***
Нил уверенными шагами вошел в гримерную и почувствовал, как возросла его уверенность, когда он ничуть не растерялся при виде Кевина, поправляющего макияж. Ореховые глаза встретились с его собственными в зеркале, и он не споткнулся и не поперхнулся, а лишь слегка кивнул и продолжил идти к месту, где его ждал техперсонал. В гримерке было еще несколько человек, которые окольцовывали помещение и образовывали публику, но Нил не сводил взгляда с Кевина, встречаясь с его глазами в зеркале и не поддаваясь желанию опустить взгляд на свои ботинки. Скоро они окажутся перед камерой; ему нужно было снова привыкнуть к нему. Он не мог провести весь день, уставившись в землю и не обращая на него внимания, насколько бы это ни облегчило весь процесс. В этот раз отдельной комнаты для раздевания не было, и в зале находилось много людей, но он сказал себе, что это нормально. Первым нарядом был черный костюм, на нем, разумеется, было «правильное белье», так что ему даже не пришлось раздеваться догола. Он уже привык к общей реакции людей, впервые увидевших его тело, к тысячефунтовому давлению и молчанию, когда люди пялились, разглядывали и удивлялись. Он был в полном порядке, когда громкое «Блядь!» прозвучало грубым мужским голосом у задней стены, стоило ему снять рубашку. Он был не в порядке, когда тот же самый человек направился к нему большими, решительными шагами, пересекая комнату и оказываясь в его пространстве, прежде, чем Нил успел сделать вдох. Ему хватило секунды, чтобы понять, что гудящее ощущение в груди взорвалось во всем теле, и он ничего не мог с этим поделать. Так было всегда. Его тело просто… паниковало и само выбирало стратегию без его ведома. Он это осознавал, но не контролировал. Когда к нему подходили взрослые мужчины, когда они обращали на него внимание, его тело всегда реагировало. Райсман. Хозяин. Отец. Дядя Стюарт. Неважно, кто это был, и он догадывался, с горечью и иронией, что они могли бы подойти к нему с дюжиной роз и яблочным пирогом, и его тело все равно запаниковало бы. Он подумал, что именно из-за костюма он не сразу узнал Дэвида Ваймака. Он предположил, что тот пришел сопровождать Кевина и следить за тем, чтобы он ничего не попытался совершить. Он привык видеть его в поло, с татуировками на руках, темными глазами, в которых мелькали знакомые черты, отражающиеся в глазах его сына. С зачесанными назад волосами и прикрытыми татуировками он его не приметил. Издалека, словно его душа заползла в вентиляцию и теперь наблюдала за происходящим, как маленький, загнанный зверек, он знал, что в гримерке все еще что-то происходило. С его телом. Люди с ним говорили, и этот человек находился рядом, но все ощущалось, будто происходит где-то вдалеке. Словно он смотрит на экране телевизора одно из своих интервью — что-то далекое и смутно интересное, но не имеющее для него никакого значения. Вместо этого сознание отбрасывало его назад, к другим воспоминаниям. Будто пытаясь оправдать свою реакцию перед ним другими случаями, когда ему причиняли боль именно в такой ситуации. Шаги отца на лестнице. Трость хозяина. Он поплыл. — Он не сможет тебя слышать еще несколько минут, — совершенно спокойно сказал Кевин, дергая Нила за запястья, чтобы приковать их к стальному каркасу кровати. Нет, он просто застегивал манжеты на рубашке, пальцы твердо и уверенно направляли его конечности. Затем его руки поднялись к воротнику, уложили ткань и застегнули пуговицы на рубашке. Руки Нила сами собой потянулись помочь, но были отброшены в сторону. Шрам на верхней части левой руки Кевина выделялся на фоне красной ткани и загара его руки. Шрам был неяркого белого