У истоков Ночи

      — Помещение под землёй, свет наверху, рядом шум воды. Где конкретнее это может быть?       — Повтори вопрос ещё сотню раз — ничего не изменится, — буркнула Леона, обводя собравшихся в главном зале мрачным взглядом. — Где угодно! Может, шумящая вода — это не прибой, а канализационные стоки. Или подземная река. Или вообще фонтан…       Общий мозговой штурм, длящийся вот уже полчаса, увы, не приносил результатов. Арлену почти хотелось, чтобы из тени за колонной вдруг возникла Грустная Леди, чтобы схватить её, приставить к груди серебряный кинжал, и вытрясти силой информацию о том месте, где она прячет пропавших девушек. Как она держит связь с ними? В прочитанных книгах говорилось, что контроль вампира силён, но мало похож на прямые приказы: тот, кто находится во власти ночной твари, и сам не замечает, как чужие мысли сменяют его собственные. Будь Кларисса ещё здесь, они могли бы попытаться…       Довольно. Жалеть об упущенных возможностях — самое непродуктивное, что только могут позволить себе Хранители сейчас.       — Может, сообщить в полицию Эмбертауна? — робко предложил Роланд, всё ещё боящийся говорить громче: он ждал, что Леона снова сорвётся. — Они могли бы помочь нам, предоставить людей… они ведь тоже ищут пропавших!       — Что они нам предложат — очередные догадки? У нас своих полно.       Арлен не вмешивался в спор, сидел тихо, обхватив голову руками, и проговаривал последние предположения про себя — так было проще сосредоточиться. Под землёй, свет, шум воды. Свет! Перед глазами пронеслись бесконечные катакомбы, уходящие во мрак, с редкими факелами в самых цивилизованных местах. Кларисса говорила: свет высоко, он неяркий, как под водой. Но свет факелов совсем другой, да и кто в здравом уме станет жечь их под потолком?       — Много ли в городе мест, где шахтёрские туннели пролегают близко к поверхности?       Старшая Хранительница покачала головой:       — Ходы пролегают очень глубоко. Поднимаются к поверхности только у самого выхода. Там никого не спрячешь — разве что наверху будет какое-то здание, куда вход с улицы закрыт.       Почти в отчаянии Арлен уставился на карту Эмбертауна, снова и снова водя пальцем от одного выхода к другому. Их десятки — и все в стороне от моря. Под зданиями расположены пять выходов: один, хорошо известный — под часовней в Старом Городе, один под театром, где была обнаружена мёртвой Луиза Бломсберри, один во дворе ювелирной мастерской… Стало чуть понятнее, как оказалась Луиза подвешенной среди марионеток, но никоим образом не приблизилась разгадка нужной тайны. Раз за разом Арлен перебирал в голове всё, что только мог вспомнить из слов Клариссы, и вдруг сама собой вырвалась фраза из сна:       — Рыбки не плавают в тёмной воде — боятся попасть в механизм.       — Что ты сказал? — будто очнувшись, он посмотрел на Леону, стряхнул с себя остатки оцепенения и как можно увереннее уточнил:       — Она говорила о механизме и воде, в которой нет рыб. Это не похоже на море.       — Это, а когда она того? Не припоминаю чегой-то, — Кинан поскрёб пятернёй и без того стоящие дыбом волосы.       — Вампир пытается контролировать жертву через мысли, через сны. А мне она снилась — Грустная Леди. Мне, как и Клариссе. И в моём сне она сказала… Кларисса, в смысле… эти слова. Грустная Леди хочет, чтобы мы шли за ней. Иначе она не сможет от нас избавиться, потому что сюда — в цитадель — ей путь закрыт.       Он предпочёл умолчать о появлении в том сне матери-утопленницы, и о чёрной, густой воде, походящей даже не на болотную жижу — на нечто иное, чему невозможно дать название. Наверное, настолько же грязны воды разве что в тех краях, где в реки и озёра сбрасывают отходы с ближайших фабрик. Высказанные вслух, собственные рассуждения вдруг показались несусветной глупостью, детским лепетом; как поразилась бы Бетти, считающая внука рассудительным, услышав их!       Но Леона не упрекнула его в невежестве, лишь внимательно всмотрелась в его лицо и уточнила:       — То есть ты считаешь, что слова о механизме — остаток мыслей вампирской сучки, пытавшейся влезть тебе в голову?       Высказавшись, держись за свои утверждения до конца, иначе окружающие никогда не будут придавать им значения. И, хотя больше всего хотелось забиться под скамью, Арлен стиснул зубы и кивнул. Тишину неожиданно прервало дрожащее блеяние Роланда:       — Трое, кажется, послали мне озарение… Я вспомнил кое-что. Вы говорили про фонтан, и я вспомнил. В Старом Городе, там недалеко от кладбища, живёт знакомый моего отца, мы тогда поехали в гости, позапрошлым летом…       — Пусть Трое пошлют тебе ещё и внятной речи! — гаркнула Леона; её вполне можно было понять! На счету каждая минута, быть может, именно сейчас обрывается жизнь ещё одной из пропавших девушек, а он распинается о глупостях. Внушение подействовало: Роланд, тряхнув кучеряшками, ткнул в карту через пару улиц от кладбища.       — Там, перед домом, небольшая площадь, круглая. И в центре фонтан, очень необычный. Я подумал — и вода, и механизм, всё сходится.       — Ты кое-что забыл. Свет.       Как ни старался Арлен, у него не выходило оставаться бесстрастным: кажется, это умение он утратил вместе с прежней, научно-чёткой картиной мира. Нужно дышать размеренно, представлять, что от них ничего не зависит, и ситуация так или иначе разрешится в их пользу. Потому что иначе есть риск свихнуться. Что-то в словах Роланда заставило прислушаться, словно глубоко внутри он знал, где пролегает путь Грустной Леди, и неосознанно стремился туда, к новой встрече.       — Так я и говорю! Фонтан необычный. Отец рассказывал, что это какая-то достопримечательность, инженерное чудо. Там витражное дно, из особенного стекла или что-то вроде, с прочной основой. А если там, внизу, туннель, и снизу смотреть, то свет получается сквозь воду.       Смутное чувство, что на их импровизированном совете присутствует невидимая пятая, возрастало с каждой секундой. Арлен зажмурился: если каким-то неведомым образом Грустная Леди способна забраться в его сны, то кто поручится, что сейчас она не смотрит его глазами? Его раздирали противоречивые чувства. Разумеется, он хотел спасти девушек, спасти Клариссу; но глубоко внутри надеялся, что сон окажется просто сном, а не оборванным фрагментом чужой памяти.       А ещё думалось: как хорошо жилось в той уютной маленькой вселенной, где ночные кошмары испарялись с пробуждением, а молодые женщины со старинных портретов не оживали, дабы поиграть в жуткие смертельные игры.       — Итак, мы собираемся искать толпу пропавших женщин, а в качестве зацепок у нас сны и оговорки полусумасшедшей девки с кашей вместо мозгов, — в устах Леоны это прозвучало ещё более жалко, чем в голове Арлена. Но завершение оказалось неожиданным:       — Что ж, всё лучше, чем греть задницы у камина, дожидаясь, пока в тебя вляпается огромное неизвестно что.       — А с оружием чего? Та вампирюка, она ж сильная! — Кинан вытаращил глаза, но удостоился лишь сухого и режущего:       — Если продырявить ей сердце серебряной пулей, сдохнет как миленькая. Надо было мне в тот раз лучше целиться.       Арлен не знал, что и думать: концентрация абсурда за столь краткий срок явственно превышала все мыслимые пределы. Кларисса сбежала, вскрыв замок заколкой, они идут искать её к мелкой достопримечательности Эмбертауна, и Леона признала собственную ошибку. Кажется, безумие выплеснулось за рамки сна.       — Собирайтесь. Эй, ты! — он вздрогнул от неожиданного тычка в плечо, а затем — оттого, что ему в руки сунули пистолет. Самый обыкновенный, даже слегка допотопный кремневый пистолет, со светлой деревянной рукояткой.       — Знаешь, что делать с этой штукой? Знатных мальчишек обычно такому учат. Издалека не пали, промахнёшься, а пока перезарядишься, тебе сто раз порвут глотку.       На самом деле Леона не ждала ответа, не ждала оправданий, что в его семье не нашлось ни приличного преподавателя по стрельбе, ни даже захудалого древнего мушкета. С кинжалом в руках Арлену было вполне комфортно; и всё-таки разум подсказывал, что подпускать Грустную Леди на близкую дистанцию — последняя ошибка, которую можно совершить в жизни. И потому он кивнул, молча принял из рук Леоны одинокую серебряную пулю.       — А-а мне? — вдруг вмешался Роланд. — Я умею стрелять, меня учили!       Слушать его спор с Леоной, осмыслять происходящее — всё вдруг показалось неважным. Арлен сверлил пистолет взглядом, взвешивал в ладони, прицениваясь, сумеет ли выстрелить в нужный момент так, чтобы хотя бы задержать Грустную Леди. Задержать до момента, когда выстрелит Леона: во второй раз она не позволит себе промазать.       Они возвращаются в подземелья Эмбертауна. Хотелось верить, что на этот раз как охотники, а не как глупые кролики, лезущие прямиком в расставленный силок.       Я буду ждать тебя.       Голос прошелестел едва слышно, прокатился по залу и заглох в камине, где мигом тревожно взметнулось пламя. Арлен вздрогнул, пытаясь понять, померещилось ему или нет. Но остальные продолжали, как ни в чём ни бывало, что-то обсуждать; никто не подскочил, не обернулся.       Всё-таки показалось.