***
Когда машина подъезжает к общаге, на улице уже окончательно темнеет. Антон смотрит на горящий свет в окнах своих знакомых и соседей. На душе становится тоскливо, будто бы он прощается с этим местом уже навсегда, заканчивая универ, пусть это его ждёт только через полтора года, так как мама настаивает на магистратуре. Рукава хочется закатать, чтобы все видели, что он нашёл соула, но чтобы это выглядело ненавязчиво. Входя в комнату, Антон видит Лёху, который качает пресс. Он каждый день занимается спортом, и Антону бы у него поучиться. Пока он стягивает куртку и бросает её на кровать, чтобы не сковывала движений, тот полностью игнорирует Антона, до тех пор, пока не завершает подход и не встаёт на ноги. — Дарова, отец! — Лёха подходит к нему и пожимает руку. Этим «дарова отец» Щербаков доёбывал окружающих и вставлял в диалог, когда чувствовал, что пора. Главное было не реагировать, и Лёха со временем забывал свою подъебку, потому что активно начинал базар по другому поводу. Если реакция была, он начинал ржать как ишак, как вот сейчас, когда Антону пришлось поздороваться в ответ. — Дарова. — Смех. — Лёх, ты рюкзаком своим пользуешься? — спрашивает Антон, лихорадочно сбрасывая свои вещи из шкафа на кровать. — Каким эт рюкзаком? — садясь на кровать Антона, врубает дурачка Лёха, но Шастуну приходится ему подыграть, чтоб тот одолжил вещь. — Ну, своим, с которым ты в поход ходил. — И где это все носки Антона? Неужели это всё? — Это с которым я на Эльбрус ездил? — Да, этот. — Охренеть, неудивительно, что их приходилось часто стирать. — Который единственный не промок, хотя у всех остальных были рюкзаки типа лучше, типа охуенных фирм и дороже в 10 раз? — Ага. — О, а Антон не мог найти эту футболку! — Тот, за который я отвалил целых полтора косаря деревянных? — Этот-этот. — Я правильно понял, ты имеешь в виду этот мой охуенный рюкзак? — Да, Лёха, этот твой охуенный рюкзак. Так чё? — Антон бросает недовольный взгляд, пока пытается скручивать вещи в рулончики, чтобы компактнее поместить, как учила мама. Хорошо, что их не особо много, а то он физически не утянет и их, и конспекты какие-то, и обязательно свою любимую чашечку с Человеком-пауком. Кстати, надо не забыть её на кухне. — А тебе он зачем? С мыслью «да бля-а-адь», Антон закатывает глаза. Если бы у него был бы свой рюкзак побольше, а не под ноут и чё пожрать на ужин, он бы уже забил. — Я встретил соула и переезжаю в Питер, — он мельком показывает своё предплечье и заталкивает в единственный боковой карман маленькую сумочку с ненадетыми украшениями. — Ни хуя себе раскладец. Вот это ты, Антошка, быстро дела решаешь. Дай пять, — Лёха уже заносит руку и тут же опускает. — Погоди. А как ты мне его вернёшь-то, блядь? Ты чё, решил папку обмануть? Пахнет наёбом, прямо скажем. — Да Лёх, я те по почте отправлю его, вот прям в понедельник, клянусь. — Чем клянёшься? — А чем надо? — Сердцем матери клянись. Мать-то, мамочку свою, за рюкзак не продашь? — Хорошо, Лёх, клянусь! — сдаётся и вздыхает Антон. — Давай рюкзак быстрее, он меня в машине ждёт внизу. — А нет его, я его Нурику дал погонять, слыхал про такого человечка? — Лёха подпирает рукой голову и внимательно наблюдает за Антоном, который сразу берёт свой рюкзак и начинает игру в тетрис со шмотками. Конспекты остаются дома. — Стопэ, ёпт. Ты сказал он? Твой соулмейт — какой-то хер? В смысле, мужик? — Да, его зовут Арсений. Прикинь, нам пришлось целоваться в этом Центре соулмейтов... — Ты чё, пидор? Педик? Пидорас? — Лёха резво меняет расслабленную позу и садиться ровно, будто бы швабру проглотил. — И имя у этого твоего соула пидорское — Арсений, — кривляется Щербаков, произнося его. — Лёх, ты чего? — Антон замирает с трусами в руках, размышляя, выбросить их или оставить, и пока не совсем понимая, что несёт Лёха, и серьезно ли он. — Чё «ты чего»? Бляха! Ты из этих, из говномесов, пиздец! — Щербаков встаёт на ноги и пятится к своей кровати вперёд жопой, явно чтобы не поворачиваться к Антону спиной. — Так вот хули вы с Иркой расстались... Быстрее вещички свои педерастические собирай и катись отсюда колбаской. Ты ж любишь колбасы? — Лёх, ты обкурился? Я... — ошалело начинает Антон, но ему не дают договорить. — А-ла-ла-ла, — Щербаков затыкает уши пальцами и дальше пятится, пока не плюхается на кровать. — Я не хочу этого слышать. Скажи спасибо, что