цвета и по форме напоминал молнию. Он сосредоточился на ней, пока его руки продевали в пиджак. Галстук завязался на шее и лег на грудь. — Ты вернулся? — спросил Кевин, и его голос не был ни холодным, ни добрым. Равнодушным. Ореховые глаза смотрели на него прямо и слишком близко. Нил дернул головой, резко кивнув, и отступил назад, пытаясь отстраниться и от Кевина, и от того, что только что произошло. — Я в порядке, — сказал он, бросив взгляд на Ваймака. Тот прислонился к стене, скрестив руки на груди, подальше от выхода, и намеренно не смотрел ни на кого из них. Визажист пялилась на него с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом; многие из тех, кто находился рядом, когда он погрузился в свое сознание, уже покинули помещение, но он не мог вспомнить, что произошло. — Садись, — приказал Кевин, но не своим обычным тоном. Это было что-то более мягкое. Нил послушно сел на предложенный табурет, и визажист потянулась к его волосам. Он вздрогнул. — Дай это мне. Это было сюрреалистично, странно и немного похоже на то, как будто ему снова тринадцать лет, к краю его лица прижимается фломастер, а подбородок упирается в ладонь Кевина, когда тот касается маленькой кисточкой края его века. Люди приходили и уходили, он слышал, как кто-то спросил, не нужно ли им еще времени, и Ваймак ответил утвердительно. Что-то насчет изменений в расписании. Это было неважно. — Закрой глаза, — он так и сделал. А потом туман лака для волос, рука, проводящая по волосам, подправляющая локоны то тут, то там. Ощущения были совсем не такими, как когда Эндрю поправлял его волосы в собственной квартире. — Ты готов? — Я в порядке. — В порядке, способный говорить полными предложениями? Или в порядке, готовый пойти туда и заставить меня делать всю работу? — проницательно спросил Кевин, и реальность вернулась на место, как резинка. Нил уставился на него. — Я в полном порядке, пошли. Он бросил короткий взгляд в зеркало и остановился, увидев, во что он одет. Во что были одеты они оба. Черное и красное. Тонкие, сшитые на заказ костюмы с шелковисто-матовыми вставками, с черной рубашкой и кроваво-красным галстуком для Кевина, красной рубашкой и черным галстуком для него. Он подавил рвотный позыв, зажав рот рукой. — Шевелись, мы уже опаздываем, — Кевин толкнул его в плечо, чтобы он направился к двери, а затем еще раз толкнул его между лопаток, чтобы он начал двигаться. Их команда фотографов состояла из пяти человек, трое с фотоаппаратами и двое с новыми поводами, чтобы прикасаться к нему каждые пять секунд. Он постоянно от них уклонялся, и с каждым разом Кевин становился все более раздраженным. — Я думал, ты будешь вести себя профессионально, — наконец сказал он после пятой их перестановки. — Когда это я такое говорил? — огрызнулся Нил, заставляя себя шире ухмыльнуться. Он не знал, испытывать ли ему облегчение или зависть от того, что Жан никогда не будет принимать в этом участия. СМИ придется довольствоваться материалами о Двойке и Четверке. Галстук Нила был снят, две передние пуговицы рубашки расстегнуты, волосы взъерошены. Прическу и одежду Кевина оставили в покое, и это его раздражало. — Так, теперь мы хотим попробовать сделать несколько искренних снимков! — обратился один из фотографов. — Так что было бы здорово, если бы вы могли просто поговорить и подыграть друг другу! Нил заставил себя расслабиться, засунув одну руку в карман. — Небрежная поза, — сразу же отметил Кевин, и в ответ тоже приподнял бедро. — Я опираюсь на свой медийный образ. — Твой медийный образ — «неряшливый инвалид»? Если да, то ты отлично справляешься. — Это уверенность, Кевин. Кевин решительно, без