***
Москва, зима 1994 года. Россия стоит у огромного окна, за которым бушует настоящая метель; порывистый ветер бросает снег в стекло, ветер завывает пронзительно и громко. Кажется, будто весь внешний мир потонул в хаосе снега и ветра. В такую погоду совершенно не хочется покидать теплое помещение, и Федерация невольно поеживается, представляя себе одиноких прохожих на опустевшей темной улице. А потом он вспоминает, зачем вообще здесь находится. Рабочий день подходил к концу, Руслан мысленно уже был в своей квартире, принимая горячую ванну, а главное — вдалеке от назойливого Алекса, который наконец должен был возвратиться в Вашингтон. Ох уж эти суровые русские зимы. Парень смотрит на недовольное лицо американца, как суетятся члены его делегации, и отчего-то чувствует себя довольным. Ну и поделом ему. В мороз блондину вряд ли позволят лететь домой, поэтому помощники сняли номер рядом с аэропортом. Штаты за спиной чихает, и только сейчас беловолосый понимает, что Алекс одет не по погоде: легкая куртка, открытая шея в полурасстёгнутом вороте. В такую холодину — и без ничего? Этот капиталист с дуба рухнул? Куда смотрит его делегация? Хотя сами одеты ничуть не лучше. Руслан тянется к вешалке, где в одном из рукавов своего пальто покоился теплый толстый вязаный шарф и, вытащив его, кидает в сторону американца. Итог вышел таким себе — кривой узел на боку смотрелся смешно, а концы странно топорщились. Федерация закатывает глаза и приближается к бормотавшему проклятия США, помогая правильно завязать шарф. Америка ухмыляется, дразня Россию заботливой мамочкой, а потом и смеется в открытую, когда парень, нахмурившись, выталкивает его на улицу — прямиком к машине и, не прощаясь, приказывает захлопнуть внушительные двери главного входа в здание. Алекс поправляет шарф так, чтобы ткань прикрывала нижнюю часть лица — порывы ветра были уж слишком сильными, — медленно направляется к транспорту с ожидающим его водителем, пожимает от холода плечами и выдыхает пар. Рукой касается изделия вновь, зарываясь в него носом: пахнет Русланом. Щёки отчего-то стремительно краснеют.***
Стокгольм, лето 1994 года Солнце уже давным-давно село, и улицы озарились яркими огнями уличных фонарей и ярких вывесок небольших магазинчиков. Федерация, пригревшийся в тёплом помещении ресторана, медленно допивал последний бокал красного полусладкого. Они с Америкой выбрались на ужин в честь последнего дня международного форума, и Швеция оказалась прекрасным выбором для места его проведения. Допив вино, он поставил бокал на стол и поднял взгляд на супруга. Алекс улыбнулся ему и, поднявшись из-за стола, подал руку. — Я хочу показать тебе кое-что, съездим? — интересуется американец. Другие посетители ресторана исподтишка наблюдали за ними, но оба не обращали на них внимание, давно привыкнув. Даже здесь, вдали от столиц их государств, уединения было не сыскать. Они вышли из ресторана на свежий воздух, и Америка накинул на его плечи свой темно-синий пиджак. Руслан с подозрением глянул на него — блондин вел себя слишком странно и чересчур заботливо. Притом, что им вообще не стоит себя так вести на публике. Да в целом. С каких пор США таскается с ним по ресторанам, а не сбегает по делам при первой же возможности? Они сели в машину, и русский в раздумьях не сразу понял, что американец везет его за город. Воздух был свеж и прохладен, и парень чувствовал, как на ветру горят от алкоголя его щёки. Вскоре они остановились у небольшой поляны, окружённой относительно невысокими деревьями на фоне остальных шведских лесных пейзажей. Штаты оставил фары автомобиля включёнными, чтобы немного осветить им путь, взял Федерацию под руку и повёл по тропинке, загадочно улыбаясь. Не сказать, что Россия не был заинтригован, поэтому покорно ступал рядом. Когда они вышли на открытую местность, у беловолосого по-настоящему захватило дух, а пульс, кажется, замедлился. Перед ним открылся до боли знакомый и потрясающий вид — небольшое лесное озеро, на глади которого отражалась полная золотистая луна и переливчатая россыпь серебристых звёзд на фоне. Здесь было светло почти как ранним утром, вот только