Not Yours To Bleed

      — У тебя сегодня хорошее настроение, — на лице Ичиро играла небольшая улыбка, он деликатно ковырялся в еде, одной рукой держа вилку, а второй — мобильный телефон. Темные глаза какое-то время изучали его, прежде чем вернуться к тому, что привлекло его внимание на экране. Люди вокруг них, одетые в кремовые или серые костюмы, которые сливались с декором и превращали их в подвижные части фона, тихо болтали и ели свои блюда. В этот вечер Ичиро выбрал для него ярко-синий цвет, и, судя по взглядам других гостей и официантов, которые он на себе ощущал, это было сделано намеренно. Какая-то его часть чувствовала себя неловко из-за такого выбора, но большая часть утешалась знанием того, что Ичиро выбрал этот цвет для него и он должен носить его. В том, чтобы одеваться по случаю, а не по своему желанию не было ничего нового. Кроме того, пристальные взгляды могли быть вызваны тем, что люди узнали в нем игрока в экси, или тем, что с его лица еще не сошли синяки. Его все еще тревожило, что он видит по утрам в зеркале синяки, но отек уже немного спал, остались только темные круги вокруг глаз.       Он задумался над заявлением лорда Мориямы. У него было хорошее настроение — неделя выдалась удачной.       Очевидно, что перевод в стартовый состав стал весомым поводом для праздника — именно поэтому сегодня Ичиро угощал его нугатином, несмотря на то, что состояние его лица привлекало излишнее внимание. Он не знал, было ли это из-за отсутствия запаха или ему просто не нравилась французская еда, из-за чего каждый укус был немного тягостным, но важна была сама мысль. Он заработал это на корте, собственным потом, и было приятно получить вознаграждение. Учитывая количество денег, которые он зарабатывал, и результаты, за которые он чувствовал личную ответственность (теперь, когда он получал больше времени на корте), у него не было никаких сомнений в том, что люди, контролирующие его жизнь, были им довольны.       Еще приятнее было заходить утром в раздевалки с абсолютной уверенностью в том, что его товарищи по команде упустили свой шанс. Даже если они хотели загнать его в угол и принудить к чему-то, большинство из них не сможет, теперь уже не сможет это сделать. Даже если Нил ошибался в том, что они не играли в эти конкретные игры; если они ждали, когда тренеры перестанут так пристально следить за ним, когда спадет эффект новизны, когда вторая половина сезона начнет давить и забирать, он превосходил их сейчас, и он умрет прежде, чем оступится как Хименес. Они, вероятно, думали, что его не переведут в стартовые нападающие до конца сезона, но теперь уже было слишком поздно. Кроме того, было приятно иметь больше возможностей влиять на их игру, высказывать свое мнение об их тренировках, которое было бы вульгарно озвучивать в качестве запасного.       Их последняя игра, его дебют в качестве стартового нападающего, также прошла безупречно. Портленд почти не боролся, хотя большую часть сезона до скандала ставки букмекеров на их команды были равными. Дэвис и Хостеллер на протяжении большей части матча вели быструю, жестокую игру с чужими нападающими, позволяя Баронам владеть мячом так часто, что забивать было почти что дурным тоном. Почти.       Он знал, что их тренера по нападению и защите были исключены из команды, а их контракты аннулированы. Он воспользовался своим телефоном для изучения информации об этом перед игрой и нашел утечку сообщений на Reddit, фотографии того, что они сделали с игроками в весеннем тренировочном лагере, куда приехали подающие надежды игроки из университета, чтобы потренироваться с Воинами и посмотреть, смогут ли они вписаться в команду. «Этот подходит» — гласила одна из надписей в Snapchat на фоне измученного, заплаканного кандидата, склонившегося над скамейкой запасных в процессе отбора.       Ему было неприятно, что фотографии просочились и их карьера оборвалась. Он не совсем понимал, почему Портленд полностью уничтожили свои шансы на участие в финале из-за этих фотографий, но на одну команду на их пути стало меньше, поэтому он не собирался слишком много об этом размышлять.       — Я счастлив, — ответил он и увидел, как темные глаза Ичиро оторвались от телефона, чтобы изучить его лицо. На чужом лице промелькнуло удивление, и он на мгновение посмотрел на Нила, прежде чем ответить.       — Так и должно быть, — наконец решил он. — Ты хорошо справляешься.       Нил хмыкнул в ответ и сделал глоток вина.       — Я считаю невежливым, когда мой собеседник разговаривает по телефону во время еды. Я не хочу показаться невежливым, но есть дело, которое требует моего немедленного внимания.       Нил поспешил заверить, что его это не беспокоит, и в то время, когда Ичиро не смотрел на него, сравнивал эту странную еду, почему-то одновременно легкую и слишком тяжелую из-за соусов и сливок, с некоторыми другими блюдами, которые он пробовал после переезда в город. До хот-догов они еще не дошли, но вчера Эш пришел на тренировку с огромным крендельком, который был больше его головы, и он отломил кусочек и угостил его. Просто поделился с ним, как будто это была самая простая вещь в мире. Он слегка расстроился, когда инстинктивно разломил его пополам и стал искать, куда бы припрятать половину, но потом понял, что просто мог сразу же съесть его целиком. Крендель был соленым, и прожевывать его пришлось целую вечность.       Крендель понравился ему больше, чем то, что он ел сейчас.       Остальная часть трапезы прошла без происшествий — вежливые светские беседы и комментарии о еде, вместе с этим оба мужчины отказались от десерта. Ичиро оплатил счет, и они отправились в пентхаус.       Снаружи двое телохранителей Ичиро грубо обыскивали женщину, стоявшую на тротуаре с протянутыми руками — в одной она держала айфон, а в другой — камеру с большим объективом. Не похоже, чтобы она оценила такое обращение, но в то же время она не выглядела слишком расстроенной. Ее лицо оживилось, когда она увидела, что они появились.       — Господин Морияма, можно вас на минутку? — почтительно спросила она, и Ичиро чуть замедлил шаг, что стало для нее достаточным ответом.       — Быстрое фото? Это свидание? — она засунула айфон в карман пиджака и поднесла камеру к лицу. Каждый раз, когда она нажимала на кнопку, камера быстро срабатывала, щелкая слишком много раз, чтобы Нил успел сосчитать.       — Ваше имя, мисс? — спросил лорд Морияма, делая паузу, чтобы Нил принял позу. Ничего особенного, просто двое мужчин пришли на приятный ужин со своими телохранителями.       — Амелия Фармер, Vice Media, — ярко ответила она, сделав еще несколько снимков. — Вам понравился ресторан, Джостен? Вы часто здесь бываете?       — В первый раз, — выдавил из себя Нил, понимая, что его ответ прозвучал глупо. Ичиро снисходительно улыбнулся ему, и он услышал, как камера щелкнула еще дюжину раз.       — Нил — старый друг нашей семьи. Мы здесь празднуем его повышение, — легко ответил Ичиро. — Но после этого у меня еще одна встреча, поэтому прошу нас простить.       — Конечно, спокойной ночи! — весело сказала она, опуская камеру. Они начали двигаться только после того, как один из телохранителей повел ее за локоть по улице, следя за тем, чтобы она не могла подойти ближе, чем на шаг. Когда их водитель подъехал, Нил увидел, что она взяла визитную карточку, на лицевой стороне которой, несомненно, была информация о том, кто занимается СМИ для Мориямы.       Нил не смог удержаться от дрожащего вздоха, когда дверь за ним закрылась, и Ичиро посмотрел на него с чем-то близким к веселью.       — Ты, как никто другой, должен был уже привыкнуть к камерам, — поддразнил он, не заботясь о ремне безопасности. Он никогда не пристегивался. Голос потерял свою дразнящую остроту, когда Нил ничего не ответил: — Ты понимаешь, что только у тебя есть какие-то беспокойства по поводу того, что нас фотографируют вместе?       Колено Нила дернулось, нервы грозились взять верх над ним.       — Я знаю. Извините, я… — он оборвал себя. — Извините.       Насколько было известно миру, Ичиро Морияма был сыном миллиардера, который занимался финансовыми операциями в сфере недвижимости и бизнес-инвестиций и проявлял большой интерес к экси. Для него имело смысл поддерживать эту видимость, чтобы иметь возможность беспрепятственно приходить в Эвермор и уходить из него, а поддержание контакта с тем, кто, возможно, был одним из самых близких друзей его брата, с точки зрения внешнего мира было приемлемым, даже благородным.       