***
— Ты заболел? — Алекс был непривычно спокойным, без всех этих натянутых улыбок, показного высокомерия: блондин выглядел по-домашнему уютно и спокойно. Штаты накидывает на него плед, когда они наконец добираются до дома. За стенами, отделяющими их от внешнего мира, они будто менялись местами: американец становился куда спокойнее; нельзя сказать, что совсем безэмоциональным, однако говорил он куда меньше, взгляд становился уставшим — можно было разглядеть мешки от недостатка сна, — да и на провокационную вредность, показываемую русским, воплощение внимания не обращал. Руслан лежал на диване, показывая всем видом свою усталость. Конечно, на деле он не настолько вымотался после дороги, но ему было просто необходимо попасть в комнату блондина. Русский уже бывал в этом доме, но ночевал исключительно в гостевой комнате — в кабинет владельца дома заходить было категорически нельзя. Романов действительно не видел даже внутренний дизайн комнаты, американец и не давал возможности: во время нахождения в гостях беловолосого вставал намного раньше парня, чтобы сходить в кабинет, а после его надежно запереть — как тот ещё параноик, а спальню он видел всего лишь раз, когда хозяин дома проводил ему экскурсию. Через несколько дней должно было состояться собрание — Китай четко отстаивал своё желание разместить производства собственных товаров-аналогов на своих территориях, а Штаты и Япония, которые вывезли к нему свои предприятия из-за дешевой рабочей силы, также неуклонно оспаривали право, ссылаясь на подписанный десяток лет назад документ, являющийся единственной преградой для китайской стороны и преимуществом для остальных. Сделка не была публичной, о ней знали лишь воплощения, разве что копии хранились в одном из архивов ООН для галочки. Решение проблемы для них в данном случае было простым: не будет документов и сделка будет недействительной. Шень связался с ним недавно, прося помочь в «исчезновении бумаг». С копиями азиат разобрался самостоятельно, второй оригинал хранился у него лично, а первый у Алекса. Неудивительно, что просьба выкрасть документ была адресована именно ему. Руслан пока единственный, кто был настолько близок к Джонсу. — Кажется, да — отвечает он почти жалобно, хватая за воротник склонившегося над ним американца, — у меня голова болит, — беловолосый смотрит прямо ему в глаза, выискивая крупицы сочувствия и желания помочь нуждающемуся. В кабинет попасть было не просто, но быть может, он сможет задержаться в спальне. Джонс в лице не меняется, видно, и правда социальная батарейка села настолько, что реагировать не было сил. — Я принесу тебе таблетку, аптечка в моей комнате, — блондин хотел отстраниться и удивленно приподнял брови, когда его резко потянули на себя, обвивая руками шею, удерживая на месте. Алекс естественно теряет равновесие, но вовремя подставляет руки, опираясь ими по сторонам от русского. — Что такое? — Не уходи, — Руслан просит максимально невинным голосом, будто бы и сам верит в собственное плохое самочувствие, — не хочу быть один. Поспишь со мной? — Кто б знал, что ты такой прилипчивый, когда болеешь, — Алекс прикрывает на несколько секунд глаза, соприкасаясь лбами. Высокой температуры не ощущалось, но, возможно, позже она поднимется. — Хорошо, только дай мне сходить за лекарствами. — Нет! — упорно противится Романов. — Но… — Тогда возьми меня с собой! — Ты невыносим, — Джонс закатывает глаза, однако решает не спорить с ним, поднимаясь с дивана. Романов все также обвивает шею американца, позволяет подхватить себя, скрещивая ноги вокруг чужих бедер. Беловолосый занимает более устойчивое положение, насколько позволяет ему ситуация, и кладет голову на чужое плечо, скрывая от блондина победную улыбку. Стоило им зайти в комнату, как русский стремительно начинает оглядываться, стараясь подцепить взглядом нужные вещицы. Связка ключей по-любому должна была храниться либо в ящиках, либо в другом скрытом, но легкодоступном месте. Штаты несет его прямиком до кровати, особо не церемонясь, скидывает ношу на матрас, а сам отходит к полкам, откуда достает небольшой пластмассовый контейнер с лекарствами. В спальню-то попал, а как действовать дальше — не знал. Но решать надо было быстро, потому что Штаты уже нашел нужную таблетку и утопал на кухню за водой. Он точно не успеет отыскать нужное, к тому же, рискует попасться. Решение находится неожиданно банальным. Он плюхается на мягкое постельное белье, расслабляется, делает несколько глубоких вдохов-выдохов и закрывает глаза, делая вид, что спит. Удивительно, но это срабатывает. Алекс сначала пробует его будить, но не получая никакого ответа, сдается, отставляя стакан с таблеткой на прикроватную тумбу. Руслан мысленно молится, чтобы американцу не взбрело в голову чисто принципиально относить его в гостевую комнату. Однако Джонс ничего такого не делает, наоборот, приподнимает его, чтобы расправить постель, выключить свет, оставив включенным лишь ночник на недолгое время, а