Not Yours To Bleed

      «Межсезонье» было новым понятием для Нила, и он не очень его понимал. Он не был глуп — он знал, что это означает отсутствие матчей до начала нового года, но он не планировал, что также не будет и тренировочных игр. Или полноценных командных тренировок. Или надежды показать, что он не бесполезен после катастрофического поражения в матче против Аллстарс. Тренеры говорили ему, что это важный перерыв, что после игр и нагрузок они должны отдохнуть, но в то же время просили не расслабляться. Он должен был почти каждый день приходить на стадион для занятий фитнесом и тренировок, а также работать с тренерами по нападению и другими нападающими над целевыми упражнениями. Кроме того, он должен был соблюдать режим питания, а в дни, когда в расписании стоял пункт «отдых», также стояло «фотосессия», поэтому мысли об отдыхе и расслаблении было легко отбросить.       Разумеется, Вороны использовали время перерывов для совершенствования, перестроив свой день на 16-часовой график, чтобы максимально использовать период, когда их противники спали, ели нездоровую еду и делали все то, что делают обычные спортсмены университетов, уезжающие домой между семестрами. Вот к чему привык Нил. Именно это говорил ему сделать мозг, когда будил его в пять утра, чтобы начать свой день.       Это, а также выяснить то, как снова оказаться в изгибе шеи Эндрю Миньярда.       Соленый теплый воздух, блеск воды и ощущение прижатой к нему мускулистой груди — все это ему нравилось перебирать в памяти. Он не хотел предаваться воспоминаниям во время тренировки, да и слишком опасно это было делать там, где кто-нибудь мог застать его врасплох. Но ранним утром или перед тем, как заснуть, он мог спокойно вспоминать. Это всегда сопровождалось нахлынувшим страхом — он был так напуган, так не контролировал себя в те мгновения. Но все остальное — Эндрю, позволяющий ему прислониться к себе, крепко обнимающий его за шею, провожающий его до отеля, — было достаточно приятным, чтобы переживать снова и снова. Иногда — не слишком часто — он не хотел привыкать к этому, на случай, если это больше никогда не повторится, — он тянулся вверх и проводил ладонью по затылку, просто чтобы сымитировать те же ощущения.       На мгновение он почувствовал себя снова рядом с Жаном. Он почувствовал себя комфортно и гораздо менее одиноким, чем был с того момента, когда убедил партнера покинуть гнездо. Но кое-что отличалось. Определенно, он никогда не испытывал желания повернуть голову и провести языком по ключице Жана. Он не был уверен, откуда взялось это желание, но оно было настойчивым. Однако он держал себя в руках, осознавая, что это будет неверным шагом. Он инстинктивно понимал, что такой человек, как Эндрю, не дает второго шанса, чтобы вернуть его доверие. Он давно знал его историю, знал, что люди забирали у Эндрю свободу похожим образом, что и у него. Но Эндрю был Настоящим. Эндрю мог уйти и ушел бы, не оглядываясь, если бы он без разрешения коснулся его руки. Ему бы пришлось быть очень осторожным.       Нилу нечего было предложить Эндрю, он не был настолько наивен, полагая, что Эндрю может что-то получить с этого. Но он может получить это снова, если не испортит все сам.       Он придерживался этой мысли во время тренировок с другими нападающими, наблюдая за тем, как остальные раздеваются и идут в душ около полудня. С небольшой группой тренировки проходили быстрее, между упражнениями проходило меньше времени, чем со всей командой, но этого было недостаточно. Мысли о том, что нужно «не облажаться» и «наверстать упущенное», не давали долго стоять на месте. Ему не составило труда достать конусы из инвентарки и продолжить занятия в одиночку, когда все разбежались, чтобы отвлечься на то, что бы их ни отвлекало на вторую половину без тренировок. На ближайшие дни у него были запланированы еще фотосессии и интервью, поэтому нужно было использовать это время по максимуму, пока есть возможность. Кроме того, в гнезде бывали дни, когда он был готов отдать все, чтобы просто побыть в одиночестве на корте, без посторонних глаз, работая над своей игрой. Эти дни были настоящим праздником. И, конечно, поэтому они не длились долго.       — Ты действительно нечто, знаешь об этом?       Голос за плечом заставил Нила потерять концентрацию, поэтому он отказался от последнего удара, который собирался выполнить, и повернулся лицом к прервавшему его игроку. Ребекка Хостеллер стояла на средней линии, переодетая в спортивную форму и разогретая после тренировки. Она перекинула клюшку через широкое плечо и жестом велела ему отойти с ее пути.       