***
Платье закрытое и с длинным рукавом. Лаконичное и сдержанное. Под стать Аккерман, этот стиль является эталоном скромных красавиц. Темные волосы, обрамленные в дульку на голове, и совершенно белая фарфоровая кожа — то, чем славилась сегодня на вечере свадебной церемонии Микаса. Зала была украшена разноцветными шарами. А побоку — установленными столами и лавками, вдоль которых уже расположились приглашенные гости. — Госпожа Аккерман, вы неотразима. — Жан явно фамильярничал. Как посол Стохеса он выглядел по-богатому: белоснежный смокинг и такие же белоснежные туфли, красная бабочка. — Позволь мне вручить тебе кое-что. — Жан… не стоит. Проигнорировав ожидаемый отказ, Жан всё же достал из-за спины светлую коробочку. — Когда я увидел это ожерелье в антикварной лавке, я подумал, как оно будет хорошо смотреться на твоей шее. Я ведь твой друг, за эти пять лет отсутствия я обязан был подарить тебе что-то. Позволишь? — Ладно. Многокамневое жемчужное ожерелье на тонкой шее — идеальное сочетание. — Вот так… теперь еще красивее. По случаю свадебной церемонии в огромной зале уже второй час проходит банкет с официальной трапезой и тостами от главы армии и приглашенных начальников. Никакого танца молодоженов изначально не предполагалось, лишь многие собравшиеся пары позволяют себе такую импровизацию. Благодаря совершенно неформальной обстановке, Конни позволил радости спеть за столом, где под воодушевленные возгласы звучало битье стаканов под тосты. Глядя на такую шумиху, у Микасы, порядком, закружилась голова. — Станцуешь со мной, Микаса? — Я не особо умею… — Я тоже. Но здесь, похоже, до нас нет никому дела, поэтому можем станцевать так, как получится. — Прости… Жан… я хочу выйти подышать воздухом. Проследи лучше за Конни, а то он явно сейчас перевернется вместе с этой лавкой. На террасе хорошо. Микаса больше любила слушать тишину: развести огонь в камине и наблюдать, как его теплый свет рассеивает тьму, вплетаясь в потолок причудливым ажуром. Она не любила делиться мирозданьем, разве с тем, кто умеет слушать тишину, кто посидит рядом и немного приоткроет душу. Да, был один такой человек в ее жизни. …— Я тебе хоть нравлюсь? …— А?! …— Оглохла? Чиркнув спичку, Микаса сразу же поднесла её к светодиоду самокрутки. Не сказать, что ей нравилось новая пагубная привычка курить самокрутки, которые она отбирала у новобранцев во время построения на тренировке. Было лишь в этом одно утешение — легкая слабость в мозгу, которая оказывала влияние на сдавливание черепной макушки. А поделом ей сдавливали разные мысли. «Интересно, как бы все сложилось, если бы я тогда ответила иначе?» Влюбленность делает из тебя глупого, ты не замечаешь того, что есть у тебя под носом, дрожишь, вздыхаешь от переживаний, а сердце в груди пылает, и это не дает тебе покоя. Но все же прекраснее чувства нет. С неба кропотливо капал дождь. Погода уже заранее была печальной. Это тот самый момент, когда трудно стоять прямо, когда больно смотреть друг на друга, когда наступает конец. Эта встреча оставляет за собой дыру в душе, закрывающий их дуэт. Безвольно указательный палец прислонился к нижней губе. «Тот поцелуй.» Незабываемый, доминантный, взявший контроль над ситуацией. Это невероятное чувственное дыхание на ее губах совершенно незабываемо. Признаться — Микасе не раз за эти пять лет хотелось ощутить дыхание капрала еще раз. Эта мимолетная влюбленность — всего лишь маленькая глупость и много любопытства. Под рукавом стало неприятно щипать нерв в зоне кисти. Микаса, отбросив в сторону бычок, задрала повыше рукавицу платья. «Это еще что такое?» Метка, которая днем на протяжении пяти лет глухо покоилась под рубахами на тренировках, а ночью — под длинной ночнушкой, «горела», да так, что хотелось содрать кожу. И это значило лишь одно. Незамедлительно, сама этого не ведая, Микаса развернулась пойти назад в залу празднования, где в центре окруженными людьми из ее круга общины стоял он.продолжение следует…