У истоков Ночи

Тишина бывает разной. Случается ласковая, умиротворённая тишина, когда сидишь в тепле у камина; оранжевые отсветы пляшут на стенах, лицах, словно лёг на них тонкий слой позолоты. Многое Арлен бы отдал, чтобы нынешняя тишина хоть немного отдавала теплом, но увы: в ней сосредоточился весь холод, весь мрак вступившей в свои владения зимы. Среди деревьев царит ночная мгла, но почти не слышно уже привычного звона. Возможно, лесные чудовища страшатся присутствия двух старших Хранителей, но вероятнее — боятся затеряться среди белого, матово сверкающего снега. Он падает медленно, невыносимо лениво, замирая на мгновения у каждой ветви. Пожалуйста, хоть слово, всего одно. На периферии зрения — движение; призрак? Но то всего лишь бредёт, опустив голову, Кларисса. Так идут за похоронной процессией: не видя дороги, не замечая холода. Когда Леона и Себастьян, шедшие впереди, скрылись за воротами, Арлен решительно окликнул её: — Кларисса! — Откуда ты знаешь, — она даже не обернулась и говорила, глядя прямо перед собой — точно слепая, — что ты — это ты? Несложно было догадаться о причинах подобного вопроса, как и о том, что на него не ждут ответа. И всё-таки Арлен попытался отозваться настолько невозмутимо, насколько позволяла натянутая, трещащая по швам атмосфера мнимого спокойствия: — Я помню. — А что важнее — тебя помнят, правильно? — Кларисса грустно усмехнулась. — Представь, что все лица из твоих воспоминаний — ложь. Тебе кажется: ночные твари далеко, они не навредят, а между тем они украли даже твою память. — Возможно, это ошибка, — но она только отмахнулась: — Ошибка?! Арлен, я не маленькая девочка! Раньше я думала, что я — дочь покойного отца-картёжника, а теперь не знаю. Ею была та, другая. Та Кларисса, которая здесь, перед тобой… кто она? — Хороший человек. И моя подруга. Она посмотрела через плечо — пугливо, недоверчиво. Лёгкая изморозь покрыла её волосы, будто за считанные минуты поседевшие. По спине пробежала дрожь, и вовсе не от холода: как же она походила на мёртвую! Арлен хотел дотронуться, чтобы убедиться — перед ним живой человек — но замер на середине движения. Что за абсурдные мысли. — Знаешь, бывают такие шкатулки, надавишь на дно — откроется второе? Вдруг я на самом деле не такая… хорошая, как ты думаешь? Вдруг я могу навредить — тебе, остальным? Иногда мне кажется, что я вспоминаю… а потом снова — ничего. Больше не слышалось в голосе слёз — лишь растерянность и бесконечная усталость. Немудрено: одно дело — потерять кошелёк или платок, другое — саму себя. — Пойдём внутрь. — Как будто если мы зайдём, что-то изменится. — Изменится. Станет теплее. Она с сомнением покачала головой, но, когда на её плечо ободряюще легла рука, не отшатнулась. Увести её туда, где нет холода, ледяного ветра. Лучше — поближе к огню. Когда оказываешься под снегом, замерзает не только тело, но и душа. Решительно отмахиваясь от мыслей, что джентльмен не должен дотрагиваться до благородной дамы, кроме как во время приветственного поцелуя руки или танца, Арлен открыл перед замёрзшей Клариссой тяжёлую дверь. — Как это — уехала?! — резанул по ушам голос Леоны. В ответ раздалось сбивчивое бормотание Кинана: — Дык, оно так было… Роланду из дому пишут, он попросил — на почту, говорит, сходи. Илин и пошла, и – раз! С концами! Нет её! — То есть как – нет?! — натянутые нервы старшей Хранительницы столь очевидно не выдерживали, что Арлен передёрнулся. А когда-то ведь она казалась хладнокровной и невозмутимой! Даже забавно, сколь обманчивой может оказаться наружность. Кинан развёл руками: — Я ж не думал… а оно вона чего! Город-то, почитай, рядом совсем. Да и сотню разов уже ходили туда-сюда. У вас — дела, чего, значит, о почте-то беспокоиться… Чем больше напарник оправдывался, тем сильнее росло