***
Многие Бароны ходили, сбиваясь с шага со вчерашнего дня, их мышцы пытались привыкнуть к новой нагрузке. Томас Бразос, второй вратарь, застрял на скамейке с лошадью Чарли, как только Эндрю прибыл на площадку. Каждый раз, когда тот пытался встать, его икры заметно скручивало, и он снова опускался на скамейку. В результате разминка проходила медленно, тренеры сделали ее облегченной, чтобы игроки не навредили себе. Он недовольно наблюдал, как Джостен выходит на площадку свежим и подтянутым, как будто вчера он вообще не тренировался, и заметил, что многие старшие игроки смотрят на него по той же причине. — Хреново стареть, — сказал Бразос слева от него, принимая таблетку калия и соли от одного из тренеров. — Я не уверен, сколько лет у меня есть, даже в качестве запасного. — Что ты будешь делать? — Эндрю услышал, как он спрашивает своего товарища вратаря, и частично себя самого. — Понятия не имею. Они перешли к упражнениям, когда все, казалось, бегали более или менее равномерно, и Райсман вышел на площадку, созывая всех вместе, чтобы начать сегодняшнюю тренировку. Эндрю видел потасовки с меньшим напряжением, чем игра с Баронами. Они наконец-то позволили команде работать между собой, и конкуренция в нападении была жесткой. Цель игры заключалась в том, чтобы, используя середину площадки, отвоевать мяч у всех дилеров, нападающих и защитников, борющихся за него, а затем нанести удар по его воротам. По большей части открытая агрессия и огромное количество людей на площадке означали, что ему не требовалось блокировать слишком много ударов, а если те и были, то наносились некачественно и отчаянно. Он отразил тяжелую подачу Дэвиса, который только что отправил Майерса на пол в результате грубого приема. Эндрю отбил мяч, не сделав ни одного шага, и отправил его обратно на середину корта на землю, не впечатленный. Игроки бросились за мячом, вскрикивая, когда ракетки цеплялись за лодыжки и они пытались удержаться на ногах. Дэвис вновь поднял мяч, но А'Жасмия уже была рядом, выбивая его из сетки с хорошим, ловким ударом клюшки. Она становилась отличным атакующим дилером, стоило немного выйти из себя. Забыв о сути упражнения, она отдала пас Джостену, который, как назло, был открыт. Он послал мяч мимо левого уха Эндрю до того, как тот успел зафиксировать владение мячом. Красная лампочка ворот загорелась, подливая масло в огонь. Он не хотел видеть, какое выражение лица было у Джостена, но все равно взглянул и получил очередную искреннюю улыбку. Он встретил взгляд Эндрю без малейшего колебания, осмеливаясь ответить ему. Бросая вызов. На этот раз Эндрю решил отбить мяч намного сильнее, и тот пролетел по воздуху с достаточной силой, чтобы причинить небольшой ущерб. К сожалению, мяч ударил Гровера по шлему со слишком малой скоростью, не создавая существенного вреда. — Миньярд, нет, — раздраженный голос Райсмана донесся из-за плексигласа. Он не потрудился ответить, слишком занятый наблюдением за передачей мяча взад-вперед. Эш Куниеда выхватил мяч следующим, быстро двигаясь в попытках выйти из борьбы и нанести удар. Джостен встретил его как защитник, глубоко присев на корточки и использовав прилив энергии от расставленных ног, чтобы отправить Эша на пол. Его в свою очередь встретил Хименес, хотя его клюшка была пуста. Райсман сердито свистнул в ответ на фол, но не остановил игру. Куниеда быстро вскочил на ноги и присоединился к остальным в борьбе за мяч, который, пока он вставал на ноги, укатился в стену. Они боролись за мяч минут десять, пока тренер не объявил перерыв и не увел игроков с корта, дабы они сходили за водой. — Отличный пас, Сара, даже если ты должна была забивать, — Дэвис сказал это с улыбкой, чтобы их новая дилерша поняла, что он над ней стебется. Она ответила ему ухмылкой. — Подумала, что