3 года, 5 месяцев назад
Нил не помнил, как его унесли с корта. Он не помнил, как его положили на носилки и кто это сделал. Он помнил только то, как руки Жана слишком крепко обхватили его, а его голос бормотал по-французски на такой мучительной ноте, что он подумал, что может умереть. Он не был уверен, что это было бы плохим исходом. Рико снова и снова рассказывал ему, что с ним случится, если он будет слишком травмирован, чтобы играть. Снова и снова он рассказывал ему о судьбе сломанной игрушки, которую невозможно починить. Хранилище. Поездка за границу, где он будет затрахан до смерти под кайфом наркотиков, которыми его напичкают, чтобы он оставался послушным и податливым. Пуля в сугробе и неглубокая могила. Последний год с Рико был сущим адом. Но это ничто по сравнению с тем, что его ждало. Что ждало Жана. Рико пообещал лишить одного из них пальца, если они проиграют эту игру. Даже с обломками сломанной ключицы, скрежещущими в груди, он практически мог поставить хореографию сцены, которая ожидала его, как спектакль за своими веками. Они заставят его умолять, чтобы это был он, а вместо него возьмут Жана. Даже если его продадут, Рико ни за что не упустит последнего шанса проявить жестокость. Всегда было гораздо хуже смотреть, как на его глазах мучают Жана. Его тело обычно могло онеметь. Ему хотелось, чтобы оно онемело и сейчас. Носилки исчезли, и он оказался в знакомом лифте, незнакомые руки прижимали его к стене, чтобы он не упал на пол. Он не знал, когда ушел Жан. Это пугало его, скручивало пустой желудок. Где был Жан? Мысль о том, что после этого он в одиночку встретится с Рико, была слишком невыносима. Несколько шагов, и вот наконец ему позволили опуститься на колени, чьи-то пальцы впились в челюсть. Ножа он не видел, но все равно напрягся. Возможно, это было лучшим способом уйти. Но все, что сделала рука у его горла, — это аккуратно отстегнула шлем и сняла его с головы. Волосы, мокрые от пота, ударили по лицу. Он тяжело сглотнул и посмотрел в лицо Ичиро Мориямы. Он ожидал увидеть его. В конце концов, кто еще? Кто еще мог привести его в восточную башню, чтобы рассказать о его судьбе? За его плечом, за большим стеклянным окном, корт по-прежнему был полон людей, толпа охвачена суматохой, а экраны черны. — Натаниэль Веснински, — молодой лорд возвышался над ним, его глаза потемнели, когда он заметил, как участилось дыхание Нила. Должно быть, он выглядел жалко. Он чувствовал себя жалким. У него ничего не осталось. Нечем было защитить ни Жана, ни себя. — Ты понимаешь меня? Нил неуверенно кивнул. — У тебя шоковое состояние, — мягко сказал Ичиро. — Мне нужно, чтобы ты очень внимательно меня выслушал, ты сможешь это сделать? Его было трудно расслышать слова из-за стука зубов, поэтому он попытался одновременно сжать челюсти и кивнуть. Не получилось. — Можем ли мы дать ему что-нибудь? — этот вопрос был адресован кому-то другому. Несколько мгновений было тихо, а затем кто-то стал стягивать с него экипировку. Он почувствовал след ножниц на своей руке и отдернул ее, но только для того, чтобы быть схваченным другими руками. Он дернулся, почувствовал холодный след от спиртовой салфетки, а затем укол иглы. Ему уже было все равно, что это такое. Но ему хотелось, чтобы они перестали к нему прикасаться. — Как ты себя чувствуешь? — спросил голос слева от него. — Я устал, — Нил даже не узнал голос, вырвавшийся из собственного горла. Он звучал как жалкое животное, одно из тех, что давно пора усыпить. — Я уверен, что это так, — Ичиро снова провел рукой по его волосам. Ему нравилось это делать. Прикасаться к Нилу и класть на него свои руки. Иногда он приносил ему еду и проводил руками по его телу. Он не причинял ему боли. Но Нил не привык, чтобы к нему прикасались, и, пытаясь избежать этого, чуть не свалился на пол. Другая пара рук провела по сломанной кости и надавила на нее, заставив Нила вскрикнуть. Ичиро схватил его за лицо, успокаивая. У него уже не хватало сил, чтобы освободиться. В конце концов, с него срезали остатки рубашки и засунули руку в мягкую перевязь, перетянув конечность через грудь. — Как ты думаешь, что теперь произойдет? — Ичиро поднял его голову так, что он смотрел прямо ему в глаза. Кто-то принес лорду Морияме кресло, и теперь он сидел, зажав Нила между коленями и глядя на него поверх ног. Его руки были тверды. Смутно Нил понял, что говорит. Слова, которые он не собирался произносить вслух, лились из его уст. О том, что, как ему сказал Рико, с ним сделают. О том, что он уже сделал. — Я не могу, — добавил он, останавливая свой собственный ужасающий монолог. — Не могу, не могу. — Тише. Нил стиснул зубы. — Он мой. Вмешательство в разговор заставило руки, гладившие его лицо, остановить движение. Нил узнал голос Рико, не оглядываясь. Он и не знал, что тот был рядом. Рико и Ичиро никогда не находились вместе в одной комнате. Он не знал, что означало их совместное присутствие. — Младший брат, — это не прозвучало как ласковое обращение. Лорд Морияма прижал его голову к бедру и откинулся в кресле, изучая своего брата. Нил не поднимал глаз. — Сегодня ты продемонстрировал, что не заслуживаешь ничего, — начал он, но тут вмешался хозяин. — Ичир… — Ватару-сан? — Да, мой Лорд? — Если сегодня вечером Тэцудзи еще раз назовет меня иначе, чем лорд Морияма, прострели ему голову. — Да, мой господин. — Л-лорд Морияма, — в голосе Хозяина прозвучала легкая дрожь, которую Нил никогда раньше не слышал. — Сегодняшняя ночь была ошибкой, и я возьму на себя ответственность за нее… — О? Скажи мне, Тэцудзи. Скажи мне, как именно ты собираешься исправить эту ситуацию. Молчание затянулось, каждая секунда прерывалась тупым пульсированием в руке, отчего казалось, что оно длится дольше, чем было на самом деле. — Мы можем выступить с заявлением… — Не совершай ошибку, полагая, что я глуп. Никакие заявления не способны смыть пятно сегодняшнего вечера с этого спорта или университета. Ты позволил ребенку подорвать репутацию и университета, и нашей семьи. Впустую. Ты позволил ему свободно калечить, пытать, насиловать и собственность нашей семьи, и свободных студентов. Ты позволил Рико стать проблемой, для которой я теперь должен найти решение. — Мой лорд… — Наша семья не может позволить себе потерю Эвермора. Не существует объекта, который мог бы заменить его без дополнительного десятилетия работы. Общественность потребует расследования. У университета не будет другого выбора, кроме как провести его. — Мы все еще можем… — Натаниэль, — Ичиро прервал хозяина, вновь сосредоточившись на нем. Нил поднял голову, показывая, что следит за происходящим. — Ты должен очень внимательно меня выслушать. Очень внимательно. Потому что я сейчас дам тебе выбор, и этот выбор станет для тебя гранью между жизнью и смертью. Ты слушаешь? Нил кивнул. Он чувствовал, как лекарство пробивается сквозь боль и страх. Агония тела превратилась в тупую пульсацию, которую можно было игнорировать, а слепая паника отступила настолько, что зубы перестали стучать так громко. — У тебя есть выбор, Натаниэль. Ты можешь провести остаток жизни с Рико или стать моим. — Ч-что? — Я предлагаю тебе шанс стать моим, Натаниэль. Принадлежать мне. Позади него раздался звук, словно Рико открыл рот, чтобы заговорить, но его заставили замолчать. Раздалось шуршание, будто его удерживали. Ичиро проигнорировал его. — Это будет не то, к чему ты привык, но, думаю, это лучше, чем быть любимой жевательной игрушкой моего брата. Или чем быть проданным им. Нигде, куда он мог бы послать тебя, к тебе не относились бы лучше, чем он сам. — А вы будете? — спросил Нил, понимая, что наркотик влияет на его способность фильтровать свои мысли. — Да, — просто ответил Ичиро. — Я хочу от тебя иного, — он отпустил лицо Нила и провел рукой вниз, туда, где грудь украшали самые серьезные шрамы. — И хотя отец хотел, чтобы я не вмешивался в то, что он оставил моему младшему брату, обстоятельства изменились. Мне стало очевидно, что ты, Натаниэль, долго не протянешь. И уж точно ты больше не будешь играть в экси. Нил опустил взгляд, насколько это было возможно, что не так уж и много. Он плохо соображал, но был достаточно трезв, чтобы понять, о чем говорит Ичиро. Его травма была слишком серьезной, чтобы оправиться от нее без надлежащего ухода и отдыха. Мысль о том, что ему дадут время на выздоровление, в которое его не будут разрывать на части, была смехотворна. Не существовало мира, в котором Рико прождал бы достаточно долго, чтобы он успел вылечиться до того, как вновь сломается. Вот и все. И хотя зверь в Ниле жаждал принять все, что ему предложат, все, что избавит его от необходимости терпеть последние несколько