Красота в глазах смотрящего

Лёжа на холодной, покрытой росой траве, в четыре утра, Дэй особо не волнуется. Он не спит, кажется,уже вторые сутки после переезда. В его руках старое цветное стеклышко, он держит его перед глазами,всматриваясь в темно-зеленую гладь. Похоже на его глаза, на глаза матери. Когда-то это стекло принадлежало ей. Она любила слушать синти-поп и мозаики. А ещё экси. Экси было важнейшей частью ее жизни, Кевин заменил его, Кевина заменили в нем… Вчера он брал клюшку в руку. Дэй не ожидал,что так сильно скучал по ощущению древка в руке, по тяжести основания и весу сетки. Клюшка оказалась "впору",пока паника не накрыла с головой. В ушах стоял противный звук хруста сломанной кости, мерзкий смех и грубая речь на японском. Дэй хмурится и убирает стёклышко от лица. Джинсовка промокла насквозь, глаза, кажется тоже намокли. Стекло неприятно режет кожу,оставляя красные полосы,пересекающие линию жизни. Кевин слышит шелест травы, листва над головой тихо покачивается, птицы, наконец проснувшись, затягивают долгие песни или лёгкие куплеты своей повседневной трели. Кевин тоже хотел летать. Он летал только тогда, когда оказывался на поле, в игре. Летел под шум толпы к вражеским воротам,сбивая все на своем пути. Десять шагов, десять секунд,десять вдохов,чтобы сделать решающий удар… Фантомная боль в руке заставляет очнуться. Парень открывает глаза и видит перед собой рыжее пламя,освещенное солнцем. Кажется,Кевин заснул. Время восемь утра,он проспал пробежку, Нат,видимо нашел его пока бегал. Хэтфорд без слов протягивает Дэю руку,тот поднимается с травы,стряхивает остатки влажной земли и травинки, затем они оба направляются в общежитие. Кевин снова не выспался. *** Розовые,похожие на сладкую вату занавески колышутся от легкого ветерка. По залу разносятся тяжёлые звуки, переливающиеся в волны захватывающей мелодии. Эндрю бьёт по клавишам, безошибочно исполняя шопеновский "Океан". Его пальцы бегут по черно-белым полосам фортепьяно. Его глаза прикрыты, по светлым прядям бегут лучи,согревая холодный разум первыми строками весеннего этюда. Однако "Океан" звучит громче,переливаясь бликами на ярком солнце, вспенивается, как на картинах Айвазовского,которого так сильно любит его близнец. Ещё одна строка, ещё одна волна,бегущая к берегу,чтобы обнять ржавый песок. И вот завершающий звук,водный простор в последний раз поднимает мятежный вой и затихает, превращаясь в гладкое сине-зеленое стекло. Эндрю выдыхает, слыша за спиной одинокие аплодисменты. – Разве Шопен был не вчера? – интересуется хрипловатый голос одного любопытного,рыжего парня. – Он навсегда, – отзывается Миньярд, ловкими пальцами доставая из пачки очередной яд, прикуривает и отправляет в потолок сизое колечко дыма. Сквозь него видны розовые сахарные занавески, дым красит их в цвет пудры. Эндрю перевод скучающий, блеклый взгляд в глаза цвета того самого океана, не оценившие Шопена, но явно оценившие Миньяра. Последний хмыкает,понимая,что даже имени его не знает. Между ними ровно двенадцать досок деревянного пола в старой музыкальной комнате, два дня, две встречи и ледяная стена из опасности, колючих сталактитов для защиты, и абсолютное, непоколебимое недоверие. Их трудно назвать соперниками, они оба признают равенство. Но они оба проигрывают, когда, преодолев двенадцать досок на полу, в третий день их третьей встречи – стена начинает осыпаться к их ногам, грозясь прибить их ледяными иглами. Они не говорят,глупо рассматривают друг друга, изучают,желая отыскать слабые стороны, пробить оборону, обойти в игре. Нат тянет острую улыбку, Эндрю же делает шаг назад, давая гостю его одинокого пристанища наконец представиться. – Натаниэль Хэтфорд, – рыжий тянет руку, Эндрю почему-то решается ее пожать. – Эндрю Миньярд. Двенадцать досок, три дня, три встречи и стена: прозрачная, как зеркало, через которую видно острую тень улыбки и колкий взгляд медовых глаз.