мне нужно привыкать передавать мяч Джостену. — Это вряд ли, — фыркнул Генри, сжимая стакан с водой в кулаке в перчатке. — Ну вот, блядь, началось. — Что это вообще был за прием, Джостен? Попытка убрать Эша на второй день? — Это был разрешенный удар. — Для защитника. — Тебе не помешало бы научиться более грубым приемам, — сказал ему Джостен, держа шлем под мышкой, с раскрасневшимся от нагрузки лицом. Его волосы были убраны с лица черной банданой, отчего скулы казались более выраженными. Взгляд был ровным, и слегка вызывающим при оценке других нападающих. — Посмотрим, что будет, когда они разрешат нам помериться силами. Коротышка, я тебя так впечатаю в стену, что ты неделю будешь видеть звезды. Джостен резко кивнул ему, словно принимая какой-то вызов, но ничего не ответил. Это только сильнее разозлило Хименеса. Несколько игроков протопали мимо скамейки запасных, либо чтобы сходить в туалет, либо чтобы не ударить кого-нибудь. В частности, их новый золотой ребенок, который слишком часто владел мячом для зеленого новичка. Эндрю снял шлем и последовал его примеру. Он выбрал ближайший к лазарету туалет, потому что ему было лень, и потому что там было больше всего персонала. Он прикурил, как только закрылась дверь, делая глубокую затяжку и запихивая все больше бумажных полотенец в наполовину заполненное мусорное ведро. Как только сигарета наполовину погасла, он бросил ее на дно вместе с другим полотенцем, которое уже горело. Все это заняло менее тридцати секунд. Оставалось только выйти и включить пожарную сигнализацию. Пронзительный звук эхом разнесся по почти пустым коридорам, а громкость тревоги заставила всех вскочить со своих рабочих мест. Два вахтера в военных жилетах и еще три человека, которых он не узнал, прошли мимо, прежде чем он увидел доктора Робертса, выходящего из своего кабинета с поднятым к уху мобильным телефоном, несомненно, пытаясь выяснить, была ли это ложная тревога, прежде чем тратить время на выход из здания. Он даже не оглянулся, когда Эндрю поймал дверь до того, как та успела захлопнуться. В смотровой комнате было пусто, и, как и каждый раз, когда он приходил сюда на осмотр или с травмой, доктор не вышел из учетной записи компьютера — просто выключил монитор. Эндрю снова включил его и повернул под таким углом, чтобы свет не сразу бросался в глаза из коридора. На экране была открыта его собственная карта, но Эндрю не слишком заинтересован в чтении тщательно сформулированных примечаний «будьте осторожны: псих», которые, как он знал, будут прикреплены к его записям. Он ввел в строку поиска «Джостен» и стал ждать. В его демографических данных не было ничего удивительного: рост 161 см, вес 63,500 кг, группа крови А+, никаких известных пищевых или лекарственных аллергий (вот вам и легкий путь). В личном деле тоже не было ничего особенного, только обычная бумажная волокита, связанная с первичным обследованием. Он не был пойман ни в одном из тестов на наркотики, в анализах не было отклонений. Внизу были фотографии, сделанные спереди и сзади, и целая серия особенно страшных, но заживших травм. Эндрю воспользовался возможностью изучить его татуировку на спине, места расположения шрамов, достаточно больших, чтобы они могли открыться снова при достаточном стимуле, и просмотреть обширные наборы рентгеновских снимков, хотя он и не знал, что именно ищет. На том снимке, где была металлическая пластина на ключице, ее было легко заметить — ярко-белый стержень и винты выделялись на фоне затененных кусочков кости. У него появились железки после того, как Рико сломал ему ключицу — это приятно знать. Это могло стать его слабым местом. Были также рентгеновские снимки рук, коленей, лодыжек и позвоночника, но из них ничего нельзя было узнать. Он раздумывал над