лунный свет был гораздо мягче, а звёзды в небе и в воде переливались словно настоящие драгоценности. Руслан смотрел на это великолепие не моргая; казалось, что неба можно было коснуться, и он неосознанно шагнул поближе к воде. Краем глаза он заметил, как американец, подходя ближе, довольно улыбается. — Ты говорил, что устал от городской суеты и хочешь отправиться куда-то на северо-запад, — произнёс блондин тихо, пытаясь не нарушить волшебный момент. — Я попробовал подобрать подходящее место. Так, чтобы посещение можно было совместить с работой. Насколько я знаю, шведские и карельские леса не слишком-то и отличаются. — Ты знаешь про Карелию? — Говорю же, изучал твои регионы. Да и догадаться не сложно, учитывая близость к скандинавам. К тому же, я застал советско-финскую войну в своё время. — Это… — Федерация снова повернулся к озеру. Он не находил слов. Это было необычно. Он хотел глупо и счастливо улыбнуться. Но даже без этого, горящие от восторга глаза, выдавали все эмоции. — Не думал, что наш единственный и неповторимый США такой романтик. — Гении способны и не на такое, — Алекс подошёл к нему, взял его руку в свою и поднёс к своим губам. Руслан смущенно вдохнул и посмотрел ему в глаза. Он сдается. Держаться столько лет, чтобы посыпаться вот так?.. Как подросток?.. Но здесь они были совершенно одни. Только они, лес, озеро, звёзды и луна. Никаких докучливых репортёров, недалеких политиков, надоедливых помощников и других воплощений. Никаких проблем и тяжёлых мыслей о судьбах своих народов. Только они. — Я... Штаты медленно наклонился к нему, и Россия, выдохнув, подался навстречу, подставляясь под ласковый поцелуй.***
Европа, ***** **** — Поверить не могу, я вымотан, — жалуется американец, наваливаясь на плечо парня. Они находились в аэропорту уже третий час, изначально собираясь лететь в Нью-Йорк, но непогода застала их слишком внезапно, так что пилотам пришлось совершить внеплановую посадку в одном из ближайших портов. — Потерпи, не думаю, что шторм будет долгим, — сказал Руслан, устраиваясь чуть выше на сидении, чтобы Алексу было удобнее. США вообще не любил ждать и сейчас, когда рейс задерживали уже на столько часов, время для него тянулось бесконечно. — Сколько ещё ждать? — откидывая голову в его сторону, задал риторический вопрос Штаты минут через десять. Ужас, он словно с ребенком говорил. — Без понятия. — Мне кажется, что мы умрем здесь. — устало выдохнул Алекс. — Хочется пить. А идти за ней лень. Федерация дотянулся до сумки, достал бутылку воды и протянул блондину. — Если не брезгуешь, конечно. Алекс пожал плечами. — С чего бы? Мы же уже целовались. Руслан не находит аргументов.***
Москва, апрель 1995 года Алекс крепко сжимает Руслана в каких-то неуверенных, резких объятиях, признавая, что сам не знает, что делать. Таким беловолосого он ещё не видел. В Российской Федерации уже много лет бушевали внутренние конфликты и, похоже, продолжающаяся последний год чеченская кампания, сильно сказалась на молодом воплощении. Конечно, в его планы абсолютно не входил внезапный срыв эмоционально-стабильного Руслана. Перед агентами была поставлена задача лишь утилизировать излишки советского оружейного наследия и избавления от особо идейных российских офицеров, но он и подумать не мог, что для этого будет выбран столь кровавый и сложный вариант. Поэтому когда младший резко перестал выходить на связь, скинув на подчиненных обязанности и прося не беспокоить его, американец сразу поспешил в Москву. И вот, он тут, сидящий на полу прихожей, вместе с Русланом, так тяжело дышащим и дрожащим от, кажется, долгих всхлипываний и вымотанности. Русский постоянно сжимал в руках края его одежды, смотрел куда-то сквозь него туманным расфокусированным взглядом и плакал. Наверное, даже не осознавая этого. — Уйди, — срывается Федерация, — мне не нужна помощь. Оставь, — он прерывается из-за нехватки воздуха, давится собственными слезами и до последнего не желает принимать присутствие кого-либо рядом. Но когда все же сдается, жмется так доверительно к американцу, что Алекс, который готовился к очередному приступу и крику, смущенно выдыхает. Затем мотает