беспокойство. Как будто и без того было мало проблем! Когда под боком околачивается снова вошедшая в силу вампирша, когда даже в пределах ордена Хранителей происходит какая-то ерунда, самое время, чтобы… исчезнуть. Арлен нервно сглотнул: уж лучше бы то оказалась простецкая самоволка, чем нечто более серьёзное. Более пугающее. — Ох уж эта молодая смена! Никакого порядка с ними, — проворчал Себастьян, как показалось Арлену — излишне злобно. «Кто бы говорил, старый пьяница!», — с трудом удержалось на кончике языка и скатилось обратно в горло. Нельзя так разговаривать с теми, кто выше по служебной лестнице. Даже если это абсолютная правда. Даже если старшие постоянно подчёркивают, что среди Хранителей нет и не может быть различий. Мол, все они — одно и то же пушечное мясо для ночных тварей, просто у какого-то мяса побольше удачи и опыта. — Она не могла заблудиться? Просто не найти дорогу через лес? — пискнул до того отмалчивавшийся Роланд, на что Леона лишь устало потёрла шрам: — Заблудиться? Ты — мог бы, но не она. Если что девчонка и умеет, так ориентироваться. По запаху, что ли. Нет, либо на неё напали — с предсказуемым результатом, либо она сбежала. — Могла просто задержаться в городе. Зайти куда-нибудь, да хоть выпить, — тоскливо вздохнувший Себастьян удостоился сразу нескольких уничижительных взглядов и сразу же примолк. Неужели они настолько слабо представляют, как вести поиск пропавших? Схожие мысли посетили и голову Леоны, потому как она решительно сдвинула брови: — Хватит нести чушь. Завтра мы направимся на поиски. Начнём с почтового отделения — узнаем, пропала она по дороге туда или на обратном пути. С её-то лицом — выследим. Сегодня стоит отдохнуть. И не спускайте глаз с… — она весьма выразительно покосилась на Клариссу. Кинан подскочил, словно только сейчас заметил Арлена и его спутницу. Только болтливого идиота сейчас не хватало. — Вернулись! А у нас тут — того… Чего это вы? Эй! Бесцеремонно отпихнув надоедливого напарника, Арлен повёл Клариссу к главному залу. Не сказал ни слова: пусть объясняет Леона, раз ей так нравится живописать опасность, исходящую от запуганной девушки. Только бы никого не было у камина! На то, чтобы отбиваться от расспросов, совсем не осталось сил. По счастью, главный зал пустовал. Плачущие статуи, прежде привычная часть интерьера, почему-то теперь показались множеством надгробных памятников. Так себе представляли место для отдыха строители штаба? Хотя, раньше здесь жили монахи, а им вообще мало свойственно заботиться о комфорте. Кларисса села на пол. Взметнувшийся подол юбки едва не подцепил язык пламени: к чему так близко?! Наверное, она в самом деле сильно замёрзла, раз не подумала об элементарной безопасности. О чём она беспокоится: о побеге Илин или о своей то ли фальшивой, то ли искажённой памяти? К чему выдумывать, вероятнее второе — и её сложно винить. Арлен присел рядом: — Может, тебе чаю принести? Я не особо хорошо управляюсь на кухне, но уж с кипятком и заваркой как-нибудь справлюсь. Это точно проще, чем драться с ночными. Насколько же нелепо выглядели потуги говорить непринуждённо! Одно дело — бормотать, что жизнь наладится, когда для того есть причины. Сейчас же беспросветный мрак сгущался — и дело было далеко не в том, что наступила ночь. Не получив ответа, Арлен хотел уйти, но его остановила рука, вдруг с силой вцепившаяся в запястье. Так ребёнок, боящийся темноты, держится за своего родителя — единственного, кто может разогнать затаившиеся во мраке ночные кошмары. Наклонившись ближе, она умоляюще прошептала: — Не уходи. — Не уйду. Кларисса, прислонившись к его плечу, неподвижно смотрела в огонь; в чёрных глазах плясали оранжевые блики. Изморозь давным-давно растаяла, обратившись мелкими каплями. Бледные пальцы были холоднее льда.