***
Эндрю нахмурился, когда кондиционера на корте оказалось недостаточно, чтобы охладить его дыхание. Дерево под ботинками было липким, а воздух каким-то образом был все еще влажным, несмотря на то, что они находились внутри. В Пальметто бывали дни, когда кондиционер выходил из строя, но ему уже давно не приходилось играть в таких условиях. Он знал, что даже если он не будет двигаться у ворот, все равно моментально вспотеет под всей своей экипировкой, и станет в разы хуже, когда толпа добавит свое тепло. Для более подвижных игроков тепловое истощение станет ограничивающим фактором в том, как долго они смогут играть. Он заметил, как Райсман на грубых тонах обращается к назначенному приветственному комитету, и догадался, что тот тоже недоволен. Это даст «Раш», привыкшим тренироваться в условиях плохой вентиляции, чертовски большое преимущество, а вот у Нью-Йоркской команды появятся проблемы, если они не будут часто менять нападающих. Он поднял голову, чтобы посмотреть, не заметил ли это кто-нибудь из других игроков, но его отвлекло нежелательное зрелище. Традиционно в экси и других видах спорта, где игрокам выдавались большие клюшки, общая разминка проводилась раздельно для двух команд. Никто не переходил на другую сторону, если только не хотел устроить предматчевую драку или поговорить о серьезных вещах. В большинстве случаев существовало неписаное правило, что если кто-то переходит за среднюю линию во время разминки, другая команда могла нанести ответный удар и получить за это лишь шлепок по рукам. Вот почему этого не делалось, и вот почему стало удивлением увидеть одного из защитников «Раш» на своей стороне, болтающего с Хостеллер. Та не выглядела слишком расстроенной по этому поводу, хотя язык ее тела был враждебным: руки скрещены на широкой груди, ноги расставлены, как будто она готова замахнуться, если представится возможность. Другой защитник был крупным невзрачным светлокожим мужчиной, с усмешкой на губах и в целом вызывающим беспокойство поведением. Не тот человек, который захочет начать дружескую беседу за двадцать минут до начала матча. Он внимательно следил за признаками ссоры, но напомнил себе, что эти люди были не его. Не его проблема, если они получат травму, скамейку запасных или карточку. Он наблюдал, как они пожали друг другу руки, неестественно, словно ни один из них не был особенно заинтересован в прикосновении к другому… а затем чужой защитник направился к Джостену. Пока он шел, его глаза загорались так, что у Эндрю прозвучали все предупреждающие сигналы, и стало очевидно, зачем тот пришел. Он обнаружил, что крепче сжимает ракетку и снова напоминает себе, что это не его ответственность. Он не собирался вмешиваться... — Кто это был? — спросил он Хостеллер, когда та пробежала мимо него, медленно оббегая внешнюю сторону корта, разогревая мышцы, но сохраняя выносливость. Он проклинал себя за то, что ввязался в это, еще до того, как она успела ответить. — Бывший ворон, — проворчала она. — Был первокурсником, когда я была выпускницей. Честно говоря, едва помню его. Патрик Джонсон. Если его встреча с Ребеккой и была холодной, то это ничто по сравнению со встречей с Джостеном. Нападающий отступил на несколько шагов назад, словно пытаясь остаться вне пределов его досягаемости, но в конце концов признал это проигрышным делом и выпрямился, как и Ребекка до него. На корте было довольно многолюдно, а трибуны уже были заполнены людьми. У Джостена было слишком много свидетелей, чтобы отступить, а поскольку бегство было невозможным, Эндрю получил возможность увидеть, как тот готовится к бою. Он видел, как распрямились плечи Джостена и как слегка раздвинулись его ноги. Но ледяного взгляда не было, да и лицо его выглядело каким-то… пустым. Легко понять, что вызвало у Элисон тревогу: он выглядел так, словно не присутствовал в полной мере, словно ждал ответа и смягчения ситуации, а не давления. Би