всякого впечатления фыркнул, а затем бросил режущий взгляд. — Да, это то, что мы ищем! — воскликнул фотограф, и ухмылка Нила расширилась. — Спасибо! — ответил он, чтобы еще больше разозлить более крупного нападающего. — Я не знаю, кто консультирует тебя по вопросам СМИ… — Вообще-то, твоя подруга Рейнолдс. — …но тебе следовало бы выбрать что-нибудь другое. — Это пойдет. — Разве не ты секунду назад разваливался в гримерке? Ты считаешь, что то, что тебя постоянно приходится собирать заново, и то, что тебе надирают зад Аллстарс, соответствуют «уверенности»? Нил замер, колеблясь и борясь с противоречивыми желаниями. Все его воспитание подсказывало ему, что то, что он собирается сделать, неправильно, что вне корта не существует обстоятельств, при которых он мог бы наложить руки на человека, стоящего выше его по положению. Но он был уверен, что Кевин не сделает ничего такого, что могло бы подорвать его репутацию. В отличие от Нила, его медийный образ был построен на том, что он был техничным игроком, который жил ради самой игры, — это не совсем ложь. Но он был из тех игроков, которые после игры раздают автографы, а не из тех, кто совершает самый громкий фол в сезоне. Он схватил Кевина за воротник, оттолкнув его на метр или два назад, а затем снова притянул к себе, давая вспышкам фотокамер увидеть его широко раскрытые глаза. Он не поднял руку для удара, но движение определенно напоминало подготовку к удару, и он получил удовольствие от того, что Кевин оказался застигнут врасплох. От того, что тот был вытолкнут из центра кадра, от аксессуара на руке. Он слегка споткнулся, а Нил сохранил улыбку, понадеявшись, что для обложки используют один из этих снимков. Это подняло бы ему настроение. Он еще раз встряхнул Кевина и отпустил его, увидев, как гнев промелькнул на его лице, а затем снова скрылся. Он наклонился и прошептал Кевину на ухо, или так близко, как только мог, учитывая, что другой нападающий был намного выше. — Это не я привел телохранителя. Нил совсем забыл, что только сегодня утром желал иметь своего собственного телохранителя. Когда они вчетвером фотографировались в Эдгаре Аллане, всегда было очень важно, чтобы Рико чувствовал себя в центре внимания. Чтобы все снимки были сделаны так, чтобы он находился в фокусе бесспорным королем. Если он чувствовал, что его ущемляют или на мгновение ставят в подчиненное положение, он, как правило, не дожидался окончания мероприятия, чтобы высказать свое недовольство. Он или Жан никогда не позволяли себе менять положение, хватать или вырываться вперед во время движения. Он испытывал чувство удовлетворения от того, что застал Кевина врасплох. Напомнил те времена, когда они оба ходили на цыпочках, и занял место Рико в сценарии. Как бы ни был он разгневан, как бы ни подсказывали Нилу инстинкты, что нужно держать голову склоненной и позволить замечаниям и приказам сыпаться на него, он так же глубоко знал, что Кевин не причинит ему боли. Не совсем. Может, он и уколет его словами, слегка потреплет, но на более грубые действия у него никогда не хватало духу. И какая-то его часть, та, что позволила Кевину взять его подбородок в ладони и нанести макияж, та, что не бросилась на него, даже когда он был до смерти напуган, верила, что он этого не сделает. Вскоре после этого они прервались на обед, и робкий стажер привела их в ту же гримерную, которой они пользовались раньше. — Два салата Кобб, с двойной порцией курицы, без заправки, и вода. Плюс все, что пожелает тренер Ваймак, — сказал ей Кевин, отбрасывая меню, не предлагая ему. — Кевин. Заправка. — пожаловался Нил, стягивая с себя рубашку, а вслед за ней