***
Тренировка принесла облегчение. Ему так ее не хватало. Не только когда он находился в Японии, изолированный от всего, что близко к корту, но даже когда он вернулся. Их первая игра в этом году была какой-то подпорченной. Не было ни секунды, чтобы он мог полностью погрузиться в игру; он был раздавлен, прижат тяжестью взгляда Эндрю и не знал, что он для него значит. От ожидания он был как на иголках. Сосредоточиться на тренировке, на движениях собственного тела и на товарищах по команде, собравшихся вокруг него, было так здорово, что казалось, он мог бы играть от рассвета до заката и ни капли не устать. Конечно, они не позволяли ему этого делать: тренировки были взвешенными и дозированными, как и еда, — для оптимального развития и подготовки, а не для удовольствия, поэтому, как бы ему ни хотелось провести весь день, пытаясь забить мяч в ворота Эндрю, они должны были когда-то остановиться. В конце концов, завтра у них предстояла игра. Также было приятно не думать о том, что случилось с Табе. Случившееся оказалось таким неожиданным и непонятным, что он не хотел разбираться в этом, не хотел сопоставлять его слова с тем, что уже произошло не с Жаном, а с Эндрю. Как и при переломе кости, боль исходила не от самой травмы, а от смещения, неправильности, от того, что его мир накренился под ногами. Нежелательное напоминание о том, что приобретенное могли отнять. Он не мог думать об этом спокойно в окружении стольких людей. Ему нужно было сосредоточиться на чем-то другом, и его товарищи по команде давали убедительные аргументы в пользу того, чтобы обратить внимание именно на это. Он думал, что они должно быть почувствовали, что что-то изменилось. Эш определенно больше улыбался ему, несмотря на то, что вообще не разговаривал с ним с тех пор, как Нил пытался его игнорировать. Казалось, он просто знал, что тот находится в лучшем расположении духа, чтобы играть, и радовался, что тот снова в хорошей форме. Что он не будет действовать так, как в игре против Теи. Возможно, потому, что сегодня на корте он не смотрел себе под ноги, а действительно делал передачи и работал над собой. Когда Ребекка атаковала его, вместо того, чтобы проскочить мимо нее, как раньше, он слегка поборолся с ней, затягивая игру и позволяя им обоим показать себя. Она облегченно улыбнулась, наконец пропуская его мимо себя. Он не мог себе представить, как трудно Жану обходиться без спешки, заставляющей быстрее бегать за товарищами по команде, стучать ногами по дереву в спаррингах друг с другом. Даже если Жан не любил это так, как он, это было отдушиной. Он напомнил себе, что в следующий раз, когда они будут разговаривать, надо будет спросить, чем он это заменяет. Слишком скоро тренеры объявили отбой, и Нил с разочарованием опустил клюшку и вместе с ними покинул корт. Эндрю поймал его взгляд и закатил глаза, что заставило его весело хмыкнуть. Уход с корта занял больше времени, чем обычно, и он подумал, что можно было бы провести еще одну тренировку за то время, которое потребовалось, чтобы всех собрать. Незнакомка затормозила движение и помешала игрокам отправиться в душевые. Выглянув из-за Хименеса, он увидел пожилую китаянку, стоявшую посреди комнаты отдыха игроков, с пропуском посетителя на шее и яркой улыбкой на лице. — Мама! — воскликнул Эш, пробираясь сквозь толпу, чтобы обнять женщину. Нил услышал несколько добродушных поддразнивающих комментариев в адрес демонстрации, но большинство из них потеряли интерес, когда поняли, что она не репортер. Эндрю нигде не было видно; скорее всего, он воспользовался отвлекающим маневром, чтобы обойти очередь и не ждать свободной кабинки. Во время разминки он сказал Нилу, что сегодня ужинает с братом. — Посмотрите на моего сына! Цел и невредим, хоть и почти не навещает семью! — Ты принесла яичные рулетики? — с некоторым смущением спросил Эш. — «Принесла ли я яичные рулетики», конечно, я принесла яичные рулетики. Где тот мальчик, что не хочет есть? — Мам, — произнес Эш уже совсем другим тоном, нежели в первый раз, и его глаза виновато уставились на Нила. — Ах, тебе не обязательно говорить мне. Иди сюда, худенькое дитя, и