головой, и настраивая себя на более серьезные вещи. Руслану явно тяжелее. А потому перетаскивает парня в спальню, благо, расстановку квартиры знал прекрасно, ведь не единожды за годы успел тут погостить. Укладывает русского на кровать, устраиваясь рядом так, чтобы опираться о спинку кровати, усаживает русского между ног, держа крепко, но не причиняя дискомфорта. — Ну-ну, милый, давай я погрущу вместе с тобой? — шепчет он, тиская чужое лицо в своих ладонях. Руслан выглядит разбито: серо-голубые глаза, покрасневшие от постоянных слез, опухшее лицо, засаленные волосы и взгляд такой печальный-печальный. Напоминает побитого щенка. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Сразу говорю, виноват не я. Этот конфликт — результат неправильной политики твоих людей... — Ты можешь просто помолчать...? — как-то бездумно и хрипло отзывается Россия, отстраняясь от чужих ладоней. Ответить блондин не успевает — его хватают за ворот рубашки и целуют, так трепетно и нежно, что он не может ничего сделать.***
Нью-Йорк, ***** **** Федерация ненавидел часовые пояса. Все эти долгие перелеты и разница во времени попросту убивали его организм. По идее, он, как воплощение, давно должен был привыкнуть к такому, но что-то явно шло не так. Первые сутки давались особенно тяжело, поэтому не было удивительно, что после собрания, на которое россиянин прибыл сразу из аэропорта, парень засыпает в машине: медленно сменяющиеся картинки города за окном и тишина в салоне давали ощущение расслабленности, а потому когда всего через несколько минут после начала движения веки начали тяжелеть, Россия не смог долго сопротивляться. Алекс состояния беловолосого, честно сказать, особо не замечал, поэтому, как только они сели в машину, сосредоточился на одном из предложений Великобритании, внимательно вчитываясь в предлагаемые льготные условия морской торговли. Однако стоило белобрысой макушке опуститься на его плечо, как тот от неожиданности вздрогнул. Америка хотел было разбудить парня, но чужое еле слышное сопение под ухом показалось таким сладким, а волосы такими мягкими, что он не удержался и прислонился к ним щекой. Спящий Росс был таким милашкой. Что-то внутри прямо пищало от восторга. Недолго думая он обратился к водителю: — Томас, сделаем парочку лишних кругов по району? Следующий раз, когда водителю пришлось делать лишние круги произошел примерно через пару дней, но к удивлению мужчины, на этот раз уснули оба воплощения. Увидеть такого, как Штаты, спящим на чьем-то плече — ситуация немыслимая. Но Томас молчать умел. С тех пор подобное даже вошло в привычку.***
Единственным фактором их, вроде как, отношений, хотя правильнее было назвать это союзом, которого Алекс с Русланом пока не касались, был секс. Ещё очень давно, когда они обговаривали условия, Федерацию интересовал этот вопрос. Подчиняться в политической сфере он ещё мог согласиться, но действительно ложиться под кого-то не хотелось. А рассказы и исторические справки четко давали понять, что могла делать "победившая" сторона с "проигравшим". Америка честно признался, что русский вполне себе симпатичный парень, поэтому лично он не был бы против проводить холодные ночи в компании новоиспеченного воплощения российских территорий, однако он не станет ни к чему принуждать, оставляя за Федерацией право выбора. И Руслан был благодарен ему за это. Однако с того времени многое изменилось. И их отношения друг к другу тоже. А потом всё случилось как-то само собой. Они были в Берлине и ужинали в ресторане с другими воплощениями, что было редкостью, учитывая то, что Алекс, несмотря на свою политической статус, предпочитал уединение выходам в свет. Однако подобные ужины были частью работы по поддержанию связей, а следовательно, было просто необходимо проводить минимальное время со своими коллегами. Они вернулись в отель довольно поздно, и оба были немного уставшими. Федерация был в хорошем настроении и согласился заскочить на пару минут к американцу. Спустя полчаса разговоров о сегодняшнем дне и предстоящем собрании — было ли это влияние алкоголя или ещё чего, — русский подошёл к Штатам, и положил одну из ладоней ему на щеку, затем зарываясь ею в блондинистые волосы, второй спускаясь от груди к предплечью; Алекс не растерялся и обнял его за талию. Без слов они поцеловались, прямо в прихожей, когда русский уже готовился возвращаться в свой номер. У Руслана от ожидания закружилась голова, и он вцепившись руками ткань костюма, прижался к нему всем телом. Последний нехотя прервал поцелуй, посмотрел тому в глаза и спросил на всякий случай: — Не пожалеешь? Потом будешь обвинять меня. — Я пожалею, только если ты окажешься плох в постели. Последнюю черту в тот день они переступили.***