и брюки, натягивая следующий наряд — более обтягивающую версию формы Баронов. Когда Кевин бросил на него взгляд, он выпрямился. — Это входит в мой план питания. Взгляд Кевина окинул его тело, и он кивнул стажеру в знак согласия. — Заправку отдельно, — разрешил он, сам начиная переодеваться. — Тебе нужно набрать несколько килограммов. — Я работаю над этим. — Работай быстрее. Это элементарная математика. У тебя нет такой массы, которая необходима для… — Я, кажется, припоминаю, что такой массы было достаточно, чтобы сбить тебя с ног. С другого конца комнаты раздалось громкое фырканье, и Нил поймал яркую ухмылку на лице Ваймака, прежде чем тот успел сгладить ее до более нейтрального выражения. После утреннего инцидента он избегал смотреть Нилу в глаза, предпочитая просто прислониться к стене и наблюдать. Нил решил, что утром он вел себя так жалко, что теперь его не замечают, и ненавидел ту часть себя, которая надеялась, что так и останется. — Нил? Или Натаниэль? — спросил Ваймак, когда принесли обед. — Нил. — сказал он, не глядя никуда, кроме своего салата. Всякий раз, когда им приходилось тянуть время на банкетах, Жана приставляли к тренерам. Он понятия не имел, как ему удавалось расправлять плечи и смотреть холодным, отстраненным взглядом на соперников, когда они превосходят его на сотню фунтов, но, похоже, это его ничуть не беспокоило. У них была своя система: он отвлекает тренеров, Нил расчищает путь, Рико делает любые ужасные вещи, которые взбредут ему в голову, и тогда они все выбираются живыми. Странно, что ему этого не хватало. Ну, не странно, что он хотел, чтобы Жан оказался рядом, — это нормально. Но то, что он скучал по той рутине, было чем-то новым. Предаваясь воспоминаниям, он очевидно пропустил вопрос. Ваймак смотрел на него, ожидая ответа, и на минуту Нилу показалось, что он сейчас снова провалится из реальности. Он замер. — Только в присутствии взрослых он полностью отключается, словно кто-то выдергивает вилку из розетки. В остальное время он творит беспредел. — Кевин… — устало произнес Ваймак. — Это просто остатки травмы. Абсурдность ситуации сработала так же эффективно, как пощечина. — Я в порядке, — отрезал он, перемещая курицу по бумажной тарелке. На самом деле он был не так уж и голоден. Но это было похоже на признание поражения в игре, о которой он даже не подозревал, — не есть после того, как он из вредности заставил изменить заказ. Он думал, что ему будет приятно, если Кевин поправит себя. Но вместо этого он почувствовал пустоту, как будто он понятия не имел, что делает, и они оба это знали. — Я спросил, нравится ли тебе Нью-Йорк, Нил. Люди постоянно спрашивают его об этом. — Нравится, — признался он. — Он впервые вышел из Гнезда, конечно, ему нравится. — сообщил Кевин отцу, уже наполовину съев свой салат. — Его некому сдерживать, а Эндрю его опекает, так что он еще больше наглеет. Ему это нравится, поверь мне. — Мне это не нравится, — сказал Нил, махнув вилкой в сторону Кевина, и Ваймак издал небольшой смешок. Впрочем, через секунду он стих. — Впервые выбрался из Гнезда. Должно быть сложно. Я помню, что у Кевина были проблемы со многими вещами, которые дети обычно знают, когда уезжают в университет. Готовка, стирка… — Я стирал сам. И за него тоже, — оборвать его, даже если бы он схлопотал за это подзатыльник, было лучше, чем слушать, как он рассказывает о времени после ухода Кевина. Он провел это время, обучаясь тому, как функционировать как нормальный человек. Жан и Нил провели это время, истекая кровью. Ваймак переместил свой вес, и Нил слегка вздрогнул. Уголком глаза он увидел, как тот поморщился. — Я прошу