недель жизни, он дал обещание. Смотреть в его глаза было одним из самых трудных занятий в его жизни. — Я вернусь с Рико, лорд Морияма. Он увидел удивленный взгляд, за которым быстро последовала ярость, и ему пришло в голову, что он может даже не покинуть эту комнату, дав свой ответ. Но другого ответа он дать не мог. Он не мог позволить, не мог допустить, чтобы Рико ушел без него. — Оставьте нас, — холодно сказал лорд Морияма, взмахом руки прогоняя Рико и Тэцудзи. Нил почувствовал, как из его горла вырвался слабый стон тревоги, и снова попытался вывернуться из рук Ичиро — на долю секунды ему удалось устоять на ногах, прежде чем земное притяжение снова поставило его на колени. Он тряхнул головой, пытаясь снова подняться, встать, не дать им уйти. Он был готов на все, лишь бы Рико не пошел к Жану. Только не после сегодняшней ночи. Мысль о том, что он будет ждать в их общежитии, один, совершенно беззащитный, была достаточной, чтобы толкать его на безумные поступки. Или, по крайней мере, нанести тяжкое оскорбление лорду Морияме, что было в общем-то одним и тем же. — Натаниэль, остановись, — приказал он, и тот нехотя затих. Ичиро встал и подошел к тому месту, где он упал. Долгое время они смотрели друг на друга: Ичиро нахмурил брови, а Нил дрожал всем телом. Наконец, на его лице появилось выражение понимания. — Дело не в Рико, — это был не вопрос, но Нил все равно покачал головой. — Я не уйду. Не один. Ни за что. Я лучше умру. — Взгляни на меня, Натаниэль. Взгляни мне в лицо, — Ичиро присел так, что они оказались лицом к лицу, его руки лежали на коленях, и он смотрел на него. — Я могу дать тебе то, что ты хочешь. Все, что ты хочешь. Медицинскую помощь, чтобы ты снова мог играть. Время, чтобы восстановиться. И защиту для твоих друзей. Нил перестал дышать, и глаза Ичиро ярко блеснули в темноте. Он знал, что он у него в руках. — Я освобожу его. — Они мои, — прошипел Рико, и звуки борьбы возобновились. — Они, блять, мои, они принадлежат мне. Ты не можешь… Ичиро резко встал, и Нил, вздрогнув от неожиданности, чуть не упал лицом в ковер. Он попытался привести себя в вертикальное положение, но комната начала вращаться. Последнее, что он услышал, — это щелчок предохранителя пистолета и какие-то приглушенные крики.***
Нил очнулся лежащим на спине на мягкой коже, уставившись в потолок зала заседаний восточной башни. Он сразу узнал его, но только благодаря капельнице, проходящей по спинке дивана, вспомнил, почему он здесь. Кто-то переодел его, пока он был без сознания, а это было совсем не то, к чему он привык. Тело подсказывало, что прошло уже несколько часов, — боль в мышцах после игры прошла, плечо отекло и пульсировало. — Лорд Морияма, я могу высказаться? — спросивший голос был новым, взрослым и плохо скрывавшим раздражение. Ичиро, видимо, кивнул, поскольку почти сразу же тот продолжил: — У нас нет на это времени. — Я… — При всем уважении, — Нил вздрогнул, когда молодого лорда прервали. — Если вы потратите сегодняшний день на приобретение секс раба, в то время как организация, за которую вся ваша семья проливала кровь и умирала, сгорит дотла, я не выполню обещание, данное вашему отцу. И никогда не смогу его выполнить, потому что есть вполне вероятный шанс, что вы будете мертвы. Ичиро снова попытался вмешаться. — Послушайте меня. Я говорю как ваш вакагасира — вы подвергаетесь очень серьезной опасности того, что все это сгинет в пламени… — Я знаю. — Тогда почему вы здесь? Нам нужно разобраться с Рико, нам нужно разобраться с советом директоров, а затем нам нужно добраться до безопасного места. Может быть, даже уехать из страны, пока мы не разберемся с Икурой. — Мне известно… — Мы можем доставить вас в Киото. На некоторое время. — Я не собираюсь бежать, пока организация, которую я едва взял под контроль, погибает за меня. — Вы с братом — последние… — он оборвал себя и глубоко вздохнул. Когда он начал снова, раздражение исчезло из его голоса. — Вы — последний из клана Морияма, и я не могу видеть, как вас хоронят из-за глупости. Я не слепой. Я знаю, что у вас есть… что вы давно присматриваетесь к этому мальчишке. Но сейчас не то время. Я понимаю. Понимаю. У меня тоже были… увлечения. — Тот факт, что ты думаешь, будто я потрачу это время на увлечение, крайне меня оскорбляет. — Если мы потеряем Эвермор, ваши недоброжелатели казнят вас. Они используют это как неопровержимое доказательство того, что вы не в состоянии занимать пост вашего отца, и обезглавят вас. — Ты думаешь, я боюсь… — Вам следует бояться. Вы должны быть очень напуганы. Я знаю, что лорд Кенго готовил вас к такому развитию событий, но его власть ослабевает быстрее, чем он предполагал. Есть люди, очень близкие к вам, которые рассматривают возможные альтернативы. Люди, заключившие контракт с вашим отцом, раздумывают, нет ли вариантов получше. — Нет никаких доказательств того, что Мясник вообще был в Сакраменто. — Пожалуйста, не притворяйтесь глупым, пытаясь заставить меня думать, что это не так. Мы знаем, что там был он. Сердце Нила бешено заколотилось при упоминании об отце, но он молчал, пытаясь понять, что происходит, прежде чем он выдаст, что проснулся. — Икура использует Мясника, заключающего внешние контракты, как признак слабости вашего правления. Он сеет раскол, и зараза уже достаточно разрослась, чтобы представлять серьезную угрозу. Мы должны положить конец этому делу и немедленно выступить против него. Из безопасного места, а не из университетского кампуса. — Ватару… — Ичиро замолчал, и Нил услышал его шаги, приближающиеся к нему. Он увидел, как лорд Морияма откинулся на спинку дивана, взгляд остановился на нем самом, и Ичиро, обнаружив, что он не спит, потянулся и слегка погладил его по руке. — Дай мне два дня. Если ты по-прежнему будешь считать, что мне угрожает серьезная опасность, мы сможем пересмотреть план отступления на некоторое время. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять разрушить империю моего отца. Я также не позволю себе отвлекаться, — его пальцы, идя вразрез со словами, прошлись по открытому горлу. Нил не понимал, что происходит, но Ватару нехотя согласился. — Не пытайся двигаться, — сказал Ичиро, обращаясь к Нилу. — Ты достаточно трезво мыслишь, чтобы вспомнить мое вчерашнее предложение? — Где Рико? — Его держат подальше от тебя и от Моро. Пока что. У его двери стоит мой человек. Значит, Жан остался в их комнате, один, не имеющий ни малейшего представления о том, что происходит. Это было не идеально, но лучше, чем альтернатива. Он не собирался спать. — Остальные члены команды были отправлены в общежитие. В настоящее, в кампусе, пока ты принимаешь решение. — Я не могу оставить Жана, — прошептал он и увидел, как на лице лорда Мориямы появилась та же ярость, что и прошлой ночью, а затем превратилась в пустоту. Ичиро подошел к дивану и присел так, что можно было ощутить дыхание друг от друга, как это было накануне вечером. — Я предлагаю тебе шанс спасти его и Кевина своими собственными руками. Разве ты не этого хотел? — и затем, когда он не ответил: — Ватару, оставь нас. Мужчина ушел, не сказав ни слова, и они с Ичиро остались наедине. — Я готов предложить тебе освобождение твоих… братьев, — он произнес это слово так, словно редко произносил его вслух и ему не нравился его вкус. — Контракты, освобождающие Жана Моро и Кевина Дэя от их обязательств перед семьей Морияма. Соглашение, позволяющее им вернуть долги в выбранной ими профессиональной команде. Мы переведем Моро в Пальметто. — В USC, — сказал Нил, его голос был слабым. Он не хотел перебрасывать Жана из одной стаи стервятников в другую. Ичиро посмотрел на него с призрачной улыбкой в уголках глаз и кивнул. — Значит, в USC. Контракт вступает в силу незамедлительно. Он будет свободен от гнезда на неопределенный срок. Свободен от любых других обязательств своей жизни. Дэй сможет аннулировать контракт — свой настоящий контакт — и играть за команду отца без риска возвращения. — А что, если они не смогут играть? Что, если что-то произойдет? — Их возьмут на драфтах, — Ичиро сказал это так, будто он мог контролировать результат. Может быть, так оно и было. Может быть, Мориямы всегда так делали, а профессиональные команды занимались своими делами, когтями и зубами выцарапывая игроков, пребывая в иллюзии, что у них вообще был выбор. — А если они не смогут играть, их долг будет списан. Нил отшатнулся в потрясении, а Ичиро пожал плечами. — То, чего я хочу от тебя, стоит их потери. — И чего же вы хотите от меня? — Всего, — Ичиро сократил оставшееся между ними расстояние и впился в его губы грубым поцелуем. Сначала Нил был слишком шокирован, чтобы отреагировать, но затем