Нет, для лорда Мориямы фотографии не были чем-то раздражающим — это было проблемой только для Нила, и это заставило его задуматься о третьей причине его недавнего хорошего настроения.       Товарищи по команде хорошо к нему относились. Потребовалось время, чтобы уловить эту тенденцию, но как только он это сделал, доказательства стали накапливаться быстрее, чем он успевал их обрабатывать. Поначалу это было легко заметить: отсутствие агрессивных намерений, которому он не совсем доверял, и несколько непрошеных объяснений, полученных, когда он смущался или проявлял любопытство. Но чем больше Элисон пыталась накормить его, чем больше Эш пытался включить его в разговор, чем больше Дэвис пытался убедить его, что он всегда находится между ним и тренером, тем больше ему приходилось мириться с этим, даже если он не понимал причину. Не считая сломанного носа, казалось, что многие Бароны прилагали все усилия, чтобы поддержать его. Но было немало людей, знающих правду о том, кто такой лорд Морияма, и если станет известно, что он проводит много времени рядом с ним, эта доброжелательность может быстро иссякнуть.       Без разрешения в его голове промелькнул образ Эндрю Миньярда, решительно отбившего удар Кевина в свои ворота.       Миньярд был самой странной переменой из всех. Когда он присоединился к Баронам, он был уверен, что тот станет для него самым большим препятствием, и в некотором смысле он все еще являлся им, но он был потрясен тем, что они до сих пор не устроили драку, а по мере того как они проводили больше времени вместе, возможность оказаться на стороне его ножей, казалось, скорее рассеивалась, нежели увеличивалась. Нил думал, что к этому моменту он уже достаточно хорошо понял, кто он такой, и после их стычки в баре вратарь, похоже, решил, что он не такая уж большая угроза, как он опасался. И он остался при своем мнении, несмотря на то, что в то время он был под действием наркотиков — Эндрю боялся его в начале сезона. Однако, рассказать ему о контракте было правильным решением. Хотя в момент, когда слова прозвучали из его уст, он решил, что это было ошибкой. Мало того, что тот отреагировал бурно, чуть не ударив его, так еще и чередовал хмурый взгляд и наблюдение за ним на протяжении всей тренировки. Он думал, что после этого он снова начнет его игнорировать, а может быть, даже распространит информацию о его положении, чего Нил совершенно не хотел.       Но потом, в раздевалке, он встал перед ним. Зрение было затуманено и размыто от силы удара Генри, но он мог видеть ширину плеч Эндрю перед собой, цифру 3, пришитую к его спине, как стена между ним и кричащим хаосом, когда ребята пытались справиться с ситуацией.       Он понятия не имел, почему Миньярд встал перед ним. Задавал ему вопросы, которые не имели никакого отношения к Кевину. Но в тот момент он почему-то знал, что тот не позволит Хименесу нанести еще один удар.       Он закрыл глаза.       — Здесь. Снимай, — приказал Ичиро, поправляя лацканы пиджака, когда они оказались внутри. Нил без колебаний выполнил указание, аккуратно освободив плечи от одежды и положив ее на спинку дивана. Он осторожно снял галстук и расстегнул рубашку, но стоило ему начать расстегивать ремень, как его лорд потерял терпение. Он сам стянул ремень через петли, позволив тому соскользнуть на пол, и притянул Нила к себе для поцелуя, не пытаясь с таким же достоинством сбросить брюки. Те опустились на пол к его ногам, оставив его только в боксерах и с горячим ртом Ичиро, целующим его ключицу. Ичиро, казалось, одновременно хотел задержаться, целуя его губы и шею, будто у них есть вся ночь, но в то же время торопился, бешеная энергия придавала его хватке немного больше силы, чем обычно.       Рука, вцепившаяся в его волосы, грубо дернула, и Нил чуть не упал, пытаясь переместиться туда, куда хотел Ичиро. Колени ударились о землю с громким стуком, и он знал, поскольку был в таком положении уже тысячу раз, что лучший способ избежать того, чтобы его тянули и дергали, — это притвориться энтузиастом. Только вот с Ичиро притворяться было не вариантом. Тот всегда точно знал, о чем он думает, но иногда достаточно было и действий. Пальцы принялись расстегивать ремень, и жесткая хватка на его волосах превратилась в более нежную ласку.       