я тебя знаю, потому только и не отпиздил сейчас. И ты хотел взять мой рюкзак? Чтобы я потом тоже трахался в жопы? А вот хуй тебе! Меня так просто не возьмёшь! Собирай свои манатки и уебывай на хуй! Или нет, там тебе понравится. Уебывай в пизду! Что за связь между рюкзаком и сменой ориентации, Антон не понимает. Он, не глядя, пихает вещи в рюкзак, уже кое-как. Он злится, и одновременно ему до слёз обидно. Но если он заплачет, Лёха точно разбазарится ещё больше. Антон не будет врать о своей ориентации только для того, чтобы сохранить подобие отношений с таким уебком. Лёха дохуя пиздливый, и теперь о том, что Антон типа предпочитает парней, будут трындеть по всей общаге, а то и по всему универу, проходили. Предложение Арсения перевестись и учиться в Питере заиграло новыми красками. А то и можно просто поступить в магистратуру туда. Где-то на задворках сознания мелькает вопрос: откуда Арсению известно, на какой специальности учится Антон, но сейчас ему не до того. Он пытается взять себя в руки, последний раз оглядывает комнату, чтобы убедиться, что он ничего важного не забыл, а на остальное — насрать. И на Лёху насрать. Никогда ещё Антону не прилетало из-за его бисексуальности. И это было пиздец болезненно, он понимает, что лучше от таких людей в своей жизни избавляться сразу. Хотя, если честно, о его ориентации никто и не знал, он пару раз делал всё для того, чтобы остаться наедине с каким-то понравившимся ему парнем, но так и не решался на действия ближе к телу. Эду нужно ещё сказать. Если и он выдаст что-то подобное, Антон разочаруется в людях окончательно. Хотя Эд и не давал повода в нём сомневаться, в отличие от уебка-Лёхи. — Да пошёл ты на хер, Щербаков. Я думал, мы друзья, — Антон оборачивается на того уже перед выходом из комнаты, с тяжелым рюкзаком на плече, с курткой в руке и жгучей обидой в душе. — Не друг ты мне, гнида заднеприводная, — всё, что слышит Антон на прощание. Дверь хлопает так громко, насколько Антон только способен. Заднеприводная. Вообще-то полноприводная, он универсал! Он сбегает по лестнице, как ураган. На выходе решает, что если коменда хоть слово пикнет о том, куда это он собрался на ночь глядя, то она эпично будет послана на хуй прямым текстом, но та, как назло, молчит. Видать, чувствует. В нём клокочет злость, и нужно успокоиться, иначе он лопнет, как передутый воздушный шарик, встретивший ежа. Он достаёт сигарету и усмехается сам себе: ему уже хочется пососать, чтоб успокоиться. А ведь Фрейд предупреждал о курении. После нескольких сигарет, скуренных на обратном пути к машине, ему становится почти нормально, но руки ещё трясутся, и он не может закрыть дверь машины с первого раза, приходится захлопнуть с силой. — Это каршеринг, Антон, аккуратнее. И это с ним у Антона должны быть по идее идеальные отношения? Заебись.***
На Ленинградском вокзале, как и всегда, кипит жизнь. В любое время суток непрерывный поток пассажиров и встречающих курсирует по перрону. Прошёл дождик, потому запах путешествия чувствуется ещё более насыщенно, а свет фонарей красиво отражается в каплях на тротуарной плитке. Антон уже стоит на перроне, пока Арсений со своей Аней где-то на вокзале в какой-нибудь лаунж-зоне для пассажиров с золотой ложкой в заднице. Антон смотрит по сторонам и наслаждается всем, что происходит, впитывает как губка весь движняк и чувствует, что живет. Тут и там люди обнимаются, девушка в чёрном пальто плачет, а втыкающих в телефон здесь, пожалуй, меньше, чем где-либо в городе. Несмотря на то, что у него однозначно не всё радужно (кроме ориентации), он старается не думать о плохом, а ищет плюсы. И те находятся. Он побывает в северной столице, ещё и не просто туристом. Он всё-таки встретил своего соулмейта, и если тот перестанет быть противной молочной плёнкой, они, возможно, подружатся. Он отдохнёт от пар: не то чтобы он прямо ходил в универ на все занятия, но теперь его не будет преследовать чувство вины из-за прогулов. В Петербурге Ира его не достанет со своим внезапным «нужен контент, Шаст!»... Ира! Он совсем забыл её предупредить. Придётся звонить. Время 22:03, и Антон выбирает трусливо написать, оправдывая это тем, что набирать уже поздновато. Антон Шастун Ир, такое дело. Я встретил соула и уезжаю в СПб. Не смогу больше фоткаться, прости.Ирина Кузнецова Чего? Зачем тебе в СПб? Пиздец! А я?