тем, чтобы скопировать данные и попытаться передать их Аарону, но это было слишком рискованно. Он перешел к записям с медосмотра. Пациент поступил как спортсмен 23 лет с предыдущими телесными травмами. Жизненные и демографические показатели соответствуют требованиям. Гибкость в пределах нормы. Он пролистал, осознавая, что его время сокращается, и сосредоточился на конце осмотра. У пациента остеоартрит после предыдущих травм в коленях, кистях рук и поясничном отделе позвоночника. Частично зажившие переломы нескольких фаланг пальцев, спиральный перелом левого плеча. Пластина и четыре винта в левой ключице. Пациенту рекомендуется увеличить вес тела на 4,500 кг. Рекомендовано усиленное обследование у врача, последующее МРТ конечностей и протокол ПТ для повышения вероятности долгосрочной работоспособности. Профессиональное мнение о перспективах спортсмена — плохое. Эндрю откинулся на спинку кресла и медленно вздохнул. Джостен должен был быть выбором из группы В, может быть, даже из группы С при таком раскладе, а не покупкой дорогого контракта прямо из стартовых ворот. Ему, конечно, во время собственных переговоров не раз говорили, что он «рискует психическим здоровьем». Бароны дорого заплатили и ресурсами, и возможностью выбора, чтобы заполучить его без каких-либо гарантий, что он отыграет полный сезон. Райсман никак не мог подписать с ним контракт, не зная об этом, и не было никакого смысла в том, чтобы они наняли нападающего с таким количеством проблем, если только не вмешалась какая-то другая сила. Если отбросить мысли насчет того, что с ним делать, Джостена вообще не должно быть здесь. Он прокрутил фото его татуировки, пытаясь найти какой-то скрытый смысл в узорах солнца и гор, зубчатых краях, смутно похожем на собаку демоне, лежащем перевернутым на спине, с головой прямо над бедром. Конечно, это было похоже на татуировку якудзы, но если она что-то и означала, он не знал, как ее прочитать. Гнев грозил поглотить его, пока он пытался собрать воедино увиденное. Если бы Кевин сделал татуировку якудза, он был уверен, что кто-нибудь явился бы с теркой для сыра, чтобы ее удалить. Его беглец должен был держать язык за зубами и платить деньги за защиту, не поднимая шума. Насколько он знал (насколько он узнает, когда Рене перезвонит ему), Моро был в той же лодке. Что делало Джостена таким особенным? В коридоре послышался топот сапог, свидетельствующий о прибытии пожарных. Он подождал, пока те освободят коридор, и проскочил к лестнице, спустился по ней и скользнул в конец команды, словно он никуда не уходил. Никто даже не обратил внимание.***
Было уже почти девять вечера, когда телефон Эндрю тихонько звякнул в кармане. У него были разные варианты вибрации для контактов (в основном для того, чтобы не тратить ни секунды на проверку телефона, если это был Кевин), поэтому он знал, что это Рене, до того, как достал телефон. Видеозвонок. Эндрю, конечно же, был одет, но прежде, чем принять вызов, он любезно включил свет. — Эндрю, — она была рада поговорить с ним, на ее лице играла улыбка, хотя глаза оставались смертельно серьезными. Она недавно снова покрасила волосы в бирюзовый цвет и надела серьги в тон, которые выглядели так, будто сделаны из перьев. На ее лице появились морщины, которых не было в университете, а кожа стала немного бледнее, чем когда он видел ее в последний раз, но глаза были такими же. Сосредоточенными. Напряженными. Совсем не то лицо, которое она показывала дома каждый день. — Рене, — проговорил он, оставив вопрос висеть в воздухе. Она вздохнула, признавая это, но не ответила сразу. — Я рада, что ты позвонил. Я все равно надеялась поговорить, и я действительно хотела предупредить тебя об Элисон, но у меня здесь сумасшедший график. — Устраиваешь новые драки с бомжами? — На