Нил уступил ей упражнение и с удовлетворением наблюдал, как она копирует его мастерство в точности, присущей только Ворону.       — Ты быстрый, точный, умный — больше ничего и не нужно нападающему.       — Почему мне кажется, что здесь есть какое-то «но»? — спросил Нил, и Ребекка ухмыльнулась в ответ.       — Может быть, слегка драматичный, но нам подойдет.       Нил хмыкнул в ответ:       — Разве тренировка защитников не завтра?       — Да, я просто пришла немного поработать, безделье всегда донимает меня в межсезонье. Хочешь заняться чем-нибудь веселым?       — Например?       — Хочешь поиграть в игру «Упал — пропал»?       Нил решительно прогнал из головы все негативные ассоциации, связанные с той игрой, давно умершей и не играющей здесь никакой роли, не той, о которой говорила Ребекка, и свирепо ухмыльнулся в ответ; так они и оказались на трибунах, передавая мяч туда-сюда. Они перелезали через спинки сидений, неуверенно разворачиваясь на пальцах ног, стоящих на подлокотниках, приземляясь в узких проходах только чтобы перемахнуть через перила другого ряда и поймать пас, бросая сильно и далеко, чтобы другой как можно быстрее перемахнул через несколько сидений и поймал мяч кончиком клюшки. Если бы кто-нибудь из тренеров увидел, как они пытаются сломать себе ноги и шеи, то, скорее всего, они получил бы взбучку. Тем не менее, это было непросто, требовало от Нила концентрации и гибкости, которые он оттачивал в своем теле годами, и он обнаружил, что это изгнало из его души тревогу, которую он испытывал, как это бывает во время хорошей схватки. Ребекка выкладывалась по полной, используя размах рук, чтобы компенсировать свою медлительность, используя мощные ноги, что позволяли ей прыгать по лестнице, преодолевая по шесть ступенек за раз, чтобы не отставать. К тому времени, когда они закончили, оба вспотели и запыхались, их тела были измотаны. По обоюдному согласию они уселись на бетонные ступеньки, чтобы перевести дух.       — Я слышала, что он тебе сказал, — наконец отозвалась Ребекка, когда ее дыхание стало достаточно контролируемым, чтобы говорить.       Мысли Нила моментально вернулись туда, где они были всю неделю, когда он стоял на пирсе и слушал негромкое бормотание Эндрю, обещавшего ему… что именно? Защиту от Райсмана? Что он не прикоснется к нему без его разрешения? Что прикоснется к нему с его разрешения? Шанс, что это может повториться?       — Федоров.       Мысли Нила в мгновение ока вернулись в настоящее; он отбросил воспоминания, чтобы не запятнать их.       — Что?       — Во время игры, когда он прижал тебя к полу. Он сказал…       — Я знаю, что он сказал, — зашипел Нил, повысив голос. Ему не нужно было напоминать об этом, и не нужно было повторять. Он настороженно смотрел на Ребекку, не понимая, к чему та клонит.       — Да, но есть еще тот факт, что он пытался проникнуть в твой номер.       — Что?       — Драка. Перед игрой? Я дала ему номер комнаты Дэвиса вместо твоего.       Сердце Нила сильно заколотилось, а потом резко упало:       — Зачем ты это сделала? Дэвис — наш капитан…       — Значит, это была его работа, Нил. Это часть обязанностей капитана. Не дать другим игрокам испортить твою игру перед матчем.       — Это было личное разногласие… — начал Нил, чувствуя, как его к лицу приливает жар. Ему было неприятно думать о том, что его товарищи по команде знали, что было нужно Федорову. Что тот сделал с ним в прошлом.       — Это не так, — сказала она ему со знанием дела. — Я понимаю, что это неловко…       — Это не то, с чем должен был иметь дело наш капитан…       — Федоров рванул дверь, Нил, — она снова прервала его. — Он не хотел разговаривать. Он не хотел играть в глупые игры разума. Он собирался напасть на тебя.       — Я виноват во всей этой драке? — он хотел рассердиться; он ненавидел то, как ломался его голос, пока он пилил взглядом Ребекку.       — Нет. — твердо сказала она ему. — Он приебался к Барону, и Бароны об этом позаботились. Это была не твоя вина. Я сама решила ввязаться в это дело, и я решила попросить Генри надрать ему задницу, на что он согласился по доброте душевной, а также потому, что ему это втайне понравилось, но это не так важно.       — Все равно…       — Это часть работы в команде. Здесь… — он не нуждался в пояснениях, чтобы понять, что под словом «здесь» она имела в виду «вне гнезда». — Мне не нужно, чтобы ты объяснял, как обстоят дела с Федоровым. Я выросла в той же системе, помнишь? У меня есть свои козлы, с которыми команда помогла мне разобраться за эти годы. Но я помню, как все было, когда я только пришла. Никто не объяснил мне, что в некоторых вопросах я могу на них положиться. Поэтому я решила сообщить, что ты не должен терпеть дерьмо от других команд. Если они будут доставать тебя перед игрой или еще как-то, ты можешь сообщить мне или Дэвису, и мы разберемся с этим.       — Почему?       — Да, меня это тоже смутило, — усмехнулась она. — Вороны — они работают, понимаешь? Но люди здесь не работают так усердно. Они полагаются на других, чтобы те заполнили их пробелы. И я не говорю, что мы должны опускаться до их уровня, я просто говорю, что иногда мы можем использовать это. И когда кто-то угрожает выбить тебе зубы и после этого выебать в рот, ты можешь сказать своей команде, чтобы она отправила его в больницу за тебя. Это разрешено.       Нил поморщился, но она продолжала говорить.       — Как я уже сказала, я с этим справилась. Ты не должен стыдиться; здесь другие правила, и я просто хотела, чтобы ты знал. Как давно он стал проблемой? — когда Нил ничего не ответил на это, она продолжила говорить. — Когда это впервые стало происходить со мной, еще в гнезде, я рассказала Хозяину, — она поднялась на ноги, как будто была способна либо спокойно сидеть, либо вести этот разговор, но не то и другое вместе. Она положила клюшку на одно из сидений трибуны и оперлась на него своими мускулистыми предплечьями. — Тогда я училась на втором курсе. Я была так уверена, что этот парень — Филдинг, — она скорчила гримасу, словно это имя вызывало горечь во рту. — Я была так уверена, что Хозяин — этот Тэцудзи — собирался избить его до крови ради меня. Я была восходящей звездой, я была одним из его лучших активов, выдающимся новичком, почти никогда не получала наказаний, и все такое. Я снова и снова повторяла себе, как я ценна. Поэтому, когда Филдинг перешел черту, я подошла к Хозяину и сказала, что тот ведет себя неподобающе.       Выражение лица Нила заставило ее мрачно усмехнуться.       — Да. Все закончилось не совсем так, как я хотела.       — Что он с тобой сделал? — спросил Нил, сопротивляясь чувству, терзающему его нутро. На самом деле он не хотел этого знать, но было невежливо не спросить.       — Он усадил меня на скамейку запасных. На две игры.       Нил сочувственно простонал.       — Да. Поэтому я согласилась. Это был мой выбор, конечно. Делать то, что он хотел. Он же не заставлял меня или что-то в этом роде. Но смысл был чертовски ясен. Вороны много работают, и мы сами разгребаем свое дерьмо. И это чертовски мотивировало меня стать настолько хорошим игроком, чтобы люди встали передо мной на колени, если бы я попросила их об этом, — ее лицо слегка перекосилось. — Не то чтобы я просила. Я бы никогда не заставила кого-то вставать на колени. А тебя заставляли? Федоров?       Нил чуть было не предложил им вернуться к тренировке. Он открыл рот, чтобы сказать именно это, но Ребекка бросила на него такой отвратительный, знающий взгляд, что он заскрипел зубами, не успев вымолвить и слова. Она смотрела на него, как на вражеского защитника, пока наконец он не дернул головой.       — Есть еще кто-нибудь, с кем мы играем? Мы можем приглядывать за ними, как делали это в Лос-Анджелесе.       — Джонсон. И еще несколько человек.       — Кто еще?       — Я… я.       — Сколько их еще, Нил?       — Все, — огрызнулся он, сжимая в руках шейку клюшки. — Если ты была в Эдгаре Аллане и они были моложе тебя, можешь считать, что они будут испытывать меня и приебываться.       — Насколько все стало плохо?       Нил вскочил на ноги и оскалился в ответ.       — Оли говорит, что у тебя шрамы. По всему телу. Знаешь, что я думаю, Джостен? Я думаю, что стало намного хуже, быстро…       — Было плохо. — ответил Нил. Ответить было лучше, чем продолжать выслушивать ее догадки.       — А когда тебя сделали капитаном? Это прекратилось?       Нил усмехнулся:       — А кто бы их остановил? Хозяин?       — Мы позаботимся о тебе, Нил, — тихо сказала Ребекка, вместо того, чтобы ответить на его вопрос. — Они приебались к одному Барону, а получат всех. Дэвис был более чем рад помочь, и не он один, всю команду чуть не арестовали, и никому до этого не было дела. Элисон готова открыть ебаный фан-клуб. Ты можешь на меня посмотреть?       