Not Yours To Bleed

      Самым неприятным в проигрыше были следующие за ним недели. Как Лис, он должен был терпеть Кевина в его самом худшем состоянии, когда тот пил, орал и устраивал драки, которые ему приходилось заканчивать. Приставал к людям и кричал Сету Гордону, что если бы он просто меньше сосал, они бы выиграли. Хуже всего было не дать никому нанести (вполне заслуженный) удар, пока Кевин вымещал свое беспокойство единственным известным ему способом — был абсолютной занозой в заднице.       В команде Баронов не было слабонервных (паническая атака Джостена не считается), но у них был «совет директоров», который очень неожиданно становился экспертом по экси перед лицом любого значительного поражения. После «плохой» игры они всегда усерднее работали на тренировках, их всегда подтягивали в подготовке. Как будто все вокруг играли в «прикрой свою задницу», и по какой-то причине это стало их проблемой. И хотя никто не выходил и не говорил: «Вот где мы провалились, и это твоя вина», эта тема сквозила во всем, что они ели, пили и как они спали в течение нескольких недель, предшествовавших игре с «Кабс» в Солт-Лейк-Сити. У кого-то возникла идея добавить к их тренировкам новую «изюминку», которая должна была дать им конкурентное преимущество, и именно так Эндрю оказался вынужден дважды в неделю заниматься горячей йогой.       Его челюсть тренировалась больше, чем тело, — он скрежетал зубами, пытаясь согнуться в крендель и не вспотеть до смерти, но при этом не сказать что-нибудь настолько отвратительное, чтобы его выгнали из студии (на что он очень надеялся, и у него было мало оснований избегать этого). Он не раз подумывал о том, чтобы отказаться от занятий, и только обещание выполнять вместо этого упражнения для самоубийц заставило его прийти на занятие вместе с остальными членами команды. Единственным развлечением для него было наблюдать, как несколько игроков в день падали от боли, когда лошадь Чарли прижимала их к земле. Дэвис, в частности, провел почти пятнадцать минут с повторяющейся икроножной судорогой, которая заставляла его выкрикивать нецензурные выражения, а остальную команду — разражаться хохотом. Конечности, которым не приходилось ежедневно сгибаться в странные формы, часто испытывали трудности в сауне.       И не было похоже, что йога заменила часть их тренировочного графика. Нет. Он шел в дополнение к тому, что йога отнимала драгоценное вечернее время, которое Эндрю очень нужно было проводить вдали от своих товарищей по команде ради их общего здоровья.       Он наблюдал за Джостеном, за тем, как мышцы его спины расширяются и сжимаются вокруг грудной клетки, когда он дышит, выполняя почти идеальный сплит, и решил, что жизнь совершенно несправедлива. И что он заработал дополнительную сигарету за каждое занятие, которое он просидел, не совершив ни одного убийства.       Благодаря, а может быть, и вопреки их аду йоги, они выиграли игру с «Кабс» с перевесом в 10 очков, что помогло немного рассеять бешеную энергию, которую тренерская команда вырабатывала со времен Флориды, и было приятно отправить команду соперников обратно на их маленький самолет с поджатыми хвостами. Несколько членов противоположной команды надели ожерелья с надписью о своей вере, а Эндрю получил желтую карточку за то, что целился мячами в их лица, хотя несколько раз он точно промахивался. Би назвала бы это «поводом для будущего улучшения». Но он получил только одну карточку, а штрафной удар отбил с легкостью, к разочарованию чужого капитана. Остальные члены команды не говорили об этом, но они играли немного более злобно, чем команда того заслуживала, и у него мелькнула мысль, что не он один расстроился из-за дополнительных тренировок.       Теперь, когда расписание стало более свободным, а вечера снова стали подвластны ему, он смог заняться тем, что пытался сделать с тех пор, как оказался на крыше во Флориде, — разобраться с Нилом Джостеном.       Би снова стала для него спасительным кругом. Он признался ей и рассказал всю историю, от начала до конца, во время чудовищного трехчасового сеанса в прошлые выходные, будучи настолько подробным, насколько это было возможно, касаясь того, что она уже знала о преступном синдикате, который, казалось, был чертовски заинтересован в том, чтобы усложнить ему жизнь.       — Я просто не понимаю, почему он до сих пор не нанес ответный удар, — сказал он ей, надеясь на ее догадки. Это было первое правило, которое он усвоил в приемной семье — если кто-то нападает на тебя, ты должен повалить его на землю, иначе он вернется на следующий день.       — Я знаю, что бывали случаи, когда ты тоже не считал, что сопротивление оправдывает риск, — Би говорила осторожно, таким тоном, который означал, что она не хочет ему ничего объяснять. — Возможно, Нил решил, что ты более выгоден как член команды, чем как враг.       Как обычно, она не дала абсолютно никаких советов о том, как действовать дальше. Но, как это всегда бывает, просто разговор об этом с человеком, которому он мог более или менее доверять, дал ему некоторую ясность. Он позволил ей выбрать фильм, которым они закончили сеанс, что было абсолютной ошибкой, так как она выбрала «Гордость и предубеждение».       — Это четырехчасовой фильм, Эндрю, а я выставляю счет по часам, — сказала она ему, потягивая чашку горячего шоколада, чтобы скрыть улыбку.       Однако это помогло.       За Джостеном все еще нужно было присматривать. Но он не был вторым пришествием Рико Мориямы.       