Not Yours To Bleed

      Когда их автобус подъехал к стадиону, было довольно поздно, и Нил уже давно перестал сидеть ровно на своем месте; он не спал, но его голова была прислонена к окну, он как бы дремал в промежуточном состоянии. Стекло холодило его щеку — температура упала почти до -1, и теперь он мог видеть свое дыхание по утрам, что было приятно. По крайней мере, на этой неделе он стал меньше стирать. Ноги давно затекли, и он знал, что должен периодически их разминать, но почему-то это требовало слишком больших усилий. По тому, как сейчас чувствовали себя его подколенные сухожилия, он понял, что сегодня идти до дома будет не очень-то легко. Ему с трудом удавалось не показывать никаких признаков тяжелого матча, который они играли, или пятичасовой поездки на автобусе, которую они только что пережили, чтобы вернуться в Нью-Йорк. На самом деле, до рассвета оставалось всего несколько часов, и идея просто… остаться в автобусе и не выходить из него с каждой минутой становилась все более привлекательной. Лишь мысль о том, чтобы лечь в собственную постель, где безопасно и можно нормально выспаться, заставляла его бодрствовать и с нетерпением ждать, когда пневматические тормоза наконец-то дадут сигнал об окончании ночи. Он выберется вместе с остальной командой и пойдет пешком. Поспит в своей постели и что-нибудь съест. Хоть уже и поздно, но он проголодался и был практически уверен, что в холодильнике найдется еда.       Он быстро отбросил все мысли о возвращении домой, как только спустился по прочным металлическим ступенькам и увидел черный Lexus, ожидающий у входа для игроков, с работающим на полную мощность двигателем. Он с радостью отправился бы в долгую, медленную прогулку домой вместо того, чтобы под любопытные бормотания товарищей по команде, стоящих у него за спиной, засунуть свою спортивную сумку на заднее сиденье и последовать за ней, стоило Табе развернуться с водительского места, открывая для него заднюю дверь.       — Выглядишь немного шатким, Ину, — поприветствовал Табе, пристегивая ремень безопасности и оглядываясь на него через подлокотник. — Колени беспокоят?       — Нет, просто болят после игры и затекли от сидения в автобусе. Все пройдет само собой.       Табе порылся в карманах, пока не нашел несколько безрецептурных обезболивающих, которые бросил ему назад.       — Тебе стоит принять пару таблеток, ночь будет долгой.       — Мне они не нужны, — ответил он, уже потянувшись к черному пакету с одеждой, висевшему на противоположной стороне.       — Натаниэль.       Он застыл с пальцами в дюйме от молнии и отдернул руку, бросив взгляд на Табе, лицо которого было лишено всякого выражения. Вместо этого он потянулся за бутылкой, осушив ее в два глотка, а затем передал обратно.       — Ну вот. Давай одевайся, мы будем на месте через 20 минут.       Он принял душ после игры, так что ему не составило большого труда облачиться в одежду, которую ему дали. Он бегло осмотрел себя и решил, что пахнет, наверное, неплохо, и провел пальцами по волосам, чтобы привести их в порядок. Костюм, который ему выдали, и тот факт, что перед «Aman» остановился «Lexus», еще больше подстегивали его к тому, чтобы выглядеть презентабельно. К счастью, Табе сжалился над ним и предоставил одеколон и воск для волос из бардачка, так что он не выглядел совсем уж безнадежным. Он проглотил все жалобы и вопросы, прежде чем успел навлечь на себя проблемы.       — Оставь свои вещи здесь.       Кивнув, он тихо пожелал спокойной ночи и поднялся по лестнице. Она была освещена мягким белым светом — было легко ее увидеть и трудно объяснить, как его носок зацепился за третью ступеньку, заставив споткнуться.       Как и во все другие разы, проведенные им здесь, вестибюль был совершенно пуст, за исключением двух охранников, готовых прогнать заблудившихся туристов. Даже персонал отсутствовал — стойка регистрации жутко пустовала, и лишь фонтан в центре тихо журчал. Он знал, что во всем отеле не будет никого из тех, кого Мориямы не пригласили лично, поэтому почтительно кивнул двум невзрачным мужчинам, направлявшимся к лифтам. Он услышал несколько слов на русском языке, который не знал настолько, чтобы понять сказанное, но уловил слово «мясник», когда они остановились, чтобы посмотреть, как он проходит мимо. Он не остановился. Он не даст им шанса застать его одного — возможно, он не был в курсе того, что будет происходить сегодня вечером, но он знал достаточно, чтобы быть начеку и не давать никому повода обратить на него внимание.       К тому времени, как он добрался до ресторана, его походка значительно выровнялась, позволяя ему идти нормально, без хромоты. Проявление слабости никогда не было приемлемым, тем более в такой компании. Он сделал последний спокойный вдох и вошел, подняв подбородок, с безразличным лицом.       