Он уже был твердым, чужой член напрягся в брюках, скрытый молнией и поясом боксеров, когда Нил стянул их. Он не пытался дразнить, не тогда, когда тот уже был так настойчив. Он взял член в рот и услышал тяжелый вздох над собой, как только провел языком по нижней части. Бедра Ичиро стали подергиваться, стоило ему принять более удобную позу, давая ему больше пространства для работы. Нил мягко посасывал головку, скользя ртом вниз одним длинным, плавным движением, до тех пор, пока его нос не коснулся лобка, а чужой член не уперся в горло, и в этот момент хватка вновь стала жесткой.       Обычно он с легкостью справлялся с этим. У него было много практики, и Ичиро не был самым крупным мужчиной, которому он делал минет. Кроме того, он брал этот конкретный член в горло столько раз, что рвотный рефлекс у него пропал.       Но он не мог дышать через нос.       Он сдвинулся, пытаясь отстраниться, но рука в волосах крепко держала его, а бедра мягко покачивались, не давая ему сомкнуть горло. Первые несколько мгновений все было в порядке, он сглатывал, не обращая внимания на проникновение, упершись руками во все еще одетые бедра Ичиро для опоры. Но в конце концов из его груди вырвался тоненький, панический звук. Его лорд застонал над ним в знак одобрения, и Нил не был уверен, издал ли он этот звук снова от отчаяния или от желания.       В конце концов, он почувствовал головокружение, откинул голову назад и стал жадно глотать воздух, лицо покалывало от того, как близко он был к тому, чтобы потерять сознание.       Сначала лицо Ичиро было недоверчивым, как будто он не мог поверить, что Нил проявил такое непослушание. Но, вероятно, его лицо было достаточно красным, а дыхание достаточно сбивчивым, чтобы он понял, что произошло. Его рот сжался в твердую линию, но он не стал делать ему замечание. Он не рассердился, просто разочаровался.       Нил возобновил работу, не успев полностью перевести дыхание, но вскоре его снова оторвали. Ичиро получил сообщение — вибрация была громкой, почти рядом с его правым ухом. С тихим ругательством тот вытащил телефон из штанов и обеими руками поспешно ответил. Не зная, что делать, он сел на пятки и стал ждать. Смотреть вверх было ошибкой. Наблюдение из-под ожидающего его члена Ичиро за тем, как тот набирает текст, пронзило его до глубины души. Вместо этого он смотрел на собственные руки, сложенные на коленях над его эрекцией, наполовину возникшей от предвкушении того, что будет дальше.       — За мной, — отрывисто бросил Ичиро, пятясь и направляясь к своему кабинету, и Нил чуть не споткнулся о свои брюки, все еще застегнутые на лодыжках, когда последовал за ним. Ичиро закрыл за ними дверь и взял записную книжку, которая лежала на полке, открыл ее и сфотографировал одну из страниц. Когда он закончил, он положил блокнот и телефон на место, снял с себя всю одежду и вернулся за Нилом. Ичиро подтолкнул его к столу так, что бедро ударилось о край, а затем навалился на него, закинув его ноги себе на бедра. Как только Нил лег так, как тому было нужно, он яростно поцеловал его, проникая языком в рот.       Он провел руками по груди. Слишком жестко — кожа сжималась между мышцами и ладонями, натягивая шрамы, сопровождая сильное сжатие искрами боли. Ощущения были похожи на те, когда Ичиро трогал его за соски, только острее. Это заставляло его задыхаться, и это, как и большинство звуков, которые он издавал, Ичиро похоже, нравилось. Он провел руками вниз до резинки трусов Нила и обратно вверх, дразня, соприкасая их члены между тонким слоем ткани, заставляя их обоих тихо стонать.       На полке снова зажужжал телефон, и Нил увидел, как на лице его лорда промелькнуло раздражение.       