после ложится рядом, укрывая их. Из минусов — слыша и даже немного чувствуя под боком равномерное дыхание, приятную тяжесть чужой руки поверх живота и мягкое, прохладное, пахнущее свежестью белье, Романов и сам погружается в сон. Просыпается он в одиночестве, и судя по всему, американец, не изменяя привычке вставать раньше него, отсутствовал уже давненько. В прочем, это даже к лучшему, если Штаты, конечно, не забрал связку ключей с собой. Он идет на кухню, где находит записку о том, что Джонс уехал по делам и вернется к вечеру. Тут же пошел проверять кабинет, который всё также был надежно заперт. Ключи точно должны были быть дома. Не было никакого резона брать ключи с собой на работу, и действительно, они нашлись уже через полчаса в аккуратно вырезанной полости внутри одной из книг. С одной стороны — просто, а другой — до безумия банально, особенно для Романова, выросшего под крылом Советского Союза, помешанного на сокрытии тайн. Кабинет, неожиданно, оказался совершенно отличным от собственных представлений: в целом, светлая комната в бежевых оттенках, даже стол и рабочие шкафы были сделаны из знакомой березовой древесины. В комнате царил порядок, только документы на столе были разбросаны, хотя, возможно, у Алекса была своя систематизация, либо американец в спешке не успел прибрать бумаги на места. Тут явно недавно делали ремонт. Руслан огляделся, саркастично фыркая, когда находит вместо сейфа отдельную комнату за книжным шкафом. Кто бы мог подумать, что у Алекса будет собственный тайный архив? Хотя…помнится, у отца был такой же за полками с соленьями в подвале. — Кто бы что не говорил, а у них было много общего, — ворчит он себе под нос, разглядывая стопки старых и новых файлов. Дня однозначно не хватит на поиски.***
— Я дома! — кричит Джонс с порога. — Тебя долго не было, — выходит к нему русский, неспешно спускаясь по лестнице. На плечи был накинут плед, а нос и щеки покраснели. — У тебя температура? — Алекс к моменту, когда приближается Романов, уже успевает все с себя снять и протянуть руку, чтобы коснуться лба. Горячий. — Я оставлял тебе таблетки, почему не выпил? — Я спал, — бурчит Руслан. Не говорить же американцу, что долгое время провозился в бумагах, после чего усердно пытался вернуть всё на свои места, не замечая, как температура от стресса действительно поднимается. Свое состояние заметил позже в зеркале, когда шел встречать хозяина дома: увидел в окне подъезжающую машину, пришлось бегом закрывать вход в тайник, затем и кабинет. Ключи возвращал уже бегом. От того щеки и раскраснелись, нервы и боязнь быть пойманным с поличным тоже сыграли не последнюю роль. Но это было даже к лучшему. Алекс внимателен к деталям, вдруг заметит подставу? Для большего вида накинул на плечи плед. — А потом не разобрался в надписях, я без понятия какие из них нужно пить при температуре. Алекс смеется, ведя его наверх, Руслан неловко поправляет на себе одеяло. У него оставался ещё день.***
— Как ты себя чувствуешь? — они лежали в спальне Алекса, блондин читал книгу, пока Руслан заполнял бумаги на завтрашнюю встречу. Болезнь послужила достаточно весомой отговоркой оставаться дома, поэтому всю работу ему передали через американца. К тому же, никаких пререканий и вопросов не возникало — раз уж сам Америка видел его состояние, то и у остальных сомнений не было. — Ты весь день работал, точно уверен, что сможешь завтра присутствовать на заседании? — Не уверен, — честно отвечает беловолосый, потому что знает, что уже сегодня ему придется передать оригинал Минь Ли. Он нашел нужный документ быстрее, чем думал — Штаты сам сходил за ним полчаса назад накануне той самой встречи. И зачем только строил из себя не пойми-кого и рылся сутками, справедливости ради, в очень интересных материалах? — Ничего страшного, если пропустишь её, — Джонс откладывает книгу, оборачиваясь к Романову с улыбкой, забирая из его рук очередной отчет с полугодовыми доходами… чего-то там, дальше в название блондин и не вчитывался. — Мне, признаться, нравится приходить домой и видеть тебя тут такого домашнего и милого. Уголки губ Руслана дергаются в нервной улыбке. Вот как. А он то думал, почему не возвращается в гостевую комнату. — Предлагаешь мне золотую клетку? — русский не сопротивляется, когда бумаги уходят на второй план, а его самого валят на мягкие подушки. Белоснежные волосы разметаются по поверхности, на щеках выступает румянец. — И что в этом плохого? — усмехается американец, нависая сверху. — Ты переживаешь о том, о чем не стоит. — Действительно, — Романов продолжает смотреть мутным взором в потолок, когда чужие губы примыкают к его шее. — Но знаешь, — он резко меняется с ним местами, устраиваясь на чужих бедрах, — я всегда был бунтарём. Придется постараться, чтобы захлопнуть дверцу. — Я не собираюсь запирать тебя, — руки пробираются под его одежду, оглаживая бока, — ты волен уйти в любой момент. Романов совсем не ожидает подобных слов и от внезапности вскрикивает, когда вновь оказывается снизу, а его губы накрывают губы блондина. Поцелуй длится недолго, старший отстраняется, чтобы добавить: — Мы связаны, — он выставляет свою ладонь, выставляя напоказ отливающее позолотой в свете ночника кольцо. — Ты слишком привязан ко мне, чтобы уйти.***