Нет, Джостен был по-своему опасен, но он начинал понимать, что опасен тот может быть не для него. Нил действительно опасен, с его молчаливыми японскими тенями и насилием, которое, как он знал, скрывалось под его кожей, ожидая возможности выйти на поверхность, но этого могло и не случиться, если Эндрю сам не отправиться искать неприятности, поэтому он решил подождать, пока тот не даст ему другой повод на этот раз.       Смирение было не в его стиле, но достаточно было вспомнить как Нил вздрагивал каждый раз, когда он с ним разговаривал, и это немного успокоило. Даже если нападающий планировал какую-то мерзкую месть за то, в какую дыру он его бросил, он был уверен, что сможет это предвидеть. Он проверял холл и парковку на наличие незнакомцев, когда приходил и уходил; он следил за своими напитками.       Но с каждым днем это становилось все более и более маловероятным. Джостен, казалось, предпочитал избегать, как бы невозможно это ни звучало для человека с Рико в качестве наставника. Второй сын никогда не упускал возможности для насилия, а его домашние собаки, конечно, не сдерживали ударов. Возможно, Джостен потерял вкус к этому.       Не знать этого было обидно. Он не назвал бы это тревогой, как бы сильно Би ни склоняла его к этому, поскольку это была реальная и достоверная угроза. Но это грызло его, побуждало к действиям, когда хотелось просто забыть, с кем он живет по соседству.       К тому времени, когда они сели в самолет, чтобы сыграть с Сиэтл Серпентс, Эндрю уже не мог предсказать, чем закончится эта ночь, — слезами, кровью или и тем, и другим.

***

      Кто-то ждал их на полпути у раздевалки гостевой команды, когда они прибыли на корт, еще до того, как они уложили свое снаряжение. В центре зала, засунув руки в карман толстовки, стоял Джереми Нокс, который выглядел так, словно не мог поверить в свою удачу, что оказался здесь. Его невозможно было распознать иначе, чем как стартового нападающего Змей и любимца экси-мира. Даже во мраке Сиэтла его кожа была загорелой до идеального оттенка поджаренного коричневого, светло-русые волосы искусно уложены, а счастливая, собачья ухмылка выглядела ослепительно. Она расширилась при виде Баронов, словно он улыбался еще до их появления, а они просто сделали его день еще лучше.       — Добро пожаловать в Сиэтл! — сказал он, подавшись вперед, чтобы пожать руку слегка озадаченному Райсману. Это было довольно необычно — иметь игрока команды соперника в качестве приветственного комитета, но нельзя было воспринимать это как угрозу. Не зря за ним закрепилось прозвище «Золотой мальчик». Команда, похоже, была откровенно рада такому повороту событий или, по крайней мере, не была откровенно враждебна. Любой другой игрок, буквально любой другой — и они бы сомкнули строй. Некоторые из них, казалось, изо всех сил старались не улыбаться в ответ. Эндрю делал то же самое, что и всегда, когда видел Джереми, — изо всех сил старался не думать о рекламной кампании против меха, которую тот проводил пару лет назад в одних туфлях и с клюшкой. Надпись гласила: «Я лучше буду голым, чем стану носить мех», и каждый дюйм кожи без загара был навсегда выжжен в его лобной доле. Это до сих пор было главным постом на R/SExy.       — Не могу дождаться игры с вами, ребята, я ждал этого весь сезон!       Дэвис подался вперед, чтобы пожать ему руку, и тоже ухмыльнулся.       — До тех пор, пока вы не против проиграть нам.       Нокс рассмеялся над шуткой и провел рукой по волосам.       — Я бы сказал тебе то же самое. Моя задняя линия сейчас просто огонь, желаю вам удачи.       — Ты пришел сюда, чтобы поговорить о дерьме? — спросил Хименес, не совсем так дружелюбно, как остальные, но, похоже, это ни на минуту не избавило Джереми от блеска.       — Нет, вообще-то я надеялся, что у меня будет минутка поговорить с Нилом Джостеном перед игрой, надеюсь, вы не против?       Для любого другого человека это было бы однозначным отказом. Они бы решили, что он пытается нанести удар, пока нет свидетелей, но Джереми «Награда духа Кейли Дэй» Нокс был практически не опасен, если только он не нападал на корте. Райсман оглянулся на Джостена, который молчал и находился в задней части команды, где должен был находиться запасной нападающий, если заботиться о том, чтобы идти по рангу. Он слегка кивнул в знак того, что услышал и согласен с таким поворотом событий.       — Мне нужно, чтобы он вернулся через пять минут, — сказал Райсман Ноксу, который с энтузиазмом кивнул.       — Да, все в порядке, у меня только вопрос по СМИ, и мы быстро закончим.       — Конечно, конечно, — пробормотал Хименес, направляясь в раздевалку. Остальные члены команды последовали за ним, оставив в коридоре только Джереми и Джостена.       И Эндрю. Вместо того, чтобы последовать за остальной командой, он скрестил руки на груди и прислонился к стене, показывая, что никуда не собирается идти.       Он увидел, как Джостен отметил это движение, и на его лице появилось выражение дискомфорта. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Джереми прервал его.       — Все в порядке, я думаю, он здесь из-за меня, а не из-за тебя. И я не возражаю, если он останется, — он шагнул вперед и протянул руку.       — Из-за тебя? — Джостен взял руку и пожал почти без колебаний. Не похоже, чтобы он был рад этому разговору, но он не дрогнул и смотрел Ноксу прямо в глаза.       — Да, я встречаюсь с его приятелем, так что он присматривает за мной, я думаю. Но на самом деле, обещаю, я здесь не для того, чтобы затевать какое-нибудь дерьмо, я здесь только для того, чтобы передать сообщение от Жана.       