У истоков Ночи

      Занавес поднялся, и даже сквозь стенки гроба, приглушавшие звук, Илин услышала перешептывания первых рядов.       Звуки скрипки, стук по крышке, подъём, поворот. Она смотрела в тёмный зрительный зал, ощупывала взглядом лица посетителей. Те не выглядели чрезмерно напуганными или недоумевающими. Какая-то женщина, правда, вцепилась в руку своего спутника, но кто знает — вдруг она просто искала повод? Нет, они не боятся. Никто не верит, что «воскрешение» настоящее.       Ну же. Кто-нибудь должен испугаться, должен себя выдать. Не выпучить глаза в наигранном испуге, а нахмуриться, стиснуть зубы. Серебряный Человек тоже не поверит, что из мёртвых возвращаются, но может решить, что его личность циркачам хорошо известна.       — Серебряный Человек слышит, видит. Он знает: разоблачение близко, — пока не пробили часы, Илин ещё раз обвела взглядом толпу в тщетном поиске. Ничего даже близкого: зрители, каждый по-своему, наслаждались шоу. Кто-то изображал искренний ужас, кто-то посмеивался. Все эти реакции она, выступавшая с раннего детства, знала наизусть. Первые излишне впечатлительны, вторым же всё равно, что происходит на сцене, пока там кривляются уродцы.       Что ж, они хотя бы не лезут на сцену в стремлении угробить колдуна. Мирелла всё-таки та ещё перестраховщица.       Как только гроб оказался за кулисами, Илин выскочила и принялась тереть мокрой тряпкой полоску на шее: пора готовиться ко второму выходу. От красной краски не должно остаться и следа, а ещё нужно успеть переодеться. Из зала, где сейчас наблюдали за Мими в детском платье и чепце, заумно рассуждающей о философии и отвечающей на вопросы публики, слышались постоянные взрывы хохота.       Стиснув зубы, Илин покосилась в мутное зеркало. Вроде не видно. Отлично, что для второго номера ей подготовили платье с высоким воротом. Теперь немного красно-рыжих блёсток: на лицо, на кисти рук.       — Ты готова, сестрёнка? — Катлин, уже одетая в точно такое же платье, с волосами, уложенными в высокую прическу, слабо кивнула. На репетициях она неплохо себя показала, но сейчас впервые выходила на сцену перед посторонними; на мгновение Илин показалось, что она взвалила на подругу слишком много.       Отступить сейчас? Да, отличная идея, ведь что может пойти не так!       — Ты справишься, у тебя не так много слов, — ободряюще шепнула Илин и, увидев приближающегося Жиля, мигом нырнула за софу. Теперь главное — ползти вровень, чтобы никто в зале не заметил притаившуюся «волчицу».       Через крохотную цель между полом и софой Илин наблюдала. На выход Жиля толпа не отреагировала, но когда из-за кулис, стиснув побледневшие пальцы, выбралась Катлин, настроение мигом переменилось. Возмущённый возглас, требующий новых уродцев, а не нормальную девушку, был мигом подхвачен Жилем: — А уверены ли вы, что девушка перед вами нормальная?       Скандалист недоумённо притих и сел на своё место. Илин нервно сглотнула и с силой ущипнула начавшую затекать ногу.       — Все мы, дамы и господа, привыкли отмечать лишь то уродство, которое заметно невооружённым глазом; но что, если я скажу, что девочка — всего лишь оболочка, внутри которой скрывается самое настоящее… — он таинственно понизил голос, — чудовище?       Мистер Баркли! Вон он, сидит в углу и неодобрительно качает головой. Что-то подсказывало, что он, пользуясь титулом «слуги закона», вломился на представление без билета.       — Расскажи, детка, что с тобой произошло?       Повисла тишина; Катлин, которой надлежало сейчас рассказать глуповатую заученную историю, почти испуганно покосилась на Жиля. Казалось, она вот-вот подхватит подол юбки и умчится прочь из старого театра. Пока зрители не осознали, что заминка не является частью представления, Илин незаметно пихнула подругу, и та, отмерев, заговорила. По залу разнёсся дрожащий, сбивчивый голос:       — Ещё несколько лет назад я была капитаном пиратского корабля «Северный ястреб». Мы с моими ребятами прошли много передряг, но увы, сундуки с золотом в трюмах крайне редки, и, потеряв впустую три года, я решила заняться торговлей.       