самом деле, они установили мне зарплату в прошлом месяце. Это не много, но я могу делать гораздо больше как сотрудник, чем как волонтер, так что, по крайней мере, мне теперь платят за то, что я разнимаю драки бездомных. А также за то, что я пополняю запасы на кухне, добываю ресурсы и тому подобное. — Ты уже привела домой кого-нибудь из бездомных? Ее мягкая улыбка пробилась сквозь неуверенность. — Я была близка к этому на прошлой неделе. Была одна женщина, Анита, она бы тебе понравилась. Но ее двоюродный брат предложил ей пожить у него несколько дней, так что все обошлось. Честно говоря, не знаю, куда бы мы ее пристроили. — А мальчиков еще не выгнали? Улыбка Рене стала более выразительной. — Пока нет. Нам здесь тесновато, но пока все устраивает, — затем улыбка ослабла и сползла с ее лица. — Я предполагаю, что Жан — причина твоего звонка сегодня утром. — Ты могла бы это узнать, если бы ответила. — Я прошу прощения за то, что не ответила. Мне нужно было время, чтобы подумать о том, о чем ты собирался меня спросить. — О чем тут думать? — Эндрю… — она смотрела в глаза, как только могла, через камеру, вглядываясь в него со всей искренностью, на которую была способна, а это было довольно много. — Я хочу помочь тебе, чем могу, любым способом, не причиняя вреда людям, которых я люблю. Если бы я разговаривала с тобой сегодня утром, я бы сейчас сомневалась в каждой детали и думала, не перешла ли я с ним черту. Мне очень жаль. Эндрю обдумывал это мгновение, барабаня пальцами по столу. — Что ты предлагаешь? — Я бы хотела, чтобы ты поговорил с ним напрямую. Мне кажется, у него нет другого способа узнать, что я говорю с тобой о нем, и не чувствовать, что я предаю его доверие. Но есть несколько правил. Он мой, Эндрю, и я не могу позволить тебе причинить ему боль. — Ты в Сиэтле, а я ненавижу летать. — Ты знаешь, что я имею в виду, — она потерла лицо жестом, который, как он знал, та переняла у Ваймака. — Мы только что увеличили дозу Лексапро, и он сейчас в хорошем состоянии, я не хочу, чтобы он его потерял. Мы с тобой оба знаем, что ты можешь причинить ему достаточно вреда по телефону, и я буду виновата в том, что позволила этому случиться. Эндрю стиснул зубы. Он плохо ладил с хрупкими вещами. — Тогда будет лучше, если я просто получу ответы от тебя. — Тебе вообще нужна помощь? Мы видели сегодня новости: «Стадион Баронов эвакуирован из-за небольшого пожара», ты думаешь, что хоть один Лис потерял деньги на том, был это ты или нет? — он видел сообщение @BaronsOffical, радостную фотографию команды в пиццерии, перекусывающей после сорванной тренировки в ожидании объявления стадиона безопасным. Их капитан и вице-капитан пожимают руку владельцу ресторана, несомненно, предлагая ему майку с автографом или что-то еще, что можно повесить на стену. На фотографии был Эндрю — страховка от любых обвинений, которые могут возникнуть позже. — Старый пес, старые трюки. У меня есть кое-что, но этого недостаточно. — Что тебе нужно, Эндрю? — Информация. Больше, чем у меня уже есть. Мне нужно знать, что причинит ему боль. — Он не даст тебе этого, — она звучала уверенно. — У него есть верность. Если ты спросишь об этом, он не ответит. — Интересно. Как думаешь, он заслужил это или забрал силой? — Я не уверена. Иногда, когда он говорит о Ниле… — она замолчала и закрыла глаза. — Я не уверена, — повторила она. — Ты хочешь поговорить с ним? — Он назвал меня Эндрю Спир. Рене сделала короткий вдох. — Он знает, как ударить меня, но я не знаю, как ударить его. Он никогда не был приоритетом. Мне требуется столько же информации о нем, сколько я выбил из Кевина о Рико, и мне нужно это быстро. Он живет по соседству, Рене. С этим необходимо разобраться. Я буду благодарен тебе за помощь. Рене посмотрела на него немного