Ну ты и пизда с ушами, Антон! Спасибо! Пару минут занимает решение, что ещё написать ей, ведь уже все аргументы он приводил. Через одну ниндзя-скрытно выкуренную сигарету он отвечает: Антон Шастун А ты уже большая девочка и должна сама справляться со своими проблемами. Как и перестать врать подписчикам Они доверяют тебе, ты так типо паришься о них, не рекламируешь всё подряд: ставки, мфо, прочую поеботу, а про наши отношения наебываешьИрина Кузнецова Я тебя услышала.
Точка в конце сообщения дает понять, что Ира обиделась. Антон решает, если это необходимо для исправления ситуации, то пусть будет так, он уж точно переживёт.***
На часах уже без десяти одиннадцать, после съеденной шавы Антон размышляет, а не шлифануть ли этот возможный билет в сортир на всю поездку безалкогольным пивом, как одергивает себя. Денег осталось хуй да ни хуя, а он только что дал от ворот поворот Ире. Чё он жрать-то будет в Петербурге? Арсений вполне себе выглядит как человек, который ему постелит на коврике, спасибо, если разрешит вообще пользоваться кухней и туалетом. Антон, скорее всего, излишне драматизирует, но нужно быть готовым ко всему. Его соул тот ещё ананас. Возможно, даже придётся искать настоящую работу, что делать, надо признаться — хочется не очень. Он мысленно подсчитывает финансы: пока он может позволить себе примерно четыреста пятьдесят пачек лапши быстрого приготовления. Их ещё и всухомятку можно есть, если Арсений зажмёт чайник! После нехитрой арифметики он понимает, что на пять месяцев должно хватить, и успокаивается. Мысли о работе можно пока засунуть поглубже. Когда Антон уже задумывается над тем, а не пойти ли ему искать Арсения с Аней, он видит, как они неспешно идут к нему: Арсений небрежно одной рукой обнимает девушку за талию, а в другой несёт дорожную сумку коричневого цвета в шашечку. — Пойдём дальше, у нас первый вагон, — кивает ему Арсений. Первое, на что Антон обращает внимание — это торчащие таблички, которые горят светодиодами с номером вагона. Это чё за выебоны? Это что, один из тех жирных поездов, билет на который стоит, как крыло самолета? Антон начинает подозревать худшее. — Арсений, скажи, пожалуйста: а сколько я тебе должен за билет? — осторожно спрашивает он. — Нисколько. В этом вагоне нужно выкупать целое купе. Я бы так и так заплатил ту же сумму. Когда они подходят к проводнице, Антон даже не удивляется, что она здоровается с Арсением. Тот достаёт книжечки паспортов с билетами, пара поднимается в вагон, и Антон, поправив лямку рюкзака и буркнув проводнице «здрасьте», следует за ними. Первым делом в глаза бросаются шторы на окнах. Они с ламбрекенами (Антон удивляется, откуда в сознании вообще всплывает это слово), бордового цвета с вышитым золотым рисунком. Дорохо-бохато. Он держит лицо кирпичом, будто бы всю жизнь гоняет только в таких поездах по маршруту Воронеж-Москва. — Тебе в самый конец, — бросает Арсений через плечо и пропускает Аню первой в своё купе, соседнее с антоновским, судя по всему. Арсений же говорил о выкупе всего купе — Антон не понимает, почему он должен ехать отдельно. Когда он заходит к себе, его рот непроизвольно открывается. Всё становится на свои места. Первым в глаза бросается включённый на стене телевизор, а под ним кожаное бордовое кресло. Он осторожно садится в него, стягивает курточку и по инерции даже обувь. Перед ним широкая… кровать! для сна, на которой с его ростом всё равно придётся чуть скрючиться, подогнув колени, но те хотя бы не будут свисать. В углу за дверкой оказывается шкаф. Антон аккуратно вешает курточку на тремпель, а тапочки решает не обувать, так как пол волшебным образом тёплый. В купе, кроме входной, есть ещё одна дверь. За ней самая технологичная и чистейшая уборная из всех, что Антон встречал на своём пути сцыкуна. В ней чище, чем в общажной, что уже неожиданно для поезда, чище, чем был туалет в квартире у Иры, когда та забывала