садись. — Прости, Нил, — сказал Эш. — Теперь это не в моей власти. — Что? — Что происходит? — спросила Элисон слева от него и тут же увидела коробки, которые открывала мама Эша. — Привет, Тельма, у нас китайская еда? — с надеждой спросила она. — Хотим мы того или нет, но это китайская еда, — подтвердил Эш, и мать легонько шлепнула его по руке. Элисон, в свою очередь, протиснулась вперед и села на диван. Нил был благодарен ей за это, потому что в данный момент он не чувствовал себя в состоянии убежать в душ, но не имел ни малейшего представления о том, что происходит. Он присоединился к ней, примостившись на краешке подушки, и ему тут же протянули яичный рулет. Он был маленьким, размером с палец, и подавался в бумажной коробочке, но сине-белая керамическая посуда, в которую она налила красный соус, выглядела дорого. — Никто в здравом уме не откажется от маминых яичных рулетиков, понятно? Это незаконно. — Невероятно, я не ела с самого завтрака, — Элисон взяла свою порцию и откусила. Нил последовал ее примеру и зубами разломил свой пополам, сначала слегка опешив от жирности внешней оболочки, но внутри оказалось много капусты и свинины, вкус был тяжелым и пикантным на языке. — Почему вы, ребята, не едите? — спросила мама Эша. — Нил не не ест, он просто… я не знаю, — Эш застенчиво замялся. — Я сказал маме, что ты больше не будешь с нами гулять, и все немного раздулось. Я подумал, может быть, что-нибудь из домашней еды поможет. — Тельма Куниеда, — представилась она, заставив Нила запихнуть в рот остатки яичного рулета и поспешно пожать протянутую руку. — Всем нравятся яичные рулеты, — сказала она ему, сделав паузу, чтобы он кивнул головой в знак согласия, что он только и мог сделать с набитым ртом. — И они маленькие. Их можно съесть сорок штук. Хименес тоже уселся, очевидно, хорошо знаком с семьей Эша, потому что сел рядом с Тельмой и угостился. За то время, которое потребовалось Нилу, чтобы прожевать и проглотить, большая часть первой коробки опустела благодаря игрокам экси, но остались вторая и третья коробки, а на лице Тельмы появилось очень самодовольное выражение, так что, похоже, это и был запланированный результат. — Эндрю? — неуверенно спросил Нил, когда тот вышел из раздевалки, только приняв душ и одевшись из-за холода. Вратарь сделал паузу, чтобы осмотреть всех: Хименеса и семью Эша, Элисон, сидящую справа от него. Его взгляд остановился на Ниле. — Хочешь яичный рулет? — закончил он, неуверенно протягивая ему один. Эндрю прошел вперед, оказавшись прямо перед ним, и Нил на секунду почувствовал себя очень глупо, прежде чем тот наклонился, зубами выхватил у него из рук яичный рулет и продолжил идти. Все произошло так быстро, что Нил даже не успел среагировать, и почувствовал, как его лицо пылает, увидев, что тот как ни в чем не бывало покидает комнату отдыха. Они даже не прикоснулись друг к другу, но ощущение того, как еда покидает его руки, почему-то осталось. В комнате воцарилась тишина. Нил обернулся и увидел, что восемь глаз уставились на его покрасневшее лицо так, словно это было самое интересное, что они когда-либо видели. — Значит, вы помирились? — голосом, чуть громче обычного, спросила Элисон. — Думаю, да, — ответил Нил, ерзая на месте. Ощущение в животе было странным — некомфортным из-за своей непривычности, но почему-то все равно приятным. Он не мог понять, хочется ли ему продолжить разговор о только что произошедшем или никогда больше не поднимать эту тему. К счастью, Тельма выбрала этот момент, чтобы прервать его. — Элисон, разве твоя работа — не следить за тем, чтобы ребята ели досыта? Они много работают. — К счастью, это не моя проблема. Я просто должна загонять их в угол для фотографий и следить за тем, чтобы они не забили репортеров, — ответила она, слегка улыбнувшись Нилу. — А ты не занята? — Мам! — пискнул Эш. Элисон рассмеялась. — На данный момент. — Ты бы ему подошла. Возможно, немного высоковата. — Эй, мам, помнишь, мы говорили о том, что ты не будешь сводить меня с коллегами? — Да, помню. Ты хочешь детей, Элисон? — спросила Тельма, будто сменила тему. Элисон хихикнула. — Я еще не решила. У вас есть детские