назвала бы это улучшением, но не для таких людей, как они. У Джостена не было клюшки, но его руки, сжатые в свободные кулаки, лежали на бедрах. Джонсон возвышался над ним, всего на полтора фута выше, и вошел прямиком в его личное пространство, как будто ему там было самое место. Он находился слишком далеко, чтобы понять, что сказал защитник, но он мог расслышать ответ Джостена: «Уходи, сейчас же». Слова прозвучали довольно громко, и Бароны перестали притворяться, что разминаются и не выгибают шеи, чтобы посмотреть на эту катастрофу, — они повернулись лицом к нападающему. Эндрю видел, как внимание оседает на плечах Джонсона, видел расчет в его глазах, пока тот пытался придумать лучший ход. И снова ему вспомнилась колония для несовершеннолетних, когда он наблюдал, как крупные парни прикидывают габариты сотрудников исправительных учреждений, чтобы понять, как далеко они смогут зайти, прежде чем их оторвут от жертвы, которую им удалось заманить в угол. Эндрю не собирался бросаться на защиту кого-либо, но он увидел, как Дэвис начал движение в их сторону. Каким бы крупным ни был Джонсон, Дэвис был больше, и это, похоже, решило дело. Защитник рассмеялся над вспышкой Джостена, словно это была шутка, но смех был вынужденным. Его рука метнулась, чтобы схватить чужое плечо, прямо в том месте, где, как Эндрю знал, оно когда-то было сломано, и сжать его в подобии дружеского жеста. Джостен был слишком быстр, чтобы позволить руке приземлиться, плавно отступил назад, однако Джонсон сделал еще один шаг вперед, снова нарушая его пространство. Он открыл рот, желая сказать что-то еще, но к тому времени подоспел Дэвис, и все, что он собирался сказать, замерло у него в горле. К этому моменту он привлек внимание тренеров, игроков обеих команд и толпы, ожидающей драки в предвкушении и волнении. Джонсон ухмыльнулся и покачал головой, подняв обе руки вверх в знак бездействия. Ему не нужен был легкий толчок Дэвиса, чтобы вернуться к своей команде. Он оказался прав насчет того, что игра предстоит жесткая. Десять минут, и его рукава настолько промокли от пота, что он не мог вытереть ими лицо, и начал трясти, как собака, головой, чтобы прояснить зрение. Не прошло и первой четверти, а они уже использовали тайм-аут, чтобы поменять нападающих. Джостен и Куниеда даже немного сбавили обороты, экономя силы для предстоящей тяжелой второй половины. В перерыве они проигрывали на два очка, и им пришлось выпить несколько литров охлажденных спортивных напитков и льда, завернутого в полотенца. — Это ебаное дерьмо, — прорычал Хименес, глядя на то, как «лошадь Чарли» прокладывает себе путь из его икры, а мышцы заметно подпрыгивают под носком. — Поверьте, я знаю, — прорычал их тренер. — Ни одного гребаного кондиционера во Флориде в августе. — Он выглядел готовым схватить клюшку и ударить по чему-нибудь. Эндрю знал, что когда-то давно тот был защитником, и, возможно, он им действительно понадобился бы, учитывая, как Дэвис качался на ногах. — Просто устройте им столько ада, сколько сможете, используя все, что у вас осталось в организме. Даже если бы условия были идеальными, «Раш» не зря была одной из лучших команд штата. Их защитники, в частности, двигались так, словно тренировались днем и ночью, их нападающие были почти безупречны и могли не отставать от их собственных. Вплоть до четвертой четверти игра проходила в равной борьбе. Джостен вышел на поле в последние десять минут игры и сражался как одержимый, но защитники «Раш» чаще всего держали его на мушке. Словно они ожидали, что Бароны приберегут его скорость для финала, и, вероятно, так оно и было. За пять минут до конца матча Нил передал мяч обратно А’Жасмии, пытаясь сменить позицию на корте, несомненно в попытке открыться. Мяч снова передали, когда Джонсон из ниоткуда налетел на него сзади, отправив лицом в плексиглас. Звука, что издало его тело при ударе о барьер, хватило для