прощения за то, что так набросился на тебя утром. Я не собирался тебя трогать. — Я в порядке, — Нил ответил автоматически, рефлекторно. — Это обычная реакция. — На то, что люди видят твои шрамы? — Они от его отца. И Рико, — бесстрастно сказал Кевин. — Кевин. — Он мой отец, я ему все рассказываю. Нил изобразил на лице выражение насмешливого презрения. — Да, Кевин? Ты ему все рассказываешь? Это был несерьезный комментарий. Он хотел его раззадорить, продолжить эту глупую игру в кошки-мышки, вызов и ответ, единственный способ, которым они, казалось, могли разговаривать друг с другом. Но в тот же миг, когда Нила осенило, Кевин понял, что здесь нанесен неоспоримый ущерб, выходящий далеко за рамки сегодняшнего утра, перепалки между ними. Игра, в которую они играли, когда Кевин пытался напомнить Нилу, что он — собственность, а Нил метался в ловушке и пытался игнорировать правду. Нил мог причинить Кевину боль, прямо здесь. Причинить ему боль, как это сделал Рико, сжав челюстями кусок его жизни и проглотив его. — Закрой свой рот, сейчас же. Это приказ. Нил фыркнул, встал, чтобы выбросить остатки обеда и найти себе другое место, пока они будут готовиться ко второй половине дня. Не успел он моргнуть, как Кевин оказался в другом конце комнаты, отбросив его на несколько шагов назад. Он не успел отпрянуть, и, потеряв равновесие, попятился назад. — Кевин! — окликнул Ваймак, с трудом удерживаясь от того, чтобы тоже не пересечь комнату. Он поморщился, глядя на Нила, и остался на месте. — Сбавь обороты, — сказал он сыну, который выглядел так, словно собирался полностью игнорировать отца. — Сбавь обороты, — передразнил Нил на японском. — Он ничего не знает. — Ты будешь молчать, или я заставлю тебя замолчать, — ответил Кевин холодным голосом. Лишенным чувств. Он говорил серьезно. — Что ты им вообще сказал? — спросил Нил, вернувшись к английскому, и наблюдал, как лицо Кевина бледнеет все больше. — Когда явился со сломанной рукой? Кевин толкнул его во второй раз, но он ожидал этого и отступил лишь на шаг. — В этом вся твоя суть, — сказал он ему. — Ты давишь на людей, докапываешься до них и укалываешь их, пока они не захотят разорвать тебя на части, и ты не понимаешь, что до этого могло бы просто не дойти, будь ты хоть раз в своей чертовой жизни рассудительным. Ты делаешь так, чтобы единственным вариантом осталось причинить тебе боль. Ты думаешь, я хочу играть с тобой в эту игру? Думаешь, я бы не предпочел, чтобы все было просто? Мы на чертовой фотосессии, ебаный в рот, я думал, ты сможешь продержаться пару часов. Нил открыл рот, чтобы зарычать в ответ, но слова замерли у него в горле. В глазах Кевина стоял настоящий страх, черт побери. И внезапно быть Рико стало не так весело, как утром. — Зачем мне портить тебе жизнь? Я за нее заплатил, — устало сказал Нил, сделав движение рукой, как бы отмахиваясь от разговора. — Жан заплатил за нее, — тут же поправил Кевин. — Это он меня вытащил. — Ты идиот. — Кевин, — снова позвал Ваймак, и на этот раз тот посмотрел через плечо на отца. — Я не собираюсь его бить, но следовало бы. Нил почувствовал вспышку раздражения, желание затянуть этот разговор, но оно было похоронено под наплывом усталости. Он не понимал, почему ему так важно добиться от Кевина реакции, любой реакции, хотя он предпочел бы, чтобы день прошел легко. Разве он виноват в том, что они не могли придумать, как работать вместе в течение дня? — Хватит его толкать. Кевин перевел взгляд на Нила и стал изучать его: морщинки вокруг глаз углубились. Наконец, он провел рукой по лицу и отступил назад. — Он всегда переманивает людей на свою сторону, — сказал он отцу. — Я