Адвент-календарь

По грохоту и путанной ругани в коридоре, по отлетевшей от удара двери, по походке, больше похожей на какой-то полусознательный ритуальный пляс, стало сразу ясно, что брат был вусмерть пьян. Не как бывал обычно, в меру поддатый с самого утра, а до потери человеческого облика. Слава богам, в смысле пока лишь переносном. Англия робко вжался в кресло, на котором отсиживался все прошедшие часы, и взглядом встревоженного зверька проводил его до кровати. Удивительно, как Шотландия вообще до неё добрался. Счастье, что его не пришлось втаскивать: для тощего подростка, каким Англия, к сожалению, и являлся, это всякий раз становилось задачей почти непосильной. Замковая челядь ему помогать и не думала, разбегалась, едва заслышав о возвращении своего лорда. Здесь как будто самим стенам было плевать на хозяина этих земель – вот и лезли ему поперёк пути, лупя до синяков от ворот до покоев. Англия… потому и приходил. Кому-то же должно было быть не плевать. Рухнув на постель, Шотландия стих и лежал теперь на спине, раскинув руки в стороны. В чём был: в дорожном плаще и пропотевшей рубахе, в пыльных штанах, даже не сняв сапог. Грязные повязки небрежно скрывали свежие раны. Его сиплое дыхание, должно быть, горело духом ядрёного пойла. Им же горели, наверное, беспорядочные мысли – если в воспалённой голове они вообще остались. Роились ржаво-алым клубком драконышей и, змеясь и дёргаясь, вырывались в воздух, едва размыкались пересохшие губы. Англия сморгнул наваждение. Набравшись смелости, выполз из-под вороха шкур, но ступить на пол не успел. Шотландия вдруг разлепил глаза и рывком сжал кулак у бедра – потянулся к мечу. Благо, его он, видимо, успел бросить ещё где-то по пути. – А… эт’ ты, – прохрипел он, узнав младшего. И тут же, скривившись, добавил: – Пош-шёл… н-нахер отсюда!.. Вслед за словами он отправил пустой кубок, который чудом нашарил на полу у кровати. Кубок ударился о ножку кресла и откатился прочь. Англия опасливо выдохнул. Видимо, столь активные телодвижения организм уже выдержать не мог, и Шотландия с воем прикрыл лицо рукой, снова откинувшись на постель. И всё-таки его не вывернуло. Подавив желание и вправду сбежать куда подальше (зря, что ли, сидел дожидался!), Англия слез с кресла и несмело приблизился к брату. Тот не шелохнулся, а значит, можно было браться за дело. Сперва расстегнуть и выдернуть перепачканный плащ (стирать придётся), затем взяться за куртку, которую Шотландия носил абы как (с завязками теперь возись), увернуться от вялой затрещины (и чего ему неймётся!) и наконец стащить сапоги. Попытаться. Потому что от неожиданного пинка увернуться уже не удалось. – Чё ты лезешь, а? – рявкнул Шотландия, едва приподняв голову. Снова хотел пихнуть, но промахнулся, разозлился только сильнее и пробормотал, падая обратно: – Проваливай, я с-сказал… н-недоносок паршивый… дерьма кусок… Англия справился со вторым сапогом. Собрав одежду, сгрузил её на кресло. Поднял кубок, налил воды, вернулся к кровати. – Попей, пожалуйста, – прошептал, замерев в изголовье. Шотландия с трудом сфокусировал на нём взгляд. – Ч-чё лезешь… – Попей, – с нажимом повторил Англия. Его подрагивающие пальцы сцепились на ножке кубка, как будто от этого зависела его жизнь. Проворчав что-то неразборчивое, Шотландия приподнялся и позволил себя напоить. Это был момент просветления – Англия вцепился в него ещё крепче, чем в кубок. Похлопал брата по плечу, затолкал в грудь, упрашивая сдвинуться к подушке и лечь. Тот