У истоков Ночи

      В Сент-Бенворте, особенно в центре, царило сверкающее великолепие. Один из тех городов, что строились напоказ, он походил на немолодую и довольно безвкусную светскую даму. Под шикарным платьем дамы порою скрывается треснувший от натуги корсет; там же, где заканчивались каменные здания-гиганты и начищенные мостовые, зловещими пятнами расплывались тёмные переулки. Публика в них крутилась соответствующая: жеманные девицы в юбках выше колен, городские пьянчуги — все залитые, точно кровью, красным светом фонарей.       Илин равнодушно прошла мимо пивной, из которой слышались звуки драки, и мимо местного борделя. Где-то здесь, по словам горожан, стоило искать пустырь; за заснеженным пустырём ожидала её цель — старый, полузаброшенный театр.       Да, не лучшее место для выступлений, но здесь, по крайней мере, тепло и более-менее сухо. Не то что ночевать в хлипком фургоне под ледяным дождём, когда хрустит заледеневшее одеяло! Илин потянула носом воздух: пахло пивом, жаренным луком и опилками. На входной двери театра красовалась пёстрая афиша. Даже не приблизившись, бывшая циркачка обошла здание в поисках чёрного хода. Обнаружив искомое, она собралась с силами — и постучала.       Звук получился неожиданно громким; Илин вздрогнула. Отчего-то показалось: если кто затаился в темноте, он должен сейчас непременно её заметить. Но за спиной только пустырь и покосившиеся дома вдалеке. Никаких посторонних запахов, всё хорошо просматривается. Нечего трястись! Уж она-то — не придурковатая аристократка, готовая, чуть что, свалиться без чувств. — Эй! — назло страху, она заставила себя заговорить. — Есть кто живой?       За щелчком нескольких шпингалетов дверь распахнулась, и в глаза брызнул так, что защипало, яркий свет. Пока весь мир представлял собой переплетение фиолетовых кругов, Илин услышала знакомый голос: — Мы не бездомные, у нас договор с хозяином театра, и нам позволено ночевать за кулисами… Погоди-ка! Мими! Мими, не стой столбом!       Бесцеремонная рука ухватила за пояс и втянула внутрь, но Илин нисколько не удивилась. Она уже знала, кого увидит, когда привыкнут глаза: безрукую пухлую женщину и её крохотную, походящую более на ребёнка спутницу. — Деточка, ты вернулась! Я бы тебя обняла, но, сама понимаешь… — с напускной грустью пошевелила культями толстушка и почти сразу оглушительно расхохоталась. Ещё на середине тирады Илин крепко прижала её к себе, а затем, отпрянув, подхватила на руки Мими и закружилась с ней по комнате, невзирая на возмущённое: — Поставь меня! Я тебя старше, между прочим!       Но даже в напускном ворчании не слышалось злости: как бы Мими ни держалась вдали от сцены, она не могла не радоваться нежданной встрече. Хлопнула дверь, следом послышался стук и сдавленная ругань. Не оборачиваясь, Илин воскликнула: — Жиль! И ты здесь! Слава Трём! — Даже не буду спрашивать, как ты догадалась, — проворчал почти трёхметровый, истощённый мужчина. — И как тебя сюда занесло? Усвистела, понимаешь, письмо только оставила!       Илин легкомысленно пожала плечами, хотя на дне памяти всколыхнулся тот самый день, когда она, поминутно оглядываясь, вскочила на поезд до Эмбертауна. То было не решительное стремление к цели — скорей, паническое бегство. Она видела его. Он выбрал её жертвой. В коридоре — чьи-то шаги.       Не хватало ещё снова поддаться страху! Тем более что шаги сопровождаются тихим постукиванием, выдающим приближение Аланны. В уже кажущуюся тесной комнату входят сперва выкрашенные чёрным костыли, а затем — опирающаяся на них изломанная женщина с нелепо выгнутыми коленями и локтями. Даже зрители, привычные к пугающим зрелищам, кривятся, когда она легко выворачивает суставы и почти вдвое сгибается назад; когда задирает подол юбки, демонстрируя ещё одну пару коротких ножек, растущих из низа живота; но Илин улыбнулась шире и запустила руку в карман, доставая серебряный браслет с янтарём: — Помнишь, я тебе обещала? Держи! Прямиком из Эмбертауна. — Смотри-ка — вспомнила! — прислонившись к стене, Аланна сложила тонкие руки в преувеличенно умиленном жесте, после чего бесцеремонно сграбастала протянутое украшение. — А где твоя чудная шёрстка? Что мне теперь расчёсывать — щетину?       