На лице Джостена появилось странное выражение, как будто он боролся и не мог не отреагировать на эту новость, и Эндрю не уверен, что это не считается началом дерьма. Не для Джостена, во всяком случае. На самом деле, судя по выражению его лица, он подумал, что предпочел бы, чтобы Джереми в прямом смысле слова ударил его по лицу, чем слушать то, что сейчас вылетит из его рта.       — От Жана?       Он никогда не слышал, чтобы Джостен говорил так. И он абсолютно убежден, что тот не хотел выплеснуть всю свою уязвимость в этих двух словах. Он потерял второй слог имени из-за того, что могло быть французским акцентом, но, скорее всего, его горло сжалось от того, как он сглотнул. Он выглядел… немного потерянным.       Наступила тишина, пока Джереми удивленно моргал, но он легко пришел в себя.       — Да, он просил передать, что будет действовать под твоим руководством в том, как ты захочешь вести себя с прессой. Они попытаются свести вас вместе, и он хочет убедиться, что тебе будет комфортно, если он будет с тобой разговаривать. Он предложил пожать руку перед игрой, позволить им сделать несколько фотографий, а затем играть, не разговаривая напрямую. Он не будет прикасаться к тебе, кроме как для нанесения ударов или блокировки. Как ты думаешь, это нормально?       Эндрю наблюдал за реакцией Джостена, слегка нахмурившись. Он не мог взять пример с Джереми: тот был спокоен и улыбался на краю ямы, наполненной гадюками, делая вид, что каждый укус — это недоразумение. Он не глуп, он просто не знал ничего иного. Он не был тронут миром так, чтобы Эндрю смог его понять. Но сообщение от Жана не выглядело угрозой. Не выглядело так, будто он боится столкнуться с Джостеном на корте сегодня вечером, более того, казалось, что он делает все возможное, чтобы успокоить его. Чтобы убедиться, что Джостен чувствует себя комфортно, и это было, по меньшей мере, странно.       — Д-да. Все в порядке, — он мог видеть только половину его лица, но это была не менее испуганная половина, и эмоции нахлынули на нападающего быстрее, чем он успел их смыть. Вместо того, чтобы сделать привычный (когда это было?) жест дерганья пальцами, Джостен обхватил пальцами манжеты своей толстовки. — Рукопожатие, несколько фотографий, потом игра. А после?       — После вы можете пожать руки, если тебе хочется. Он не будет пытаться заговорить с тобой, — Джереми сказал твердо, но доброжелательно.       Джостен сглотнул, и Эндрю наблюдал за его горлом, желая просто трясти его, пока он не объяснит, что происходит. Наконец, он кивнул. Джереми, конечно же, засиял.       — Потрясающе! Я чувствую себя намного лучше, когда у меня есть план игры, и я уверен, что ты тоже. Не знать, чего ожидать, — это самое худшее, правда, Эндрю?       Эндрю ничего не сказал.       — В любом случае, я нужен на своей стороне, так что…       — Эмм… — прервал Джостен, и Джереми немедленно прекратил движение. Эндрю ненавидел, что он узнал эту тактику, точно знал, что делает Золотой Мальчик, когда замирает всем телом и сосредотачивается на том, чтобы дать Джостену возможность говорить, не оказывая излишнего давления. Просто стоял, как будто у него есть все время в мире, чтобы вежливо подождать, пока Джостен соберется с мыслями и произнесет слова. Он подумал, как часто ему приходилось делать это с Моро, что это стало получаться почти идеально.       Джостену потребовалось три попытки, прежде чем он произнес фразу.       — Вы… вы с Жаном вместе?       — Ах… — Джереми запнулся и потер затылок в знак того, что он не ожидал разговора, который зайдет дальше краткого обзора того, на что будет похожа ночь, и никогда в этом направлении. — Да? — спросил он вопросительно, а затем более твердо. — Да. Рене, Жан и я встречаемся, и это не секрет, — казалось, он проверял информацию в режиме реального времени, чтобы убедиться, что ее можно говорить.       По большей части, экси был хорошим видом спорта для педиков. Благодаря своей смешанной природе он был более приемлем для представителей нетипичного пола и сексуальной ориентации, чем, скажем, футбол или мини-футбол, а «первый» гомосексуальный игрок уже давно появился и исчез. Кейли Дэй, одна из основательниц экси, сама публично назвала себя лесбиянкой (неудачный выбор отца ребенка не в счет), а свод правил, регулирующий этот вид спорта, написан таким образом, что был явно гендерно-нейтральным. Он знал, что Куниеда все еще получает один или два не совсем корректных вопроса от трансов, когда он работает с прессой, но по большей части то, что он гей, не мешало его карьере. То, что Нокс — поли, вероятно, не помешало никому захотеть видеть его в своем составе. Или Моро, если уж на то пошло. Но он понимал, почему они не хотят обнародовать эту информацию, не посоветовавшись сначала со своей пресс-группой.       Джостен, в свою очередь, скрестил руки на груди и слегка наклонил голову, как будто он впитывал эту информацию и нуждался в физическом пространстве для этого. Эндрю переместил свой вес, упираясь лопатками в стену на случай, если ему понадобится сделать шаг вперед. Он не собирался подстраховывать Джереми и остановился, потому что был любопытным и ему надоело не знать, как обстоят дела, но он решил, что если Джостен станет агрессивным, Рене не простит ему, что он позволил Джереми пострадать.       — И… он счастлив?       