заказывать клининг! Антон настороженно проходит внутрь, будто бы боится, что потолок рухнет, и всё равно вздрагивает от неожиданности, когда крышка унитаза открывается сама. Он принюхивается, закрыв глаза, и отмечает, что если бы он не знал, то никогда бы не поверил, что он в туалете. На стене он замечает какую-то панель управления, а на столешнице инструкцию. Она ему понадобится — на панели больше кнопок, чем на его пульте от телика в Воронеже. — Ебать мой хуй! — протягивает Антон. У унитаза хватает режимов: биде, супер биде (эт че за херь?), подогрев воды и крышки стульчака и куча всего другого! Он касается надписи «сиденье и крышка» и стульчак сам поднимается! Охреневанию Антона нет предела, он удивляется всему происходящему так, будто бы из унитаза неожиданно вылезает Эд и предлагает ему потрахаться. Пока Антон бездумно играется с крышкой, тыкает на все другие кнопки подряд, он приходит к мысли, что такой «номер люкс» должен стоить просто космических денег. Когда бы он ещё побывал в такой роскоши? Он радостно улыбается сам себе, достаёт телефон и принимается снимать рум-тур. Он думает о том, что сказал бы Лёха, увидя это, но потом вспоминает, каким тот оказался мудаком, грустит, но быстро себя одергивает. Не время грустить, когда вокруг такое! Он задевает пальцем панель, рассказывая будущим зрителям, что к чему, и она выходит из незаметных пазов и оказывается пультом в его руке. Антон обещает самому себе посрать здесь, даже если придётся тужиться до самого Питера. Камера телефона направляется на душ. Рядом с кабинкой висит несколько бордовых полотенец и лежит огромный махровый ком на полке, который оказывается халатом. — Бля-я-я-я, пиздец, кто бы ни смотрел сейчас это видео, знайте: я в таком ахуенезе, что могу выражаться только матом, сорян! Ещё на полках в уборной обнаруживается фен, наборы всяких косметических штук, типа пасты, щёток, шампуней, расчёсок, Антон даже не всё может идентифицировать и несколько пакетиков становится «какой-то ебаниной». — Развлекаешься? Антон вздрагивает и чуть не упускает из рук телефон, быстро заканчивает запись и чувствует, как краснеют щёки, будто бы Арсений застал его за чем-то постыдным — попыткой скрыть дырку на носке, зажав ткань пальцами, как минимум. — Обуй тапки, — Арсений, как обычно, приказывает. — Я нашёл тебя по твоим влажным следам на полу. Становится ещё более неуютно. Антон поджимает пальцы на ногах, будто бы хочет свернуть ступни под себя мясным рулетиком, что точно не получится, даже если бы они были не такими лыжами. Сам Арсений в тапочках, причём на босу ножку, что умилило бы Антона, если бы ему не было так стыдно и не хотелось бы провалиться сквозь землю. — Арсений... — начинает Антон, но его, как обычно, перебивают. — Можно просто Арс. — Хорошо. — Антон немого удивлён: никогда раньше не слышал такого сокращения, только «Сеня». — Арс, я не понимаю: это купе на одного, а ты сказал, что всё равно покупал бы... — Да, Антон, — Арсений определённо не умеет слушать до конца. — Мы с Аней ехали бы в разных купе. Так бы мне не пришлось спать на верхней полке. Антон закатывает глаза. Ну, конечно, как это он не подумал. — Зачем ты пришёл? — Сейчас мы тронемся и подадут ужин. Не ложись спать после, я зайду по поводу заряда, нам же ехать почти десять часов. Антон смотрит на своё запястье — так как он практически постоянно с Арсом рядом, тот заполнен примерно на семьдесят процентов. По идее ему не хватит даже до утра или хватит прям впритык. Значит, придётся посидеть с Арсом за ручку. Антон уже успел немного устать от всей этой соулмейтской обязаловки. — Хорошо. Только мог бы и не приходить. — Хотя Антон и рад его видеть лишний раз: где-то на фоне начинает нежно скрести душу и тело повышающийся заряд, чего раньше он не ощущал так явно. Привыкает. — Запиши мой номер, чтоб в Телеге добавиться. Арс так и поступает и без расшаркиваний сваливает. Позже