***
Домой Микаса вернулась к позднему вечеру, благо дорогу освещали уличные фонари, и лошадь успела отдохнуть за время, проведенное в Сигансине, так что обратный путь не занял и лишнего часу. На кухне горел свет. Микаса, как и принято в доме, снимает обувь и вешает косынку на крючок, не выпуская из рук сумку с привезенным гостинцем. В доме было чисто, а в воздухе витал приятных запах вкусной пищи, и свет горел неспроста: ведь на кухне орудовал Леви над приготовлением сытного ужина. Его выбор пал на печеный картофель, который благополучно остывал в глубокой тарелке, Леви нарезал на цельные доли свежие помидоры, а на плите грелось теплое молоко. Процесс не столь занимательный, но наблюдать за тем, как его плечи спокойным веером поднимаются и опускаются, весьма притягивает к себе. Именно поэтому Микаса, оперевшись виском о дверной проем, нисколько не стесняясь, подглядывала на стоящего к ней спиной капитана, и ловила себя лишь на одной мысли: «Неужели я, действительно, наконец смогла признаться самой себе в том, что я люблю его… Я люблю его? Я люблю его.» — Не пялься. — вдруг влетело в воздух. И по интонации прекрасно можно было понять, что Леви сказал это с улыбкой на лице. — Ты готовишь. — так же улыбчиво в голосе говорит Микаса, адресуя утверждение в спину мужчины. Тотчас Леви, изогнув бровь, повернул голову в три четверти, чтобы наконец поприветствовать девушку в проеме двери на кухню благой шуткой: — Кто-то же должен… Микаса фыркает перед тем, как подойти и крепко обнять его плечи, аккуратно целуя макушку. За два года это стало в некотором роде приветственным знаком с её стороны. Леви вполне себе отвечает девушке взаимностью, просто позволяя ей это делать. Микаса, все еще обнимая плечи капитана, вскользь прошептала: — Ездила в Сигансину… прости, не успела ничего приготовить… — в ответ был получен одобрительный кивок. Микаса, выпирая сумку вперёд, чтобы разложить содержимое, говорит: — кстати… у меня для тебя кое-что есть… я заехала в чайную лавку и купила твой любимый чай… сейчас чайник поставлю... — Уже горячий. Девушка от услышанного по-хозяйски раскладывает утварь по кухонной столешнице, достает пакет с рассыпным чаем и аккуратно надрывает его, чтобы наполнить ёмкость заварочного чайника. — Ну-ка. — слегка двинув бедром девушку в сторону, Леви отбирает пакет чая из её рук. — Сначала надо помыть решетку, а потом уже засыпать. — Микаса возмущенно ахает перед тем, как взять и помыть этот злосчастный заварочный чайник и наконец заварить чай, но и эта попытка не увенчалась успехом. — Решетку я сам помою. Лучше последи за молоком, а то убежит. — Как можно быть таким привередливым! — шуточно бросает в ответ Микаса и отворачивается от капрала, намереваясь проследить за молоком в сотейнике, но все попытки сделать это заканчивались тем, что Леви как бы «случайно» понадобилась ложка, лежащая возле плиты, или щетка, покоившаяся в нижнем ящике, так что уследить за молоком из-за последовательных действий капрала нарочно помешать Микасе стоять у плиты, закончилось тем, что молоко не выдержало температуры и убежало. Стенки сотейника вмиг покрылись тонким слоем коричневой корочки. «Да он издевается?!» Микаса стояла в совершенном возмущении, ведь именно Леви специально мешал наблюдать за готовностью пищи. Он, словно мальчишка, победоносно ухмыляется под хмурым выражением лица Микасы, пересыпая граммовки чая в решетку. — Кажется, у тебя молоко убежало… — сохраняя серьезный вид, говорит Леви. — Да ну?! — вспыхнула Микаса, но её гнев и гневом назвать нельзя. Та лишь смачно выдыхает воздух и показательно несильно толкает капрала бедром. Как раз в тот момент, когда Леви держал навесу ложку с рассыпным чаем. Толчок привел к тому, что ложка покосилась, а её содержимое подчистую высыпалось за пределы. Прямо на стол. Крупинками. — Ой, кажется, у тебя чай просыпался… Пойду тряпку принесу. Микаса показательно заходит в дверной проем, оглядываясь назад — Леви держал ложку ровно секунду, затем положил её на стол, а затем совершенно спокойно проговорил: — Беги. — А..!! — всё, что удалось вырваться наружу из уст девушки, потому как капрал миноносно сорвался с места. Ровно так же, как и Микаса. Та побежала прямиком в гостиную и забаррикадировалась за стенкой дивана. Микаса искренне и так по-детски смеялась. То открывала глаза и запускала воздух в легкие, то закрывала их, на миг задерживая дыхание. Но, главное, смех продолжился недолго, как капрал с абсолютно незримым спокойствием в своем поведении бросает диванную подушку и попадает точно в цель — корчащееся лицо Микасы с хохоту. А затем стремительно хватается за её туловище, чуть погодя, покружив в воздухе, и приземляя в конечную точку — прямо на диван, закочевав девушку в медвежьих объятиях. — Пусти. — вдруг зарывается та, всё пытаясь высвободить руки из «заточения», находясь явно не в самом доминантном положении лежа под капитанским натиском. А в ответ решительное: — Нет. Да ещё и взглядом сверлит, на секунду прерывая его, мимолетно прикрывая глаза. — А если так? Микаса хаотично блуждает пальцами по туловищу капрала, забираясь прямо под кофту, явно не скрывая своей цели защекотать его ребра до изнеможения, чтобы тот сдался и отпустил её. Но тот и пальцем не повел. Всё смотрел в её глаза, что-то да пытаясь там откопать. А после прикоснулся к её губам. Властно, уверенно забирается к шее, охватывая пальцами мягкие женские волосы. Наконец спустя столько лет капрал без забвения совести и препятствий позволяет себе целовать эти губы. Для Микасы это было так, как в первый раз: трепетно, желанно. Поцелуй. Каждый раз, когда он целовал её губы, мир будто переворачивался под ногами, голова так кружилась, и сердце билось так сильно, а заканчивать это ни в коем случае не хотелось.***
За окном уже была полуночная темень, уж точно за два часа ночи. Леви заурядно подустал со службы и давным давно заснул на мягкой теплой постели. А Микаса, наконец потушив свет во всем доме, ещё пару минут наблюдала за спящим мужчиной, еле касаясь своего живота. «Расскажу ему об этом завтра… ничего ведь не случится…?» Девушка с приятным чувством в душе укладывает голову на подушку и закрывает глаза. Ведь прошел очередной день, прожитый в этом доме рядом с Леви, который в очередной раз стал причиной для того, чтобы жить и радоваться жизни. И не было ни единой мысли, чтобы эта жизнь когда-либо закончилась…Конец второй части истории.