обиженно. — Я уже сказала, что помогу, я сделаю свою часть работы, но ты не можешь причинить ему вред, Эндрю, я не позволю тебе. — Хорошо. Она кивнула сама себе. — Если ты забудешь… если все пойдет плохо, я повешу трубку, чтобы разобраться с последствиями, и завтра позвоню тебе снова. — Согласен. Телефон затрещал, Эндрю увидел стену, левую часть груди Рене и, наконец, миску с фруктами, пока она переходила из спальни на кухню. За центральным столом стояла пара табуретов для быстрого завтрака, и оба они были заняты. Рене отложила телефон и присоединилась к двум парням в зеленых толстовках «Сиэтл Серпент». Джереми Ноксу цвет не шел на пользу — его загорелая кожа и яркие светлые волосы терялись на фоне грубой ткани. В красном он выглядел гораздо лучше. Но Жан Моро обладал подходящей цветовой гаммой, его темные волосы и бледная кожа были созданы для драгоценных тонов. Они оба выглядели вполне здоровыми, но, возможно, Эндрю просто привык к тому, что Жан выглядит как голодное животное. Когда Джереми встал, чтобы улыбнуться и подойти ближе к камере, как будто он мог пожать руку Эндрю через телефон, он увидел, что толстовка превратилась в топ. Эндрю смотрел на его подтянутый живот только для того, чтобы отвлечься от слишком яркой улыбки на чужом лице. — Эндрю Миньярд! — приветствовал он его с энтузиазмом недрессированного золотистого ретривера. — Как дела на восточном побережье, бро? — Холодно, — пробурчал Эндрю, обращая свое внимание на Моро. Лицо того было отрешенным, как и всегда, и он выглядел менее увлеченным этим разговором, чем его нетерпеливый… партнер? Бойфренд? Эндрю не был уверен, как они себя называют. В последний раз, когда он спрашивал Рене, она сказала, что они еще не готовы к прозвищам. — Я тебя понимаю! Сиэтл — это далеко не Лос-Анджелес. Знаешь, когда я приехал сюда, у меня были туфли-лодочки и шлепанцы. И только. А теперь у меня есть огромные ботинки. — Он все еще пытается носить шлепанцы, — сказала Рене заговорщически, но с нежностью. — Да, если нет снега и мы просто идем куда-нибудь поесть, это не так уж плохо. Я не могу потерять мозоль на пальце, вдруг у нас произойдет обмен с Майами? — Ты пытаешься заключить сделку с Майами? — спросил Жан, не потрудившись поприветствовать Эндрю. — Я хочу снова войти в океан без гидрокостюма. Когда-нибудь. А пока мы должны поехать в Кабо. Как только этот сезон закончится, я отвезу вас обоих в Кабо. — Ты свел татуировку? — вмешался Эндрю, и настроение на кухне мгновенно изменилось. Джереми и Рене ждали, пока Жан признает, что здесь есть еще один человек. — Эндрю Миньярд, — это были те же слова, которые произнес Джереми, но тон был совсем другим. — Ты позвонил, чтобы спросить о моей татуировке? — Среди прочего. — Я удалил ее год назад. — Зачем было ждать? Рико мертв гораздо дольше. — Рене дала мне понять, что вы двое были близки в университете, — Жан проигнорировал вопрос и начал водить пальцами по своим рукам, явно нервничая. Рене сдвинулась, и Эндрю понял, что она испытывает дискомфорт от столь очевидного рассказа. Он поймал ее взгляд и кивнул один раз, пытаясь успокоить ее. Это был не допрос. Жан не был в опасности, ни со стороны полицейских, ни со стороны Мориямы, ни со стороны его самого. Он мог теребить свои скрюченные пальцы сколько угодно. — Мы с Рене доверяли друг другу в университете, — Эндрю ответил на незаданный вопрос. — У нее был опыт, который сделал ее союзником, когда все пошло прахом. Мы также спарринговались. — Эндрю заключает сделки, — вклинилась Рене. — Я заключила с ним сделку на защиту Лисов, которые не были под его защитой, чтобы уменьшить потери. — А кто были твоими? Твоя семья, я полагаю. — И Кевин. — Кевин Дэй, — на этот раз Джереми прервал разговор. — Кевин… сбежал… от Воронов и нуждался в защите, поэтому