Жизнь после любви

Ранение Энакина была невероятно серьёзным. В норме при таком невозможно было выжить, ему очень повезло, что помощь была оказана своевременно. С такой травмой лечение должно было быть очень долгим, также как и реабилитация. Целитель опасалась возникновения осложнений, таких как пневмоторакса, кровотечения в ткань легкого, гемопневмоторакса. Могла даже возникнуть необходимость в искусственном кровообращении. Поэтому целителю было важно понять, что осложнений не будет. Для этого она делала рентген, а также сканирование с помощью медицинских дроидов. Результаты вроде бы были утешительными. Никаких особых осложнений не наблюдалось, что давало надежду на выздоровление. Но этого нельзя было сказать о настроении пациента, который по-прежнему был подавленным. После попытки самоубийства, он ещё не был уверен, что рад своему спасению. Знал, что для чего-то должен жить, но не знал для чего, ни в чём не видел смысла. Ему по-прежнему было больно от предательства, и от потери любви. Боль не проходила. При этом ночью ему снились очень знакомые голубые глаза. Просыпаясь, ему казалось, что он видел что-то очень важное. В этих снах был кто-то важный для него, только Энакин не мог рассмотреть лицо, которое было скрыто тенью. Но он вспоминал слова целителя о том, что его судьбой станут голубые глаза. Подобные были у многих известных ему людей и гуманоидов, но только мало, кто из них способен был хотя бы отчасти растопить ледяную броню вокруг его сердца. Только одна из всех, но ее больше не было. Капитан Рекс принес своему генералу эту трагическую новость незадолго до разоблачения канцлера. Буквально за пару дней. Он сказал, что Асока приняла большую дозу снотворных таблеток и умерла на его руках. Энакин знал, каково это, видеть мучения и смерть близкого и любимого человека, будучи не в силах ему помочь и страдал не менее Рекса, оттого, что так долго не был рядом. Не пришел в нужный момент. Не защитит. Не уберег. Траур разнесся едва ли не по всему храму и только мысли о Падме и забота о ней смогли помочь, чтобы затем вот так вот добить. Но разве Асока хотела бы видеть своего учителя и друга таким? Измученным и совершенно раздавленным морально? Едва ли, хотя и поняла бы все, постаралась помочь, при этом не издеваясь и не смеясь, а раз так, то надо держаться, как бы сложно и больно это не было сейчас. Тем более условия были самые лучшие, какие только и возможны в медкорпусе храма. Палата была удобной и комфортабельной, какими обыкновенно бывали палаты для сложных пациентов, с условиями под состояние каждого. Целители относились заботливо и внимательно, даже суровая Стасс Алие, член Высшего Совета, приходя к нему во время дежурства в медкорпусе, ничем не показывала суровости, всегда улыбалась и рассказывала последние новости из храма. Энакин слушал ее внимательно и был по-своему рад за товарищей, что теперь реформа о создании семей для членов Ордена вступила в силу и былой запрет превратился едва ли не в обязанность. — Магистр Йода так и сказал, — поведала ему Стасс, когда закончила главную часть обхода — Если к концу месяца члены Совета не приведут к нему своих избранников, то он наберет новых, которые не бояться перемен. А сам уже открыто в библиотеку шастает и что-то мне подсказывает, что любовь у него проснулась совсем даже не чтению древних голокронов. — Да, может еще наш старик, — усмехнулся Энакин одними уголками губ — И я почти уверен теперь, что малыш Грогу появится у нас не просто так. Стасс едва ли не рассмеялась, вспомнив похождения Йоды, о которых предпочитала молчать и поговорив со Скайуокером еще немного, покинула палату. Но больше всего переживала о нем его персональный куратор. Целитель Нема едва ли не взяла себе за цель жизни вернуть юного Скайуокера в строй и не только как здорового и крепкого джедая. Так же дело касалось его души, которую она раз за разом исцеляла от боли непонимания, одиночества и