Нил позволил подтащить себя за волосы, встав на цыпочки, чтобы ослабить давление, легко перемещаясь вместе с рукой Ичиро. Его настроение сейчас было более властным — он держал Нила именно там, где хотел, крепко прижимая к себе, и он знал, что сегодня вечером это помогает ему справиться с происходящим. Ичиро чувствовал себя неуправляемым, и его работа заключалась в том, чтобы это исправить. Он знал, что синяки в форме пальцев на бедрах и боль в скальпе — это худшее, что он получит сегодня. Он сам снял с себя трусы, спустив их без лишних слов. Его толкнули обратно на стол, лицом вниз, дерево под ним было отполировано так тщательно, что он почти мог видеть свое отражение. Ладони, которые он использовал для опоры, оставили грязные разводы, и он послал молчаливое извинение тому, кто здесь убирался. Руки Ичиро вдавили его бедра в край стола, сам он уперся в его задницу, придавливая весом своего тела.       Он снова напомнил себе, вопреки панике, зарождающейся в его груди, что Ичиро не собирается причинять ему боль. Он услышал, как открылся верхний ящик, как звякнула открываемая бутылочка со смазкой, а затем ощутил влажное, сильное давление, с которым пальцы вошли в него. Он продолжал дышать — тупая боль и вспышки удовольствия были знакомы, успокаивали. Прошло совсем немного времени, прежде чем он начал гоняться за ощущениями, выгибаясь и позволяя Ичиро грубо прижимать его к поверхности стола, когда казалось, что он слишком сильно отклонялся назад.       В тот же момент, когда пальцы покинули его, он почувствовал зубы на шее — не так сильно, чтобы причинить реальную боль, но достаточно, чтобы это было ощутимо.       — Назови мое имя.       Требование испугало его. Оглянувшись через плечо на лорда, он снова попытался оценить его настроение. Оно все еще было с оттенком раздражения, но в его глазах было много тепла.       — И-Ичиро, — неуверенно сказал Нил, и следующим звуком, вырвавшимся из него, стал пронзительный стон, как только Ичиро вогнал в него свой член.       Мысли начали затуманиваться, когда лорд сделал еще несколько толчков, головка члена скользила по его простате.       — Ичиро, — повторил он.       — Правильно, — голос был полон удовлетворения: — Правильно, Натаниэль.       По большей части Нил просто позволил своему телу справиться с происходящим. Он чувствовал реакцию на чужие действия, которые, как он знал, доставляют ему удовольствие, позволял себе ощущать давление наполненности и твердеющий собственный член. Он знал, что Ичиро не причинит ему вреда, и знал, что Ичиро хочет, чтобы он получал удовольствие от того, чем они занимаются вместе. Он просто не знал, почему тот потребовал назвать его имя.       — Я хочу, чтобы ты знал, кому ты принадлежишь, — как и всегда, Ичиро прочитал его мысли, крепко удерживая бедра, пока выводил членом маленькие круги, снова прижимая его своим весом. Когда голос прозвучал совсем рядом с его ухом, а член был погружен максимально глубоко, ему не нужно было знать его имя.       — Ичиро.       — Они могут забрать Нила, — тогда его осенило, возможно, позже, чем следовало. Он назвал его Нилом в присутствии папарацци. Впервые он услышал от него это имя. — Но Натаниэль мой.       Раздался резкий стук в дверь.       Оба мужчины замерли, не двигаясь и глядя в сторону шума. Нил был слишком потрясен, чтобы отреагировать, — мысль о том, что кто-то прервал лорда Морияму, была настолько неожиданной, что он застыл на месте.       — Войдите.       Дверь открылась. Кто-то вошел в комнату, и все инстинкты кричали ему, чтобы он вскочил со стола, прижался спиной к стене, сделал хоть что-то, кроме того, чтобы лежать в таком положении. Член в заднице погрузился глубже, рука на бедре удерживала его, когда Ичиро приподнял верхнюю часть тела, чтобы разобраться с помехой.       Нил схватил свою панику и затолкал ее так глубоко, что он едва чувствовал ее, затаив дыхание в попытке удержать ее. Член опал так быстро, как будто его облили ледяной водой, и все приятные ощущения исчезли в мгновение ока. Он заставил себя оставаться на месте. Одно дело слезть с члена Ичиро наедине, другое — проявить непослушание в присутствии публики. Неважно, кто войдет в эту дверь, — он не сможет оставить это безнаказанным.       Он не мог ни встать, ни бороться, ни сделать хоть что-то из того, что хотел. Вместо этого он по-детски обхватил лицо руками и притворился, что находится в другом месте.       — Мои извинения за беспокойство, лорд Морияма. Груз был потерян, — голос говорил на нарочито монотонном японском языке, стараясь не допускать ни малейших колебаний в связи с ситуацией.       — Что значит потерян? — опасливо сказал Ичиро на том же языке.       — Кто-то, назвавшийся Мару Кейски, подобрал его примерно за час до нашего приезда.       — Он мертв.       — Да, лорд Морияма. Я велю транспортной команде перегруппироваться здесь. Там есть еще. Но, возможно… — он замялся.       — Ждите меня снаружи, — процедил он, и Нил услышал шорох ткани, когда мужчина низко поклонился и открыл дверь, чтобы удалиться.       На мгновение никто из них не двигался с места. Нил тяжело выдохнул и услышал, как человек над ним сделал то же самое; за дверью раздались голоса, как будто в гостиной находилось больше людей, ожидающих приказаний.       И тут Ичиро отстранился и вновь вогнал свой член в него, снова столкнув их бедра.       Это было так неожиданно, так невероятно, что он продолжил, что Нил тут же вскрикнул, а затем почувствовал, как вокруг него воцарилась тишина. Ичиро двигался эффективно, не теряя времени и задавая убийственный темп, достигая оргазма так быстро, как только мог. Прошло всего несколько мгновений, но казалось, что прошла целая вечность, прежде чем голоса снаружи возобновили тихий разговор друг с другом, прекратившийся в тот момент, когда он издал этот ужасный звук. Если забыть о том, как он смотрел на Ичиро с пола, пока тот писал сообщение, он никогда не чувствовал себя большей игрушкой, чем в этот момент.       Он почувствовал, как член Ичиро начал подергиваться, когда он лег сверху, ощутил теплый прилив оргазма, а затем тяжесть на его спине исчезла; член вытащили, пока он был еще твердым и слегка подрагивал. Какое-то время он просто лежал там, где его оставили, и опомнился только когда Ичиро поднял с пола ремень.       Он поспешил натянуть свои боксеры, и осознание того, что остальная его одежда находится в гостиной, казалось, охватило их обоих одновременно.       Пожалуйста, не заставляйте меня идти туда. Он знал, что его лицо достаточно убедительно говорит об этой просьбе, не открывая рта. Ичиро понял и сократил расстояние между ними, целомудренно поцеловав его в губы и набросив пиджак на плечи Нила. Это было все, что он мог для него сделать, и он оценил этот жест по достоинству. Маленький акт доброты, помощь в выполнении того, что должно было быть сделано. Лорд Морияма не мог проявить слабость перед своими людьми, а излишне баловать любимца он не собирался. Натаниэлю было невозможно скрыть свои эмоции от Ичиро. Старший мужчина видел его покорность, понимание, согласие.       — Arigato, — пробормотал Ичиро достаточно тихо, чтобы только он мог услышать, а затем повернулся и открыл дверь.       Гостиная была полна мужчин. По меньшей мере, двадцать человек лорда Мориямы, одетых в разнообразную одежду — от костюмов до рабочей униформы и штатского, призванного слиться с толпой. К ним добавились несколько белых, армянин, которого он уже однажды встречал, и еще двое, которые могли быть китайцами или филиппинцами. В комнате пахло дымом, но не сигаретами — что-то горело сегодня ночью. Он заставил себя следовать за Ичиро по пятам, чувствуя на себе тяжесть их взглядов, но не желая смотреть вверх.       — Koi, Inu. — знакомая команда вывела его из нарастающей паники, и он поднял голову, чтобы увидеть Табе, держащего его одежду. Он проскользнул через несколько человек и с благодарностью взял штаны, быстро натянув их на бедра. Он поменял пиджак Ичиро на свою рубашку.       — Иисус Христос, Мария и Иосиф, — прозвучало ругательство с сильным британским акцентом. Нил не знал, что Хэтфорды все еще в стране, не говоря уже о том, что они все еще работают с Мориямами. Он вздрогнул в ответ, уже привыкнув к реакции людей, видящих его тело. Пальцы слегка дрожали, когда он пытался застегнуть пуговицы, поэтому Табе занялся его одеванием с точностью профессионального портье, даже перевязал ему галстук. Пока Табе возился, до него дошли подробности о потерянном грузе. Пропал грузовой контейнер. Тайник сожжен дотла. Двое мужчин мертвы. Нилу было все равно. Он просто хотел уйти.       