ты заключил с ним сделку, чтобы защитить его от Рико, так? А потом они отпустили Жана с тем же контрактом, где его зарплату куда-то отчисляют, а он сам распоряжается своей карьерой? Эндрю уставился на них, не впечатленный. — Значит, Джереми все знает? — Ну, не все. Но я знаю достаточно. Я был соседом Жана по комнате в последний год нашего обучения в Троянском университете. Я сменил достаточно бинтов, чтобы задавать правильные вопросы. — Он знает и о моем прошлом, — сказала Рене. — Мы стараемся общаться открыто, а не хранить секреты друг от друга. — Но я прекрасно понимаю, что есть вещи, которые они не рассказали, и меня это устраивает. Не думаю, что разговор будет слишком подробным, но я сказал Жану, что уйду, если он этого хочет. Я так же счастлив остаться. — Ты смертельно счастлив, — хоть Жан и сказал это мрачно, Джереми улыбнулся ему. — Кто-то должен остаться. Я здесь просто для поддержки — Рене сказала, что это может быть трудный разговор. — Эндрю — мой друг, и он в затруднительном положении. Он думает, что разговор с тобой поможет. — Тебе нужна… информация… о Ниле, верно? Поэтому ты позвонил? — Когда Кевин пьян, он называет его Натаниэлем. Жан сделал паузу в движениях, удерживая зрительный контакт с Эндрю, прежде чем отвести взгляд. — Нил — это сокращение от Натаниэля, — сказал он медленно, и что-то в этом было, но Эндрю не знал его достаточно хорошо, чтобы догадаться, что это может быть. — Он появился прошлой ночью с каким-то японским парнем… — Ты должен знать, что я не разговаривал с ним три года. Это было не то, что он хотел услышать. Он мог выбить из Кевина истории о гнезде, но ему нужно было знать, что произошло после того, как они уехали. — Совсем? — Совсем. Между нами не было никакой связи, поэтому я не уверен, что смогу быть полезен. — Я помню, что вы двое были… близки. — Ты хочешь знать, были ли мы любовниками? — Жан… Он перестал перебирать пальцами и начал впиваться большим пальцем в ладонь, достаточно сильно, чтобы это приносило боль. — Эй, посмотри на меня, пожалуйста, — Джереми сказал мягко, таким мягким голосом, что Эндрю захотелось швырнуть свой телефон во что-нибудь. Он смотрел мягко и говорил мягкие слова, давая понять Жану, что это просьба, а не приказ. Это заняло мгновение, но наконец Жан посмотрел на него, глубокие карие глаза были водянистыми и полными сомнения. — Ты никому не обязан рассказывать свою историю, — мягко напомнил он ему. — Ты не обязан рассказывать ему то, чего не хочешь. — И я обещаю, Жан, что никогда не обману твоего доверия. Никогда, — вмешалась Рене. — Эндрю — мой друг. Но я не пожертвую тобой ради него. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Жан закрыл глаза, словно слова причинили ему боль. Но все они знали, что ему просто нужно время, чтобы прийти в себя. — Я все еще просто… здесь так много… — пытался объяснить он. — Ты также не должен ничего нам объяснять, — сказала Рене так же тихо. — И я буду напоминать тебе всегда — ты сделал то, что должен был сделать, чтобы выжить. Ты выжил, Жан. Ты вырвался на свободу. Ты не можешь чувствовать вину за выбор других людей. Или за свой собственный, когда у тебя изначально его не было. Эндрю смотрел, как Жан борется, как он тянется к их словам и не может договорить. Он мог точно видеть момент, когда его глаза стали плоскими и безжизненными. — Мне жаль, но я не могу. Эндрю с досадой стиснул зубы, понимая, что если он будет настаивать, Рене просто бросит трубку. — Ладно. Тогда что он знает обо мне? — Все. Эндрю почувствовал себя так, словно его ударили под дых. Он не смог бы ответить, даже если бы захотел. — Мы оба знаем. Как мы могли не знать? Рико хвастался планом с целью отправить твоего приемного брата в Южную Каролину, у него были записи о твоем задержании по делам