фотографии Эша? Тельма ухмыльнулась, как акула. — Отлично, мы здесь на всю ночь, — сказал Хименес, но рот у него был все еще набит, поэтому прозвучало без пыла. Тельма достала из сумочки не телефон, а планшет и начала представлять всех членов своей обширной семьи, которую, как искренне надеялся Нил, он не должен был запоминать. — А это Эш. Когда она была моей дочерью, — триумфально заявила она, демонстрируя фотографию пухленькой малышки с косичками в наряде балерины. — Убейте меня, — Эш опустил глаза, но уголок его рта приподнялся в ухмылке. — Очень мило. Определенно, материал для создания ребенка, — согласилась Элисон. — Раньше ты был девочкой? — спросил Нил, и вся комната замерла. Несколько игроков, общавшихся между собой, замолчали, и Нил второй раз за последние несколько минут оказался в центре внимания. — Нил, чувак, все это знают, — медленно сказал Эш, его глаза слегка расширились. — Ты видишь его голым буквально каждый день, как же это до сих пор не всплыло? — в полном недоумении спросила Элисон, и Нил не знал, что ответить. — А разве это имеет значение? — спросил он, и Эш как бы вздрогнул. — Ты мне скажи, имеет? — Я не знаю, — Нил почувствовал, как его плечи поползли вверх — реакция на скованность в комнате, когда праздничное настроение полностью улетучилось. Что-то произошло за последнюю минуту, разрушив веселую атмосферу, и Нил не знал, как это исправить. Чего они от него хотели. — Слушай, мудак, — Хименес начал подниматься со своего места, но Элисон протянула руку, чтобы остановить его. — Нил, некоторые люди чувствуют себя весьма некомфортно с транссексуалами, думаю, Эш спрашивает, будешь ли ты относиться к нему по-другому, теперь, когда ты все знаешь. — С чего бы? — спросил Нил, и странное напряжение, сковывавшее комнату, полностью спало. Нил все еще был в замешательстве, но ощущения, что его сейчас будут бить, пропало. Во всяком случае, Хименес вернулся к еде. Тишина все еще оставалась немного напряженной, что было странно. Эш был объективно вторым лучшим нападающим в команде, и он не совсем понимал, как можно относиться к нему по-другому. — Значит, ты можешь просто поменять пол? — спросил он, и внезапно комната наполнилась смехом. Нил снова напрягся, опасаясь, что сказал что-то не то, но Эш смеялся так сильно, что задыхался, и Элисон прислонилась к нему и столкнула их плечи. — Кто тебя воспитывал, а? — Кевин, — сказал он, и для нее это стало последней каплей, она рухнула на спинку дивана в хохоте. — Да, хорошо, это все объясняет. Он не трансфоб, он просто ребенок. — Съешь еще яичный рулет, Нил, мы собираемся изменить всю твою жизнь, — Эш улыбнулся ему, как на корте, и Нил улыбнулся в ответ.***
На следующее утро Табе не появился, и, поскольку это был день матча, он провел значительную часть утра, разговаривая с Жаном по телефону. Он сделал небольшую пробежку, постирал вещи и не спеша собрался уходить, слушая, как Жан рассказывает о жизни в Сиэтле. Жан, видимо, тоже прошел краткий курс по использованию гендерных местоимений, будучи Троянцем, что позволило ему чувствовать себя не так неловко. Вчера они долго разговаривали, достаточно долго, чтобы переварить все килограммы еды, которые привезла с собой Тельма, и Нил чувствовал себя немного уставшим от всех этих калорий и сна. Он с нетерпением ждал вечера, чтобы выместить все на другой команде. Но стоило Нилу выйти из здания, как на телефон пришло входящее сообщение, а через несколько секунд раздался длинный гудок входящего вызова. Он потянулся в карман, достал телефон и увидел, что на экране высветилось имя Табе. — Алло? — Натаниэль, ты где? — голос Табе звучал напряженно, тревожно, и это мгновенно охладило его. — Я как раз собираюсь идти на стадион… — Я вижу в приложении, что ты в здании, но ты внутри или снаружи? — В вестибюле. Что… — Вернись наверх и запри дверь. Игра отменяется. Нил сглотнул. — Да, сэр. — Оставайся внутри, пока я не скажу, — линия оборвалась, и Нил не удержался и выглянул через стекло входной двери, чтобы посмотреть, нет ли там кого-нибудь или чего-нибудь, что могло бы вызвать у Табе панику. Он не был уверен в том, что ожидал увидеть: возможно, горящую машину или толпу людей с оружием, готовых штурмовать здание. Если не считать нескольких проходящих мимо людей, кутающихся в пальто от холода, все выглядело как обычный день. Пришедшее сообщение было от Райсмана: Тренер Райсман: Игра приостановлена из-за угрозы безопасности — НЕ ходите на стадион. Оставайтесь дома. Никакой прессы. Нил сглотнул и направился обратно к лифту, мысли роились в голове. Он понятия не имел, что произошло, но если игру отменили, значит, дело было серьезным. Должно быть, кто-то нацелился на Ичиро. Райсман не стал бы раздумывать, если бы Мориямы обратились с такой просьбой, возможно, даже была угроза взрыва или что-то в этом роде. Не исключено, что кто-то нацелился на стадион, думая, что на нем будет присутствовать Ичиро, или что они могут нанести удар по его финансам, нарушив расписание мероприятий. Они могли нацелиться и на него, если бы приняли их отношения за нечто большее, чем они являлись на самом деле. Он остановился перед дверью Эндрю, в глубине души желая войти внутрь и запереть дверь, как было приказано, но что, если Эндрю не видел сообщения? Он постучал, и изнутри донесся звук отпираемых замков, длинный щелчок засова и звук, похожий на то, как поднимают и снимают защитную планку, а затем сквозь щель в двери просунулась светловолосая голова Эндрю. — Игра отменена, — сказал ему Нил. — Мне сказали оставаться внутри. — Я знаю, — эти два слова дали Нилу понять, что чтобы ни происходило, Эндрю знал об этом. Его лицо было совершенно пустым, и он не был одет так, словно собирался выходить. Он стоял в пижаме, будто не собирался приходить на матч, даже если бы они играли. — Что происходит? — спросил он. Эндрю на мгновение замешкался. — Хочешь войти? — спросил он, и Нил прокрутил это предложение в голове. — Ты знаешь, что происходит? Эндрю единожды кивнул, дернув головой, будто знал, но предпочел бы не знать, и Нил решил, что ответит положительно: он хотел бы для разнообразия войти и узнать, что происходит. Он проскользнул следом за ним, отметив дополнительные меры безопасности, которые были приняты с тех пор, как он был здесь в последний раз. — Если посмотришь в свой телефон, то увидишь, что произошло, но это дерьмовое шоу, — сказал ему Эндрю, доставая из холодильника две бутылки и одну, нераспечатанную, протягивая ему. Нил снова достал телефон из кармана, но Эндрю положил палец на экран и опустил его прежде, чем тот успел открыть браузер. Его глаза стали серьезными, их обычный золотистый цвет был странно приглушен. — Ты должен знать, что Кевин жив, — сказал он, и сердце Нила ушло в пятки. Он стряхнул руку Эндрю с телефона и открыл Твиттер. Он даже не успел перейти на первую страницу, как картинка сложилась в единое целое. Сиэтлские Змеи объявили о выбывании основного защитника Жана Моро до конца сезона из-за травмы Хьюстонские Сирены объявили, что звездный нападающий Кевин Дэй выбыл на неопределенный срок Нил посмотрел на Эндрю, широко раскрыв глаза. — Что это? Эндрю пожал плечами. — Неудачное время. Я понятия не имею, почему они устроили беспорядки на нашем стадионе. Наверное, потому что сегодня вечером игра. И ты единственный, кто остался. Поздравляю тебя — ты последний выживший из Идеального корта. — Что случилось с Кевином? — спросил он, а затем, когда Эндрю не сразу ответил: — Я не хочу узнавать об этом из Твиттера, просто скажи мне. — Он в больнице. — Его ранили? — Не в такой больнице. — Я не понимаю. Эндрю, пожалуйста… — Нил оборвал себя, когда Эндрю физически отшатнулся от этого слова. — Прости. Мне очень жаль. Просто… ты можешь сказать мне, что случилось? — У него был срыв. У Кевина был срыв, и он в больнице. Я знаю, где он, и я доверяю тому, с кем он. — Почему? — спросил Нил, а затем уточнил. — Почему сейчас? — и тут его осенило: — Это моя вина. — Нет. — Это моя вина… — Нил понял, что ему внезапно стало не хватать воздуха, причем не в том смысле, как это иногда бывало с Эндрю. Стены словно смыкаются вокруг него. Как это было на пирсе, когда они впервые прикоснулись друг к другу. Он задыхался, тяжело, резко втягивая воздух, который ударялся о мягкое нёбо, и не мог поверить, что