, но голова наперекор желанию спокойствия задавала все больше и больше ненужных вопросов, от которых она сама же кипела так, что ему начали мерещиться фантомные боли в области висков. Пришлось смириться с неизбежным диалогом: – Хорошо, я послушаю тебя.