На мгновение Джереми встретился взглядом с глазами Эндрю, и оба отметили шок, разделяемый ими. Забыв, что не планировали этот разговор, они оказались в открытом море без спасательной шлюпки.       — То есть, да, вроде того, — когда Нил напрягся, Джереми поспешил успокоить его. — В смысле, у него была тяжелая жизнь, черт, прости, о боже, не мне говорить тебе об этом. У него все хорошо, и да, я думаю, что мы с Рене делаем его счастливым. Мы не… — затараторил он, а затем прикусил язык, чтобы не дать словам вырваться изо рта.       Он сглотнул и несколько секунд пристально смотрел на лицо Джостена. Впервые на его лице исчезла улыбка и он стал совершенно серьезным.       — Я никогда не причиню ему вреда, — сказал он торжественно, как клятву. Как будто он был в церкви на исповеди, а Джостен являлся его священником. — Рене тоже не причинит. Мы… — он сделал паузу, но на этот раз не смущенно, а чтобы убедиться, что у него есть правильные слова для чего-то настолько важного: — Мы рядом, потому что он хочет, чтобы мы были с ним.       Джостен сглотнул и кивнул один раз, отрывисто, едва заметно двинув головой, прежде чем сделать шаг в сторону раздевалки.       — Подожди, Нил, может, ты хочешь, чтобы я спросил, не хочет ли Жан поговорить после…       — Нет, — отрывисто сказал Джостен, — но сдержи свое обещание, — последняя часть была брошена через плечо, как бы вскользь, но сталь в них была неумолима. Это заставило Эндрю инстинктивно сделать шаг к Джереми, но Джостен уже протискивался к раздевалке, оставив Джереми и Эндрю в коридоре с выражением полного недоумения.       — Это была штука из разряда «если ты обидишь его, я тебя убью»? Только что Нил Джостен говорил со мной об этом?       — Понятия не имею, — хрипло сказал Эндрю. — Но теперь это официально, вы встречаетесь?       — Да, — улыбка вернулась, та, которая должна была причинить боль его лицо своей шириной. — Да. Они, — он показал левой рукой на то, что, как догадался Эндрю, означало «мир», — уже знали, что я би, как будто я уже был на свободе и все такое из-за той ситуации с командой по лакроссу, поэтому мы решили, что худшее уже позади. А Жан никогда не занимается прессой. Это часть его контракта.       — Как я могу получить такой контракт? — спросил Эндрю, но через секунду понял, что шутка не удалась. Он знал, что для этого нужно, и взял бы назойливых репортеров.       — В любом случае, все прошло очень хорошо, я думаю, — он сильно выдохнул и снова провел рукой по волосам, давая понять, что немного напряжен. — Я ожидал… ну, я не знаю. Срыва? Какой-то выходки?       — Я тоже не знаю, что с ним происходит, — признался Эндрю.       — До сих пор?       Он бросил на нападающего мрачный взгляд.       — Ладно, ладно, извини. Я просто подумал, что ты его уже раскусил. Думаю, Рене было бы намного лучше, если бы ты это сделал. Для сегодняшнего вечера точно, и для тебя. Она беспокоится о тебе, ты знаешь.       — Она беспокоится и о тебе тоже, — сказал Эндрю, доставая свой телефон, чтобы проверить время. — Сколько времени она дала тебе на разговор с ним, прежде чем пойдет тебя искать?       Глаза Нокса комично расширились, когда он достал свой телефон из толстовки.       — О, черт. Вот дерьмо, — его ноги двигались так быстро, что он споткнулся на первой ступеньке, но выпрямился перед второй. — Мне пора идти. Серьезно, удачи сегодня вечером!       Эндрю отсалютовал ему двумя пальцами, прежде чем протолкнуться в раздевалку и позволить обычному предматчевому хаосу течь вокруг него. Никто не пытался заговорить с ним (он сказал им, что это для того, чтобы он мог собраться с мыслями, и это чудесно сработало, поскольку люди не беспокоили его в течение часа или около того, прежде чем им предстояло играть).       Бароны вышли на корт под музыку и радостные возгласы толпы; матч обещал быть невероятным, и хотя это была не их домашняя площадка, многие были одеты в темно-синее. На нескольких вывесках Эндрю увидел свою собственную фамилию, что не переставало его удивлять. Тому, кто вырос с тремя футболками и мусорным пакетом в придачу, было неловко и неприятно осознавать, что есть люди, которые рады его видеть, — он годами жил с людьми, которые не были рады. Он думал, что не сможет заметить Рене в толпе, но нашел ее с легкостью: она сидела на корте в VIP-секции Змей и была одета не в изумрудно-зеленый или темно-синий, а в знакомый, притягивающий взгляд оранжевый цвет с ног до головы. Она ярко улыбнулась, когда заметила, что Эндрю смотрит на нее, и подняла свою собственную табличку с огромным отпечатком лапы и цифрой 3, нарисованной в центре. Он нахмурился, увидев, как ее плечи затряслись от смеха.       Это почти отвлекло его, заставив забыть о главном событии. Не об игре, конечно, а о дерьмовом шоу, что должно произойти между Джостеном и Моро, которые не виделись и не разговаривали друг с другом три года. Джостен, как запасной нападающий, вошел позади Эндрю в задней части их группы, поэтому он был выведен из своего транса, глядя на рыжее бельмо, когда тот пронесся мимо, сделав глубокий вдох, словно для того, чтобы успокоиться. Там, в одиночестве ожидая у средней линии, стоял Моро.       Жан был выше большинства игроков на площадке, но при этом он был стройным для защитника. У него просто не было той массы, которая обычно привлекает игроков в защиту, — возможно, из-за долгих лет скудного пайка и жизни в бункере. Но он был безжалостен и безупречен в своем деле. Его тело всегда было готово к удару в любом направлении, поэтому не было никакого смысла в том, что он стоял, сцепив ноги, без подготовки, как проклятый дурак, наблюдая, как Нил Джостен направляется к нему, не дрогнув ни разу. Если бы тот замахнулся на него, он был бы не готов.       