Руслан лежит напротив давно уснувшего Джонса. Во сне тот выглядел даже мило. Волосы спадали ему на лицо, рот был приоткрыт, и Романов готов был поклясться, что слышал сопение. Он аккуратно убирает со своей талии руку американца, привставая. Чужая черная рубашка приятно примыкала к коже, а прохлада в комнате так и тянула его прилечь обратно в тепло. Время пришло. Электронные часы указывали на глубокую ночь, а луна светила прямо в их комнату, поэтому ночник включать не пришлось — русский сам нашел в темноте свои вещи, однако переодевать рубашку в последний момент передумал. Присел обратно на кровать, вертя в руках свое кольцо. Одни проблемы, честное слово. Может, Алекс был прав и за пределами его ждет жестокая реальность? Не легче ли было вернуться в объятия формального супруга и просто отдать все в его руки? — Это только видимость выбора, — он убирает часть волос с лица спящего Алекса, — на самом деле никто вокруг мне его не оставляет, — Руслан знает, что Джонс спит крепко и вряд ли его слышит, так что говорит, ничего не скрывая. — Ты не вел себя жестоко со мной. Спасибо, что был ласковым и создавал иллюзию спокойствия. Ты надеялся, что хорошим отношением сможешь привязать меня к себе, но моя обида оказалась, видимо, всё-таки глубже. Наверное, если бы ты доверял мне и моей стране чуть больше… — Романов знал, что Алекс до сих пор многое от него скрывал, не хотел интегрировать в европейское общество, опасался, за спиной рассказывая окружающим, как же русский похож на своего отца и вообще не готов к мировой политике, что так же пристально следил за творящимся в Кремле и также активно настраивал его новообразовавшиеся элиты вкладывать деньги за границу. Однако и сам он не лучше, если пользуется первой же возможностью сбежать: — Хотя правильно делал, что не доверял. Это дало мне шанс на сохранение себя. Тебе же даёт возможность продолжать на меня давление. Теперь я знаю, что всё равно бы ушел, пусть и при других обстоятельствах. Руслан оставляет свое кольцо на месте, где совсем недавно сам же и лежал, подкладывая под вещицу документ о разводе. Один Бог знает, какие ресурсы и производства пришлось отдать в распоряжение его представителей, чтобы те одобрили его идею о разрыве подобных отношений со Штатами. Оставалась лишь подпись самого Алекса. После сегодняшней ночи Америка без сомнений распишется в углу листа. — Ещё увидимся, США.***
Машина, как русский и договаривался, подъехала ровно к назначенному времени. Черный автомобиль остановился у входных ворот, стекла были затонированы, через пару секунд передняя дверь открылась и показался водитель. Руслан подметил типичный официальный костюм и азиатскую внешность мужчины: только сейчас до него дошло, что его китайский друг прислал ему непосредственного подчиненного — они уже виделись с этим водителем: тот лично возил воплощение Китая на территориях Америки. Мужчина открыл перед ним заднюю дверцу, и беловолосый быстро прошмыгнул в салон. Внутри, к собственному удивлению, уже поджидал китаец. Да, надо было догадаться, что партнер лично захочет удостовериться в серьезности его намерений. — Приветствую, — с фирменной загадочной улыбкой начинает разговор Шень. Машина тут же двинулась. — Вижу, всё прошло удачно. — Да, — коротко отвечает Руслан, не особо смотря в сторону азиата, не собираясь посвящать того в какие-либо детали. — Рубашка на тебе…она…? — не отстаёт Шень, внимательно осматривая его образ. — Без лишних вопросов, — обрывает чужой поток мыслей Романов, удачно скрывая под раздраженным тоном смущение. Он и забыл, что так и не переоделся во что-то более официальное. — Это…моя ночная рубашка. Я спешил. Он передает документы, и, пока старший, довольный результатом, начинает просматривать оригиналы договора, беловолосый в последний раз кидает взгляд на отдаляющийся дом Алекса. Рука хочет повертеть на безымянном пальце кольцо, что стало своеобразной привычкой в напряженные моменты, но очевидно нащупывает лишь кожу с остаточной отметкой из-за долгой носки. Но и она через несколько часов исчезнет. Гордость американца явно будет задета. Он не простит ему такой поступок. Впрочем, парню это и не нужно. Единственное, о чем он мог думать — как можно быстрее вернуться обратно в Москву. Да куда угодно, в общем-то. Лишь бы подальше. У Алекса был тот ещё бзик на собственное благополучие. Однажды предаст — предаст и дважды. К таким американец был жесток, независимо от бывшего статуса предателя — особенно в случаях, когда руки не хотелось марать: хватало лишь настраивания общественности против, создавая знаменитую культуру отмены. Моральные пытки иногда бывали мощнее физических. Ну, хотя бы бомбами его стране он грозится не мог.