остановки игры, но даже до свистка игроки остановились, зная, что потребуется по крайней мере тайм-аут. За барьером толпа недовольно закричала, а судья достал из кармана желтую карточку еще до того, как Джостен успел опуститься на одно колено. Команда Джонсона была в ярости, рычала и била его клюшками, потому что они знали, что Джостен пробьет свой штрафной, если не потеряет сознание. Но он не терял сознания. Ярко-красная кровь стекала по его подбородку и шее, когда удар осветил ворота соперника красным светом и раздался зуммер, оповещающий о равном счете. Он видел, как Джостен заверил Райсмана, что он еще может играть, что ему не нужен измученный Хименес, чтобы выйти вместо него, и как тренер кивнул в знак согласия, вытирая ему лицо белой тряпкой. Они выстроились в линию для последней партии. И Эндрю всего на волосок промахнулся с последним ударом нападающего. 11-10, в пользу Майами Раш. Их стадион, конечно же, пришел в ярость, и Эндрю ударил рукоятью клюшки по дереву, чтобы услышать, как та трещит. Он почувствовал небольшой укол разочарования, но легко отмахнулся от него. Будучи Лисом, он проигрывал более важные игры с гораздо большим перевесом. Они не уступили слишком много очков, и он был уверен, что они смогут отыграться через две недели на игре с Кабсами. Тем не менее настроение в раздевалке было довольно сдержанным — натянутые улыбки и «в следующий раз мы их победим». К тому же, они были измотаны до предела, слишком уставшие, чтобы разглагольствовать и ругаться. Райсман вошел с планшетом, а за ним помощники тренера, и команда замолчала, слушая ту же речь, которую он произносил после каждого поражения. — У нас домашнее задание до конца сезона, — жестко сказал он, и Эндрю отмахнулся от него, потянувшись вниз, чтобы развязать шнурки на кроссовках. Он отступился, увидев, что пара Asics на три фута впереди вибрирует. Трясется так сильно, что шнурки выглядят как размытое пятно. Он сел обратно, чтобы понаблюдать. Джостен даже не отстегнул шлем, но по его широкому, остекленевшему взгляду было видно, что он не воспринимает ни слова из того, что ему говорят. Он просто сидел и трясся, словно впал в шок. Не похоже, чтобы кто-то еще это заметил, но железки под его сиденьем начали тревожно поскрипывать, так что это было лишь вопросом времени. Он неистово крутил пальцами в перчатках, дергая их, видимо отчаянно пытаясь почувствовать напряжение чего-то, кроме того, на что он смотрел. Он выглядел примерно в полусекунде от того, чтобы ударить кого-нибудь или разрыдаться, и он, честно говоря, не знал, в какую сторону это может вылиться, кроме как в плохую. Эндрю узнал признаки застревания в воспоминаниях. Где бы он ни находился сейчас в своих мыслях, это была не раздевалка во Флориде. — Джостен! Джостен? — Райсман смотрел на него, ожидая ответа. — Да, сэр, — ответил он несвойственным ему голосом. Тот звучал совершенно пусто. — Тебе нужно увидеться с выездным медиком? Ты чувствуешь, что у тебя сотрясение мозга? — Кажется, меня сейчас стошнит, сэр. Остальные члены команды пришли в движение, пытаясь найти урну. А’Жасмия оказалась самой быстрой, вовремя метнув стальную урну между колен. Джостена вырвало тонкой струйкой апельсинового Гаторейда, и это послужило сигналом для остальной команды разойтись по своим раздевалкам и принять душ. Эндрю остался на месте под предлогом снятия своих кроссовок, чтобы увидеть все это дерьмо. Для неопытного глаза все выглядело так, будто у Джостена было сотрясение мозга. Его глаза остекленели и стали плоскими, совершенно ничего не видящими, а тряска могла быть от боли, но Эндрю сразу понял, что это паническая атака. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем не смог больше тянуть время, — это то, как сильно вздрогнул Джостен, когда медик коснулся его руки.***