постепенно открыл рот и позволил Ичиро углубить поцелуй; чужие руки опустились, чтобы погладить его лицо. Он долго не отпускал его, а когда отступил, то лишь для того, чтобы поцеловать его в подбородок, шею. Пульс участился, но это было не от поцелуя. — Ты отдашь мне всего себя, но не так, как делал это с Рико. Я знаю, что он избивал тебя, заставляя подчиняться. Ты отдашься мне добровольно. Меня не интересует собака, которая рычит и огрызается, стоит мне повернуться к ней спиной. Ты отдашь мне свою преданность, свое послушание, все, что у тебя есть, а взамен я подарю тебе жизни твоих братьев и жизнь Рико Мориямы. Он отступил назад и помог Нилу сесть прямо. Уверенными движениями, как будто он уже делал это раньше, он развязал повязку на руке и вынул иглу, проведя большим пальцем по маленькому отверстию в коже и слегка надавив, чтобы остановить кровь. Из кармана он достал небольшой предмет и вложил его в руку Нила. — Тебе придется забрать ее для меня. Он посмотрел вниз. Ичиро протянул ему складной перочинный ножик длиной около шести дюймов. Желудок скрутило. — Я… я не понимаю, — сказал он наконец, сомкнув пальцы вокруг рукояти, хотя было очевидно, что от него хотят. — Я же говорил тебе, Натаниэль. У тебя есть выбор. Ты можешь вернуться вниз принадлежащим либо Рико, либо мне. Ты можешь вернуться в свою камеру и ожидать его приговора, или ты можешь исполнить мой. Это твой выбор. Он тяжело выдохнул. Когда он, сидя на краю тумбочки, пока старший мальчик накладывал швы на его грудь, поклялся Жану, что они уедут в следующий раз вместе или не уедут вообще, никто из них не имел в виду перевод в другую команду. Это было слишком — мысль о том, что у кого-то из них есть шанс уйти, не возникала. Собственность не могла получить новый контракт. Собственность не могла уйти. — Я хочу, чтобы Жан ушел. Перед этим, — пробормотал он, стараясь, чтобы это прозвучало как требование. Получилось больше похоже на вопрос, и он сунул нож в карман. Он не знал, сможет ли это сделать. Он фантазировал об этом миллион раз, пока Рико резал его, заставлял его истекать кровью или Жана плакать, но если он не справится, если он не сможет сделать этого, если он замешкается, то он должен знать, что Жан не внизу. Не в руках мучителя, в ожидании наказания за неудачу. Он знал, что в случае неудачи его ждет смерть. Он не мог рисковать, оставляя Жана одного в гнезде. Ичиро кивнул в знак согласия и достал свой телефон. — Я хочу поговорить с ним, — сказал он, понимая, что давит. — Он не уйдет без меня. Если я не скажу… я должен сказать ему, чтобы он уехал без меня. И тогда… тогда… да, я сделаю. Все это.***
Нил с тяжестью в ногах шел по черному коридору, словно направлялся на собственную казнь. Он не сомневался — если он войдет и расскажет правду, Жан будет спорить с ним. Не существовало мира, в котором тот позволил бы ему продать себя за его свободу. Они дали обещание. Или вместе, или никак. И потому, пока он шел, он думал о том, как уничтожить человека, которого любил больше всего на свете. Его била мелкая дрожь, а Жану было достаточно услышать щелчок задвижки, чтобы понять, что он здесь. Времени на подготовку у него больше не было. Не успел он произнести и слова, не успел войти в комнату, как оказался прижатым к нему. Он хотел отстраниться. Он хотел. Но самым безопасным местом, которое он когда-либо знал, была ложбинка на шее Жана, а Жан сам устроил его нос там, мягко прижав рукой затылок, и Нил сломался. Разбился вдребезги. В последний раз глубоко вдохнув его теплый запах, он сказал себе, что сделает то, что должен, еще через один вдох. А потом еще через один. Он тянул время. Он не мог себе этого позволить. — Что случилось? — мягко спросил Жан. Он не спрашивал, больно ли ему (да) или в порядке ли он (нет). Он мягко прикоснулся к перевязи, пальцы едва касались ткани. И на какой-то ужасный отрезок времени Нил подумал, что не может этого сделать. Он не может заставить его уйти. Он едва мог подобрать слова. В металлическом каркасе кровати была спрятана целая куча таблеток. В полый металлический столб, служащий одной из ножек, по одной, а то и по половинке, сбрасывались таблетки, которые им выдавали, чтобы они продолжали двигаться. Наверно, их скопилось порядочно. Каждый раз, когда они могли перетерпеть, они откладывали таблетки, как скряга откладывает каждую монету, ожидая момента, когда можно будет вскрыть запасы, словно самую жуткую копилку в мире. Но даже когда в его животе укрепилась решимость, уверенность в том, что на этот раз он сможет довести дело до конца, стоило ему взглянуть в потемневшие, полные беспокойства глаза Жана, так мягко просившие его говорить, как он понял, что не сможет. Не потому, что не способен, а потому, что собирался использовать любой шанс освободить этого человека, невзирая на цену. — Это конец, — произнес он мягко, необыкновенно мягко. И это было правдой. Жизни, такой, какой они ее знали, настал конец. Жан был свободен. Только сначала ему нужно распутать клубок между ними. — Нил? — Голос Жана был едва слышным. — Конец чему? — Этому, — из его горла вырвался истеричный смешок. — Всему этому конец. — Нет, Нил. Посмотри на меня, — Жан не отпускал его, продолжая прижимать к своей груди. — Я говорил… я говорил с Рене Уокер. Она вратарь. И она сказала, что у тебя сломана ключица. Это… — он отпустил руку, чтобы нащупать телефон. — Это лечится. Это не… это не конец. С тобой все будет хорошо. — Жан… — Тебе потребуется какое-то время. Но сейчас летние каникулы, мы можем вместе поговорить с Хозяином. Он даст тебе время. — Ты отправляешься к Троянцам, — наконец выплюнул Нил. Вырваться из надежных объятий было самым трудным, что он когда-либо делал, и в тот момент, когда он покинул тепло рук, все его тело пробила крупная дрожь. — Они отдают контракт Кевина Ваймаку, а ты переходишь к Троянцам. Сейчас. Сегодня. — Что? — Жан начал паниковать. — Не глупи. Хозяин бы так не поступил. — Это не его решение, — Нил еще на один шаг отошел от него. — Это конец. Идеальному корту. Всему. — О чем ты говоришь? — спросил Жан, повысив голос. — Нил, мы не разлучимся. — К ночи тебе нужно уехать. Сколько сейчас времени? — Нил, я не уйду. Ты ударился головой? Что с тобой не так? — Жан все еще не был рассержен или уязвлен. Он всего лишь говорил так, будто Нил заблуждался. Словно он не мог понять, почему его партнер настаивает на том, что небо фиолетовое. — Ты меня не слышишь, — Нил заставил свой голос звучать тверже, хотя все, чего он хотел, — это затащить Жана в кровать, которую они делили, и больше никогда не вылезать из нее. — Собирай свои манатки, ты уезжаешь, — он обошел его и схватил пустую сумку своей здоровой рукой. Позади него Жан провел ладонью по волосам — первый признак стресса. — Нил, — вырвалось у него, теперь он выглядел немного растерянным. И вот, наконец, после того, как Нил с силой выдернул ноутбук из розетки и засунул его в сумку, вцепившись в шнур зубами, наконец, это стало злостью: — Прекрати, — огрызнулся он. — Есть кто-то, кому ты можешь позвонить? Чтобы тебя подвезли? — Нил увидел, как Жан коснулся кармана, как его пальцы что-то нащупали, прежде чем тот решительно покачал головой. — Я не уйду. — Что, блять, с тобой такое? — Нил зарычал, позволяя своему разочарованию, своему страху вылиться в нечто уродливое, нечто опасное. — Нил, мы… мы поклялись. Что никогда не оставим друг друга. Ты не можешь рассчитывать на то, что я уйду. Я не уйду. Тем более когда ты ранен. Я поклялся. Мы поклялись, помнишь? Никогда не оставлять друг друга. — Я не позволю тебе это сделать. Не после того, что было в прошлый раз, — Нил впал в ярость, позволяя ей клокотать и разрастаться в горле, словно инфекция, позволяя Жану увидеть немного того, что происходило внутри него. Он позволил страху проявиться — все равно он не мог его скрыть. — Нил… — Твой контракт отправлен по факсу. Все решено. — Нил, я не оставлю тебя. Не оставлю. — Это не ты меня оставляешь, это я говорю тебе, чтобы ты убирался к чертовой матери. Тишина, словно живая, повисла в воздухе. — В этом году мы прошли через ад. Потому что ты решил, что Кевин больше не может здесь оставаться, и это именно то, что я сейчас делаю с тобой. Это все твоя гребаная вина, и я ее исправляю. — Он не дал Жану время на ответ. Он не мог, если хотел, чтобы все получилось. — Из-за тебя у меня сломана ключица. Возможно я больше не смогу играть. Но они все равно дают мне шанс, и я не хочу, чтобы ты был здесь и все испоганил. Жана охватила дрожь. Его трясло с головы до ног, пока он смотрел на Нила. Так, будто не узнавал его. Шок и боль отразились на лице, когда Нил ударил его в грудь полупустой сумкой. — В прошлый