What a miracle

      — Да не пойду я туда! — Дима упирается, шутливо бодаясь с Катей, цепляется за стены, дает себя немного сдвинуть по паркету, но вот опять встает «в распорку» в дверном проеме. — Кать, ну сказал же, ну!       Катя вздыхает. А вздыхает она обычно тяжело и глубоко, ее так на тренировках приучили. Глубокий вдох перед усилием, выдох — на усилие.       — Димуль, ну не мне же туда идти к двум мужикам, ну ты мозги-то включи, а? А если они раздетые?       — Спасибо, мать, от души! То есть мне-то ок на двух раздетых мужиков смотреть?       — Конечно ок. Чего ты там у них не видел…       — Катя…       — Не ори, Савина только уснула. Разорался, — она хихикает, но двигать мужа перестаёт. — Слушай, ну мне правда неудобно, а если они это самое…       — Кать, если они это самое, я тем более не пойду, переживешь без ноута своего одну ночь, растеряша.       — Да там же разбивка ГЗК по завтрашней рекламе, мне очень нужно, ну правда. Ну Димуль, — она повисает на нем, как коала, подбирает ноги, забирается тому на спину, смеясь; Дима ловит ее движение сходу, подхватывает под колени.       — Димулечка, ну сходи, а. Я правда стесняюсь.       — Да схожу я, схожу, не ной, — Дима прислушивается к звукам из детской — там начинает голосить Тео. — Иди к нему, там Питер Пэна я заложил каким-то листиком у него на столе, можешь дочитать просто ему. Добуду я тебе ноут, пять сек.       Катя сползает с его спины, убегает неслышно, вытанцовывая в беге какие-то па.       К гостевой спальне Дима идет как по заминированному полю — осторожно, почти на носочках, ругая себя внутри безжалостно, ну его это дом, в конце-то концов, дом его, а гостеприимство — его дражайшей жены. «Да оставайтесь, ребят, поедете завтра все вместе в офис, чего такого? Полотенца всем выдам, даже завтраком покормлю». «У меня щетки нет с собой…» — «Почистишь пальцем, ну не манди, Арс, давай останемся, правда».       Дверь новая, на магнитах, открывается бесшумно, не щелкает. В комнате абсолютная темнота — шторы у них блэк-аут, всё для гостей-соней. Так, теперь жди давай, пока глаза привыкнут. Стой, жди, звуков не издавай, гостевые звуки не слушай, а их и нет, нечего тут слушать, слава богам. Глаза привыкают, сердце успокаивается — самое время сообразить, где Катя кинула ноут, скорее всего на тумбочке. На тумбочке? Это к кровати надо подойти, получается? Ладно.       Он тихонько шагает вглубь комнаты, стараясь не смотреть на белые простыни и какой-то единый двухметровый ком поверх них. Ком неподвижен, лишь одеяло чуть колышется. Спят крепко. Взгляд мажет невольно по кровати, на ближайшей тумбочке ноута нет, надо идти к дальней, к окну.       Одна подушка и одеяло потяжелее пустуют, ха, говорил же Катьке, а она «я выдам, а они как хотят уж». Накрыты до самого носа оба, кондей хреначит на полную, Арс поставил, видимо, Антошка-то та еще мерзля. Поэтому и не видно, кто там за что кого держит, можно было и Кате заходить. Просто две темные головы рядом на подушке, Антона вообще не разглядеть, господи, как он не задыхается-то, так впечататься в чужой затылок.       Ноут лежит преспокойно на второй тумбочке.       Дима скатывает змею провода, выскальзывает, прикрывая дверь.       Спокойной ночи.