ни на чьей стороне, — поправил Ваймак. — Я твой отец, который говорит тебе не бить людей. Это моя работа. — Ты не говоришь Эндрю не бить людей. — Да, я не трачу воздух на пустые разговоры, — парировал Ваймак, и, несмотря на боль в груди, Нил почувствовал, что уголок его губ приподнялся в ухмылке. Ваймак наблюдал за ним, не приближаясь. В конце концов Кевин тоже отошел в сторону, чтобы переодеться. Нил достал из спортивной сумки телефон и набрал сообщение Эндрю. Объективно говоря, он вел себя сегодня не лучшим образом. Хозяин избил бы его до потери сознания за его выходки, за то, что он проявил неуважение, а ведь еще не наступил и полдень. Эндрю: По шкале от 1 до 10, насколько бы ты расстроился, если бы я убил Кевина? Нил: 4,5 Он послал другое сообщение, и ответ последовал почти мгновенно. Нил: -2 Эндрю: Все идет настолько хорошо?***
Съемки, где они были в экси экипировке, прошли с наименьшим количеством препирательств. Кевин оставался сдержанным, без сомнения, слегка нервничая, а Нил был слишком утомлен, чтобы делать что-либо помимо точного выполнения указаний тех, кто с ними работал. Если лица обоих были слегка тусклыми, это можно было списать на то, что они сосредоточились на корте, даже если «кортом» в данном случае выступал хромакей. Последней сменой гардероба стала обычная уличная одежда — джинсы и куртка-бомбер для него, облегающий джемпер для Кевина. Они стояли перед фальшивым мусорным контейнером, что показалось Нилу несколько безумным, учитывая количество настоящих мусорных контейнеров на улице. — Кевин, ты ведь собираешься тренироваться с Кортом этой весной? — девушка, наносящая ему на лицо пудру от блеска, прижималась к нему без всякой необходимости. Она подтянула свои ноги к краю поддонов, на которых он сидел, так что ее бедра оказались между коленями Кевина. Он сдвинулся, его дискомфорт был очевиден для Нила, но, вероятно, незаметен для нее. — Извините, я не могу говорить ни о чем, связанном с Кортом. — Значит, ты едешь, — заговорщицки сказала она. — Это так волнительно. Конечно, все твои поклонники и так знали, что в этом году ты будешь в числе участников. Кого еще они могли пригласить? С учетом того, что Фауст ушел на пенсию, а в линии нападения образовалась огромная дыра? — Определенно, будет еще несколько свободных мест, — медленно произнес он. — И они будут усиленно набирать игроков как в нападение, так и во вратари. У нас уже десять лет не было достаточно хорошего вратаря. Не из-за того, что они не пытаются, подумал Нил, вспоминая, как Эндрю небрежно отмахивался от приглашений. Он пропустил часть их разговора, вспоминая, как пальцы Эндрю касались его кожи головы. — Просто скажи мне, между нами, — она приподняла бедро так, что одна его нога коснулась внутренней стороны бедра. Кевин подвинулся, чтобы дать ей больше пространства, но она только еще больше наклонилась. — Ты ведь едешь, да? — Он сказал, что не может тебе рассказать, — огрызнулся Нил. И Кевин, и девушка удивленно посмотрели на него. — Дай ему немного пространства. — Это было самым близким к «отъебись», и он позволил своему лицу сделать все остальное, а девушка прочистила горло и сделала шаг назад, чтобы закончить свою работу. Она была более грубой с ним, когда наступала его очередь, но это было не более чем несколько резких движений мягкой кистью. — Ты не должен указывать им, что делать, — укорил его Кевин, но это был снова тот мягкий голос, который делал его командование почти терпимым. — Ты не должен с этим мириться. — Она просто фанатка. Нил закатил глаза и открыл рот, чтобы объяснить Кевину, почему он не прав, но фотограф выбрал этот момент, чтобы сказать: «Замрите!».***