раз, когда кому-то нанесли подобную травму, ты сам решил, что делать. Партнерство — токсичная штука, Жан, оно заставляет людей быть созависимыми, делает их слабее. Ты решил разлучить Рико и Кевина, и с тех пор мы расплачиваемся за это решение каждый гребаный день. Я поплатился той же ночью, когда ты ушел с ним. Что ты мне сказал, а, Три? Что ты сказал мне сделать? Ты помнишь? Губы Жана едва шевелились. Его глаза остекленели. Губы двигались, но из них не вырывалось ни звука. — Жан! — крикнул Нил. — Я попросил тебя выиграть нам немного времени, — его глаза закрылись, едва он это произнес, и Нил позволил молчанию затянуться, пока оно не стало невыносимым. — Ты знал, что это значит. Ты знал, что произойдет, и все равно попросил об этом. — Это не честно, — голос Жана был таким тонким. — Ты уехал, чтобы отвезти Кевина к отцу, и скормил меня Рико вместо него. Ты сделал это осознанно. Ты хоть представляешь, что они делали со мной той ночью? Пока ты был с ним в машине и находился в безопасности? Ты хоть представляешь, как долго я с ним трахался, затягивая процесс, чтобы дать вам больше времени? Потому что ты меня попросил. Это не нормально, Жан. Ты попросил меня тянуть время. Ты попросил меня привести нас к этому. И посмотри, что мы получили. Год ада, и еще один сломанный, мать его, игрок в экси. — Нил, я не… я… мы… — Заткнись, — огрызнулся он. Он смотрел, как на глаза Жана наворачиваются слезы, как тот принимает слова, которые в него летят. А затем вбил последний гвоздь в крышку гроба: — Ты ничем не лучше него. Он не мог смотреть на то, как Жан испытывает такую боль. Но нужно было запихнуть одежду в сумки, сорвать вещи, аккуратно расправленные на вешалках, чтобы не видеть, как на его глазах партнер раскалывается пополам по его же вине. И он занялся упаковыванием пожитков, не давая себе повода задерживаться. Когда он снова повернулся к нему лицом, тот все еще стоял посреди комнаты и тихо всхлипывал. Он должен был увезти его отсюда. Он не мог оставить его в этой комнате, потому что существовал вполне реальный шанс, что тот покончит с собой. Черт возьми, была очень большая вероятность того, что он сделает это в любом случае, еще до того, как доберется до Калифорнии. Но он сделал выбор, и его ждал следующий шаг, и он не мог сделать его, пока Жан был здесь. Он протянул руку, чтобы вытолкнуть его из комнаты, и остановил движение прежде, чем успел коснуться. Он знал, что если снова прикоснется к Жану, то только для того, чтобы мягко направить его. Он никогда не сможет сделать это в гневе. Он распахнул дверь и позвал человека Мориямы, которому было поручено следить за дверью. — Выведите его на улицу, — грубо приказал он. — Немедленно. — Нил, — голос звучал бесцветно. Измученно. Нил заставил себя смотреть, как его выводят в коридор, заставил себя идти за ним, наблюдая, как солнечный свет поглощает его, как захлопывается дверь, оставляя его одного во мраке.***
Двери на корт были оставлены открытыми для него. Он не знал, кто это сделал, но на стадионе стояла такая тишина, что звук захлопнувшейся за ним, что было уже тысячу раз, створки ощущался подобно пушечному выстрелу. Он был заперт на площадке с Рико Мориямой. Их капитан держал в руках швабру, мрачно уставившись на пол, словно не мог поверить, что ему приходится это делать. Рико Морияме уже давно не приходилось убирать корт. Нилу оставалось только гадать, считает ли Хозяин, что ручного труда будет достаточно, чтобы все исправить. Увидев Нила, стоящего у входа, Рико с маниакальным блеском в глазах поднял голову. — Принимайся за работу, Четыре, — огрызнулся он и вернулся к своей работе. Плечи высоко подняты, в отрывистых движениях сквозило явное напряжение. Он поднял голову, когда Нил не двинулся с места: — Не испытывай мое терпение. Ты даже не представляешь, насколько я зол, — он сделал два широких угрожающих шага вперед, прежде чем его взгляд упал на руку Нила. Прежде чем он заметил, что Нил держит. В черных глазах промелькнул страх — всего на секунду — а затем его сменила глухая ярость. — Натаниэль, не будь дураком, — сказал он, заставляя свои ноги двигаться к месту, где ждал Нил. Однако так и не решился подойти к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Не будь дураком, — повторил он едва заметно мягче. Нил поднял нож своей здоровой рукой и набросился на него. Рико попытался отбиться ручкой швабры, словно от нападающего противника, но Нил предугадал это движение и увернулся, вонзив нож в дерево и отрубив парню два пальца. На полированную поверхность брызнула горячая красная кровь, и Рико закричал. Нил не дал ему шанса оклематься, сделав шаг вперед и вонзив нож в ключицу, как раз в то место, куда тот ударил Нила ранее этой ночью. Лезвие погрузилось глубоко, и тут до Рико дошло, что он скоро умрет. Страх вернулся в его глаза в приступе паники, и Нил почувствовал запах мочи. Он выдернул нож и снова вонзил его. Он думал, что если ему когда-нибудь удастся причинить хоть немного боли человеку, принесшему ему столько страданий, он испытает восторг. Радость. Хоть что-то. Мысль о том, чтобы взять в руки нож, должна приводить его в ужас, мысль о том, чтобы лишить человека жизни, стать похожим на своего отца, должна вызывать у него тошноту. Он ничего не чувствовал. После этого он немного потерялся во времени. Следующее, что он помнил, — он уже лежит на земле, обхватив Рико, и погружает нож в его лицо и грудь, снова, и снова, и снова. Он мог использовать только одну руку, но вторая не требовалась, чтобы оставлять тело неподвижным. Оно уже давно перестало двигаться. Он не останавливался до тех пор, пока то, что было под ним, не стало совершенно неузнаваемым. Только тогда сознание прояснилось. Только тогда он заметил, что двери корта распахнуты настежь. Выходя, он никого не увидел. Ни Хозяина, ни студентов. Как будто для него расчистили путь. Положив нож на скамейку, он пошел в душ, оставляя за собой кровавые следы; вода слишком долго оставалась ярко-красной, пока он удалял пятна с волос и лица, оттирал с кожи каждую каплю крови. Когда он вернулся, ножа уже не было. Вместо него была сменная одежда. И мальчик, немногим старше его самого. Тот был смешанных кровей — наполовину японец, наполовину белый, с пустым лицом и жестким взглядом. — Мне поручено отвести тебя обратно наверх, — сказал он, кивнув в сторону башни. — Одевайся. — Если он и знал, что только что произошло, что он только что сделал, то не упомянул об этом. Испуганным он также не выглядел. Но он ни разу не бросил взгляд, проходя мимо, ни на корт, ни на запекшуюся и высыхающую на нем кровь, так что он должен был знать. Ичиро стоял возле окна со стаканом виски, наполненным почти до краев, и наблюдал за происходящим внизу на корте. На слишком пустой площадке находилось несколько человек, вооруженных швабрами и ведрами, устранявших бардак, что он создал. Ему не хотелось смотреть, но он заставил себя это делать. В каком-то странном смысле это казалось правильным. — Все закончилось. Подойди, — Лорд Морияма отвернул его лицо от жуткого зрелища и присел на край того самого дивана, на котором он проснулся сегодня утром. Снизу раздался нечленораздельный, полный страдания крик. — Это, должно быть, мой дядя, — Ичиро без малейшего сожаления указал на пространство на полу между своими ногами. Нил не колебался. Он мягко, чтобы не потревожить ключицы, опустился на колени и устроился между его ног, как и прошлой ночью. Ичиро влил в его рот остаток жидкости из стакана, и непривычное жжение алкоголя прокатилось до пустого желудка. — Боюсь, ты еще не закончил, — сказал он, касаясь лица Нила, как любил это делать. — У нас есть хорошая возможность, и я собираюсь попросить тебя сделать для меня кое-что еще. Это будет очень трудно, так что я хочу, чтобы ты подготовился. — Да, мой лорд, — что еще он мог сказать? Жан сейчас находился в машине, направлявшейся на западное побережье. Кевин, вероятно, еще спал, не подозревая о том, что ужасы, годами преследовавшие его по пятам, перестали гнаться за ним несколько часов назад. Он своими глазами видел, как Жан уезжал. Нил добровольно заплатил эту цену. Неважно, о чем попросит Ичиро, оно того стоило. Убить Рико было несложно. Взять в руки нож и разорвать его на куски, как тот делал это с Нилом ночь за ночью, — все это было несложно. Остывающий труп Рико не будет преследовать его. — Табе, ошейник, пожалуйста, — Ичиро прервал ход его мыслей, и парень, что привел его наверх, протянул ему пакет и нож, которым тот можно было открыть. На время работы Ичиро достал свой телефон и положил его на диван рядом с собой. — Я не мог убить своего брата, — нарушил он молчание, вспарывая ножом