Давай же, молилась про себя Илин. Прекрати рассказывать это таким тоном, словно присутствуешь на собственных похоронах. Как будто просто так они с Миреллой выдумывали «биографию» — достаточно абсурдную, чтобы ни одна живая душа не приняла Катлин всерьёз за оборотня!       — Мы везли большой груз табака и кофе, но неожиданно налетел шторм; семь дней и семь ночей меня болтало по морю, пока не выбросило на далёкий, дикий и неведомый берег. Там я отыскала, — Катлин запнулась, и вышло так, словно она пытается подавить всхлип, — царство разумных мартышек!       В зале кто-то загоготал; Илин облегчённо вздохнула. Да, у сестрёнки не вышла та задорная интонация, что на репетициях; но с серьёзным лицом этот монолог, кажется, веселит ещё больше.       — Их король обещал мне помочь добраться до дома, если я спасу их от ужасного волка, что пожирает их братьев и сестёр. Но у них не было оружия, представьте, ни единой сабли или хотя бы кухонного ножа! На счастье, в моей дамской сумочке затерялась вилка, что спасло положение.       По крайней мере, Катлин больше не сбивалась, не путалась в словах; ещё бы стереть с её лица выражение ужаса! Люди могут смеяться над любой нелепостью; они и пришли сюда за грубым, тупым смехом, за созерцанием изуродованных конечностей и искривлённых лиц, а не за чудесами тонкого юмора. Пока они смеются, на сцене может твориться любая ерунда: как-то раз, не успев подготовить номер, они просто выходили на сцену и крутились перед зрителями, предлагая себя оценить, как ярмарочные тыквы, и суля гигантские суммы тому, кто согласится взять в жёны Аланну.       «Успокойся, — мысленно твердила она испуганной подруге, — от тебя никто ничего не ждёт».       — Я одолела чудовище, но оно оставило на мне свою метку. Пришлось, оседлав морского змея, покинуть острова, не только потому, что отныне я носила в себе недопустимое среди мартышек проклятье, но и потому, что имела неосторожность обучить их добыче огня. Сами понимаете, они спалили всё дотла. И вот сегодня я здесь, перед вами, умудрённая опытом и оставившая позади полную приключений жизнь!       Катлин, как и полагалось, раскинула руки, но вышло у неё неуклюже и заторможенно. Растянутые в улыбке губы дрожали; Илин почти ждала возмущённых криков, мол, девчонку выволокли на сцену силой.       — Но твоё проклятие всё ещё с тобой, верно? — Илин приготовилась. Уже скоро. Чуть замявшись, Катлин с явным облегчением повернулась к Жилю и прошептала:       — Оно всегда со мной.       Больше ни одна душа в зале не смеялась: посетители встревоженно замерли, точно готовые в любой момент бежать. Забыв изобразить корчи и вой, Катлин просто рухнула, как подкошённая, за софу. Свет померк. Илин, отсчитав про себя три секунды, вскочила и с рыком кинулась на Жиля. На этот раз всё прошло безупречно, безо всяких неожиданных гвоздей.       Люди смотрели на сцену, не издавая ни звука.       Только оказавшись вне пределов чужой видимости, Илин наконец-то смогла облегчённо вздохнуть. Всё-таки Рози оказалась права: изображать превращение в волчицу на сцене — перебор для публики. Даже иронично, что Мирелла, воюя против открывающего номера, не пыталась так же яростно вымарать «девушку-оборотня».       Нет, они недолго будут размышлять: думать — не удел толпы. Сейчас они снова смеются над нелепыми шутками, легко слетающими с губ Ларри и Берри. Но денег им такие номера не прибавят однозначно. Бледная Катлин забилась в угол и обхватила себя руками, бормоча под нос:       — Извините, извините… я никудышная актриса.       — Эй, зато ты здорово рисуешь. А ещё благодаря тебе мы распродали много билетов. У каждого свои таланты.       Она слабо улыбнулась, но губы ещё слегка подрагивали. Илин, уже тысячу раз раскаявшаяся в том, что предложила Катлин выступать, ободряюще похлопала её по плечу:       — Вернём мой старый номер. Он, может, не такой зрелищный, зато всё проверено временем.       Глаза подруги мигом загорелись:       — И мне больше не нужно будет выходить на сцену, и говорить чепуху? Ой, прости, я не хотела.       Как будто есть за что извиняться. Чепуха всегда ею остаётся, даже если выдумали её самые что ни на есть близкие люди.       — Ну, один раз ещё всё-таки придётся. На поклон, вместе со мной. Чуть-чуть поулыбаешься, делов-то. Говорить ничего не надо.       