несовершеннолетних, список всех приемных семей, в которые ты попадал хотя бы на день. Ты должен предполагать, что он знает о тебе все. — Что он будет с этим делать? — Я не знаю. — Догадайся, — процедил он сквозь зубы. — Я... — Джереми потянулся и разнял его руки, сцепив их пальцы вместе, очевидно беспокоясь, что Жан может причинить себе вред, если будет предоставлен самому себе. — Я знал Нила. Когда-то. Мы росли вместе. Нил, которого я знал, был самоотверженным, стойким. Он терпел побои ради меня. Ради меня он терпел и худшее. Ради того, чтобы защитить меня. Он плевал кровью в глаза Рико каждый раз, когда тот заставлял его рот наполниться ею, словно собака, слишком глупая, чтобы не задушить себя на цепи, — по мере того, как он говорил, его глаза становились все более и более вялыми. — В конечном счете он затих. В конечном счете мы стали другими. Глаза Рене были черными, плоскими, как будто насилие в ней пыталось вернуться в прошлое, пересечь полстраны и раскопать могилу ради удовольствия уложить в нее Рико самой. Джереми выглядел так, будто его подташнивает, но не вставал, чтобы уйти. Гул их холодильника был единственным звуком на линии. — Я думал, что знаю его. А потом он… — Жан закрыл глаза. — Я… — Жан… — Он попросил меня подождать его. Пока у нас не будет достаточно таблеток для нас обоих. Рене, Джереми и Эндрю молчали. — Достаточно, Жан. Эндрю мог бы с радостью дать ему пощечину. Дал бы пощечину им всем. Голос Жана был напряженным. — Я был готов, но о-он попросил меня подождать его, а п-потом он… — Жан, — тихо позвала Рене. Тем же голосом, что и в ту ночь, когда они нашли его смятым в коридоре. Жан замолчал. — Я звоню тренеру и говорю ему, что мы пропускаем завтрашний день. Никаких споров, — это, казалось, вернуло его из того состояния, в котором он находился в своих мыслях. — Нет, Джереми, пожалуйста, ты потеряешь свое стартовое место. — Мне все равно. Ты важнее. — Мне не нужно уходить, — предложила Рене. — У меня сегодня было много времени на переустройство кухни, я опережаю план. Я могла бы остаться дома с Жаном. Рене встала на цыпочки, чтобы достать что-то на верхушке холодильника, и через секунду он услышал знакомое позвякивание бутылочки с таблетками. Он не стал спрашивать, какие таблетки Жан принимал от тревоги, просто смотрел, как тот глотает сухую таблетку, не глядя ни на одного из своих партнеров. Он встал с табурета, возвышаясь над Рене и Джереми, но занимал меньше места за счет своей манеры держаться. — Жан, — Эндрю остановил его прежде, чем тот успел отступить. Он встретил его взгляд, хотя глаза все еще были немного затуманены. — Я постараюсь разобраться с этим тихо. Быстро. Жан дернул головой в знак того, что услышал, и ушел за экран, за ним быстро последовал Джереми. — Все прошло, как я и думала, — сказала Рене без своего обычного оптимизма. — Он выше вас обоих, почему таблетки лежат на верхней части холодильника? — Он говорит, что так безопаснее, чем в ванной. Более публично. С прошлого раза у него не было попыток. Но его психотерапевт все еще считает, что пока безопаснее всего принимать лекарства при нас. Он делает настоящие успехи. Сейчас у нас больше хороших дней, чем плохих. — И все, что у вас с Джереми с ним есть, помогает? Рене улыбнулась. — Думаю, да. Иметь двух людей, которые заботятся о нем, — это самое малое, чего он заслуживает. Я просто не знаю, что он будет делать, играя с вами обоими. — Не ставь меня в один ряд с Джостеном. — Ты прав, конечно. Я не знаю, что он будет делать, когда ему придется играть с Нилом. — Надеюсь, я смогу решить эту проблему тем или иным способом до того времени. — Что ты собираешься делать, Эндрю? Эндрю подумал о сломленных мальчиках с мертвыми глазами и постарался не причислять себя к ним. — Лучше тебе не знать.