пластиковую упаковку. Тот все еще был в крови. — Как бы… сентиментально… это ни звучало, я не мог. Я пообещал отцу, что не стану. И даже если бы я сказал себе, что он этого не увидит, его люди теперь преданы мне. Было бы неразумно проверять их на верность. Не в такое неопределенное время. Табе, смазку. Спасибо. Поэтому убийство Рико не только гарантировало, что он больше никогда не причинит вреда тебе или твоим друзьям, но и являлось тем, чего я хотел. Я благодарен тебе за это, Натаниэль. Ты очень хорошо справился. Похвала показалась ему… неправильной. Не только потому, что он редко ее слышал и не знал, как на нее реагировать, но и потому, что ему становилось все более не по себе. Что-то было неправильным или вот-вот станет совершенно не правильным, но он не имел понятия, что именно. — И я знаю, что ты знаешь, что ты мне небезразличен. Или, по крайней мере, я надеюсь, ты это понимаешь. Поймешь это, — Ичиро отбросил упаковку, и Нил увидел, как он сжимает между ладонями ярко-оранжевый ошейник. На лицевой стороне пряжки была надпись «Фи». Он должен был его надеть? — Но я нахожусь в шатком положении. Не так ли, Табе? Второй юноша замер, когда к нему обратились: — Да, лорд Морияма. — И почему же? — Потому что… — он облизнул губы. — Потому что в вашей организации есть люди, которые сомневаются в вашем лидерстве. — Кто, например? Табе задержался с ответом: — Я не буду молить о прощении для Икуры. То, что он делает — то, что он сделал, — непростительно. — Это мудрое решение, Табе. Конечно, он может пощадить своего младшего брата, если все закончится для меня неудачно. Это ты делаешь? Ведешь двойную игру? — Нет, мой лорд, — Табе сделал шаг вперед и с решительным выражением лица протянул ему флакон с лубрикантом. — Я сделал свой выбор. Действия моего брата не имеют ко мне никакого отношения. — А что насчет тебя, Натаниэль? Сперва он не понял, о чем его спрашивают. А когда понял, его глаза расширились. — Я… я не видел моего отца долгие годы, — осторожно произнес он. — Я знаю, что не видел. Но мне интересно, если бы он прямо сейчас появился в этих дверях, ты бы пошел за ним? — Я… теперь я принадлежу вам, — прошептал Нил, и это показалось ему правильным ответом. — Верно. И именно поэтому ты сделаешь это для меня, — он использовал нож, чтобы срезать пластиковую часть ошейника, избавляясь от ярко-оранжевой материи, пока не осталась только застежка. Он постучал по губам. — Открой. Нил неуверенно открыл рот, и Ичиро не спеша расположил юношу так, как хотел, притянув ближе к своим ногам и поглаживая язык двумя сильными пальцами. Нил не был уверен, должен ли он оставаться неподвижным или сосать, поэтому он пошел на риск и сомкнул губы вокруг пальцев, обводя языком их нижнюю часть. — Ах, какой ты милый, — Ичиро мягко улыбнулся. — Но не сегодня. Открой шире. Нил повиновался, и пальцы вновь проникли в его горло. Он почувствовал себя жалким, но Ичиро не стал его за это упрекать, а продолжал тереть язык и заднюю стенку горла, пока рвотные позывы не прекратились. Нил дернулся раз или два, уверенный, что его сейчас вырвет, но руки были непреклонны, и в конце концов горло расслабилось настолько, что он смог аккуратно ввести в него три пальца. Ичиро держал его рот открытым, засунув пальцы внутрь, и по капле вливал смазку прямо в горло. Вкус был чуждым, горьковатый и вязкий настолько, что его снова едва не вырвало. А затем последовала пряжка. Она проникла ему в рот, а затем в горло, растягивая шире, чем это делали пальцы. Он паниковал и дергался, но Ичиро лишь проталкивал ее дальше. Его тело сопротивлялось, и ему показалось, что он пару раз задел зубами костяшку пальца, но в конце концов тяжесть проскользнула по пищеводу и осела где-то внутри него, заставив покрыться холодным потом. Ощущения были не похожи на те, что оставались после виски, но от них становилось так же не по себе. Ичиро вновь взял в руки телефон и запустил приложение. Открылась карта. Он мог видеть, как GPS определяет местоположение того, что он только что проглотил. — Оно предназначено для потерявшихся собак, — объяснил он. — К слову, ты станешь одной из них. — Я… я не понимаю, — его голос был хриплым. Напряженным. Натянутым. Он совершил ошибку и взглянул в глаза другому мальчику, Табе, ожидая увидеть отвращение к тому, свидетелем чего только что стал. Но вместо этого на лице парня отражалась неприкрытая жалость. Вместо ответа Ичиро достал бумажник и аккуратно извлек из него около тысячи долларов сотнями. Он сунул их ему в руку. А затем Нил понял. — Пожалуйста, — его голос оборвался на первом же слове. — Я знаю. Знаю, что это будет… — Пожалуйста, пожалуйста. Я не смогу… — Натаниэль. Спокойно. — Он убьет меня. Ичиро не пытался притянуть его обратно и успокоить своими прикосновениями. Он также не пытался лгать ему. — Такая вероятность есть. Я не собираюсь тебя убивать. Но если ты умрешь, Натаниэль, я сдержу свое слово. — Я… — он оборвал себя, прежде чем успел сказать то, о чем потом пожалеет. — Зачем? — Зачем все это? — спросил Ичиро, и он кивнул. — Потому что в это можно поверить. Вполне можно поверить в то, что после вчерашней ночи у тебя помутится рассудок, ты убьешь Рико и сбежишь, чтобы избежать последствий. Ни у кого не возникнет вопросов. — Я не могу это сделать, — снова сказал он, и на этот раз Ичиро все-таки дотронулся до него, притянул к себе и поцеловал в лоб. Он вздрогнул от прикосновения. — Ни у кого из нас нет выбора.***
По итогу все закончилось в промежутке между двумя вдохами. Разочаровывающе. Ему даже не хватило времени, чтобы тревога стала сильнее или наоборот ослабла. Он все еще задыхался от адреналина, вызванного тем, что покинул гнездо, что вырвался из-под ботинка Рико. Но времени не хватило и для панической атаки. До того, как появилась она. Он даже не услышал ее приближения. Не успел почувствовать страх, когда ее рука скользнула в его, переплетая их пальцы, будто они были любовниками. Ее ярко-красная помада мазнула по щеке, оставив липкий след, а мягкие васильковые глаза смотрели на него из-под густых ресниц и бровей. Не важно, что она была достаточно взрослой, чтобы быть его матерью, — Лола всегда хотела прикоснуться к нему. — Приветик, младший! — немного задыхаясь, произнесла она, тесня его. Не беспокоясь о том, что он будет сопротивляться или выхватит что-нибудь острое. Он должен был, но она будто знала, что он больше не способен бороться. Вероятно, они наблюдали за ним, видели, насколько неуклюжи его движения, и решили, что мысль о том, что он может бросить им какой-то вызов, смехотворна. Она попыталась подтолкнуть его вперед, но он запнулся. Он знал, что должен тянуть время. Он знал, что его ждет. Но какой в этом смысл? Он без сопротивления сел в ожидавшую его машину. Поездка была короткой. Он с интересом наблюдал за тем, как Ромеро с помощью ручной дрели просверливает отверстия в бетоне, погружая сверло почти на целый фут, а затем вынимая его. Он видел, как тот проделывал это десятки раз, но никогда — для него. Странно, но он чувствовал себя… виноватым. Что они проделали всю эту работу только ради него. Эта земля больше никогда не будет прежней. Четыре отверстия глубиной в фут. Даже когда его не будет в живых, они останутся здесь. Затем пошли металлический стул и громкий стук кувалды, которой вбивали ножки. После этого Ромеро проверил конструкцию: его мышцы напряглись, когда он дернул за спинку стула, чтобы убедиться, что, как бы он ни бился, стул останется прикрепленным к полу. Шорох ножа, рассекающего ткань, вернул внимание к Лоле, которая только что уронила его перевязь на землю. Рука безвольно повисла на боку, и мир перевернулся, когда боль пронзила тело. Она ласково похлопала его по плечу, а затем просунула нож между рубашкой и бедром. Едва он оказался обнаженным, как Ромеро тихо присвистнул, любуясь работой Рико. Его пальцы прошлись по худшим из шрамов, когда Нила усаживали на стул, не обращая внимания на его крик, раздавшийся стоило им завести его руку за спину; широкие стяжки плотно обхватили лодыжки. Стул холодил голую кожу, но Лола, облокотившаяся на его бедра при осмотре нанесенных ему повреждений, ощущалась теплой. Его левое плечо было покрыто темными синяками, но Лолу интересовали только шрамы и свежие порезы. — Эти уже можно снять, — сказала она ему, ножом рассекая швы, которые Жан так тщательно наложил на его кожу неделю или около того назад. Он смотрел, как она ногтями выдергивает нитки, одну за другой. — Лола, — тихо предупредил Ромеро, когда кончик ее ножа коснулся края его глаза, голос гулко отдавался в груди. Она тоскливо вздохнула, соскользнула с его коленей и присоединилась к брату, занятому подготовкой