Последовало слабое покачивание головой, словно Катлин не верила, что сумеет даже такую малость. Когда же пришло время, она не встала, только закрыла покрасневшее лицо руками; тяжело вздохнув, Илин вышла без неё.       Масштаб трагедии оказался не столь велик, как думалось поначалу: большинство улыбалось, хлопало циркачам и в голос хохотало с рассылающей воздушные поцелуи Мими, сидящей на плече Жиля. Из общей массы выбивались всего двое-трое; среди них внимание привлёк плохо одетый мужчина, походящий более на кабацкого пьяницу, чем на благонравного горожанина: седые всклокоченные волосы, старая, кое-как сшитая одежда.       — Невозможно! Бедная девочка, — бормотал мужчина, теребя клочкастую бороду. — Совершенно невозможно.       Он один высказывался вслух — а сколькие, наверное, думали так же! Илин решительно метнулась за кулисы и выволокла Катлин на сцену; но поздно — седой «пьяница» испарился. Отлично. Плюс один городской сумасшедший. И как таких впечатлительных людей заносит на подобные шоу?       — А я уже думал, вы не покажетесь, моя прекрасная леди. Признаться, ваше появление — единственное светлое пятно в этом балагане.       Мистер Баркли, ещё не завершив тираду, уже наклонился и даже успел приложиться губами к пальцам Катлин, прежде чем она очнулась и шарахнулась в сторону. Илин невольно оскалилась: да, в убийствах хлыщеватый индюк вряд ли повинен, но кто сказал, что оттого он обязан ей нравиться?       — А вы ждали от цирка чего-то кроме балагана? Оу, простите, мистер! Разумеется, мы вернём вам деньги за билет: вам они понадобятся, чтобы приобрести лупу. Не всякий старик различит мелкие буквы!       Ухмыляющиеся Ларри и Берри, вклинившись между «служителем закона» и Катлин, демонстративно вывернули карманы.       — Денег нет! Ах, какое сокрушительное несчастье! От горя поседею раньше срока и стану выглядеть вашим ровесником.       Убедившись, что сестрёнку и без неё не дадут в обиду, Илин выскользнула за дверь. Ей не хотелось объясняться с полисменом: почти наверняка её вынудили бы, смешно сказать, извиняться за беспочвенные обвинения! Нет уж, дудки. Пусть надушенный щеголь извиняется перед собственным отражением, в перерывах между лобызаниями зеркала.       В платье, не предназначенном для поздней зимы, всё-таки было прохладно. Илин привалилась к стене, наблюдая за тащащимися через пустырь зрителями. Кто-то оживлённо разговаривал, кто-то прикладывался к подозрительным фляжкам, но все они постепенно растворялись во мраке переулков. Вот стихли последние разговоры; но ощущение чужого присутствия не миновало.       Как только отступили на задний план заботы об успехе шоу, вернулись на время отступившие мысли об убийце.       Илин замерла, боясь даже моргнуть, и прислушалась. Вон там, за углом! Нет, не один человек, скорее, двое или трое: слышно их дыхание, их сердцебиение, хруст ледяной корки под сапогами. Если кто-то захочет причинить вред, нужно бежать в театр. Ни один убийца не нападёт при свидетелях.       — Кто здесь? Автографы не раздаём, до дома не провожаем! — нервно выкрикнула она, делая ещё шаг ко входу в здание. Рука мигом легла на дверную ручку, готовая в случае опасности повернуть.       Но, когда таинственные посетители показались из-за угла, страх мигом оставил Илин, сменившись злостью.       — И не просите! Я не пойду с вами. Моей семье грозит опасность; я вернусь, когда разберусь со своими делами. Мои деньги на этот срок можете забрать себе.       Она осеклась, увидев ближе лица Эдмунда и Марии, печальные и растерянные. Следом за ними размашисто шагал Себастьян, сжимающий в покрасневших мёрзлых пальцах смятое письмо.       — У вас там, смотрю, тоже неприятности, — пробормотала Илин, но без прежней озлобленности. Мария кивнула; её брат поёжился:       — Да. Когда письмо пришло, думал, очередная штука, вроде той, с прядью волос. Но оно от Леоны, так что…       Он встряхнулся, как собака, попавшая под ливень:       — Пустишь нас в тепло? Тебе правда лучше присесть. Она писала, что они отправились в туннели Эмбертауна, а там…       Дверь старого театра закрылась за их спинами.