дышит так громко. — Я прикоснусь к тебе? Нил судорожно кивнул и почувствовал, что его тянут вперед, рука схватила за локоть и направила к дивану. У него отобрали пиво, которое он даже не помнил, что держал в руке. Через минуту на ладонь, где был холод, с силой надавили, но чтобы осознать это, потребовалось несколько мгновений, за которые стены квартиры Эндрю превратились из светло-серых в абсолютно черные и обратно. Через некоторое время он опустил взгляд и увидел, что пальцы Эндрю переплетены с его, а большой палец гладит тыльную сторону ладони, сжимая и разжимая ее в ровном, размеренном темпе. Нил попытался привести свое дыхание в соответствие с ощущениями и понял, что его лицо мокрое. — Это моя вина? — спросил Нил, набрав достаточно воздуха, чтобы заговорить. — Это не твоя вина, — ровным голосом ответил Эндрю. Словно он точно знал. — Этого давно следовало ожидать. Он не просто… узнал, что ты сделал. Но что ты делаешь. Для него. — Он пытался покончить с собой? — Я не уверен. Может быть. — Что это значит? — спросил Нил, осознавая, что голос звучит негромко. Эндрю провел рукой по лицу. — Он выпил столько, что они не могли просто отпустить его домой. Ваймак и Би, она мой… психотерапевт. Она работает в Пальметто. У них был с ним какой-то разговор, и он прошел неудачно. Эндрю сильно сжал его руку. Не так сильно, чтобы было больно, но достаточно сильно, чтобы отвлечь его. — Посмотри на меня, — он подождал, пока Нил сможет сосредоточиться, пока он уберет слезы с глаз тыльной стороной другой руки. — Он звонил мне семнадцать раз на этой неделе, и я не ответил. — Почему? — Би попросила меня не отвечать, — просто сказал он. — Она хотела разобраться с этим сама. Я не знаю всей истории, но Сирены отстранили его. На неопределенный срок. Нил почувствовал тошноту. — Они могут с ним так поступить? — Нил… — Мы должны что-то сделать. — Нил… — Они не могут просто не разрешать ему играть! — Могут, если считают, что он опасен для себя или для других. — Но это не так. Кевин никогда бы не сделал ничего, чтобы запороть игру, никогда. Эндрю на мгновение замолчал, его большой палец все еще бегал по тыльной стороне руки Нила, отвлекающее ощущение тепла. — Я доверяю… четырем, может быть, пяти людям. Двое из них сейчас с Кевином, и если это их решение, то оно правильное. — Откуда ты знаешь, что они поступают правильно? — Потому что Би попросила меня не брать трубку, когда он звонил, — медленно сказал Эндрю, будто это означало что-то важное. Возможно, так оно и было; возможно, это была еще одна вещь, которую Нил не мог понять. Он пристально посмотрел на Нила. — Она никогда бы не стала просить меня об этом, если бы не была уверена. Так что если это то, что происходит, то это и должно происходить. — Я не знаю ее. Но я знаю Кевина, и отсутствие игры его убьет. — Неужели? Он когда-нибудь умирал раньше? — Сирены вылетят из таблицы… — Они бы все равно вылетели, их следующая игра с Раш. — Он собирался участвовать на Корте, Эндрю… — Он еще сможет. В следующем году. Если он найдет время, чтобы разобраться со своим дерьмом, и вернется после лечения. Это… — рука Эндрю на несколько минут замерла, а затем возобновила поглаживающие движения. — Он долго бежал от этого, — сказал он наконец. Нил не знал, что на это ответить, и потянулся к пиву, стоявшему на журнальном столике. У него не было возможности открыть банку, и он не хотел отпускать руку Эндрю, но прежде чем он успел подумать о том, чтобы отпустить ее, Эндрю протянул левую руку. Он надел кольцо на средний палец, и оно издало тихий щелкающий звук, когда он одним движением руки откупорил пиво. Без слов Нил схватил другую банку, и Эндрю повторил движение. Месяц назад Нил испугался бы силы, с которой он открыл крышку, находясь так близко к его телу, но не сейчас. Эндрю взял одну из банок и поднес ее к губам, так и не разжав пальцев. Они сидели молча. Нилу отчаянно хотелось спросить, как Эндрю может доверять этим людям, как он может так спокойно сидеть здесь и не защищать Кевина от них, когда он поклялся его защищать. — Все эти люди, сходящие с ума в Интернете, несущие дерьмо, они даже не знают его, — после