Глаза Нила в какой-то момент заметались по корту, но теперь взгляд снова вернулся к ее лицу.       — Я говорю это не потому, что мне тебя жалко или что-то в этом роде. Все проходят через дерьмо. Я говорю, что ты заслужил защиту этой команды тем, как ты играешь. Ты понимаешь? Ты — стартовый нападающий Баронов. Мы будем следить за тем, чтобы никто с тобой не связывался. Понял?       Нил смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать.       — И знаешь что? Это включает в себя Кевина, мать его, Дэя и Жана Моро, если тебе это понадобится. Тебе нужно, чтобы мы держали тебя в пузырчатой пленке до начала игры? Тебе нужно, чтобы мы жили с тобой в одном гостиничном номере и держали твой член, пока ты мочишься, до начала матча? Мы сделаем это.       Ребекка сделала несколько шагов к нему и остановилась, едва не заставив его вздрогнуть.       — Когда ты играешь, когда ты на корте, ты оглядываешься по сторонам. Ты ни в чем не доверяешь своей задней линии. Ни для того, чтобы она освободила путь. Ни для того, чтобы оградила тебя от ударов. Ты играешь так, будто на поле только ты один. И до сих пор этого было достаточно. Так и приходилось играть — потому что у тебя не было других вариантов, верно? Удары сыпались со всех сторон, и ты выяснил, как играть, несмотря ни на что. Я хочу увидеть, как ты можешь играть, не оглядываясь через плечо. Я хочу увидеть, как ты можешь играть, смотря вперед. Потому что теперь ты можешь.       Нил не знал, что ей ответить. Он просто пялился на нее, пока, наконец, она не произнесла, невесело усмехнувшись:       — Да, я тоже не поверила, когда они мне об этом сказали. Но ты увидишь.

***

      Он был благодарен за то, что в тот день так много работал над собой, потому что следующие несколько дней были поглощены фотосессиями. Он в спешке выполнил свою программу тренировок, час-другой провел на корте, пообедал на заднем сиденье машины Табе, пока тот пробирался через пробки, и провел остаток дня, когда к нему прикасались и его двигали так, что у него сводило зубы. На этот раз это была даже не сексуальная одежда, его просто фотографировали, прислонившегося в уличной одежде к предметам. По окончании съемки ему разрешили забрать часть одежды домой, некоторые рубашки были очень мягкими, но он бы с радостью отказался от возможности их забрать, если бы ему позволили.       Но у него не было выбора.       Единственным перерывом в его расписании стал вызов в пентхаус. Ичиро вернулся откуда бы то ни было, и настроение у него было задумчивым, и Нил еще до того, как его проводили в спальню, догадался, что его ждет. Он сказал человеку, стоявшему у двери, чтобы его не беспокоили, если только не погибнут несколько человек, и не глядя бросил телефон на диван. Он не спеша снял с Нила всю одежду, и его губы дернулись в язвительном смешке, когда Нил собрал свою одежду и унес сверток с собой в спальню вместо того, чтобы оставить ее там, где она упала. Следующие несколько часов он провел, будучи подвешенным к потолку, обнаженным и связанным ярко-красными веревками, которые так любил его лорд. На самом деле это было не очень больно, но доводило его до изнеможения. Поначалу конечности протестовали против тугих узлов, мышцы напрягались, нервы посылали по всему телу уколы боли, но чем больше он отдавался им, тем меньше чувствовал свои конечности, тем меньше блуждал его разум. Он ни на чем не концентрировался, слабое гудение затуманивало его мысли, пока он оставался спокойным и расслабленным.       Это было почти катарсисом. По крайней мере, он был полезен. Даже зная, что Ичиро думает иначе, Нил всегда пытался напомнить ему, что он более хороший игрок, чем шлюха. Что он приносит деньги, что его истинная ценность — на корте. Сейчас, после их проигрыша, ему не на что было опереться. Нет, все, что у него было сейчас, чтобы доказать свою ценность, — это быть спокойным и послушным, пока его лорд ставил его именно так, как хотел. Руки сложены за спиной, бедра задраны вверх, а лицо свешено в нескольких футах над мягким ковром.       После этого он разрезал веревки и трахнул его, но это было уже почти второстепенно. Нил издавал все звуки, которые ему нравились, и не сопротивлялся чувствам, которые Ичиро хотел, чтобы он испытывал, полностью раскрывшись перед ним и заслужив затяжной поцелуй между лопаток.       — Завтра я уеду в Северную Каролину. — сказал ему лорд Морияма, пока они одевались. — Без тебя там не так приятно. — он снова поцеловал его, долго и томительно, позволяя их языкам сплетаться и крепко прижимая Нила к себе. — Обещаю, что скоро мы проведем вместе еще несколько полноценных ночей, — он потер большим пальцем единственное пятно крови, которое осталось от сегодняшней ночи: запястья распоролись вдоль старого шрама о грубый джут. Остальные вмятины от веревки исчезнут задолго до рассвета. Ичиро лизнул его палец и придержал дверь, прислонившись к косяку, словно не хотел, чтобы Нил уходил. Хоть мысль о том, что Ичиро попробовал его кровь, вызывала мелкую дрожь в позвоночнике, хотя одна мысль о возвращении в гнездо сдавливала горло, было настолько очевидно, что Ичиро действительно этого хотел, что он почти предложил. Вместо этого он низко поклонился, позволяя двери закрыться между ними. Ему показалось, что на его лице мелькнуло разочарование, но он заставил себя думать о том, как он был доволен в процессе.       Неуверенность в себе немного рассеялась, когда он принял душ и оделся, выпил протеиновый коктейль и завел будильник на утро, чтобы успеть еще немного поработать на корте в одиночку, пока защитники не заняли его.       Затем он подошел к раздвижной стеклянной двери и высунул голову на балкон, чтобы посмотреть, не ждет ли его Эндрю. Не было ни запаха сигарет. Ни щелчка зажигалки. Из квартиры не доносилось ни малейшего признака того, что вратарь проснулся.       С разочарованием Нил захлопнул дверь.       И тогда он принял решение.       Он аккуратно положил телефон на тумбочку и подключил его к зарядке. Нормально. Оправданно. Все заряжают телефон ночью. Если бы его спросили…       Холодное, пустое чувство заполнило его грудь, выбив из него дух. Если бы его спросили, все это не имело бы значения. Он знал это в глубине души. Как бы ни хотелось ему инстинктивно оправдать свои поступки, он знал, что если его спросят хотя бы об одном из поступков, никакой ответ не защитит его. Он знал, что произойдет. Он раздумывал, пока босые ноги, холодные и скользкие после душа, побуждали его заползти в теплую постель и забыть обо всем этом. Он устал, его тело требовало отдыха. Он мог бы просто прекратить все это и лечь спать прямо сейчас.       Но он уже все продумал. Телефон, подключенный к зарядному устройству на тумбочке. Утром он пропустит пробежку. Он может сказать, что ему было неспокойно. Он может сказать, что не хотел никого будить или вытаскивать из постели в столь ранний час.       Он знал, что в реальности у него не будет возможности сказать что-то из этого. Но это помогало ослабить давление в груди настолько, чтобы он мог дышать ровно, представляя, что это возможно. Он быстро, пока не сдали нервы, сунул онемевшие ноги в ботинки и заставил дрожащие руки обхватить дверную ручку.       Когда он вышел в коридор, ничего не произошло. Казалось, что должна была сработать сигнализация или что-то в этом роде. Конечно, в коридоре могли понять, что его там не должно быть. Конечно, в этом многомиллионном здании с его плавно скользящими лифтами, мраморными и электрическими дверями, закрывающимися изнутри, сразу бы поняли, что он вышел из своей квартиры, когда должен был спать, но никакого громкого звука не последовало. Ни один человек в черном костюме не вышел из лифта, чтобы вернуть его в комнату. Чтобы задать вопросы, на которые Нил так тщательно готовил ответы.       Если тебе так хочется умереть, есть более простые способы получить смерть. Рико рассмеялся ему в ухо. Ложись спать, Четыре.       Он потряс головой, чтобы прояснить сознание. Это не… это не будет смертным приговором. Возможно, стоит представить себе самый худший вариант развития событий, самое страшное наказание, и от этого отталкиваться.       Это нисколько не помогло. Он сдерживал рвотные позывы, так как ощущение ковра, впивающегося в спину, и людей, проникающих в него, едва не поставило его на колени. Он уже почти спросил Табе, когда начался межсезонный перерыв, можно ли ему будет иногда выходить из квартиры в другие места, кроме стадиона. Эш и Элисон постоянно грозились пригласить его поесть, но пока ему удавалось откладывать встречи. Но он знал, что независимо от того, будет ли ответ «да» или «нет», Табе лишь бросит на него разочарованный взгляд и предупредит, чтобы он не забегал вперед, не привлекал внимания и не высовывался. Он бы высмеял его за вопрос и напомнил, что тот не настолько умен, чтобы самостоятельно принимать подобные решения; ему гораздо лучше оставаться там, где ему положено. Нет, Нил должен был спросить Ичиро напрямую, и если бы Ичиро сказал «нет», он бы никогда не набрался смелости открыть дверь. Он знал, что это самый хлипкий щит, но держался за оправдание, что ему не было отдано «приказа» не выходить, как будто это как-то защитит его.       