Антону приходит лаконичное: «Это Арсений.». В Телеграме тот подписан «uberiteribu», и Антон думает, что вряд ли он взял на ужин стейк лосося. На аве Арсений немного на пафосе, фото явно сделано на профессиональной фотосессии. Хоть и сам Антон часто фоткался для Ириного аккаунта, у него самого стоит нелепая фотка, которую сделал Эд, тыкая ему телефоном прям в лицо. Из-за этого Антон там ржачно возмущается: рот открыт, брови в кучку. Уже совсем скоро ложиться спать, потому Антон снимает все свои украшения: несколько колец, браслетов и пара цепей. Раньше было много разного, но сейчас он оставил себе только самое качественное либо смысловое, вроде кольца, которое он купил на первые заработанные деньги. Приносят ужин: стейк лосося, салат, свежевыжатый сок, йогурт... Антон, как вечно голодный студент, заказал по-максимуму из предложенного, несмотря на то, что вроде как не голодный после шавы. Мама ему всегда говорит, что это чревато пузом, вторым подбородком и проблемами со здоровьем, но он не верит, что к его тощему телу даже в теории может привязаться хотя бы грамм жирка. Антон фоткает ужин и открывает Инсту. После публикации снимка тут же сыпятся разные комменты: «Ого, Гранд-Экспресс, нихуя ты зашибать стал денег», «Здоровое питание? С каких пор?», «Куда это вы с Ирочкой?» и прочими. Антон никогда на них не отвечает, потому что не может придумать ничего остроумного, в голову приходят только пассивно-агрессивные ответы, а бычить на подписчиков как-то не ок.***
В купе выключен верхний свет, горит только бра над кроватью, на которой Антон уже развалился прямо поверх одеяла и играется теперь с пультом от неё. Смотря инструкцию к своему купе по телику, он выясняет, что кровать чуть ли не умнее унитаза и теперь тестит всякие режимы: настраивает изголовье, ноги и включает массаж. Тело расслабляется, Антон забывает, где находится, он сосредотачивается на размеренном чух-чух и силится не уснуть, только лишь на периферии сознания помня, почему нельзя. Но кайф длится не долго — Антон слышит, как открывается дверь в соседнем купе. — Арсюш, не задерживайся, милый, — раздаётся игривый девичий голос, и Антон без труда представляет эту кокетливо оголённую ножку и закушенную губу. Антон разочарованно стонет, но его настрой быстро меняется: он рад общению с Арсом. Антон пытается сесть, но матрас скручен буквой зю. Приходится судорожно рыться в постели, чтобы найти пульт, пока Арсений в коридоре шелестит в ответ что-то непонятное и через несколько секунд стучится в и так приоткрытые двери. — Антон, я могу войти? — Можешь, конечно, не заперто. — Антон наконец находит пульт, садится ровно и всё приводит в изначальное положение, если вдруг Арсений захочет присесть рядом. Тот недовольно морщит носик, окидывает придирчивым взглядом весь бардак, который Антон развёл, и осторожно садится на самый краешек кресла напротив. Шастуна он начинает уже подбешивать этим своим чистоплюйством. Антон уверен, что это всё напускное, и дома, даже если везде кристально чисто, как в туалете этого люкса, у того обязательно есть каморка с бардаком. Чтоб как у Моники из Друзей. Где тот закрывается и кайфует от беспорядка. Воображение уже услужливо рисует ему Арсения, плавающего в хламе, как Скрудж Макдак. — Давай поцелуемся, — без обиняков начинает Арс, чем сразу привлекает внимание. Антона тянет к Арсению физически, но он не удивляется, они ведь соулы. — Я посчитал, должно хватить шести минут до ста процентов и будем свободны до самой моей квартиры. Сначала Антону хочется поскорее уже заткнуть желанный рот этим самым поцелуем, а потом он понимает, что для Арсения это просто способ как можно скорее отделаться и вернуться к своей обожаемой пассии. К той, кого он действительно любит, и на чьём месте Антон никогда не окажется, как бы сильно ему не захотелось. И это осознание бьёт его наотмашь. Жойско. — Почему у меня такое ощущение, что ты меня