Но Джостен, похоже, тоже не был готов. Его клюшка перекинута через плечо, но он держал ее свободно и не выглядел так, будто собирался замахнуться. Его шаги были размеренными, но не колеблющимися; казалось, что он тянет время, необходимое для того, чтобы добраться до Жана, отодвигая момент. Его льдисто-голубые глаза обшаривали каждый дюйм задней линии, и хотя его лицо было решительно пустым, Эндрю, как ни старался, не смог разглядеть в нем и намека на насилие.       Нокс стоял у ворот, на противоположной стороне площадки, явно изо всех сил стараясь не подслушивать и не вмешиваться в происходящее. Впрочем, Эндрю не давал таких обещаний. Пусть толпа думает, что он был там, как и Дэвис, чтобы поддержать нападающего, если дело дойдет до удара. Если дела пойдут плохо и ему придется вступить в игру ради Моро, он придумает какое-нибудь оправдание.       — Нил, — услышал он мягкий голос Жана, ровный, словно за ним не было тысячи эмоций.       — Жан, — голос Джостена надломился даже на этом единственном слоге. Он увидел, как рыжий нервно сглотнул.       — Рукопожатие и улыбка, для толпы, я думаю, мы решили, oui?       Джостен неуверенно шагнул вперед, переложил клюшку в левую руку и протянул правую. Жан взял ее, свободно обхватив пальцами и заставив себя улыбнуться неестественно спокойной улыбкой. Джостен сделал то же самое, но улыбка выглядела слабой и пустоватой.       — Tout va bien?       — Je vais bien. Я думаю… я думаю, что английский был бы лучше.       — Хорошо. Я-я буду благодарен, если не будет никакого японского.       — Хорошо, — улыбка Нила выглядела немного менее натянутой.       — Английский я могу использовать. Но не думай ни секунды, что я собираюсь быть с тобой помягче сегодня.       Улыбка Моро превратилась в нечто такое, что, казалось, не причиняло боли его лицу.       — Я никогда этого не ожидал. Не от тебя.       — Не ожидай… — Джостен прервал себя и задумался над тем, что он хотел сказать. — Я не дам тебе ни секунды покоя. Кроме моей игры, ты ни о чем не должен беспокоиться. Я ничего не сделаю. Никаких уловок или…       — Я знаю, что не сделаешь, — прервал его Моро. — А теперь потряси рукой, мы фотографируемся.       Вместе они повернулись к большой камере, установленной на плече съемочной группы новостей, стоя бок о бок и не совсем обнимаясь, но достаточно близко. Улыбки были сдержанными, и они выглядели как два старых друга, которые встретились. Они повернулись друг к другу и медленно опустили рукопожатие, словно оба не хотели терять контакт.       Они оба открыли рот, чтобы что-то сказать, увидели, что другой начал говорить, и оборвали себя. Дважды.       — Ты не в стартовом составе сегодня? — наконец смог спросить Жан, и Эндрю почувствовал, как его пульс участился, когда он увидел выражение лица Джостена в ответ на вопрос. Он не был зол — лицо не выглядело озлобленным или агрессивным. Его глаза сузились, а нос наморщился, как у капризного ребенка. Это было мило. В ответ Моро рассмеялся, просто быстрым, хриплым смехом, но этого было достаточно, чтобы разрядить атмосферу напряженности между ними. Их тела сблизились на дюйм, и когда Джостен поднял взгляд на лицо более высокого парня, его улыбка выглядела искренней. Камера быстро защелкала, мигая тысячу раз, несомненно, снимая «Воссоединение идеального корта», которого так жаждали фанаты. Это выглядело… хорошо. Так, как он представлял себе встречу со своим близнецом, как он представлял себе двух людей, которые знали каждый дюйм друг друга и просто ждали воссоединения, а не того дерьмового шоу, которое было с Аароном. Возможность того, что они выбьют друг из друга всю кровь, казалась несуществующей.       — Рад видеть тебя в хорошем состоянии, Нил. Удачи сегодня вечером, — нападающий кивнул, и они почти неохотно отстранились друг от друга, вернувшись к своим командам.       Это было странно. Это было слишком спокойно. Слишком похоже на нормальных людей, чтобы это могло вызвать что-то кроме легкой тревоги. Он видел, как Джостен склоняет голову и прячет натянутую улыбку, видел, как он встряхивает свое тело и начинает разминку, время от времени бросая взгляд на другую команду из-под ресниц, словно уверяя себя, что их защитник все еще там. Ни разу он не выглядел сердитым или расстроенным.       А потом началась игра, и Эндрю не мог сосредоточиться на микровыражениях лиц игроков, которые не наносили удары по его воротам. Игра была быстрой и жестокой — Джереми не соврал насчет своей задней линии. Несмотря на то, что Бароны выиграли жеребьевку, владение мячом почти сразу перешло к Змеям, и это задало тон всей первой четверти. Эндрю блокировал бросок за броском, но казалось, что каждый раз, когда они получали мяч на корте, задняя линия противника выхватывала его и отправляла обратно. Он скрежетал зубами от досады, стоило мячу проскальзнуть мимо него, потому что он знал, просто знал, что если они проиграют эту игру, то будет еще больше йоги.       Стало лучше, когда они выпустили Джостена. Они поменяли его на Куниеду во второй четверти после того, как тот принял довольно грубый удар, — и время между появлениями нападающих у его ворот, казалось, удлинилось. Он смутно осознавал, что у него была чертовски хорошая игра, что соотношение бросков и блоков было высоким, даже для него. Но это ничего не значило, если они не могли забить.       