Он постучал в соседнюю дверь с замиранием сердца. Не настолько сильно, чтобы разбудить спящего, просто неуверенно постучал, настолько громко, насколько позволяла его смелость.       Послышались приглушенные шаги, и в дверном проеме появилось тело Эндрю, золотистые глаза которого оценивающе оглядывали его, стоящего в коридоре. Он был одет в носки и пижамные штаны, которые облегали его бедра и свободно свисали вокруг лодыжек, а также в спальную рубашку с короткими рукавами и вечно надетыми нарукавники.       — Не хочешь прогуляться? — спросил он.       Глаза Эндрю сузились в подозрении. Или, возможно, в замешательстве. Он не был уверен. Его волосы были взъерошены, как будто он спал, но глаза были ясными и смотрели прямо на него.       — Сейчас почти два часа ночи, — сказал он ему.       — Да. — сказал Нил. — Идешь?       Вместо ответа Эндрю закрыл дверь перед его носом.       На одно ужасное мгновение Нил подумал, что все это было напрасно. Столько риска, и никакого вознаграждения. Он находился не там, где должен находиться. Он находился не на своем месте. Он был не там, где должен был быть, и они узнают об этом. Ичиро узнает. Он бросит один взгляд на виноватое лицо Нила, когда тот вернется, и поймет…       Дверь снова открылась, и Эндрю стоял в ботинках и пальто, пряча ключи в карман и закрывая за собой дверь. Он пришел. Яркое облегчение прорвалось сквозь роящиеся мысли, когда он отступил назад и освободил место для Эндрю в коридоре.       Волнение длилось всего десять секунд. Он получил именно то, чего хотел, но всю дорогу до улицы и следующие три квартала Нил думал только о том, как больно ему будет потом, когда его поймают. И стоило ли оно того. Да и был ли вообще смысл это делать, учитывая то, что произошло в прошлый раз. Он взглянул на Эндрю, сгорбившегося от холода и засунувшего руки в карманы, и замер на месте. Что, черт возьми, он вообще делал? Он зря вытащил Эндрю из постели.       — Я отсюда слышу, как ты думаешь, — сказал Эндрю, подавая знак, чтобы он продолжал идти. Нил снова заставил свои ноги двигаться, пытаясь унять волнение.       — Что случилось? — наконец спросил Эндрю. Нил и не заметил, как у него начался приступ гипервентиляции. Дыхание переходило в заметные, неглубокие вздохи, а свет уличных фонарей начал расплываться.       — Я не должен был уходить.       Он не хотел этого говорить, но это была правда. Он оглянулся, чтобы посмотреть, виден ли еще их жилой комплекс, но он уже был вне поле зрения. Обернувшись, он увидел, что Эндрю сделал шаг к нему, и его золотистые глаза оказались слишком близко, но как-то недостаточно близко.       — Ты не должен был уходить. — повторил он с пустым лицом.       — То есть я могу. На тренировки и все такое, но…       — Неправильно.       Неожиданная фраза прорезала панику, которая начала зарождаться в его мыслях, и это было эффективно, потому что сначала он подумал, что ослышался. Это оказалось настолько неожиданно, что он только и смог, что изумленно уставиться на него.       — Скучный ответ, попробуй другой, — подначил его Эндрю, потянувшись за сигаретой в пальто.       Нил неуверенно наклонил голову.       — Если ты не должен быть здесь, то почему ты здесь?       — Я не уверен. Я просто хотел поговорить. С тобой.       — И все же ты боишься улизнуть. Ты здесь один, с человеком, который уже однажды накачал тебя наркотиками. Ты должен бояться меня, а не пытаться поговорить со мной.       Нил засмеялся. Выдох был резким, больше похожим на хрип, чем на что-либо другое, и теперь настала его очередь застать собеседника врасплох. Глаза Эндрю изучали его, и уличные фонари снова сфокусировались, заостряя черты его лица.       — Если бы я никогда не разговаривал с теми, кого боялся, я бы вообще ни с кем не разговаривал.       — Мы могли бы поговорить на балконе, — парировал Эндрю, делая еще один шаг навстречу.       — Я… я хотел…       — Ты хотел, чтобы я снова прикоснулся к тебе.       Правда его слов заставила Нила отказаться от попытки закончить фразу.       — Ты не любишь, когда к тебе прикасаются, — вместо этого сказал Нил. Это было более чем очевидно и без вопроса. Это была граница, которой Эндрю придерживался с жестокостью, когда на него слегка надавливали; это было хорошо известно — если прикоснуться к Эндрю Миньярду, он прикоснется в ответ, но гораздо хуже.       — Да. Я не люблю, когда ко мне прикасаются, — согласился Эндрю, но его взгляд все еще был устремлен на Нила, рассматривая его, и он заколебался, как будто что-то еще не сказал. Несколько ударов сердца он провел, глядя на него. Нил знал, потому что чувствовал каждый удар сердца в горле.       — Прикоснусь к твоей руке, да или нет? — все-таки выдохнул Эндрю, и Нил почувствовал прилив волнения, как будто он стоял на средней линии и ждал свистка. Он чуть не забыл ответить. Наконец он судорожно кивнул головой.       Рука Эндрю обвилась вокруг его предплечья, поддерживая его. Даже сквозь толстовку он чувствовал прежний жар. Рука Эндрю обхватила его запястье, оттягивая ткань и обнажая холодную руку. Но ему было все равно. Его большой палец коснулся раны на запястье, проведя по крови, как это сделал Ичиро всего час назад. Но он не стал слизывать жидкость с его кожи. Только вопросительно посмотрел на Нила.       — Не спрашивай, — сказал он, и тот не спросил.       Вместо этого Эндрю обхватил пальцами его запястье и, держа его крепко, но не сдавливая, оттащил на несколько шагов от их здания. Как только он снова начал двигаться, он прекратил контакт, но его запястье горело в том месте, где была его рука.       — Что Кевин дал тебе? Для защиты? — в конце концов Нил нарушил молчание, когда они обогнули квартал, направляясь теперь на юг.       — А что? Тебе нужна защита не только от Райсмана?       — Нет. — Эндрю не мог защитить Нила, и он никогда бы не попросил его об этом. — Несколько дней назад у меня был разговор с Хостеллер. О драке в Лос-Анджелесе и о том, что ее начало. Ты ни с кем не дрался. В отеле.       — И что? — Эндрю сделал вид, будто занимается математикой на пальцах. Руки у него были, объективно, красивые. Пальцы длинные и прямые, без следов переломов, каждый сустав пропорционален, тыльная сторона хорошо развита. Нил спрятал свои руки в манжеты рукавов, чтобы их не было видно. Трудно было отвести взгляд, когда он саркастически спросил: — Двадцати с лишним белых рыцарей тебе недостаточно?       — Она сказала, что Бароны обеспечат защиту от других команд, если я заранее расскажу им об этом.       Эндрю фыркнул.       — Я уверен, что наш дорогой капитан оценил уведомление о том, что на него собираются напасть, да.       — Как ты думаешь, они это серьезно?       Ответ затянулся на мгновение.       — Похоже на то, — сказал он наконец. — Учитывая, что они уже пошли на это.       — И ты думаешь, что все, чего они хотят взамен, — это чтобы я продолжал хорошо играть?       — Они могут попросить тебя о другом. — прежде чем сердце Нила успело окончательно упасть, он продолжил говорить. — Они пробуют подружиться с тобой. По крайней мере, Элисон.       — Почему?       Эндрю потер затылок и вздохнул.       — Понятия не имею.       Нил тоже не знал.       — С Кевином. Лисы защищали и его. Я думал об этом в ту ночь на балконе. Когда я попросил тебя сыграть против него. Когда ты сказал, что тебе что-то от меня нужно…       — Я никогда такого не говорил, — перебил Эндрю.       Нил молчал еще несколько шагов, вспоминая ту ночь. Ужасное чувство, которое грозило захлестнуть его, когда он подумал, что Эндрю попросит его трахнуть. Он не мог сказать этого сейчас.       — Ребекка говорит, что Бароны так не поступают, — неправда, не совсем так. Но она сказала, что они работают по другим правилам, в отличие от Воронов, и что они вмешаются, если другие команды попытаются добраться до него перед игрой. Разумно ли предположить, что они не стремятся причинить ему вред таким же образом, или он сам себя подставляет под удар?       — Не поступают как? — Эндрю слегка замедлил шаг, заставив Нила тоже идти медленнее, чтобы не обогнать его.       — Не заключают сделки. Не поднимают свой статус. Я думал, ты собираешься…       Эндрю бросил на него удивленный взгляд, который тут же ожесточился.       — Ты думаешь, я переспал с Кевином? В обмен на защиту его от Рико?       — Это правда?       Эндрю остановился посреди тротуара и уставился на Нила с недоумением и гневом. Нил вздрогнул под его взглядом, почувствовав, что только что переступил черту.       — Я никогда не касался Кевина. И никогда не прикоснусь, — твердо и решительно сказал он. — Сделка, которую я заключил с ним, не имела ничего общего с сексом.       — Окей, — поспешно согласился Нил. Он надеялся, что ему удастся подавить нарастающую ярость на его лице, но в любом случае все стало еще хуже.       — Я принимал психотропные препараты. Кевин сказал мне, что в обмен на его защиту он найдет для меня что-то, ради чего можно жить.       Глаза Нила расширились.       — И ты должен кое-что понять, прямо сейчас, — он шагнул вперед, тесня Нила. Две минуты назад он отдал бы все, чтобы Эндрю снова был так близко, а теперь ему хотелось лишь ускользнуть из-под его внимания, потому что он знал, что на этот раз — на этот раз — его ударят. Другого исхода он предсказать не мог. Его подбородок уперся в грудь, и он напрягся, ожидая, что Эндрю ударит по затылку.       Удара не последовало. С трудом оторвав взгляд от собственных ботинок, он встретился с горящим взглядом Эндрю. Он ничуть не остыл, пока он ждал, когда Нил поднимет глаза, чтобы встретиться с его яростью.       — Я никогда и никого не заставлял и не буду заставлять ложиться в свою постель. Никогда. Никого. «Настоящих людей», — передразнил он, показав кавычки, чтобы дать понять, что его промах на тренировке не остался незамеченным. — Фальшивых людей, Собственность. Ничто.       — Я тебе верю, — голос Нила был едва слышным шепотом. Но он говорил серьезно. Эндрю еще ни разу не солгал ему. Когда он попытался опустить взгляд, то обнаружил, что не может этого сделать.       — Ты знаешь, почему это так.       — Знаю.       — Тогда никогда не повторяй такой ошибки, — рыкнул Эндрю, и у Нила запершило в горле, когда он нервно сглотнул.       — И если я собираюсь ударить тебя, я первым делом скажу тебе об этом.       Он моргнул, и вдруг Эндрю исчез, вырвавшись вперед и уступив ему место, а темп снова стал таким, каким он был в начале пути.       Нилу показалось, что за последние десять секунд он пробежал целую милю, так сильно колотилось его сердце. Он захлебнулся от внезапного перехода от возбуждения к страху и обратно, и теперь его тело боролось за равновесие. Он споткнулся, но вместо того, чтобы вырваться вперед, Эндрю снова замедлил шаг, и они оказались бок о бок.       Он не мог понять, почувствовал ли он облегчение или огорчение, когда они снова оказались перед входом в здание. Перед тем, как войти, Эндрю положил руку ему на локоть. Несильно, он не схватил сустав, и это не было больно. Достаточно, чтобы он почувствовал прикосновение и остановился.       — Ты можешь рассказать мне. — сказал ему Эндрю. — А я расскажу команде. Если кто-то будет к тебе приставать. Ты можешь сказать мне, и я что-нибудь с этим сделаю. Если кто-то действительно издевается над тобой, и это не просто спортивная драма. Я не дерусь из-за экси. Оно того не стоит.       Нил открыл рот, чтобы возразить.       — Для меня. Для меня оно не стоит того. Остальные члены команды — Ребекка, она сказала тебе, что они будут защищать тебя, чтобы ты мог сосредоточиться на игре, правильно?       Нил кивнул.       — Мне плевать, если ты просидишь на скамейке запасных до конца сезона. Мне даже не важно, попадем ли мы в таблицу. Для меня все это не имеет значения. И меня не будут втягивать в командные драки только потому, что я ношу синюю майку. Есть вещи поважнее. У меня есть более значимые поводы для драки. — Нил подумал, что это самое большое, что Эндрю когда-либо говорил ему за один разговор. — Но если кто-то нападает на тебя перед игрой, скажи мне. Райсман. Бывшие Вороны. Неважно.       Всю дорогу, пока Нил поднимался на лифте, входил в свою дверь и снимал толстовку, чтобы лечь в постель, он в замешательстве размышлял над парой странных разговоров. Ему казалось, что он даже не попрощался с Эндрю, а если и попрощался, то не помнил, как это сделал. Он перебирал в памяти каждое слово, сказанное вратарем, но, как бы ни крутил их в уме, так и не смог понять.       Ведь если Эндрю не хотел вмешиваться ни во что, связанное с экси, и ему ничего от него не было нужно, то почему он все еще здесь?       Голос Рико рычал в его голове, что он просто выжидает время, ждет, пока он ослабит бдительность, прежде чем наброситься на него.       Но его затмила манящая, затягивающая мысль о том, что, возможно, для Эндрю Нил может оказаться очень важной вещью.