нескольких глотков сказал Эндрю. — Им плевать, что он каждую ночь до беспамятства напивался в университете, они просто хотят, чтобы он выигрывал для них матчи. Этот спорт — такая маленькая хуйня, а мы за него каждый день людей до смерти перемалываем. Я знаю, что для тебя правила другие. Я знаю, что у тебя нет выбора. Но весь остальной мир должен иметь возможность сделать ебаный перерыв, когда это необходимо, без того, чтобы все развалилось на куски. — Ты действительно так думаешь, — сказал Нил и увидел, как Эндрю сделал паузу, и его стакан наполовину приблизился к губам. Он наклонил голову в жесте «продолжай». — В смысле, Экси отправило тебя в университет. Оплатило твое обучение. Ты не думаешь, что оно того стоило? — Оно стоило того, что я ему отдал, — честно признался Эндрю. — Оно стоило того времени и усилий, которые я потратил, чтобы сохранить семью и получить дипломы. Но я бы не стал рвать себя за него. Я бы не… — он остановился. — Ты бы не? — Нил не мог заставить свое лицо выражать то же, что и лицо Эндрю, не мог добиться того, чтобы его глаза загорелись и притянули его к себе, поэтому решил побудить его словесно. — Кевин сделал выбор. Очень осознанный выбор — вычеркнуть свою семью и выжить. — Он не знал, что Ваймак был его отцом, пока… — Не его, а тебя. Нил моргнул. — Он сделал сознательный выбор, похоронив тебя. И Жана, и Тею, и всех остальных, кто был ему дорог, потому что быть функциональным игроком оказалось для него важнее всего остального. Он выжил, похоронив всех и никогда не оглядываясь назад. И Экси никогда того не стоило. — Ты играешь, чтобы защитить людей. Эндрю дернулся в его хватке, но не с настоящим намерением разъединить их. Нил ослабил хватку на случай, если он все-таки захочет отстраниться, и продолжил. — Ты играл, чтобы сохранить свою семью. Кевин играет… — Потому что это все, что он умеет делать, — закончил за него Эндрю. — Точно так же, как ты умеешь быть только мучеником. Чтобы не отвечать, Нил сделал глоток напитка. Он был легким и шипучим, но ненавязчиво ударял по языку, совсем не похожий на шампанское на Новый год. — Ты думаешь, что это для его же блага? — Я не уверен, — признался Эндрю. Нил сжал его руку, подержал достаточно долго, чтобы почувствовать пульс в своей ладони, прежде чем снова ослабил хватку. Нил видел, как он борется с собой, взвешивает мысли, прежде чем произнести их вслух. — Я думаю, что это может быть полезно для него. Жесткая перезагрузка. Его гложет какое-то дерьмо, и перерыв, чтобы разобраться с ним, может пойти ему на пользу. — И? — И, думаю, первые несколько ночей он проведет в ожидании, что я приду его спасать. У Нила сжался желудок. Было мучительно представлять Кевина уязвимым, ожидающим, что кто-то, что Эндрю, которому он так долго доверял, убережет его от гнезда, спасет его от этого. Еще хуже было оказаться на месте Эндрю, который мог помочь, знал, что может помочь, и решил этого не делать. — Ты не можешь просто сидеть здесь, — сказал ему Нил, и взгляд Эндрю ожесточился. — Ты не можешь, это убьет тебя. В золотистых глазах мелькнуло удивление, когда он понял его слова. Понял, что Нил не обвиняет, а скорее беспокоится за него. Эндрю был из тех людей, которые принимают сломленных людей и держатся за них обеими руками. Из тех, от кого бежали такие люди, как Рико. Может быть, когда-то Нил и принял бы это за признание себе подобных, но не теперь. Эндрю не лгал; он предложил Кевину защиту, и Нил понимал так, как понимал мало кто другой, что это значит. — Позвони ему. Если ты будешь сидеть здесь и знать, что он тебя ждет, это тебя убьет. Он ожидал, что Эндрю выгонит его. Или, по крайней мере, уберет руку. Но их пальцы оставались переплетенными все время, пока он копался в кармане в поисках телефона и разговаривал с Дэвидом Ваймаком, пока телефон передавался от человека к человеку, пока длилась ночь, садились звезды и они допивали пиво. На прошлой неделе Нил проснулся на этом диване в объятиях Жана и почувствовал, что ничто не может причинить ему боль. Теперь он провел свободной рукой по ткани и удивился, почему сейчас, когда мир вокруг него рушится, он чувствует то же самое.