Лорд Морияма сидел за длинным столом, за которым расположились члены его организации, а также гости, не являющиеся японцами. Еще больше мужчин стояло в комнате, сложив руки перед собой и расставив ноги на ширину плеч, готовых вскочить, если кто-то начнет буйствовать, что казалось маловероятным. Час был поздний, и мужчины, судя по всему, отдыхали, наслаждаясь остатками трапезы и дружелюбно болтая с рядом сидящими.       — Натаниэль, — тепло поприветствовал Ичиро, приглашая сесть, следя глазами за его продвижением по комнате. Он был не единственным — почти все сделали паузу в разговоре, чтобы посмотреть, как юноша идет к своему лорду, который властно скользнул рукой по его бедру, увлекая в глубокий поцелуй. На вкус он был похож на вино и свежий имбирь, чужие губы были слегка прохладными от выпитого.       Он брал пример со своего лорда. Иногда он проводил целые ночи, стоя в глубине комнаты и не разговаривая, иногда — переводя. Некоторые из ночей были подобными этой (он считал их неформальными), когда Ичиро держал его рядом и обращался с ним, как с семейным любимцем.       — Вы выиграли? — негромко спросил он, положив руку ему на бедро, чтобы усадить в кресло рядом с собой.       — Да, мой лорд, мы выиграли, — не успел он моргнуть, как перед ним поставили бокал вина и несколько тонких ломтиков сашими. Ичиро несколько раз молча коснулся его шеи мягкими пальцами, время от времени проводя рукой по волосам.       — Я рад. Твои тренеры очень довольны тобой. Они постоянно говорят мне об этом.       Нил улыбнулся в ответ и поднял бокал с вином, сделав глоток, когда его лорд вернулся на свое место. Ему не нужно было выдавливать из себя какую-либо реакцию. Единственное, что имело значение, — это то, что у него все хорошо. Напротив него мужчина с темными волосами и ясными голубыми глазами внимательно наблюдал за ним. Когда Нил встретил его взгляд, он улыбнулся и повернул телефон к Нилу, чтобы тот мог видеть приложение для ставок, яркие цвета которого сообщали ему о довольно крупной выплате.       — Бароны выиграли мне сегодня кучу денег, малыш, — хрипловато сказал он, склонив голову в знак благодарности.       Нил уже собирался ответить, когда его взгляд скользнул к камину, который был скрыт от глаз, когда он вошел. Там, сидя в кресле, а точнее будучи привязанным к нему, находился человек, которого, как ему показалось, он уже видел несколько раз. Определенно один из людей Ичиро (он мог видеть татуировку на спине с того места, где сидел), и определенно причина сбора этим вечером. Человек был совершенно гол, весь в синяках и в том, что выглядело как волдыри (ожоги — быстро понял Нил — это были ожоги). Лишенные сознания невидящие глаза уставились вниз на распухшие ноги, но Нил был почти уверен, что мужчина все еще жив.       Никто не удостоил его взглядом, кроме Нила.       Оглянувшись, он увидел, что Ичиро наблюдает за ним, черные глаза смотрят на него в упор. Его лицо было пустым, но глаза – изучающими. Нилу хотелось бы знать, что они ищут, чтобы дать ему это. Медленно лорд наклонил голову в сторону неудачливого бедолаги.       — Кейски принял решение покинуть нашу семью, — объяснил он. — Это сладостно-горькое событие, но я не хочу, чтобы оно прерывало нашу беседу. Расскажи мне о своей игре, Натаниэль.       — Я… — его голос затих в горле, и Нил мысленно дал себе пощечину. Он должен собраться. Просто стало трудно говорить, вот и все. Ему никогда не разрешалось говорить, пока отец работал, любой шум означал немедленное наказание, а тело все еще помнило полученные уроки. Его мозг, казалось, хотел укрыться в тумане, который он любил создавать в такие моменты, или вернуть его на два десятилетия назад, в подвал в Балтиморе. Он не позволил себе этого, его лорд хотел, чтобы он общался.       — Мы набрали шестнадцать очков, а Кавальерс — десять, — наконец выдохнул он, сделав еще один долгий глоток вина, пока придумывал подходящие детали. — У них была сильная задняя линия, но их нападающим нужно больше работать. Предположительно… — он не любил поднимать разговор о своих братьях, если только не мог помочь им. Но точно не здесь. — Если игра с Сиренами пройдет хорошо, мы попадем в весенний сезон.       — Ах, да. А как проходит сезон Кевина Дэя?       — Хорошо. Он проходит хорошо, — он заставил себя проглотить кусок рыбы, однако не ощутил ее вкуса. Тарелки других уже давно убраны, так что это было только для него. Угощение и полезное средство. Как и он сам. Он использовал еду, чтобы занять свой рот и выиграть время. Ему было интересно, какова она на вкус. — Сирены демонстрируют неплохой сезон, но на этой неделе они проиграли Раш.       — Майами непобедимы, — согласился мужчина напротив него. — На данный момент это лучшая команда в штатах.       — Они сильны, — подтвердил Нил, но затем заставил себя ухмыльнуться. — Дайте мне год с Баронами, и мы станем сильнее.       Ичиро мягко усмехнулся и наклонился, чтобы прикоснуться к его лицу, поглаживая челюсть тем легким, привычным способом, который давал ему понять, что его слова приятны.       — Такой боец, наш Натаниэль. Я не сомневаюсь, что ты одержишь победу над Хьюстоном и Майами, когда вы встретитесь снова.       — Конечно, милорд.       Вот почему он здесь. Именно поэтому Ичиро выставлял его перед другими мужчинами своего положения как приятного сопровождающего, и Нил твердо сказал себе, что это его ничуть не беспокоит. Любая гордость, которую он когда-то имел, не стоила того, чтобы сохранять ее, когда единственный человек, которому она навредит, — это он сам. Он знал, какую роль ему предстоит играть: верный и преданный айджин, что особенно важно в такие ночи.       Покончив с едой, Ичиро принялся расхаживать по комнате, негромко разговаривая о вещах, которые он изо всех сил старался не подслушивать. Он мог спокойно предаваться размышлениям, когда они обсуждали детали работы, но они всегда возвращали разговор к нему, к экси, к тому, что ни один трезвый человек не сказал бы другому при свете дня.       Ведь они не видят в тебе человека. Ты им и не являешься.       Сегодня вечером не появилось ни одной женщины. Иногда на вечерах были эскортницы, и это помогало отвлечь от него часть внимания, а иногда были женщины, от которых у него по коже пробегали мурашки и которые сами по себе обладали властью. Среди них была одна женщина, которая так напоминала ему Лолу, что он едва мог находиться с ней в одной комнате, не дрожа, а ее взгляд всегда был прикован к нему, смакуя его дискомфорт.       Большинство из них этого не делало — правда, с первого взгляда было трудно определить, что именно их интересовало: способы причинить ему боль или способы, которыми он может сделать им приятно, но в основном это была смесь того и другого.       Ичиро никогда не позволял им этого.       Он никогда не делился Нилом, не позволял комментариям или прикосновениям длиться дольше нескольких ударов сердца. Они просили, Ичиро отказывал, и все прекращалось. Он оказывался в постели своего лорда, и на этом все заканчивалось.       До тех пор, пока он был любимчиком.       Сегодня Ичиро был собственником, не позволял ему уходить далеко, когда он подносил напитки и вежливо слушал разговоры, которые он предпочел бы не слышать.       Это ничем не отличается от того, как Райсман или хозяин надуваются от самодовольства после удачного выступления на корте — сказал он себе. Это были та же гордость от владения, то же использование его тела и усилий, так почему же это заставляло его замыкаться в себе, в то время как ощущение того, что он полезен на корте, заставляло его парить? Это отличалось словно день и ночь, и он не мог игнорировать голос в своей голове, что звучал как голос Рико:       — Это потому, что они смотрят на тебя и видят твоего отца, падшего и трахнутого, но находящегося на своем месте. Эти люди хотят посмотреть, как кричит мальчик мясника, Натаниэль.       И он знал, что в этом и был смысл. Знал, что даже если он встанет и разобьет бокал, или приподнимет губу и прорычит что-то вроде возражения, будет вести себя так, как вел себя с Рико, то получившееся… зрелище… будет так же полезно для Мориямы. Он мог вести себя тихо и хорошо, а мог устроить сцену, и результат был бы одинаковым. Ичиро был бы доволен. Оно того не стоило. Скоро все закончится.       Этот путь, путь, который позволил русскому из коридора положить руку ему на плечо и оглядеть его с ног до головы с расширенными зрачками и выражением лица, от которого у Нила заколотилось сердце, был труден.       Но он знал, что другой путь окажется еще труднее.       Они хотели от него самых разных вещей. Чтобы он позволил им прикоснуться, но не слишком непристойно — просто погладить его руку, или грудь, или плечо. Поговорить об экси, о спорте в целом или о том, куда вложить деньги в предстоящем сезоне. Или поговорить о Морияма и их бизнесе. Иногда они задавали наводящие вопросы, которые заставляли его натянуто улыбаться и оправдываться под их коллективное хихиканье, но он знал, что лучше не отвечать ничего, что могло бы поставить Морияма в неудобное положение.       — Он удовлетворяет тебя, маленькая звездочка, или тебе нужно большее?       Это далеко не самое худшее, что он слышал сегодня вечером, но он лишь изобразил на лице невозмутимую безжизненную улыбку и сделал вид, что не уловил сути вопроса. Однако мужчина был настойчив, наклонился к нему, его дыхание резко пахло виски. Вероятно, он был более чем немного пьян.       — Я могу купить тебя на одну ночь. Хочешь?       По тому, как тот говорил, с грубым армянским акцентом, он понял, что это, должно быть, новое пополнение в их кругу. Раньше он не встречал армян.       — Мои извинения, но он не продается, — Табе забрал у него бокал с вином, заменив охлажденной водой, и принял непринужденную позу рядом с ним, как будто он подошел только для того, чтобы поменять напитки, а упрек был счастливой случайностью. Нила это не обмануло.       Однако это сработало: мужчина поднял ладони и отступил назад в знак уважения, но он находился достаточно близко, чтобы увидеть кровь, запекшуюся на складках ладоней и под ногтями. Значит, этот человек проходил проверку, чтобы стать здесь кем-то. В этот вечер ему довелось поработать с Кейски, возможно, даже позже он избавится от него. Тогда он мог бы и не хотеть Нила по-настоящему. Но это было хорошей идеей — хотеть того, чего хотел Ичиро.       Остальные присутствующие согласились с этим мнением. Они замолчали, когда взгляд лорда Мориямы наконец обратился к связанному человеку у камина.       Это была не самая тяжелая смерть, которую Нил когда-либо наблюдал, и он пропустил бо́льшую ее часть. Ту часть, когда у человека еще оставалась надежда, даже если он пытался ее не испытывать. Он сомневался, что Кейски чувствовал бо́льшую часть того, что сейчас происходило, — он то приходил в себя, то терял сознание, и вскоре ничего из того, что делал с ним человек с грубыми руками и незнакомым акцентом, не могло привести его в сознание. Втайне Нил был рад за него, что ему это удалось. Внешне он сохранял спокойное выражение лица и размеренно дышал, пока Ичиро медленными круговыми движениями растирал его позвоночник, расстегивая рубашку, чтобы почувствовать его кожу.       Тело еще не успело остыть, когда они избавились от него: четверо мужчин аккуратно и умело завернули его в полиэтиленовую строительную пленку и унесли с собой. Ковер был так же убран, и, если не считать разбросанных по полу каминных инструментов, не было похоже, что здесь вообще что-то произошло. В тишине было слышно, как один из мужчин по-немецки извинялся за своего племянника со слабым желудком, пока мальчик выблевывал свой ужин в салатницу. Нил старательно избегал мыслей о том, что сделал бы с ним отец за такую слабость.       Многие из гостей ушли, после чего дела завершились, и рассвет был уже не за горами. Но Ичиро не собирался уходить. Годы, проведенные с ним, дали ему понять, что ночь еще не закончилась, и он оказался прав, когда тот поманил его из ресторана, поведя не к лифту, а через холл в другую комнату. По прошлым «встречам» он знал, что это помещение оформлено как сигарный салон, с полным баром и диванами для небольшой компании. Однажды он провел здесь ночь с несколькими женщинами, которые сидели, скрестив ноги, на полу и ни о чем не разговаривали, ожидая вызова своих хозяев, со странным чувством единения, о котором не требовалось говорить вслух, чтобы оно стало правдой.       — Это что-то вроде подарка для тебя, — хмыкнул Ичиро, наклоняясь к нему, чтобы закрыть дверь, которую Нил только что пытался открыть перед ним. — И также что-то вроде награды для них.       Нил молчал. Он не уверен в том, что происходит, а это никогда не было хорошо. Его желудок неприятно свело, и он пожалел, что не выпил одновременно больше и меньше вина.       — Милорд? — осмелился спросить он, но тот лишь тихо покачал головой.       — У тебя есть час, а потом ты должен встретиться со мной в пентхаус. Меня не волнует, закончили ли они с тобой, ты должен извиниться и прийти ко мне, ты понял?       — Да, мой лорд.       — Отлично. Очень хорошо, Натаниэль, — он поцеловал его, сначала мягко, а затем жестко, впиваясь зубами в губы.       Он все еще задыхался от поцелуя, когда Ичиро распахнул дверь, и обнаружил, что на этот раз комната не была заполнена женщинами. Трое мужчин ждали, стоя у барной стойки с напитками в руках, которые они принесли сами, судя по отсутствию бармена и бутылке, стоящей на полированном дереве. Он видел эту троицу на протяжении всей ночи и во время казни, чувствовал их взгляды на себе в этот вечер, но ничто не выделяло их среди остальных, и сейчас он не видел в них ничего особенного.       Нет, его сердцебиение участилось от того, что Ичиро закрывал за ним дверь, оставляя его наедине с этими незнакомцами и не приказывая вести себя прилично в течение часа. В последний раз, когда он оставил его одного... нет. Он не сделал ничего такого, за что стоило бы его наказывать. Он не сделал. Его лорд бросил на него последний взгляд, прежде чем дверь закрылась, но он не мог прочитать его, и понятия не имел, что ему делать.       — Господи, мальчик, дай мне взглянуть на тебя, — Нил не двигался, но мужчина быстро направился к нему, отчего у него сжалось горло. Он застыл на месте, растерянный, а незнакомец приближался к нему, и он хотел открыть дверь и убежать, или вырваться, или закричать, или сделать что-нибудь…       Его тело невольно вздрогнуло, уходя за пределы досягаемости мужчины и пряча лицо от удара. Даже если он не понимал, что происходит, его тело ожидало боли. Оно знало, что делать. К счастью, он не издал ни звука — только резкий вдох вместо хныканья или крика. Комната погрузилась в тишину, она слегка накренилась, по углам собрались маленькие черные точки, пока он пытался заставить свое тело развернуться, засунул дрожащие руки в карманы, чтобы спрятать их, и уставился на свои ботинки. Может быть, кто-нибудь объяснит ему, что происходит, чего от него ждут?       — Натаниэль? — голос вернулся, и голос стал ближе. От этого он снова вздрогнул, на этот раз меньше, и увидел, как кожаные ботинки сделали шаг назад, уходя из поля его зрения, давая ему немного пространства.       Один из других мужчин уже подходил, загоняя его в угол. Он подошел к нему вплотную, протянул руку, чтобы крепко схватить его за плечо. Он что-то сказал, но Нил не смог расслышать его за испуганным хныканьем.       Оно исходило от него, конечно же. Отлично. Здорово. Изнеможение жгло его, как когда-то гнев. Он был разочарован своим телом за то, что оно предало его, — раньше с него хотя бы снимали штаны, прежде чем он начинал хныкать. Он прижал онемевший язык к небу, чтобы заглушить как можно больше звуков.       — Тише, тише, — они говорили с ним, как с испуганной лошадью, но они были так близко, все еще касаясь его, он чувствовал, как большой палец мужчины впивается в его бицепс, и он все еще не знал, должен ли он вырваться или…       — Ради всего святого, дай ему немного пространства, ты пугаешь его до смерти, — наконец сказал третий человек женским голосом. Одетая в костюм и ухоженная, как и все остальные, он не заметил ее в море других. Хватка на его плече ослабла, и оба мужчины немного отступили назад; он почувствовал, что воздух наконец-то попал в его легкие. Он прервал звук сразу же, как только смог втянуть достаточно воздуха, чтобы вернуть контроль над своим телом.       — Ты знаешь, кто я, парень? — спросил первый, и Нил покачал головой, все еще не глядя дальше собственных ботинок.       — Посмотри на меня, — приказал тот, и он посмотрел. Пепельно-русые волосы, седеющая борода, ореховые глаза. Посмотрев на остальных, он обнаружил, что у них похожий цвет кожи.       И все они говорили с британским акцентом.       — Я твой дядя Стюарт. Твоя мама была моей сестрой.       Нил несколько раз моргнул. Это не было ни одной из всех вещей, которые он ожидал увидеть в этой комнате. Глаза снова поднялись к лицу, вглядываясь в черты и осторожно, деликатно перебирая воспоминания о Мэри, о которой он старался никогда не думать, и сглотнул. Глаза. Их глаза были одинаковыми. Он перевел взгляд на мужчину, который схватил его, и на женщину, которая не двигалась.       — Хэтфорд, — тихо сказал он, и другой мужчина — не Стюарт — усмехнулся.       — Верно. Он Стюарт, это твоя кузина, Джейми, вон там, а я твой кузен Лукас. Э-э, Лукас Этвелл. Не Хэтфорд. Но я Хэтфорд. Ты знаешь.       Он абсолютно точно не знал.       — Почему… вы здесь?       — У вашей маленькой банды были проблемы с крысами, — сказала женщина, Джейми, со своего места в другом конце комнаты. — Человек, который умер сегодня ночью, заключил сделку с федералами, пытался сдать график поставок в обмен на участие в программе защиты свидетелей. Полагаю, они будут немного недовольны, когда он не придет на их завтрашнюю встречу. Но мы, то есть наши люди, были в этом районе и сумели все более или менее уладить.       — И поэтому маленький лорд задолжал нам немного доброй воли, понимаешь? Он знает, что я хотел встретиться с тобой, так что в обмен на передачу его док-катастрофы мы сможем пожать друг другу руки, я полагаю.       — Ты хочешь пожать мне руку, — сейчас его кулаки, засунутые глубоко в карманы костюма, дрожали.       — Да, парень, — голос Стюарта немного смягчился. — Ты мой племянник. Я знаю, что это мало что значит для японцев или французских ублюдков, но для нас это важно.       — Французов.       — Да, мы работаем с Тиллео. Тиллео Моро. Настоящий ублюдок, у него есть сын по имени Жан, ты раньше с ним играл?       — И не хочет иметь с ним ничего общего, — язвительно добавила Джейми, наконец-то придвинувшись ближе. Она села на диван и подняла бровь, как бы спрашивая, почему они все толпятся у двери.       — Ты хочешь присесть, Натаниэль?       