Илин задумчиво потрогала колючую щеку: — Ты говорила, что на улицах мно-ого страшных людей, так? Я наткнулась на одну чудесную благовоспитанную леди, которая вздумала меня побрить. Это было сложно, но я справилась с потрясением и даже выжила, — смех получился несколько натянутым: да, сама история с бритьём не так чтобы вызывала неприятные воспоминания, а вот то, что за ней последовало…       Со всех сторон к ней устремились тоскливые, испуганные взгляды. Илин мигом пожалела о своём решении пошутить о «страшных людях». Напряжённая обстановка, к счастью, была бесцеремонно развеяна возгласом: — Эй! Можно потише? Мы вообще-то уже спим! — Погоди, Берри, Илин вернулась! — Это не пов… что?! Илин!       В следующий миг её ухватили. Сколько раз Илин думала: интересно, кто их родители? Оба юноши золотоволосые, голубоглазые — принцы, да и только. Если не присматриваться, можно подумать, что они просто идут плечом к плечу. Лишь затем понимаешь: «принцы» на самом деле более смахивают на двухголовое чудовище с двумя парами ног и всего одной – рук. — Как остальные? Том и Рози? Фред? — Ах, деточка, — Мирелла тяжело вздохнула и опустила голову, — С Фредом и Томом случилось несчастье. Так же, как с бедной Иви. Я и не думала, что ты вернёшься к нам после того, как… А почему ты, собственно, вернулась? Не подумай, что мы тебе не рады, но ты ведь хотела…       Отыскать Серебряного Человека. Отыскать, возможно, среди Полуночных Хранителей. Ведь где, как не среди охотников на нечисть, мог появиться монстр, убивающий «уродов»? Никто бы не заподозрил: Илин привыкла широко улыбаться, даже когда хотелось рычать и выть. — Я ошиблась. Вряд ли это кто-то из них. Но я не возвращаюсь. Я здесь как представитель ордена, получивший ваше письмо с просьбой о помощи.       В воздухе залитой светом комнаты повисла напряжённая тишина. Мими пробормотала что-то себе под нос — кажется, обрывок молитвы. — Деточка! Как им в голову взбрело послать тебя?! Мы-то надеялись, они пошлют кого-то, кто точно не станет жертвой. Кого-то не вроде нас, понимаешь?        Илин понимала — возможно, лучше, чем Мирелла могла себе представить. Для хозяйки цирка Серебряный Человек был лишь безликим фантомом, призраком, уносящим жизни. И пусть уж лучше так и остаётся, пусть ей никогда не доведётся увидеть перед собой блеск его серпа. — С нами ведь ещё выступали гимнасты, силачи. Обычные люди. Все разбежались, я правильно понимаю?       Чуть помедлив, Мирелла кивнула: — Осталась только малышка Катлин, но ей-то некуда больше пойти. Ты бы видела этих крыс! Они говорили, что боятся убийцы, но дураку понятно, тряслись о деньгах. Как же, если погибнет хозяйка, им могут не заплатить!       Все циркачи обменялись красноречивыми взглядами. Илин постаралась как можно беспечнее улыбнуться: — Ушли, и что с того? Зрители ходят посмотреть на нас. Тем более что с сегодняшнего дня в репертуаре снова девочка-волчица! — Но ведь он захочет убить тебя! — хором воскликнули Ларри и Берри. — Пусть попробует! — воинственно воскликнула Илин и взмахнула воображаемым кинжалом. – Я, знаете ли, время даром не теряла!       Хорошо знавшие её циркачи смотрели с сомнением и страхом. И немудрено: несмотря на всю напускную уверенность, за окном ей почудился отблеск сверкающих глаз. Поднимался в глубине души прежний ужас, слышался крик матери, хруст разрезаемой плоти… Тёмная фигура на фоне дверного проёма.       Он придёт за ней, можно не сомневаться. Серебряный человек мог потерять её из виду, не найти след, но стоит ему шагнуть из тени — Илин сделает шаг навстречу, сжимая в руках кинжал.       Настало время обоим выйти на арену.