предательств. Ну и конечно же следила, чтобы никто и ничто не причинило ему вреда. Одно только остановить она не была в силах — поток членов Ордена, желавших высказать Энакину сочувствие и искреннее признание. Не так давно незадолго до вечернего обхода Нема поймала Магистра Халкиона, который пробрался в палату с трудом преодолев ее сопротивление и убедил в том, что посидит недолго. А пробыл почти час с лишним. Вот уж, где наглость. Знает она этого Магистра, почти первый нарушитель правил, хотя сын у него хороший, пускай в Орден приведет, да и жена приятная. Только вот как бы то ни было, а наступило время обхода и пришлось нарушить мирную беседу друзей. — Магистр, я прошу прощения, — сказала Нема, появляясь в дверях палаты — Но вашего друга я похищаю, пришло ему время отдохнуть, герою нашему, так, что давайте прощайтесь. Халкион улыбнулся с понимаем того, что сопротивление бесполезно и положив руку на плечо Скайуокера, поспешил откланяться: — Ну давай, друг, поправляйся, я загляну еще, как смогу. Энакин пожал ему руку в ответ и Нейа закрыл за собой дверь палаты, тем самым позволив целителю высказать то, что она на самом деле думала об этих визитах. — Совсем уже потеряли совесть, — всплеснула она руками — Идут ну просто косяком, хотя я ясно сказала, что тебе противопоказано любое волнение, пусть даже и приятное. Ну-ка давай. И взяв его за запястье, сомкнула пальцы на основании и подержала так минуту, после констатировав с неудовольствием: — Ну вот, учащенный, опять ты у меня перенервничал. — Просто это все так неожиданно, — произнес наконец Энакин — Ведь прежде, почти с первого моего дня в Ордене все относились ко мне то настороженно, то с откровенной неприязнью. И это было ужасно больно, когда никто не сопереживает. А теперь, после того, что со мной случилось, они будто бы поняли что-то, то, что я вовсе не враг им и что не такой плохой, как думали. Каждый сказал об этом, почти. Даже самые маленькие. — Да, я видела как эта парочка, Малро и Эстерхази к тебе прорвались, — не выдержав рассмеялась Нема — Вот кому правила нипочем, ходят везде, обнимаются. — Просили меня быть шафером на их свадьбе, — ответил ей Энакин — Я обещал подумать, ну лет пять на это у меня есть. Нема внутренне радовалась такому повороту, ведь обстановка вокруг и отношения с окружающими лучше всего влияют на выздоровление и сейчас, начав очередной осмотр, убеждалась в своей правоте. Ворчала она так, больше для вида, а может потому, что сильнее других волновалась за Энакина по причине, известной ей одной, ну и еще Квай-Гону, который уж точно теперь не выдаст. Подумав об этом снова, целитель принялась менять повязку. — Ай, — невольно вскрикнул Энакин и слегка дернулся. — Я еще даже не прикоснулась, — ласково улыбнулась Нема — Ну ты совсем как ребёнок, Эни. — По всей видимости, ваш, — неожиданно для себя произнес Скайуокер. — Ничего не имею против, — с той же улыбкой ответила Нема, второй рукой погладив его по непокорным волосам. Она уже убрала старую повязку и закончив смазывать рану прозрачным составов, пахнущим травами и орехом, приложила свежую, проводя пальцами по краям, чтобы те не отходили. Как же любила она эти моменты, когда могла вот так непосредственно касаться его. Не в медицинских целях, а вот так запросто — обнимать, гладить по волосам, проявляя неотданный в свое время материнский инстинкт. Благо реакция на это была сама положительная, Нема и не предполагала даже до какой степени Энакин изголодался без этой простой человечной любви и родственного тепла, как страдала его душа без всего этого. И это позволяло ей надеяться, что тот не забудет о ней, когда поправится и покинет медкорпус. Жаль, что сегодняшнюю встречу нужно заканчивать, Энакину и правда следует хорошо отдохнуть. Она помогла ему застегнуть пижамную рубашку и поправив на нем простыню, собралась уйти, но прежде привычно чуть обняла его и поцеловав в лоб, сказала: — Отдыхай, сынок.