Нью-Йорк, 10 июня 1999 года — Ты боишься, — не спрашивает, утверждает Штаты, пропуская русского во внутрь, — и бесишься. Почему? Они только вернулись домой к американцу. Несколько часов назад закончилось голосование по ситуации в Югославии. Нато разбомбили страну, наплевав на решение ООН, а после Штаты, прикрывая все преступления, заставил Совет Безопасности вынести повторное решение, но уже с другим результатом. У Федерации не оставалось других вариантов, кроме как воздержаться. Россия фыркнул и уставился на мужа: — Разумеется. Ты ведь псих. Самый настоящий монстр, – слова неприятно кольнули сердца обоих. — Ты можешь избавиться от меня в любой момент. — Мне нет смысла, милый. — Конечно, нет. Пока что я послушно нахожусь рядом. А что потом? Что будет, если я захочу сделать что-то не по твоей указке? Разберусь со внутренними конфликтами и захочу сотрудничать, например, с Китаем. Настроишь против меня родственников? Отвернешь от меня европейцев, которых так старательно пытался сделать моими партнерами? Подговоришь какую-то часть моих территорий объявить независимость?– Америка скривился. Тут он действительно замешан не был. Разве что косвенно. Точнее, его люди. — Хоть ты тресни, ну не верю я, что Штаты не причастны. Оружие не берется из воздуха. Алекс задумчиво перевёл взгляд в окно на задний двор, а затем и на часы: погода с самого утра была чудесной, правда, уже давно стемнело, но территория имела достаточное освещение, а в совокупности с ухоженной территорией, являлась хорошим местом для любования. В иной ситуации, Штаты бы обязательно вывел русского на прогулку. Что вообще ему следует тут отвечать? Федерация выдохнул: — Я так и думал, — сказал он и саркастично предложил, — Может, разведёмся? — Нет, — как-то очень внезапно ответил американец и снова повернулся к супругу. — Ты ещё можешь быть мне полезен. — Для чего...? — искренне не понимал Россия. – Брак уже не дает тех преимуществ среди элит, что раньше. Ты даже с военными авторитетами расправился. Не до конца, но Федерация не настолько глуп и наивен, чтобы об этом рассказывать. Америка над ответом долго не думает. — Люди по природе своей высокомерны, — а он сам, видимо, лжец и трус, раз уж не может признаться беловолосому в возникшей привязанности, — хотят чувствовать свою власть. Так что...мне ты нужен, как видимый голос оппозиции. Все знают, что мы с тобой не сходимся во мнениях по многим политическим вопросам, что не мешает нам быть...рядом. Действовать в одном направлении. Это даёт окружающим ощущение контроля. И когда я окончательно добьюсь глобализации в мире, ты по-прежнему можешь быть рядом со мной. Для тебя ничего не изменится. Россия вопросительно выгнул бровь. Не изменится? Да его буквально превращают в сырьевой придаток, старательно избавляя от наследия Союза. — В качестве кого? Какой в этом вообще смысл, если ни у меня, ни у кого-либо ещё не будет реальной власти, а последнее слово всё равно останется за тобой? — он тут же прерывает Алекса, который хотел было что-то сказать. — Нет, не смей обманывать меня. Тебя никогда по-настоящему не интересовало моё мнение, не нужно начинать сейчас делать вид, будто оно для тебя что-то значит. — Оно и значит, но не в подобных вопросах. Мне нужна единая Европа и надо было убрать последнее препятствие. Теперь путь интеграции в ЕС открыт для всех. Руслан долго молчит и просто смотрит ему в глаза каким-то разочарованным взглядом, уголки губ приподнимаются в попытке улыбнуться, но ничего не получается. — Сегодня я был одним из тех, кто вынес смертный приговор Югославии — стране в самом сердце Европы, единственному, кто заботился обо мне и других воплощениях даже после смерти отца. Я не хотел, но мне не оставили выбора. У меня не было ресурсов, чтобы ему помочь. Для тебя он не являлся помехой, лишь явным показателем того, что ты можешь сделать с несогласными. Погубишь ты мир. А после и себя погубишь. Русский еще многое хочет сказать ему, но лишь целует американца в щеку, а затем разворачивается, направляясь на второй этаж, попутно бросая: — Не хочу в один день увидеть на трибунале тебя.***