Остальные члены команды уже давно покинули отель и отправились куда-нибудь в бар, но меньше всего ему хотелось идти куда-то сегодня вечером. Эндрю чувствовал себя беспокойно, и хотя он сказал себе, что выкурит только две сигареты из пачки, которую он не взял с собой, ему нужна была третья. Накинув толстовку поверх пижамы, он взял зажигалку с подставки под телевизор и засунул ноги в кроссовки. У отеля, в котором они жили, был бассейн на крыше, так что ему, вероятно, даже не придется ничего ломать, чтобы забраться туда. Он оказался прав, и даже лучше: кто-то просунул кирпич между дверью и косяком, чтобы она оставалась открытой. Вероятно, это был персонал, который приходил сюда покурить травку. Свет по-прежнему горел, а даже если бы и не горел, город внизу выглядел настолько ярким, что темнота не стала бы проблемой. Грохот из ночного клуба неподалеку звучал так громко, что он задумался о том, каково это — находиться под водой. Было тепло, даже в глубокой ночи, и он уже подумывал о прыжке в воду, когда что-то привлекло его внимание к краю крыши, к органической форме, что была не на своем месте и которую он должен был отметить в первый раз при проверке крыши на наличие людей. Фигура сидела лицом к улице, но копна рыжих волос говорила только об одном человеке. Одно его колено было согнуто, поддерживая скрещенные руки и подбородок, а другая нога болталась на открытом воздухе. Ветер трепал длинные волосы, капюшон куртки и свободно висящую на его слишком худой фигуре ткань. Эндрю молча подошел, наполовину раздумывая, вернуться ли внутрь или спуститься на улицу, чтобы покурить в другом месте. Он заговорил только тогда, когда оказался прямо позади него, достаточно близко, чтобы дотронуться. — Слишком короткое падение. Оно не будет смертельным. Джостен подпрыгнул от испуга. Эндрю хотел напугать, но не ожидал, что чужая нога соскользнет с карниза. Он дернулся, тело на одно ужасающее мгновение потеряло устойчивость, а затем откинулось назад — плечи ударились о поверхность, убеждаясь, что веса достаточно для предотвращения падения. Он отскочил от края и упал на крышу, растянувшись на спине почти у ног Эндрю. Его глаза, голубые, широкие и дикие, уставились на него. — Значит, не прыгаем, — сухо сказал он, игнорируя абсолютную панику на лице собеседника. Он сделал шаг ближе, нависая над ним. Он увидел, как от его близости по спине Джостена пробежала легкая дрожь. — Я оставил тебя в покое, — прохрипел Джостен, не вставая. Эндрю решил не отвечать. Он сказал себе, что хочет, чтобы тот немного поразмыслил, но на самом деле он не знал, что сказать. Толстовка, в которую Джостен был одет, смотрелась старой и тонкой, в несколько раз больше его самого. Изношенные рукава выглядели так, будто их сжимали в тревоге, а там, где они спускались почти до локтя, запястья обхватывали темные, яркие сине-желтые отпечатки рук. Как будто кто-то держал его с силой, достаточной для прекращения кровообращения, а потом сильнее и сильнее. Однако времени на разглядывание у него почти не было, поскольку Нил поднатужился и, зарывшись руками в рукава, на очередном вдохе собрал ноги, чтобы подняться, но в последнюю секунду понял, что Эндрю был слишком близко, что не даст ему встать. Он увидел, как тот вздрогнул от его близости, а его лицо стало совершенно пустым. Эндрю проигнорировал свинцовое, скручивающее чувство в своем нутре. Ему совершенно не было жаль парня, находящегося перед ним. Эндрю не сожалел. — Почему? — наконец спросил он, переместившись из пространства Джостена на край крыши и поставив ноги на гравий. Он полез в карман за сигаретами. — Почему что? — Почему ты решил оставить меня в покое? Джостен смотрел на него в замешательстве. — Разве не таков был уговор? — У нас нет сделки. — Это то, что я сказал в баре, — я обещал, что оставлю тебя в покое. Эндрю хмыкнул. — Я не просил об этом. — Ты сказал не лгать, не умолять и что если я прикоснусь к тебе, ты подожжешь меня, — сухо процитировал он. Эндрю был действительно впечатлен тем, что он