комнаты. Маленький пластиковый столик, на котором лежали необходимые инструменты. Две бутылки воды. Нил мог бы помочь — он помнил всю процедуру, — но на этот раз все делалось для него. Его посетила мысль, что он должен бояться сильнее. А потом вошел отец, и страх разом обрушился на него. Натан Веснински не терял времени даром. Он пересек комнату и с расстояния в фут уставился на своего единственного сына, не сводя с него глаз. Нил не мог встретиться с ним взглядом, поэтому смотрел вниз — на свои ноги, дрожащие от напряжения, на член, упирающийся в сгиб бедер, и на шрамы, покрывающие его кожу. — Это сломано, — сказал он сыну вместо приветствия, большим пальцем ковыряя ключицу. Нил заскулил. — Так ты поэтому запаниковал? — и затем, после слишком долгого молчания: — Отвечай, мальчик. — Д-д-да, сэр. Натан задумчиво хмыкнул: — Слышал, ты разделал этого мальчика. Оставил его куски разбросанными по округе, чтобы их нашел дядя. У Нила свело живот, но он кивнул — небольшое, отрывистое движение, — а затем вскрикнул, когда отец хлопнул его по плечу, отчего в глазах зарябило и поплыло. Дрожь охватило все тело, когда Натан стал изучать его лицо, запрокинув подбородок вверх, чтобы не было возможности не смотреть ему в глаза. Его красивое лицо покрывала ухоженная борода, ярко-рыжая, подернутая дымчатой сединой. Его глаза, казалось, что-то выискивали, но Нил не знал, что именно. Вздохнув, Натан повернулся к своему столу, снял пиджак и начал закатывать рукава до локтя. Это было частью его ритуала. Он никогда не знал, зачем это нужно, — одежду было не спасти, к тому времени, как он заканчивал, кровь была бы повсюду. Раздался тихий шипящий звук. Отец снова стоял перед ним, в одной руке длинный острый нож, а в другой — нечто, напоминающее пистолет. Он щелкнул им, и снова раздался шипящий звук, появилась ровная струя голубого пламени. Нил обещал себе, что не будет кричать. Он нарушил обещание. Его отец не проронил ни звука, когда убирал номер с его лица. А затем он снова применил зажигалку, на этот раз на бедре, где Рико вырезал свое собственное имя, плавя кожу, словно свечной воск, пока буквы не исчезли. Когда он закончил, кресло было мокрым от пота и слез Нила. Его тело тряслось как лист, пытаясь справиться с истерзанными нервами и обжигающей болью. — Взгляни на меня, Натаниэль. Потребовалось несколько попыток — каждый раз его голова безвольно болталась — но ему это удалось. Отец бесстрастно наблюдал за ним. — Сейчас я разберу тебя по частям, — глаза у них были одного цвета. Не одинакового, а одного. Льдисто-голубые, такие ясные, такие сосредоточенные. Он мог видеть, как в глазах отца происходила борьба. Будто какая-то часть его самого обдумывала произнесенные слова. А может быть, Нил находился в таком отчаянии, что был готов увидеть что угодно. Даже выход из этой ситуации. — Но ты не умрешь с его метками на себе. Ты понял? Его глаза зажмурились, но он кивнул. — Скажи «спасибо, сэр». — Спасибо, сэр. — Всегда пожалуйста. Что-то еще промелькнуло в его взгляде, что-то нечеловеческое, и некоторое время он молчал, пока работал. Нил знал, что не должен показывать страх. Он не должен ни плакать, ни кричать достаточно громко, чтобы эхо разносилось по комнате, ни, что самое страшное, умолять, потому что мольбы давали хищнику лучшее, что у него было, — удовлетворение и пьянящий восторг от своей работы, — но ничего другого он делать не мог. — С-сэр, я… — прохрипел он. — Тихо, — Натан прервал его, выбрав другой нож. Но когда он попытался сказать что-то еще, тот вздохнул и отложил нож, взяв вместо него плоскую отвертку. Он с ювелирной точностью установил рукоятку, прижав ее к боку и ударив ладонью по заостренному концу, передвинул ее на пару сантиметров вниз и повторил движение, с методичной жестокостью раздробив два ребра. Нил с трудом дышал, хриплые вдохи отдавались в ушах. Натан, нахмурившись, провел большим пальцем по линиям, рассекающим его грудь, и всадил отвертку в плоть внешней части бедра. С расстояния в несколько дюймов он наблюдал за тем, как боль проносится по его телу, наслаждаясь каждым приступом агонии. — Я думал, ты будешь сопротивляться, — он продолжил, когда Нилу удалось снова установить зрительный контакт после того, как его тело перестало дергаться. — Не мне. Я думал, ты разорвешь этого маленького говнюка на кусочки в первую же ночь, когда я тебя там оставлю. А не будешь годами целовать его задницу, прежде чем наконец что-то предпринять. — Все не так, — Нил услышал, как обиженно звучал его голос, как отчаянно он хотел… Угодить человеку, который собирался замучить его до смерти. Наконец его вырвало, и Натан аккуратно отошел с дороги, открыл первую бутылку с водой и сделал долгий глоток. Его голос — сплошной хрип: — Ты… сказал мне… когда уходил. Ты сказал мне вести себя хорошо. — Да, сказал, — согласился Натан и вернулся к ножу. И снова он приостановил разговор и принялся за работу. Нил не отвлекал его. Когда отец снова заговорил, он пропустил несколько первых фраз — ему было слишком больно, чтобы сосредоточиться на сказанном. —… не думал, что ты кинешься за ним задницей кверху, едва представится возможность. Ты и твоя мать — абсолютно одинаковые ебаные суки, клянусь… — Сейчас займусь твоими ногами… —… доставляя мне неудобства. Ты вечно доставляешь мне неудобства. С самого начала, когда Мэри захотела оставить тебя, ты был не вовремя. Но я сотворил тебя. И я единственный, кто может тебя уничтожить. Я не собираюсь сидеть и слушать, как люди говорят, что сын Натана Веснински убит кланом Морияма за то, что был непокорным рабом. Они скажут, что я справился со своей работой. Как я делаю всегда. Его зрение померкло, и он снова потерял нить разговора. — Но я не хочу, чтобы ты думал, будто это не личное, Натаниэль. Я рад, что именно мне предстоит убить тебя. В конце концов, вполне справедливо, что ты страдаешь. Нил кивнул, соглашаясь. Движение было едва заметным, но, похоже, этого было достаточно, потому что Натан наконец-то вытащил отвертку из его бедра. Он подумал, что это может означать одобрение. — Передашь Мэри, что я ее найду. Раздался сильный хлопок, затем второй, и послышались крики людей. Лола и Ромеро закричали, и тут начались выстрелы. Нил не мог даже поднять голову от груди, у него не было ни единой возможности понять, что происходит. Смутно он осознавал, что это, скорее всего, Мориямы. Что он привязан к стулу, обнаженный, в самом центре бандитских разборок. Но он не мог выдавить из себя никакого нового страха. Если шальная пуля пробьет ему череп, это все равно будет лучше, чем то, что ждет его после прекращения стрельбы. Потому что Натан Веснински не кричал. Голос отца, отдававшего приказы, как и всегда, был полон контроля над ситуацией. Стрельба нарастала, как и крики, а затем голос Натана исчез. Вскоре после этого выстрелы прекратились, а затем — это могло быть как вечностью, так и секундой позже, — он почувствовал, как два пальца протянулись к нему и прощупали пульс под челюстью. Он тихонько заскулил, пытаясь понять, кто победил. Ответом стало то, что вместо горла ему перерезали стяжки на лодыжках.***
— Здесь так темно. Голос заставил его подпрыгнуть и вздрогнуть от неожиданности. В дверном проеме, который еще мгновение назад был пуст, теперь стоял лорд Морияма. Прислонившийся к дверному косяку, он обвел взглядом маленькую комнату, вглядываясь в детали. Черный пол, черные стены, черная одежда, занимавшая половину шкафа. Двойные металлические рамы кроватей, черные, за исключением тех мест, где в глубоких бороздах просвечивало яркое серебро, — там, где наручники впивались в порошковое покрытие и сдирали его до тех пор, пока под ним не показалась сталь. Проблески серебра ярко выделялись на фоне всего остального. Их невозможно было не заметить, они украшали обе кровати, словно были задуманы специально, чтобы соответствовать друг другу. — Вы никогда не были здесь, мой лорд? — он не знал, как реагировать на появление Ичиро в своей спальне. Если бы это были Жан или Кевин, он бы сел на кровать и пригласил бы их сделать то же самое. Любой другой человек сделал бы выбор за него. В конце концов он решил просто встать посреди комнаты, предоставив Ичиро возможность осмотреть небольшое пространство. Сторона Жана была совершенно пуста. Учебники и ноутбук исчезли с его тумбочки. Кровать разобрана, одежда не валялась ни в корзине, ни на полу. Он перечислил все пропавшие предметы и все мелкие признаки его отъезда, словно это могло помочь избавиться от давящего ужасного чувства в груди, если бы он мог заставить себя принять тот факт, что Жан ушел и больше не вернется. Он надеялся, что сделал правильный выбор. Что