Москва, август 1999 года. Уже две недели Руслан проводил в Кремле больше времени, чем привык за последние годы. И Федерация на самом деле не имел ничего против. Будучи в сердце страны, он мог без подозрений общаться с депутатами и иными влиятельными управленцами. Неосознанно для самого себя, он пытался выяснить политические настроения в верхах государства. Что произойдёт, если про-американского главы внезапно не станет? Технически, его обязанности автоматически перейдут на плечи молодого, но перспективного главу правительства, однако тот определённо не сможет удержать власть без должной поддержки. Сколько людей на самом деле искренне поддерживали прозападную политику, а сколько было против, предпочитая сильную Россию или китайских партнеров? Не начнётся ли очередная игра за власть, которая выльется в гражданскую войну, ? Нет, русский старался не думать об этом. Но он наблюдал, и увиденное и услышанное его не обнадёживало. У него сложилось ощущение, что Шень на одном из собраний был прав и демократический мир перестал быть собой, перестал выполнять свои основные функции даже без манипуляций тех, у кого царствовали другие режимы. Демократы, республиканцы и прочие представители «прогрессивного общества» обленились, как свойственно политикам, долго находящимся у власти, и постепенно, незаметно для самих себя, своей власти начинают лишаться. Да они же просто грабили народы, чтобы самим жить хорошо. Даже Финляндия — страна, до чертиков пропитанная либеральными идеями, как-то раз по приезду в Питер, очень неохотно, но признал, что в некоторых случаях тот же социалистический строй может быть более эффективен, чем то, во что постепенно превращается капитализм сейчас. Но каковы альтернативы? Их нет. Ему стоит оставить всё как есть и позволить Алексу добиться своего и установить абсолютную власть над миром? Глобализация всё равно долго не продержится, и рано или поздно придется прийти к регионализации. Неужели американец планирует создать несколько крупных регионов, в каждом из которых станет центром? Это ли не настоящая диктатура? Федерация безрадостно размышлял об этом, сидя рядом со своим супругом во временном кабинете Штатов, выделенном специально для его периодических приездов. Он нервно крутит в руке кольцо — подарок президента на пятилетие подписания договора, которое Руслан носил либо на руке, чтобы показывать элитам всё тот же курс на запад, либо на цепочке — в основном, при поездках за границу. Чтобы никто не видел. У американца было такое же, но Федерация понятия не имел, где тот его хранил. Алекс работал, в кабинете было тихо и спокойно, время от времени звучало шуршание перебираемых документов и печатей. Руслан сидел неподалёку от него, повернувшись к окну. Америка всё также излучал уверенность в себе и высокую концентрацию во время работы. Россия невольно усмехнулся: хотя бы это в супруге осталось неизменным, несмотря на их постоянные недомолвки. Несмотря на то, что они начали часто ссориться, на данный момент парень не замечал в нём ни злости, ни каких-либо плохих намерений ограничить его действия. Как будто Алекс сам верил в то, что он делает для русского — во благо. — Руслан, — подает голос Штаты и, удостоверившись во внимании к нему, предлагает, — в последнее время мы не очень...ладим. Как насчет поужинать в каком-нибудь ресторане? Федерация устало прикрывает глаза. На секунду ему кажется, что слова американца звучат искренне-обеспокоенно. — Конечно, но ты угощаешь. Надо было в срочном порядке что-то предпринимать. Пока не стало слишком поздно и его страна не была окончательно поглощена.