используешь? — Антон ложится на кровать, складывает руки на груди — как покойник, мама, если замечала, то всегда разводила их и ругалась, и безучастно смотрит в потолок. — Не представляю, Антон, тебе это нужно точно так же, как и мне! Ты же тоже можешь сдохнуть, — голос Арса полный раздражения. — Мне? Мне не нужно было ехать за тобой в этом дорогущем купе, жить в твоей квартире, которая вероятно заряжена не хуже этого вагона. Я себя чувствую содержанкой какой-то, будто бы ты меня покупаешь, как вещь, и теперь везёшь меня поставить на полку, — Антон говорит всё это ровным тоном, одновременно озвучивая приходящие по ходу его речи нерадостные мысли. Он будто бы делится не своими чувствами, а мнением о политике, в которой совсем не смыслит. Как и в отношениях. — Мы это уже обсуждали, Антон, ты с первого раза плохо понимаешь? — бесится Арс. — Я же уже... — Арсений, заткнись, — Антон говорит спокойно, но потом не может себя больше сдерживать: — Ты совсем не считаешься с моими чувствами! Какого хуя ты просишь меня о поцелуе, вместо хотя бы объятий? Ты же был мне симпатичен, ты не мог не заметить, неужели ты настолько... — Был? — Антону кажется, что он слышит грустные нотки в этом вопросе, но потом сам себе прописывает воображаемый фейспалм. С какого хера Арсу-то грустить? — Да, Арсений, был. — Антон вздыхает, успокаивается и приподнимается на локтях. — Уйди отсюда на хуй, я не хочу тебя видеть. — А заряд? — тон ровный, как и всегда. Он чё, на транквилизаторах? — А что заряд? На восемь часов должно хватить, а потом потрахаемся на крайняк, тебе же похер. Антон подозревает, что он наебал сам себя. Ну и нахуя он заранее решил, что его соулом будет человек, который точно так же будет хотеть отношений, что Антон ему понравится сразу. Что всё будет, как мечталось? Матрас рядом с ним прогибается. Антон распахивает глаза и видит серьёзного Арсения, у которого, как и всегда, очень сложно прочитать по лицу, что он думает. — Антон, не хуйни, — произносит Арс и наклоняется, чтобы поцеловать. Антона странно прошибает налётом возбуждения, когда он слышит, как этот граф матерится. На ум приходит отвратительная фраза о том, что если тебя уже насилуют, нужно расслабиться и получать удовольствие. Антон вроде как сдаётся и целует в ответ, но ему скоро становится максимально жаль себя. Он целуется с пиздецки красивым парнем, своим соулом, они едут в их общий дом, и всё бы хорошо, если бы на каждый пункт не было своего но. Антон в какой-то момент так загоняется, что даже перестаёт отвечать, шевелить языком и губами. Арсений пытается добиться ответа снова, тыкаясь в губы, но скоро сдаётся. — Антон, у меня такое чувство, что я Синяя Борода, хватит драматизировать, — шепчет он и проводит носом Антону по шее, вызывая мурашки. Антон чувствует, как его соски напрягаются, и он злится на своё тело. — А что на это говорит твоя девушка? Неужели она не против? — Нет, конечно, я ей объяснил, что это ведь для того, чтобы я как можно скорее вернулся к ней. Арсений снова касается губ Антона. Тоскливая ревность начинает заполнять его нутро, но когда сердце у него как-то сладко бухает, ему неожиданно становится так хорошо и легко. Он распахивает глаза и в блаженстве смотрит на Арсения замыленным взглядом. Тот в свете ночника кажется еще красивее, чем обычно, такой же расслабленый и растёкшийся. Что же их так ёбнуло? По ходу, заряд дошёл до ста. Арс чуть отстраняется, смотрит туманными глазами, будто бы он накурен — зрачки огромные — Антону даже интересно: такие же ли у него . А потом Арсений снова глубоко и страстно целует, хотя уже не нужно. Это длится всего несколько секунд, за которые Антон успевает охуеть. В конце Арсений проводит языком по нижней губе Антона, а потом прощается: — Спокойной ночи, Антон. — Угу, — буркает он и отворачивается к стене. Почему Арсений ведёт себя так, будто бы у него раздвоение личности? И зачем у Антона стоит?