сможет это пережить. Прошло несколько недель. Если он не ошибается, четыре, проведенные в реабилитационном центре. Чтобы убедиться в этом, ему нужно было свериться с календарем, но по жаре, проникавшей сквозь его толстовку, когда он вошел в гнездо, он понял, что сейчас июнь или июль. Он постарался не представлять себе Жана на пляже где-нибудь в Лос-Анджелесе, пытающегося акклиматизироваться перед началом сезона. Сколько еще времени у них есть, прежде чем их команды заставят их стать целостными? — Вперед, — сказал Ичиро, шагнув в пространство. — Садись. Я не хочу, чтобы ты перенапрягался. Нил присел на край кровати. — Вообще-то, ложись. Медленно подняв ноги, он откинулся назад, с нескрываемым страхом наблюдая, как Ичиро пересекает комнату и садится на край кровати, прижимая его к стене и своему телу. У него болел живот от одного только поднятия ног на матрас — ему предстояло пройти еще долгий путь, прежде чем он будет в состоянии играть. Он попытался сосредоточиться на возвращении на корт, а не на напряжении в груди. — Просто расслабься. Я не причиню тебе вреда, — Ичиро положил обе ладони на матрас, как бы проверяя его мягкость. — Здесь действительно довольно мрачно. У других игроков такие же комнаты? — Более или м-менее, — он хотел надеяться, что его голос не дрогнет. — Они все преданы своему делу. Воронам. Они определенно не вернут девушек в такие комнаты. — Да, — Нил уже чувствовал себя в ловушке, даже с Жаном ему было невыносимо лежать на краю кровати, прижавшись к стене, и уж тем более на спине. Он лежал на спине на этой кровати только когда Рико причинял ему боль или другие игроки… Другие игроки обращались с ним, как с девчонкой, которую они затащили. — Я… — дыхание сбилось, когда им овладела паника, Ичиро наблюдал за тем, как он с трудом втягивает воздух в легкие, не ощущавшие его. У него кружилась голова, и стоило Ичиро коснулся его груди, как он дернулся вниз и отпихнул его руку. Лорд Морияма ничего не сказал. Только посмотрел на него плоскими черными глазами, когда он тяжело сглотнул и убрал от себя его руки, словно обжигаясь. Они некоторое время смотрели друг на друга, слышалось только тяжелое дыхание Нила и возня охранника в коридоре. Ичиро не закрыл дверь. Нил бросил на него короткий взгляд, и губы Ичиро дрогнули в небольшой улыбке. — Мои люди переживают, что ты выпотрошишь меня, как моего брата. Нил открыл рот, чтобы возразить, но Ичиро провел пальцем по его губам, заставляя замолчать. — В обычных условиях тебя бы казнили за пролитие крови Мориямы. Это непростительное преступление, каким бы безумным ни был ее носитель, — его большой палец лежал на краю пластыря, прикрывающего ожог на щеке. — Сними свою толстовку, Натаниэль. Тебе нужна помощь? Он покачал головой и неуклюже потянул за ткань, руки тряслись. Он был осторожен с рукой, пусть хирург и не посчитал нужным оставлять ее в неподвижном состоянии, и ему удалось снять толстовку без особых проблем. Он лег на спину, и теплая ладонь Ичиро тут же легла ему на грудь, прямо над сердцем. — Я не собираюсь причинять тебе боль. Но он резал тебя здесь. В этой постели. Вот почему ты боишься, — его рука переместилась к изголовью, большой палец задумчиво провел по царапинам на каркасе кровати. Тот же палец вернулся к груди и огладил шрамы от ножа. — Да. — И он трахал тебя здесь. — Д-да. — И ты с ним боролся. Другие тоже трахали тебя здесь? Его игроки? — Да. — И ты боролся с ними со всеми, не так ли? Боролся с ними, когда они трахали тебя, резали и смеялись над твоей болью. На этот раз Нил не ответил, только тяжело сглотнул и один раз дернул головой. — Я не собираюсь делать с тобой ничего подобного, Натаниэль. Я буду беречь тебя. Я никому не позволю прикасаться к тебе так, как прикасаюсь к тебе я. — Спасибо, — Нил сглотнул, когда чужая рука скользнула вниз, поглаживая живот, и поборол желание снова ее оттолкнуть. — Но ты позволишь мне касаться. Там, где я захочу. Не нужно больше отстраняться, — он провел рукой по бедру, запустив кончики пальцев под пояс. Нил вздрогнул, из горла раздался низкий клокочущий звук в попытке не двигаться. Теперь все его тело дрожало, но он изо всех сил старался не ударить коленом и не вырваться из-под Ичиро. — Ты оказал моей семье большую услугу. И в ответ мой клан согласился предоставить тебе защиту, — он провел пальцами по повязке, скрывавшей небольшой разрез на животе, откуда они извлекли устройство слежения. — Знаешь, они называют тебя Ину. Хотя я не уверен, что это, — упрек в адрес наших методов или предупреждение о том, что ты уже отвернулся от одного хозяина. — Вы с-сказали мне… — Они полагают, что ты сломался, — просто сказал он. — И в панике бросился бежать, таким образом покончив с Балтиморским Мясником. — Он м-мертв? — Да, Натаниэль. Я сам имел удовольствие его застрелить, — он натянул на него тренировочные штаны; Нил немного похудел за время своего выздоровления, и штаны практически не обтягивали его бедра. Ичиро не торопясь прикоснулся к его бедрам, а затем к верхней части бедер, наблюдая, как они подпрыгивают и соприкасаются каждый раз, когда его рука касается кожи. — Мориямы смогли уничтожить почти всех сообщников твоего отца, а также несколько других угроз, которые рассчитывали на то, что Натан нас отвлечет. Лицо выражало уверенность, когда он, наконец, обхватил его член. Нил крутанул бедрами, вздымая грудь, борясь с собственным телом, чтобы не соскочить с кровати и не побежать к выходу. Открытая дверь манила его, подсказывая, что есть шанс успеть покинуть комнату до того, как она захлопнется. Вместо этого он стиснул зубы и заставил свои ноги оставаться неподвижными. Ты знаешь, что это такое. Что это значит. Странно. Это звучало похоже на Рико. Нерешительно, не обращая внимания на бурление в животе и поднимающуюся в горле желчь, он поднял не травмированную руку и обхватил пальцами изголовье кровати. Глаза Ичиро одобрительно блеснули, он наклонился и прижался к его губам затяжным поцелуем. Он несколько раз сжал его член, а затем поднял руку вверх и положил ее на бедро. — Я также выполнил данное тебе обещание. Жан Моро в настоящее время учится в университете Южной Калифорнии, и о его переводе было объявлено публично. Дэвид Ваймак получил полноценный контракт Кевина Дэя. А ты, Натаниэль, станешь капитаном Воронов, как только тебе разрешат играть. Внутри Нила, переполненного как физическими ощущениями от происходящего с ним, так и облегчением от того, что ему сказали, шла внутренняя борьба. Он не знал, что ответить, но, видимо его широко раскрытых глаз, выражающих одновременно растерянность и благодарность, было достаточно, потому что Ичиро улыбнулся с сияющими глазами. — Я с нетерпением жду, когда ты будешь принадлежать мне, — откровенно сказал он. — Если ты будешь вести себя хорошо, я покажусь тебе очень приятным хозяином. Не знаю, понимаешь ли ты, как тебе повезло, Ину. Он взъерошил его волосы и, встав, прижался к его губам в последнем поцелуе. Он выглядел довольным, а почему не должен? Он получил все, что хотел. И разве Нил не получил? — Отдыхай. Восстанавливайся. Скоро увидимся. Когда Ичиро наконец ушел, Нил был измотан. У него уходили все силы на то, чтобы удержать дрожащие конечности, и как только он переоделся, то погрузился в дремоту, кажущуюся вынужденной, будто его усыпили лекарствами, которые ему давали после операции. С большим трудом ему удалось вывести себя из этого состояния и вернуть тело в вертикальное положение. Он не знал, который час и не заперта ли его дверь. Он нашел свой телефон спрятанным в сумке, где хранилась его экипировка. Тот, конечно же, был разряжен. Он не прикасался к нему с ночи чемпионата. Подключив его к зарядке, он попробовал открыть дверь. Та оказалась незапертой. Коридоры были пусты, и он не слышал никаких шагов над собой, указывающих на то, что кто-то находится на корте. Он предположил, что сейчас ночь — или то, что здесь считается ночью при ускоренном графике летних каникул, — и остальные игроки мертвы для мира, судорожно пытаясь восстановить силы, прежде чем их вновь заставят тратить энергию. Ему пришло в голову, что они, возможно, все еще живут в своих комнатах в общежитии на территории университета. Он задался вопросом, что им сказали о смерти Рико, знают ли они, что теперь он их капитан. Скоро он это узнает. Он справил нужду и подумал о душе, решив все-таки воспользоваться шансом, пока раздевалки пустовали. Это было одно из самых ярких ощущений, что он испытывал после больничной палаты, — чувствовать грязь на коже и отмечать ею ход времени. Видя, как волосы спадают засаленными прядями на глаза, он понимал, что прошел еще один день, когда не мог это