вспомнил так много. — Я не сказал, что ты не можешь говорить. Джостен смотрел на него теперь не столько со страхом, сколько с недоверчивым замешательством, словно не мог понять, что, черт возьми, происходит. Это нормально, Эндрю тоже не был уверен. — Что же это было, после игры? Выражение лица Джостена на мгновение исказилось, как будто ему стало больно, прежде чем маска вернулась на место. — Сотрясение мозга. — Конечно. Другие люди могли бы на это купиться. Всего на долю секунды Эндрю увидел это. В глазах промелькнул гнев на несправедливость происходящего. Что его допрашивают и заставляют говорить с тем, кого он ненавидит. Что у него нет никакого хорошего выхода из этого. Но через мгновение гнев был подавлен пустой покорностью. — Я обменяюсь с тобой, правда за правду. Чего ты так боялся в раздевалке? Джостен закрыл глаза, всего на мгновение. Он понял, что так сильно встревожило Элисон. Тот выглядел старше, ему было далеко за тридцать. Некоторое время он не решался ответить. — Мертвеца, — наконец прошептал он, вдыхая запах сигаретного дыма, набирая его в легкие, словно хотел попросить, но не стал. — Проигрыш недопустим. — Он выглядел так, будто мог продолжить, но все, что он хотел сказать, заглушалось контролем над дыханием. На выдохе он слегка хрипел, словно ему уже было трудно. Как будто он мог снова запаниковать. Эндрю трижды щелкнул пальцами, достаточно близко от Джостена, чтобы тот вздрогнул, но это, казалось, вернуло его обратно в реальность. — Чем ты меня накачал? — спросил он, как только у него хватило дыхания. Эй, это было два вопроса. Признание вины и информация — все в одном флаконе. — Кетамин, — ответил он небрежно. Как будто это не имело значения. Нил кивнул один раз и снова закрыл глаза, вдыхая дым и терпкий соленый воздух. Океан был всего в миле отсюда, и с него дул тяжелый восточный бриз. — Ты собираешься сделать это снова? — Все зависит от тебя. Глаза Нила распахнулись. — Я оставил тебя в покое. Это ты начал говорить. — И теперь ты должен мне еще один ответ, — проворчал он и недовольно посмотрел, как Джостен слегка вздрогнул. — Я приберегу его на потом. Он наблюдал, как голубые глаза, такие яркие даже в темноте, в замешательстве смотрят на него. — Это значит, что ты можешь идти, маленький кролик. Джостен удивленно моргнул, но медленно поднялся на ноги, словно не совсем веря, что Эндрю не собирается его бить. Не сделав ничего более угрожающего, чем скрещивание рук, он медленно направился к двери. Он ни разу не оглянулся, возможно, боясь испытать удачу. Он выдохнул и, прикрыв глаза, смотрел, как тот уходит, — поза Джостена скрючилась, с каждой секундой все меньше походя на угрозу. Если тот замышлял ловушку, то она была хороша, и он не мог придумать причину, по которой был бы готов прогнуться под сильный удар. Рико точно не был на это способен. Он размышлял о темных синяках на запястьях Джостена и наконец смог признаться себе, что с ним, должно быть, что-то случилось после того, как он сбежал от Эндрю. Ты знаешь, что это было… — услужливо подсказал его разум, но он отогнал эту мысль. Даже если наркотики были излишни, это не он решил позволить ему бежать в город, набрав высоту, как воздушный змей. Он вспомнил, как тело Джостена навалилось на него, когда он пытался сбежать, как от его веса, придавившего его к полу, во рту появился привкус желчи, а дыхание замерло настолько, что тот смог убежать. Ощущение чужого веса на себе не давало ему уснуть в течение нескольких дней. Он говорил себе, что это не его проблема, какие бы неприятности ни нашел Джостен после своего ухода. Он говорил себе, что все обернулось в его пользу. Нападающий явно боялся Эндрю, а разве не этого он хотел? Ты просто хотел, чтобы он не приставал к тебе, — услужливо подсказал его разум наравне с голосом Джостена из бара: — Ты боишься меня. Он докурил и очень старался не думать о том, что это еще одна их общая черта.