Он совершенно не хотел садиться. Он хотел быть в своей собственной квартире, в своей собственной кровати, с закрытыми глазами, что помогло бы ему притвориться, что ничего этого не происходит. Вместо этого он заставил свои уставшие ноги двигаться, чтобы опуститься на стул рядом с диваном — предмет мебели, который предполагал одиночное размещение, за исключением той ночи, когда он разделил его с Ичиро, сидя у него на коленях. Этого не было — эти люди его родственники. И хотя это не давало ему никакой уверенности в том, что они не причинят ему вреда, это позволяло ему думать, что он, по крайней мере, сможет сохранить свою одежду. Если он ошибается, — подумал он слегка истерично — он не хотел знать об этом заранее. Не хотел иметь время подумать об этом.       Как только Стюарт и Лукас отошли от двери, его глаза метнулись к ней, измеряя шаги, расстояние. Он подумал, что легко сможет броситься к ней и открыть ее прежде, чем они сделают хоть один шаг, чтобы остановить его. Но его ноги подергивались, мышцы под ними напряглись, одно бедро болезненно сводило судорогой, и он вспомнил, что должен учитывать усталость. Он не был уверен, что у него получится.       Стюарт увидел, как он проводит вычисления, и легко отошел в сторону, увлекая за собой кузена и оставляя дверь без охраны. Это было демонстративное предложение мира. Нил заставил себя вынуть кулаки из карманов и положить руки на колени, раздвинув пальцы и слегка обхватив бедра. Он позволил взгляду блуждать, пока мужчины располагались на диване. Хэтфорды. Оба мужчины имели лишний вес, Стюарт — как спортсмен, который тренировался для увеличения массы тела, подобно защитнику, а Лукас — как будто никогда в жизни не тренировался. Женщина, Джейми, выглядела подтянутой и двигалась с легкой грацией. Эти люди определенно были опасны, он просто не знал, насколько они могут быть опасны для него. Пока не знал.       — Итак. Как дела? — спросил Лукас, и получил в ответ жесткое фырканье от Джейми.       — По-моему, он выглядит отлично, — весело сказала она, ее голос был полон сарказма. — Обычная американская мечта.       — Я в порядке.       — В это можно поверить, — ответила она ему тем же тоном.       — Мы не собираемся причинять тебе боль или что-то еще. Мы просто хотим поговорить, — сказал Стюарт, подняв ладони вверх, будто подчеркивая, что он не вооружен. Впервые за долгое время Нил пожалел, что это не так.       — Почему?       — Я же говорил тебе, мы семья… — начал Стюарт, но Джейми прервала его.       — Он хочет сказать, что мы должны были проверить тебя после смерти Натана, но мы этого не сделали, поэтому мы сейчас здесь. Вот как это работает. Или, как это должно было работать. Мы одной крови, поэтому ты должен был прийти к нам после этого.       — Я был продан задолго до этого, — как они еще не узнали об этом?       — Рико, который тоже умер…       — Мориямам.       — Джентльмен предложил бы нам возможность совершить покупку — это все, что я хочу сказать, — Стюарт говорил ему заговорщически, с кривой улыбкой, как будто они обсуждали торговое соглашение, а не его собственную жизнь. Казалось, что они делятся какой-то шуткой между собой. Он не понимал этой шутки. Когда он не улыбнулся в ответ и не дал никакого комментария, лицо Стюарта слегка поникло.       — Слушай, не то чтобы мы решили просто игнорировать тебя, просто это не было первоочередной задачей, и ты сам неплохо справился. У тебя есть карьера и все такое. Я видел, как ты играешь, ты просто великолепен, и это был абсолютно правильный выбор — начать заниматься этим экси-бизнесом. На нем можно сделать кучу денег. Но если тебе еще никто не сказал, ты — Хэтфорд, а это подразумевает определенные гарантии, защиту…       Нил резко вдохнул, и тихого шипения было достаточно, чтобы этот человек, его дядя, больше ничего не говорил.       Они не собирались ни трахать его, ни бить, ни делать что-то еще, что он успел себе напредставлять, когда вошел сюда несколько минут назад. О нет, все было гораздо хуже. Они были здесь, чтобы помочь ему.       — Я не такой, — сказал он с отчаянием в голосе. — Я не Хэтфорд.       — Ты — Хэтфорд, — возразил Лукас, его лицо нахмурилось. Все трое обменялись взглядами, которые сказали ему, что он не единственный, кто был удивлен таким поворотом событий. Чего они ожидали?       Теперь они все смотрели на него, будто это он вел себя странно.       — Слушай. Мы просто хотим помочь.       — Подумайте еще раз, — выплюнул Нил, нервы взяли верх. Когда никто не замахнулся на него, он продолжил. — Я не знаю, что, по-вашему, здесь происходит, но я в порядке. Все в порядке. Мне не нужна помощь, — он заставил свои пальцы перестать так крепко сжимать колени, а вместо этого провел влажными ладонями по ткани своего костюма.       — Послушай, парень… — начал Лукас.       — Не надо, — прервал его Нил.       — Для тебя есть место в Лондоне, — тихо сказал Стюарт, и вот тут-то все стало ясно.       — Нет.       — Совершенно точно есть, малыш.       Он встал, нервы не позволяли ему сидеть спокойно. Сделал шаг от кресла, прочь от трех недоумевающих членов семьи Хэтфорд, о существовании которых он не знал еще несколько минут назад и которые сейчас делали все возможное, чтобы его убили, или даже хуже.       — Я не продаюсь. Вы можете попросить меня… вы можете попросить лорда Морияму, но он не продаст меня. И я не убегу.       Его слова были встречены удивленным молчанием, и ему снова пришлось задуматься, чего они ожидали. Что он схватит сумку и пойдет с ними?       — Ты не хочешь уходить? — спросила Джейми. — Потому что…       — Неважно, чего я хочу.       — Хорошо, но видишь ли, мы даем тебе шанс…       — Бросить всю мою жизнь?       Стюарт снова попытался улыбнуться ему.       — Я хотел сказать, у нас там есть экси. И даже если ты не будешь играть…       Расскажи им, что случится, когда ты больше не сможешь играть, Натаниэль.       — Нет, — он не был уверен, с кем он говорит, — со Стюартом или с голосом в своей голове. Может быть, с обоими.       — Мы начинаем не с той ноги. Может, нам всем стоит…       — Нет, — повторил он более твердо, а затем направился к двери. Все трое мгновенно поднялись на ноги, расширенными глазами глядя, как он рвется вперед. Но они не набросились на него и не попытались заблокировать дверь.       — Натаниэль…       — Я Нил, — сказал он им, заставляя себя идти, а не бежать.       — Нил, подожди, просто послушай, я просто пытаюсь…       — Убить меня, — закончил он за дядю. Челюсть Стюарта сомкнулась. — Спокойной ночи.       Дверь открылась перед ним. Дверь открылась, и Табе тут же закрыл ее, не подавая ни намека на то, что он подслушивал, но как он мог не подслушивать, если знал, когда открывать дверь? Ему дали час, но он не думал, что пробыл там больше десяти минут. В этот раз Нил был абсолютно уверен, что сделал правильный выбор, что все прошло хорошо. Пока они поднимались наверх, Табе не высказывал своих мыслей по этому поводу.       Ичиро даже не позволил ему закрыть дверь, как он оказался прижатым к стене, рука лорда стягивала его одежду, впиваясь в губы обжигающим поцелуем. Его руки властно блуждали по телу, пока он проталкивал свой язык в его рот, и Нил не был настолько глуп, чтобы сделать что-нибудь кроме поцелуя в ответ с такой же пылкостью.       — Ты хорошо поговорил со своим дядей? — спросил тот, наклонив голову так, что они стали смотреть глаза в глаза. В его глазах пылала похоть и что-то гораздо более темное.       Нил сглотнул.       — Он спросил меня, не хочу ли я уйти с ним.       Пальцы на лице сжались. А после еще сильнее. До такой степени, что он не мог ни открыть челюсть, чтобы запротестовать, ни сказать что-нибудь, чтобы подавить гнев в глазах лорда Мориямы. Он надеялся лишь на то, что гнев направлен не на него.       — И что же ты им сказал, Натаниэль? — спросил он, его голос был тихим, но ни в коем случае не мягким.       — Я сказал им, что я не продаюсь, милорд, — ответил он, когда хватка ослабла настолько, что он смог говорить. Рука снова обвилась вокруг его горла, обхватила яремную вену, вдавливая учащенный пульс в подбородок, чтобы он мог ощутить каждый бешеный удар.       Ичиро смотрел на него с пустым лицом и опасностью в глазах. Они были плоскими, черными и намекали на насилие, и Нил пугался все больше с каждой секундой молчания, которое возникало между ними. Он знал, что его лорд, вероятно, чувствует, как его сердце пустилось в галоп, буквально чувствует страх, проходящий через его тело. Нерешительно, слегка дрожащими пальцами, он прикоснулся к лицу Ичиро, большим пальцем нежно поглаживая его от скулы к подбородку.       — Сказал бы я вам то, что сказал он, если бы хотел пойти с ним? — спросил он, и жесткие морщины вокруг чужих глаз немного расслабились.       — Манеры, Натаниэль, — напомнил ему Ичиро, но его лицо продолжало смягчаться, пока он обдумывал его слова. — Твой дядя не спрашивал, продаешься ли ты. Он спрашивал, не хочешь ли ты уехать. Я бы хотел получить ответ от тебя.       — Нет, мой лорд, — формально сказал Нил, наклоняясь к давящей на горло руке в явной просьбе вернуть его рот на свой. Просьба была удовлетворена, и Ичиро наслаждался тем, что целовал его, не давая ему дышать в течение нескольких долгих минут, заставляя задыхаться каждый раз, когда он отстранялся, пока не стало очевидно, что ничего не осталось в его легких. С каждым глотком воздуха, который ему позволяли сделать, он должен был выбирать между тем, чтобы прижаться к нему, ища губами своего лорда, и тем, чтобы набрать воздух, о котором просила его грудь. Каждое решение было похожим на испытание.       