вспомнить. Облегчение — быть чистым, и еще большее облегчение — не нуждаться в помощи. Сменяющиеся медсестры, которые помогали ему мыться, пока он выздоравливал, никогда не позволяли ему поддаваться панике: каждый раз, когда во время их процедур пульс превышал определенную отметку, они просто нажимали кнопку и вводили ему что-то, что заставляло забыть о переживаниях. Он быстро оделся и вышел, не теряя время на то, чтобы поднять голову и посмотреть, нет ли кого-то на верху лестницы. Он был единственным человеком в гнезде, отсутствие даже уборщиков создавало ощущение склепа. Он вздрогнул при мысли о том, чтобы прикоснуться к наружной двери и проверить, заперта ли она. Он вернулся в комнату и взял телефон. Устройство вспышкой слишком яркого света сообщил ему о том, что сейчас 02:00, после чего экран запестрел уведомлениями. Телефон вибрировал в руке, когда они приходили, наполняя тишину буйством пронзительных звуков. (2) пропущенных вызова — Жан Моро (1) голосовое сообщение — Жан Моро Жан Моро: Перезвони мне Жан Моро: Нил, перезвони мне, пожалуйста Кевин Дэй: Натаниэль, возьми трубку. Судя по временным отметкам, большинство звонков и сообщений были оставлены в те выходные. Когда он был... когда он был занят. Но уведомления не прекращались. Жан Моро: Рене Уокер везет меня в Калифорнию. Пожалуйста, возьми трубку. (1) пропущенный вызов — Жан Моро Жан Моро: Нил. Пожалуйста. Жан Моро: Нил, я не могу это сделать. Хватило бы у него сил проигнорировать его? Если бы он сидел здесь, а не с отцом? Он знал, что ответил бы. Он знал, что сломался бы в тот момент, когда Жан скажет, что он ему нужен. Он наугад выбрал голосовое сообщение. «Нил. Пожалуйста. Пожалуйста», — дрожащий вдох. — «Мне так жаль. Я не могу... Мне нужно поговорить с тобой. Хотя бы раз. Просто скажи мне... просто скажи мне, что я должен сделать», — послышался женский голос, бормочущий слишком тихо, чтобы он мог расслышать слова, а затем ответ Жана: «Мне нужно, чтобы он сказал мне, что я должен делать». «Может быть, ты расскажешь ему, что сейчас происходит?» — предложила она, голос звучал мягко. «Я... я в Калифорнии», — раздался прерывистый всхлип. — «Я... Троянцы получили мой контракт, я...» — его голос надломился. — «Нил, ты нужен мне здесь. Мне нужно, чтобы ты был здесь. Пожалуйста, перезвони мне». А затем еще одно: «Нил, мы только что... Нил. Рико, он...» И еще: «Я просто хочу знать, что происходит», — голос звучал сломлено. Подкошенно. — «Всего один звонок — это все, о чем я прошу. Просто скажи мне, что случилось с Рико. Скажи, почему ты со мной не разговариваешь. Я... я знаю, что ты на меня не злишься. Ты никогда раньше на меня не злился. Я не понимаю». И одно, что заставило его замереть. То, что заставило его подавить рвущийся крик и почти — почти нажать на кнопку вызова, потому что он знал, как звучат прощальные слова Жана, когда он намеревается прощаться навсегда: «Я так устал». Но через несколько дней звонки возобновились, и появились СМС, что просили его позвонить, умоляли сообщить хоть что-то. Жан Моро: Пожалуйста, будь в порядке. 31 пропущенный вызов 12 голосовых сообщений 47 непрочитанных СМС Кевин Дэй: Возьми гребаную трубку. По мере того, как шли дни без ответа, уведомления становились все реже и реже, последнее было отправлено три дня назад. Жан Моро: Прости меня. Нил закричал.***
Он не хотел засыпать. Он не хотел знать, какими будут его кошмары после всего произошедшего. В общежитии было невероятно тихо без дыхания Жана, без звуков его тела, двигающегося рядом с ним. Он отдал бы все на свете, чтобы почувствовать его руку, удерживающую его на месте, на своем животе. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что уже засыпает, а пустой черный ящик ждет его днем и ночью.***
Разминка уже шла полным ходом, когда он, прихрамывая, вышел на корт. Его физиотерапевт был специально отобран из личного состава олимпийской сборной США по легкой атлетике и ежедневно прилетал для работы с ним. Они добились достаточного прогресса в его подвижности, и сегодня ему разрешили вернуться на корт, хотя бы для выполнения легких пасовых упражнений. Они использовали тренажер для восстановления мышц, которые он потерял в больнице, но только на корте можно было отточить зрительно-моторную координацию, необходимую для возвращения в игру. Это было сюрреалистично — видеть, как новички самоубийственно бегают там, где в дерево впиталось так много крови, что она слипалась с полом и омывала ноги прямо под ними. Они бежали вперед, не подозревая об опасности, которая должна была быть там. Нил представил себе, как капельки крови, забрызгивая икры, исчезают в их черных ботинках, пока они бегают. От удара трости хозяина все испуганно замерли, но после секундного замешательства собрались на средней линии, спины прямые, глаза опущены. Даже задыхаясь, они молчали. Нил оторвал взгляд от места смерти Рико и присоединился к своей команде. Он прошел мимо новобранцев, которые смотрели на него расширенными глазами и испуганными лицами, разглядывая его бинты и то, как он, прихрамывая, идет по корту. Мимо игроков среднего звена, которые изо всех сил старались сохранять безучастное лицо, но у которых это получалось с разной степенью успеха. Мимо Федорова, Джонсона и остальных прихвостней Рико, которые не пытались скрыть свою враждебность и жажду крови. К пустому месту, где когда-то стояли три мальчика. Он занял свое место в вакууме, остро ощущая тяжесть пустого пространства справа от себя. Только устроившись там, где ему полагалось быть, он поднял взгляд на хозяина. Тецудзи Морияма знал. Это была его первая мысль, когда он встретил взгляд хозяина. Какую бы историю о смерти Рико Мориямы они ни рассказали команде и прессе, ему открыли всю правду. Ненависть была настолько глубокой, что Нил не смог выдержать его взгляда более секунды, после которой его глаза вернулись к собственным ботинкам, а сердце заколотилось в груди. Ему не нужно было смотреть дольше, чтобы понять, что ненависть и непримиримость в этом человеке никогда не ослабнут. Если бы ему дали хоть полшанса, если бы хоть на дюйм ослабили поводок, на котором его держали Мориямы, Тецудзи Морияма закончил бы то, что начал Натан, и сделал бы это с радостью. — Номер 4 станет капитаном Воронов. Он даже не смог произнести его имя. Отвращение в его голосе сквозило в каждом слоге. — Поскольку он еще не допущен к игре, он проведет тренировку с новичками. Приступайте к работе, — обычно он оставался на корте, чтобы наблюдать, критиковать и назначать наказания. Но сегодня хозяин повернулся спиной и ушел. Команда, как один, поклонилась ему вслед, а затем, повернувшись, поклонилась и Нилу. Он тоже чуть было по привычке не отвесил поклон, но в последний момент выпрямил спину. Они разошлись в разные стороны, чтобы начать тренировку. Нил обнаружил, что путь ему преграждает Федоров, который так и не сдвинулся с места. Он подошел к нему с острой ухмылкой, тесня его так, что ему ничего не оставалось, как отступить назад, чтобы не задеть их запасного защитника. Теперь уже стартового защитника. — Поздравляю с капитанством, — в его словах звучала насмешка, дразнящая его. — Мы все знаем, как сильно ты это заслужил. Нил кивнул ему и, отойдя в сторону, направился к конусам, которые нужны были для тренировок новичков. Федоров пошел в ногу с ним, как будто собирался помочь ему перенести оборудование. — Никто так долго не лежал на спине ради этой команды, как ты, — промурлыкал он, придвигаясь ближе. — Мне плевать на звание. Я все равно буду трахать тебя до слез. В любое время, милый. Только дай мне об этом знать. — Не трогай меня, — прошипел Нил сквозь зубы, а тот рассмеялся, как будто он сказал что-то смешное. — Никому из наших тоже нет дела до твоего нового причудливого звания, — он потянулся вниз и поднял стопку конусов, положил их в руки Нила и использовал это движение, чтобы наклониться и прошептать ему на ухо. — Мы точно знаем, кто ты. И это не капитан. Он сделал подсечку на обратном пути к команде, отчего в боку Нила вспыхнула мучительная боль, а пластина в груди изогнулась, чтобы удержать части ключицы вместе. Он не успел ничего ответить — зубы стиснулись в попытке не потерять сознание. На его лице, должно быть, было... что-то... потому что новички, спотыкаясь, бросали на него испуганные взгляды в перерывах между бросками по конусам. Они выглядели такими юными. Такие свежие лица, все еще находящиеся в шоке от того, что стали свидетелями своих первых наказаний, от того, что не видели своих семей, от того, что их попросили отдать так много себя ради любимого спорта. «Становитесь в очередь» — злобно подумал он и заставил себя двигаться вперед.