даже вслушался на пятый раз, на восьмой – отполз повыше, кое-как умещая свою нескладную сухощавую великанскую тушу на небольшой кровати. Он уже даже не ругался, и Англия понадеялся, что успеет протереть ему лицо, прежде чем дурман снова раздует в нём тлеющие угли пьяного гнева. Трезвый Шотландия был не лучше, лучше был Шотландия спящий. И Англия молился всем, кому мог, чтобы у него вышло брата уложить. По-человечески. – Я сейчас лицо тебе протру, – сказал он, вымачивая платок в остатках воды. Только это и остаётся: к ранам ведь не подпустит. – Потерпи, ладно? – Какого ч-чёрта тебе тут надо? – спросил Шотландия. – Шёл бы ты, а… – Лицо протру и уйду, – пообещал Англия и потянулся было к нему, но тот вдруг схватил его за запястье и дёрнул к себе. Не удержав равновесия, Англия упал сверху, ударившись коленом о край кровати, растерялся, запутался в собственной мантии – и оказался вжатым в постель, придавленным чужим телом так, что о попытке бегства можно было даже не думать. Теперь Шотландия глядел на него и скалился. Дышал горьковатым огнём. От него Англия будто пьянел сам, а потому с почти суеверным отвращением отвернулся, задержал дыхание, напряг в крепкой хватке руки. – Я не о том спрашиваю, – проговорил Шотландия. – Ты что… вообще здесь делаешь, а, щенок? Я говорил, только сунься – уши пооборву! Говорил, а? Так какого дьявола ты тут ошиваешься?! Англия не выдержал. Знал, что так будет. Знал, что так будет опять – и всё равно пришёл. Потому что семья, потому что нельзя друг с другом только и делать, что грызться, потому что им вместе надо, как братьям, как родным. Потому что Шотландия за собой вообще не следит, не бережёт себя, вон, даже раны как следует не перематывает, а у Англии за него сердце болит, и он помочь хочет хоть как-то, хоть как-то хочет позаботиться. – А ты меня каждый раз прогоняешь! – выкрикнул он, почти всхлипывая. – Я же не… не жить у тебя прошусь! Не ем ничего даже, не таскаю, не клянчу… Всё о тебе только, ну! – Завались ты! – Шотландия расхохотался, даже слёзы смахнул. А отсмеявшись подхватил его под подбородок, повертел, как напоказ. – Какой из тебя Кёркленд, – сказал, – отброс ты материковый? Вон, белобрысенький, хрупенький, не страна, а посмешище! Смотреть тошно. С кровью своей грязной тамошней не смей даже называть меня братом, ты, ублюдок! Заботится он… Разжав пальцы, он распрямился и шатко сел на постели. – Заботится… Вон пошёл. Вот уж чё мне от тебя нахрен не сдалось – это любовь твоя… х-ха!.. братская. – Не прогоняй! Англия поймал его за рукав. Не глядя в глаза, не глядя вообще – только потупившись, уставившись на складки своей туники. Туники, которую он сейчас стянет, если без этого никак. А без этого, наверное, никак. По-другому он Шотландии совсем не нужен. – Не прогоняй… – Опять ты за своё, – закатил глаза Шотландия. Глаза закатил, но обратно опустился. Приобнял даже. Хорошо, подумал Англия. Может, после и раны обработать позволит. * * * – Зачем ты со мной так поступаешь? Америка молчал, сверля глазами пол под ногами. Не особенно хотелось знать, что он там незримо выцарапывал. Наверняка всё то же, что на стенах губернаторских резиденций. Англия снова прошёлся по комнате. Это занимало у него четыре шага туда и четыре обратно – ровно столько, сколько нужно, чтобы оставаться у воспитанника на виду. – К чему все эти… выступления? Запальчивые письма? Протесты? Не говоря уже о… Англия потянулся к перебинтованной руке, но Америка отпрянул, всё ещё не удостаивая его