Ичиро резко допрашивал нескольких своих подчиненных, и большая часть комнаты была сосредоточена на этом разговоре. Но несколько глаз все еще были прикованы к нему. Взгляд Стюарта Хэтфорда, выглядевший одновременно тошнотворным и яростным, и армянина, выглядевший голодным. Несколько взглядов подчиненных низшего ранга, одновременно любопытных и достаточно зеленых, чтобы отвести взгляд от своего лорда. Нил сказал бы им, что это ошибка, если бы считал, что может сейчас говорить.       — Давай, уходи отсюда. — Мягко сказал Табе, повернув его к двери одной рукой и слегка надавив на его спину. Нил глубоко поклонился и вышел, стараясь тихо закрыть дверь на выходе.       Нил цеплялся за пустоту в груди, пока ехал в лифте обратно на свой этаж, потому что, хотя пропасть не ощущалась как нечто большее, ее края были ощутимы. Они впивались во внутреннюю часть легких и удерживали его на месте, что было очень важно, потому что ноги не чувствовали под собой пола. Они повиновались его указаниям, продолжали двигаться к двери, но как будто принадлежали кому-то другому.       Дверь закрылась за ним, и он попытался подсчитать шансы на то, что его снова вызовут этим вечером. Вряд ли, ведь Ичиро все-таки кончил, и что бы ни случилось сегодня вечером, ставки были высоки, учитывая, что там находились Хэтфорды. В его памяти всплыл образ Джейми, стоящей в фойе, и ее глаза, что с плохо скрываемым отвращением разглядывали его тело. Резкий приступ стыда, пьянящий и сильный, вернул его в сознание.       Сегодня онемение было нежеланным, знакомым товарищем, который следовал за ним и приходил, хотел он того или нет. Сегодня оцепенение было похоже на «нерешительность», и он с ужасающей ясностью вспомнил, как Генри Хименес налетел на него в раздевалке и он даже пальцем не пошевелил, чтобы защититься. Где-то в глубине сознания голос подсказывал ему, что он не всегда был таким. Что было время, когда он мог дать сдачи. Оттолкнуть Ичиро и схватить свою одежду, к черту последствия.       Иногда он был благодарен, более чем благодарен, за возможность уходить из реальности, как из гостиничного номера, но сейчас он не мог этого вынести. Оцепенение и тишина в квартире казались ему могилой. Словно общежитие с замком снаружи.       Он длинными шагами пересек комнату и потянулся к раздвижной стеклянной двери балкона. На него обрушился поток прохладного воздуха, звуки города усилились и отбили ощущение пребывания под землей. На мгновение ему показалось, что он один, но щелчок зажигалки сказал ему обратное.       Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как пламя отбрасывает тень на здание, увидеть, как полузакрытые глаза светятся во мраке, как угольки, — медово-золотистый цвет сосредоточен на сигарете, зажатой между его зубами. Глаза метнулись к нему, поймав его, подобно тигру, и смотрели на него, стряхивая последние остатки онемения с кончиков пальцев.       — Неплохой костюмчик, — сказал он, затягиваясь сигаретой. Нил почти пожалел, что она зажглась, — когда зажигалка погасла, он стал хуже видеть его лицо. Он поднял руку и потянул узел галстука вниз, чтобы ослабить его, а затем передумал, стянул его с шеи и сбросил пиджак. Холодный воздух проник сквозь нижнюю рубашку, но это было приятно.       — Я здесь надолго. Ты можешь переодеться, — Эндрю больше не смотрел на него. Он смотрел вниз на улицу, как будто ему было все равно. — Я думаю, тебе нравится быть номером 3 по ночам.       Нил почувствовал, как у него свело живот. Он не мог сказать, что это было за чувство, только то, что оно было пьянящим. Это было… хорошо. Хорошо и странно, и страшно, что это заметили.       Теперь Эндрю знал, что ему нечего предложить. Он сказал ему об этом, даже объяснил, почему он никогда ничего не сможет ему дать. Он не был угрозой — он был никем. Но по какой-то непонятной ему причине Эндрю все еще разговаривал с ним. Он знал, что это не обязательно. Он мог бы так же легко отстраниться, как только понял, что он не создаст проблем. Но он был здесь.       