К третьей четверти обе команды сбавили обороты. Нил завладел мячом, но Жан оказался на высоте: его тело было идеально наклонено, чтобы оттеснить его назад, клюшка была направлена вверх, чтобы заблокировать попытку паса, выбить мяч из сетки и позволить Джереми перехватить его в воздухе. В ответ Нил ударил Жана, но тот легко принял удар, сгибая локти с такой точностью, что это выглядело хореографически. Когда они разошлись, Джереми уже бежал по корту, и Эндрю пришлось прекратить наблюдать за ними, если он хотел предотвратить этот гол.       Джереми стоял на линии, его взгляд был ровным и пристальным — знакомым по всем этим играм против Троянцев. Эндрю держал вес на пятках, согнув колени, и жаждал подсказки. Вот. Перед тем, как его рука вернулась назад, он увидел, как Джереми посмотрел на левую нижнюю часть ворот, проверяя траекторию. Он подождал еще секунду, чтобы убедиться, что это не притворство, а затем с силой отбил мяч, не разрывая зрительного контакта. Он увидел страдальческое выражение лица Нокса после неудачного удара, прежде чем защитники и нападающие сцепились между собой, борясь за владение мячом. Он приготовился к новому удару, но А’Жасмия сумела вернуть владение Баронам и стала пробиваться вверх по корту. Не успев сделать и шага, она отдала пас назад Дэвису, который владел мячом всего две секунды, прежде чем был сбит на пол. Законный удар, но такой, который свалил не только крупного игрока, но и двух других, которые, к несчастью, оказались в этой куче.       Куниеда подхватил мяч с пола и увернулся от Нокса, который тоже нацелился на него, проскользнув вокруг него и увидев, что оба нападающих Змей направляются прямо к нему. Не раздумывая, он просто запустил мяч в воздух, подальше от ворот Эндрю, зная, что у него нет поддержки, пока Дэвис не сможет встать на ноги.       Он не отдал пас Джостену. Джостен был в десяти футах от цели, пытаясь освободиться от защиты Жана, чтобы вступить в борьбу. Как пуля, Джостен проскочил под рукой Жана и бросился ловить падающий мяч. Но Жан наступал ему на пятки, да и ростом он был выше более чем на фут. Змеи снова собирались завладеть мячом.       В последнюю секунду Нил прыгнул, оказавшись на равной с Моро высоте, и поймал мяч за секунду до того, как тот смог выхватить его. Он приземлился после прыжка, скользя на обоих коленях, с выгнутой под невозможным углом спиной, так, что верхняя часть тела оказалась позади движения Моро, и нанес удар по центру ворот. У другого вратаря не было возможности даже поднять клюшку. Он не успел сделать ничего, кроме как повернуться и посмотреть, как мяч влетает прямо в ворота.       Удар с колена не был в арсенале большинства нападающих, и лишь немногие использовали его. Его было трудно выполнять, он был тяжелым для ног и оставлял возможность для «случайного» фола, когда игрок пытался встать. Рико Морияма не изобрел этот прием, он просто усовершенствовал его.       Толпа сошла с ума.       А Моро, стоявший над Джостеном, выглядел так, будто кто-то только что ударил его по лицу. Он выглядел ошеломленным, но через секунду его лицо расплылось в широкой ухмылке, и он протянул руку, чтобы помочь Джостену встать на ноги. Тот принял помощь, позволив защитнику другой команды поднять его во весь рост, а потом еще немного выше — его ноги слегка приподнялись над землей от силы рывка, как будто он ничего не весил. Он аккуратно приземлился, с горестным видом стряхивая боль с ног. Приземление на коленные чашечки с высоты четырех футов в воздухе должно было быть болезненным, но он трусцой побежал обратно к своей команде с совершенно искренней ухмылкой на лице, острой, дикой и немного опасной. Жан смотрел ему вслед с излишней нежностью, а затем отряхнулся и отправился к своему вратарю, который, казалось, все еще находился в состоянии шока.       Театральность в сторону — этого было недостаточно. Даже Райсман не позволил своему звездному ребенку отыграть до конца матча — Змеи были слишком сплоченными, их задняя линия слишком сильной, а у Баронов не было достаточно шансов забить, чтобы избежать поражения, о котором они знали. Они закончили игру с отставанием в два очка, но стадион, казалось, это не волновало. Это была хорошая — отличная — игра, и настроение было приподнятым на финальном рукопожатии. Никакого рычания или огрызания с обеих сторон, только широкие улыбки и искренние комментарии «Хорошая игра», после чего они отправились в раздевалки.       Эндрю было любопытно посмотреть, как их нападающий собирается прикрыть свою надвигающуюся паническую атаку без удобного сотрясения мозга на этот раз, но тот не вернулся в раздевалку. Вместо этого его и А’Жасмию немедленно вызвали для работы с прессой, и Джостен еще не вернулся к тому времени, когда он принял душ и оделся, прослушав привычную послематчевую речь и проигнорировав своих товарищей по команде, которые колебались между двумя барами, чтобы выпить после игры. Один из помощников тренера — он так и не смог запомнить его имя — пробормотал ему на ухо «веди себя хорошо, никакой дурной репутации», когда он уходил, но он не потрудился ответить.       Вместо этого он вышел на парковку, где уже стояли Рене, Жан и Джереми, прислонившиеся к своей машине, и ждали его. Он нахмурился, подходя к «Hyundai».       — Она надежная, — сказала Рене, прежде чем он успел что-то сказать.       — Она отвратительная, — сообщил он ей, делая круг у задней части машины, — рот еще больше искривился.       — Отличная была игра сегодня! — Джереми решил полностью проигнорировать оскорбления, вместо этого начав полный обзор игры, что было еще более раздражающим, чем смотреть на машину. По тому, как блестели глаза Рене, можно было с уверенностью сказать, что он сдерживается от резких комментариев. Не говоря ни слова, он впихнул себя на заднее сиденье.       Джереми сунул голову в холодильник почти сразу после того, как они вернулись домой, заменив протеиновый коктейль на пиво. Он протянул его Эндрю в вопросительном жесте и взял второе, когда тот кивнул. Они планировали поужинать после игры, но он остался более чем доволен выбором пиццы на дом. Возможно, это было сделано на случай, если сегодняшний вечер пойдет наперекосяк и Жану придется уединиться в своей комнате, но в любом случае было проще поговорить наедине. Рене занялась открыванием бутылки вина и взяла два бокала из раковины.       — Я не могу, у меня завтра курсы вождения, — с тоской сказал Жан, уставившись на бокал.       Джереми усмехнулся.       — Это выйдет из твоего организма еще до того, как ты проснешься. И не факт, что они будут проверять тебя на алкотестере, когда ты придешь туда.       — Они абсолютно точно проверят нас перед началом занятий. Я на курсах вождения для взрослых, остальные там из-за лишения прав, — поправил его Жан, принимая половину порции. — Не позволяйте мне больше этого — мистер Сандуски возлагает на меня такие большие надежды, если завтра я выдую что-то кроме нуля, это разобьет ему сердце.       Рене рассмеялась и стянула свою кофточку, сделав глоток из собственного бокала.       — У тебя нет водительских прав? — спросил Эндрю, отхлебнув пива и присев на один из табуретов вокруг кухонного острова.       — У меня есть права, — поправил Жан. — Я просто понятия не имею, как водить машину.       — Именно поэтому ты учишься! — напомнил ему Джереми. — И поэтому у нас дешевая машина, которая едва разгоняется до 90.       — Ты сказал, что это потому, что ты не хочешь быть стереотипным спортсменом, только что закончившим университет, который спустил свой бонус на Maserati, — услужливо напомнила Рене, заставив Эндрю бросить на нее еще один невыразительный взгляд (над которым ему явно нужно было поработать, потому что вместо того, чтобы пугать людей перед ним, он заставлял их ухмыляться).       Это было… неплохо. И пока они сидели на кухне, потягивая пиво и поедая некачественную пиццу, давая послематчевым болям утихнуть, Эндрю почувствовал… ползающее в нутре ощущение, которое было знакомым, но в то же время не было связано с происходящим. Прежний он, Лис, тот, которого Рене расколола терпением и слишком большим пониманием, разбил бы бутылку и ушел, не сказав больше ни слова, но теперь он сидел с этим чувством, перекатывал его в себе, признавал его тем, чем оно было.       Игра прошла слишком хорошо. Он ждал подвоха. «Беспокойство», как назвала бы это Би. Это было то же чувство, которое он испытывал, когда незнакомые ему люди пытались быть с ним дружелюбными, — чувство, когда он был готов узнать, что они хотят от него взамен. Он постучал пальцем по стеклу своего пива, сделал вдох и задержал дыхание. Вопрос заключался только в том, сам ли он собирается лопнуть воздушный шарик или это сделает кто-то другой. Не решив это, он перевел взгляд на Рене, и она, казалось, немного утратила свою веселость, почувствовав его настроение. Он увидел, как она сглотнула, прежде чем заговорить.       — Сегодняшний вечер прошел довольно хорошо, я ожидала…       — Дерьмового шоу, — Эндрю закончил за нее. А затем, поскольку он абсолютно ничем не был обязан Джостену: — В последний раз, когда мы проиграли матч, у него был полный срыв, не могу представить, что он будет полезен для прессы.       Жан покатал свой бокал с вином между ладонями, выглядя немного бледнее, чем раньше.       — У вас достаточно очков, чтобы пройти в весенние соревнования. Это не… это отличается от того, что было в университете, где в каждой игре нужно было… — оборвал он себя. — Это другое. Он приспособится.       — Тебя стошнило, когда мы в первый раз проиграли как Троянцы, — весело напомнил ему Джереми, и тот кивнул. — Нам пришлось выбросить мохнатый ковер.       — Я извинился, — сказал Жан резко, что заставило Джереми ухмыльнуться. — Сегодняшняя ночь была хорошей. И… будет еще лучше. По крайней мере, мы знаем, что теперь можем играть друг против друга.       — Он был довольно мил со мной, когда я разговаривал с ним перед игрой. Ты… — он прервался, чтобы открыть второе пиво. — Может, ты хочешь поговорить с ним? Я знаю, ты просил меня…       — Нет, Джереми, — мягко сказал Жан.       — Ладно, просто он не выглядел враждебным. Совсем.       Жан кивнул.       — Это хорошо.       А потом наступило тягостное молчание. Это дало Эндрю понять, что ни один из его партнеров не собирается копать дальше сегодня вечером.       Он лопнул шарик.       — Просто ответь мне на один вопрос.       — Эндрю, — мягко сказала Рене, но он резко покачал головой.       — Я не пытаюсь копаться в твоей травме, просто помоги мне кое-что понять. Ты сказал, когда я спросил тебя, что он хороший человек. Ты сказал, что он самый лучший человек, которого ты когда-либо встречал. Но ты не разговаривал с ним три года, и ты отправил своего… — оборвал он себя. — Ты послал Нокса, чтобы тот провел предварительные переговоры о вашем взаимодействии сегодня вечером.       — И все прошло хорошо. Более чем хорошо, игра была великолепна. Они будут показывать тот гол, когда ты помог ему подняться, всю следующую неделю, фанаты живут ради таких вещей, — сказал Джереми, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.       — Просто… просто скажи мне, что, черт возьми, происходит. Потому что сегодняшний вечер прошел совсем не так, как я ожидал, и я, блядь, живу с этим мудаком и не могу… — Эндрю понял, что почти, почти кричит, и заставил себя сделать несколько глубоких вдохов. Жужжание в животе стало сильнее, и он знал, знал, что это не то же самое, но ощущение было такое, будто он вошел в новую приемную семью, где в кабинете они были милыми, но теперь на холодильнике висел замок. Или маленькая девочка с мертвыми глазами говорит ему спать под кроватью, но не говорит почему.       — Я не знаю, что, блядь, происходит.       — Это не он, — Жан выдавил слова сквозь зубы, будто ему было физически больно их произносить. Почти сразу же его рука поднялась, чтобы нервно дернуть за челку.       — Жан, — Рене звучала обеспокоенно. Жан начал слегка дрожать, больше всего это было заметно по его скрюченным пальцам.       — Это не его вина, — он прервался и на мгновение заговорил по-французски, слишком быстро, чтобы кто-то мог понять, прижав подбородок к груди и закрыв глаза, словно молился.       — Что ты имеешь в виду, говоря, что это не он?       — Я имею в виду, что это моя вина.       — Жан, ты ни в чем не виноват, — мягко сказал Джереми, заставляя свое тело замереть. Как только он перестал ерзать, Жан начал слегка раскачиваясь взад и вперед.       — Я пытался уберечь нас, но этого было недостаточно.       — Нет, Жан. Нет, — Рене попыталась вмешаться, но тот резко покачал головой, прервав ее, не сказав ни слова.       — Я перестал общаться с ним не потому, что захотел. Он сказал, что я виноват в его травме и что он не может пережить ее, пока я рядом…       Рене, которая была готова ринуться на помощь Жану, замерла и бросила нервный взгляд на Эндрю.       — Дело не в том, что я его боюсь. Мне не нужна защита. Не от него. Никогда от него, — Жан начал перебирать пальцами, и он уже десятки раз видел, как это делал Джостен. Он хмыкнул. — Я был на триста сорок четвертом сеансе терапии. Я могу отличить свой собственный багаж, то, что было не в моей власти, от того, что было. Я не был ответственен за то, что они сделали со мной. Я — часть травмы Нила. Обе эти вещи вполне правдивы.       — Я стоял выше него. Моим номером было 3, а его 4. Я должен был отвечать за него. Я должен был контролировать его. Он был моим партнером. Я должен был причинять ему боль, использовать его. Я этого не делал, — он посмотрел в глаза Эндрю, чтобы убедиться, что тот слушает. — Я не делал. Но. Я все равно причинил ему боль. — темно-серые глаза Жана блестели от непролитых слез, которые он не потрудился вытереть. По тому, как его дыхание, казалось, не доходило до легких, было ясно, что он находится на грани срыва, и что он давит на себя. — Нил пытался предупредить меня, что переезд Кевина дестабилизирует его. Я не послушал. Последнее, что он сказал — сказал мне, когда я уходил — он не хотел со мной разговаривать. После всего, что он сделал для меня. После всего… — он запнулся. — Он спас мне жизнь. И в ответ. Единственное, о чем он когда-либо просил меня, — это не вешаться в душе и оставить его в покое, чтобы он мог попытаться исцелиться. Меньшее, что я могу сделать, — это уважать его желания.       — Жан…       — Нет. Вы оба всегда наседаете на меня, чтобы установить границы. Мой психотерапевт постоянно говорит мне, что я ничего не должен своим обидчикам. — он сделал успокаивающий вдох.       — Нил мне ничего не должен.       Было ясно, что это… что бы это ни было, было новой информацией и для Рене, и для Джереми. Они молчали, но Рене все же сократила расстояние и переплела свои пальцы с пальцами Жана. Он видел, как они оба сжимают ладонь друг друга, молчаливый знак поддержки.       — Похоже, он тебя не боится, — наконец нарушил молчание Эндрю.       — Il est courageux, merci, я видел, как он плевал в лицо людям похуже меня, — Жан вытер рукой лицо и вздохнул. — Я был рад его видеть. Я рад, что мы смогли сыграть друг против друга, и я рад, что он адаптируется к своей новой команде, но я не собираюсь с ним разговаривать. Самое меньшее, что я могу сделать, — это прислушаться к нему.       В кухне воцарилась тишина, за исключением звона бутылок и стекла, которые касались мрамора, пока, наконец, Жан снова не нарушил тишину:       — Если позволите, я, пожалуй, пойду приму ванну, — он медленно разжал пальцы Рене, но все же сделал это, кивнул Эндрю и исчез в коротком коридоре, его голос был тихим, а лицо осунувшимся.       — Я собираюсь… — Джереми втянул остатки пива в горло, торопливо глотая. Затем он слегка покраснел и стыдливо выглянул из-под челки.       — Я пойду помогу, — наконец промолвил он и ушел в том же направлении.       Эндрю слегка усмехнулся, забавляясь, но все еще оставаясь на взводе. Он смотрел, как Рене ласково улыбается в сторону удаляющихся парней, но не делала никаких движений, чтобы последовать за ними. Постепенно мягкое выражение на ее лице перетекло в более серьезное, ее зрачки расширились — от счастливых до рассуждающих, до «Натали», — когда она прокручивала в голове разговор.       — Мне интересно, — медленно сказала она. — Не слишком ли ты устал для спарринга?       И Эндрю одарил ее холодной ухмылкой, и если в ту ночь, вернувшись в отель, он лег спать с несколькими синяками, то это стоило того, чтобы немного унять беспокойство в его нутре.