Этого было достаточно.       Вскоре его стали раздевать, их одежда валялась на полу, пока его вели к кровати, тянули, дергали и раздевали, пока он не оказался на ногах Ичиро, с коленями по обе стороны от него.       — Они не смогут заполучить тебя, — сказал Ичиро с уверенностью, он обращался непосредственно к Хэтфордам, как будто они могли его слышать.       — Я знаю.       — С их стороны было глупо переспрашивать.       — Я знаю.       Нил спрятал свое замешательство под опущенными ресницами. Он не знал, что это была не первая попытка семьи его матери.       Конечно, Ичиро это заметил. Он вопросительно посмотрел на Нила, поглаживая руками его живот. Его большой палец зацепился за косую черту, которая была оставлена еще до его брата. Оставлена, когда Мэри была еще жива. Ему придется засунуть память о ней как можно глубже, зарыться в тренировки, чтобы не думать ни о ней, ни о ее семье. Часть его обижалась на них за это. Часть его желала, чтобы они никогда не приезжали.       На этот раз Нил поцеловал его первым, что удивило Ичиро и заставило его крепко обхватить его бедра, пытаясь вернуть темп, пока они оба не запыхались. Его ноги дрожали — да, от потрясений этой ночи, но также и от полного изнеможения. А ведь они еще даже не начали.       Ичиро с рычанием слегка подался грудью назад и плюнул в собственную ладонь, не желая отстраняться достаточно надолго, чтобы достать смазку. Глаза Нила метнулись к ящику, где она хранилась, но тот оказался вне пределов досягаемости. Он уже почти собрался достать ее, но какой-то инстинкт, какая-то его часть, которая все еще была жива после стольких лет и заботилась о его благополучии, подсказала ему, что он не должен двигаться.       Он мог бы сказать, что его словно разрывало на части, но он знал, что это за чувство. Он также знал, что, несмотря на ощущение, будто его тело повреждено до невозможности, на следующее утро он будет в порядке. Ну, он будет ощущать боль. Ему будет плохо и больно, но он подозревал, что в этом и был смысл. Он не мог представить, чтобы трение было приятным или гораздо лучшим, нежели если бы они использовали смазку, но тесноты, тепла и осознания того, что он будет чувствовать это несколько дней, казалось, было достаточно. Ичиро рычал, оставлял засосы, и безжалостно трахал его, пока он не кончил, выплескивая жидкость, бесполезно облегчающую проникновение, когда необходимость отпала. Его собственное удовольствие было болезненным, острым и урывчатым, возникающим в моменты трения слишком редко, чтобы он мог даже заставить себя возбудиться, но на этот раз его лорд, похоже, не возражал. Очевидно, этого было достаточно.       То, что все закончилось так быстро, принесло некоторое облегчение.       По крайней мере, он думал, что все прошло быстро. Он посмотрел в окно и понял, что уже не ночь. Солнце слабо пробивалось сквозь стекло, так что было еще рано, но уже точно светало. Ичиро пришлось помочь ему слезть с колен и упасть на простыни рядом с ним, его тело было полностью истощено. Он попытался подняться, чтобы одеться, но на его плечо легла рука и с теплым шорохом прижала его к себе.       Его ноги судорожно сжимались в скрюченном положении, пытаясь справиться с игрой, поездкой в автобусе и сексом, и больше не реагировали. К тому времени, как он выпрямил ноги и смог снова их почувствовать, преодолев колющее ощущение прилива крови к пальцам, Ичиро приглушил свет и скользнул в кровать рядом с ним, захватив рукой маленький пульт и заставив шторы легко задернуться на окне, с мягким шелестом загораживая солнечный свет от проникновения в номер. Полоска солнца в центре оставалась на его голом бедре, пока не стала становиться все меньше и меньше, исчезая и погружая их в темноту.       Ичиро притянул его ближе, и Нил прижался к нему, отчаянно желая просто заснуть. Он знал, что не сможет этого сделать, знал, что лучшее, на что он может надеяться здесь, — это легкая дремота, как в автобусе, но все равно желал этого. Он хотел отгородиться от мыслей о матери, о странных новых людях, которые называли его родней, о почве, ускользающей из-под его ног, и дополнительной работе, которую ему придется выполнять, чтобы доказать свою преданность. О физической боли в теле, изнеможении и резкой, стреляющей боли в коленях и пояснице, о влажности между бедрами, от которой у него начинало сводить живот. О его пустом желудке, которому стоило бы перестать урчать прямо сейчас, если он не хотел разбудить своего лорда.       Он закрыл глаза и задремал, пытаясь прикинуть, сколько часов они здесь пробудут, сколько времени пройдет до восхода солнца и сколько времени пройдет до того момента, когда он сможет вернуться на корт.