Он думал об этом, пока разворачивался и заходил внутрь, тихонько закрыв за собой дверь. Он стянул с себя остатки костюма, пока включался душ, намыливаясь отработанными, торопливыми движениями. Он должен был притормозить для худшей части. Он не хотел… одной мысли о том, что в его треники может что-то просочиться и это заметят, было достаточно, чтобы он в панике сглотнул, сбавил темп, и стал тщательнее вытираться, а также убедился, что под трениками надеты трусы, способные скрыть все, что он пропустил. В последний момент он засунул туалетную бумагу в трусы, но потом понял, что толстовка свисает до колен, и в темноте на расстоянии двенадцати футов друг от друга не будет видно пятен. Он вытащил бумагу, мрачно усмехнувшись собственной паранойе, и, проведя полотенцем по волосам, вышел обратно.       А вот и он. Он снова сдержал свое слово. Все еще снаружи, все еще ждет его, теперь прислонившись к перилам балкона. Было ощущение, чувство, которое он не мог назвать, но уже ощущал однажды, когда посторонился и впустил Миньярда в свою квартиру на следующий день после игры с Сиренами. Пьянящее. Безрассудство.       — Теперь, когда ты на свободе, тебе одиноко.       Он решительно выкинул слова Кевина из головы, сосредоточившись на ощущениях. Это чувство было… отчаянным. Немного дикое, немного похожее на то, когда он делал рискованный удар по воротам или сбивал с ног вражеского защитника.       Он хотел, чтобы Миньярд продолжал стоять там. Он хотел, чтобы тот продолжал задавать вопросы. Чтобы он продолжал замечать что-то в нем. Продолжал смотреть на него. Он не понимал, почему его интерес к нему не угас, но он добрался до сюда благодаря правде. И разве это не странная мысль? Его никогда… с тех пор, как он научился говорить, его учили лгать. Как манипулировать добросердечным преподавателем, чтобы тот не связывался с его родителями по поводу травм. Как не выглядеть интересным для друзей отца. Как стоять у стены и делать вид, что не боится. Даже его отношения с Жаном в самом начале были построены на лжи. У нас все будет хорошо, все не так уж плохо. Он никогда раньше не говорил правду.       — Могу ли я теперь задать вопрос? — Нил первым нарушил молчание. — У тебя было много вопросов подряд.       Миньярд не ответил сразу, он медленно окинул Нила взглядом с головы до ног, а затем кивнул.       — Ты убивал кого-нибудь?       — Биологическую мать.       Нил моргнул. Это было не то, чего он ожидал, и уж точно этого не было в информации, которую приобрел Рико. Он ожидал услышать о драке, которая не была занесена в протокол, возможно, что-то из закрытого дела несовершеннолетнего.       — Тильда Миньярд. Родила близнецов, оставила одного.       Нил кивнул, показывая, что он уже знает эту часть истории.       — И офицер полиции узнал вас. — они недолго помолчали, прежде чем он задал второй вопрос. — Почему?       — Она вытащила меня из колонии. А потом выбила все дерьмо из Аарона.       Нил почувствовал, как его глаза расширились.       — Это было глупо.       Эндрю удивил его жесткой улыбкой.       — Ага. Я давал ей много шансов. Она не захотела учиться, так что я разобрался с ней.       — Как?       — Инсценировка аварии.       Нил почувствовал, как в его сердце поселился огонек уверенности. Чувство в животе вернулось. Он успокоился, набрав в легкие воздуха, чтобы его голос не дрожал.       — Рико Морияма, — сказал он и ждал, пока Эндрю поймет.       На мгновение он не понял. Просто смотрел на него, словно ожидая, что он продолжит говорить. А потом до него дошло. Нил увидел, как расширились его глаза. Сигарета выскользнула из руки, когда та дернулась от шока, и из нее посыпались искры.       — Нет.       — Да.       На этот раз молчание казалось сверхнапряженным, когда Эндрю открыл рот, чтобы ответить, но не мог подобрать слов. И тогда он рассмеялся.       — Мне не нужно спрашивать, почему, — наконец, сказал он, проведя рукой по волосам в необычной демонстрации нервозности. Было странно видеть его взволнованным — он не знал, что тот может быть таким.       — Да, не нужно, Миньярд, — ответил Нил небольшим смешком. Выдох, освобождение от напряжения, которое он сдерживал в ожидании его реакции.       — Можешь звать меня Эндрю.