взглядом. Как этого мятежника только удалось перевязать… Ссадины изукрашивали всё его тело, а наливающимся фингалом он, по его же словам, и вовсе гордился. Вздор какой! – Ну что, что тебя не устраивает? – Англия склонился к нему, сидевшему на кровати, и попытался заглянуть в лицо. – Ведь я же сотню раз объяснял, что действую только в наших общих интересах. Только тебе на благо, Америка. Ты умный мальчик, ты прекрасно понимаешь… – Я умный мальчик, – язвительно передразнил тот, осклабившись. – И я всё прекрасно понимаю. Как ты боишься расстаться со своей дорогой марионеточкой, как тянешь за нити изо всех сил. Вот только знаешь, Англия, они ведь оттого и громче хлопнут, и больнее ударят по пальцам, когда порвутся. – Ты опять за своё… – Да, опять. Да, опять ещё тысячу раз, пока ты не услышишь мой голос, голос равного тебе в правах и свободах! Почему-то уже все его слышат, и один ты строишь из себя глухого на оба уха! Стареешь, папаша? В горле знакомо пересохло, и мир слегка потемнел – как со стороны потемнели глаза Англии. Щёку снова свёл нервный тик. И голос зазвучал резче, тише. – Довольно. Я не намерен слушать от тебя подобные высказывания, – о, если бы в руках был хлыст, Англия ударил бы им по ладони почти рефлекторно. А потом так же рефлекторно по чужим ладоням – даром что израненные. И раз пять по лицу. Для острастки. Но он был безоружен, а значит, наказанием послужил бы другой проверенный способ. Во-первых – оплеуха. – Это очень неприятно, к твоему сведению, – сухо отчеканил Англия, глядя, как Америка морщится от боли. – Ой, правда, что ли? – прошипел тот, ломая губы в ухмылке. – А я и не заметил… Во-вторых – ещё одна, за издёвку. – Я говорю о том, что ты ни в грош не ставишь мою о тебе заботу. – О других своих колониях позаботиться не хочешь? В-третьих, пришлось повалить этого бунтаря на постель, прижать запястья у головы и вклиниться между колен, чтобы точно не дать сопротивляться. За последнее время Америка успел значительно прибавить в росте – и всё-таки он был младше, он был слабее. И Англия умел применять силу. – Для меня нет никого дороже тебя, – произнёс он. – Никого ближе. Я просто хочу, чтобы между нами не было разногласий. Чтобы мы жили душа в душу, как раньше. Но ты вынуждаешь меня идти на крайние меры. – Давай, делай, что хочешь, – ядовито процедил Америка, отвернувшись. – Только не забудь, как обычно, шептать мне что-то там про семью и свою безграничную нежность. А то за побоями и принуждением я как-то всё время упускаю эту аксиому. Тосковать начинаю по доброму старшенькому Англии, который так лелеял меня в детстве и почему-то превратился в такую сволочь, как только я перестал быть примерной фарфоровой куколкой. Англия… замер. Так надолго, что в какой-то момент почувствовал, как стали неметь руки. Но и Америка не шевелился. Не торопил его и больше не огрызался. Просто лежал, глядя мимо холодным решительным взглядом. А потом Англия отстранился. – Уходи, – глухо выдавил он, отступая. И Америка вдруг вскочил и резво бросился прочь – не в страхе, как в первый раз, а холодно и решительно. Жечь, и бить, и стрелять, и царапать на стенах. Англия без сил опустился на кровать и уронил лицо в ладони. «Ты ещё подожди», – смеялся Шотландия: – «Свои мелкие появятся, сам их кошмарить будешь. Так оно и происходит, помяни моё слово!» «Слышал, он на тебя жалуется. Что, тоже не вышло стать образцовым опекуном, а?» Нет. Неправда. Ты ошибаешься. Это совсем не то же самое. Англия не такой. Не такой.