Эндрю Миньярд ждал их в вестибюле агентства, прислонившись широкими плечами к темно-серой обшивке, одна рука была засунута в карман, другая обхватила чашку с кофе. Его волосы были влажными и спадали на глаза, как это обычно делали после тренировки, и даже в стандартных спортивных штанах Баронов он выглядел лучше, чем все модели, которых Нил видел в течение дня. Его золотистый взгляд неотрывно следил за ним, проводя им вверх и вниз по его телу, несомненно, проверяя, цел ли он. Он повторил этот ритуал с Кевином, а затем кивнул Ваймаку, лениво отсалютовав ему своей чашкой с кофе. — Как прошла тренировка? — спросил Кевин. — Неужели ты не в курсе? — одновременно заговорили Нил и Эндрю. — Эндрю, можем поговорить наедине? — спросил Ваймак странно напряженным голосом. Нил не сумел вспомнить ничего, что могло бы вывести его из себя за последний час или около того, но все равно держался на расстоянии, поскольку это предложение никогда не заканчивалось для него ничем приятным. Эндрю не выглядел хоть сколько-то обеспокоенным, когда высунул голову наружу, оставив Кевина и Нила неловко стоять в вестибюле. На мгновение они разделили двойное чувство обиды за то, что их оставили одних, но Кевин успел открыть рот и все испортить. — Мой отец, Эндрю и я идем ужинать, ты не приглашен, — сказал он, глядя в упор, осмеливаясь бросить ему вызов. Нил только пожал плечами, желая, чтобы у него хватило смелости открыть дверь и выйти вслед за Ваймаком и Эндрю на холод, но даже Кевин остался на месте. Прошло несколько долгих минут, прежде чем тренер махнул рукой в знак того, что они закончили. Кевин рывком распахнул дверь, пробормотав: — Наконец-то. Эндрю спрятал подбородок и нижнюю часть лица в воротник пальто, явно не в восторге от погоды. Его глаза следили за движениями Нила, не отходя от двери, так что их тела соприкоснулись, пока он выходил. Малюсенький намек на контакт, но ничего такого явного, как когда они были одни. — Мы собираемся поужинать, Нил, не хочешь с нами? Приглашение стало для него таким же шоком, как и для Кевина и Эндрю, судя по тому, как все они повернулись, чтобы посмотреть на Ваймака. Под взглядами всех троих он казался совершенно спокойным: Эндрю — не впечатленным, Нил — настороженным, а Кевин — возмущенным. Но тут позади него черный Lexus замедлил ход, отвлекая его внимание от тренера. — Большое спасибо за приглашение, но я вынужден отказаться, — формально сказал Нил, поклонившись под таким углом, который он использовал бы для не своего тренера. — Прошу меня простить. Неожиданная манера поведения, видимо, немного шокировала, потому что с ним никто не попрощался, и он успел проскользнуть на заднее сиденье, прежде чем Табе вышел и открыл перед ним дверь. Устроившись на заднем сиденье, он понял, что, возможно, не только поспешность отъезда помешала их общению — Табе держался скованно и не повернулся к нему лицом, как обычно, чтобы осмотреть его. Над воротником виднелась повязка, мягкий хлопок неплотного плетения облегал всю шею. — С тобой все в порядке? — спросил Нил, напрягаясь по мере того, как его тело переходило к очередному кризису этого дня. — Да, — прохрипел Табе. — Попал в гарроту. Заживет. — Костяшки пальцев были темно-синими на руле. Это отвлекло его внимание, что позволило почти не наблюдать за тремя Лисами, подозрительно разглядывающими машину на тротуаре, и ни один из них не двигался, пока машина не выехала на дорогу. Но он мог поклясться, что глаза Эндрю следили за ним даже через тонировку окон, когда они отъезжали от обочины, и у него возникло ощущение, что он знал, каким будет следующий вопрос блондина.